Агробление по-олбански

Глава 13 Мужская солидарность

Жан носил его как крестик на шее. Да, собственно, это и был их крестик – ключ от банковского сейфа Александры, – один на двоих. Библией в данный момент была кредитная карточка «Цитрус Маэструс».

– Вставайте, Вишенка и Грушенька, – сказал Жан, спотыкаясь о подушку Рауля. Мы по очереди спали на полу, на диване и на нашей кровати.

– Это еще зачем, сеньор Помидор? – не разобрался я спросонья. Рауль вообще никак не отреагировал.

– Пойдем в банк.

– В такую рань? – спросил Рауль.

– В банк? Так бы сразу и сказал, – скинул я ноги с дивана.

Поехали на маршрутном такси на последние деньги.

– Вот это, – Жан бил себя по груди, стоя на остановке, – это ключ от всех тайн. Я тебе как детектив говорю.

По мнению Жана, ключ, найденный в парижской квартире Александры, был ключом от банковской ячейки, в котором и хранились все секреты и разгадки. Но чтобы проникнуть в банковскую ячейку, нужно было втереться в доверие к персоналу «Глобакса».

– Не могли в банк попозже поехать, сеньор Помидор? – позавидовал я досматривающему сны Раулю.

– А клиенты? Кто ж нам тайну банковского вклада откроет, когда много народу за спиной? Эх ты, голова! – Жан погладил меня по черепу.

– А почему тебе должны открыть тайну вклада?

– Потому что я мужчина и француз, а они женщины и русские!

В банке Жан достал серебряный ключик от ячейки.

– Так, и чего вы хотите?

– Я вам уже объяснил, я приемный отец Александры, вот ключ от ее сейфа. Вот свидетельство о смерти. Мне только узнать, нет ли в ее ящичке чего-нибудь особенно памятного.

– Пусть придет сама вкладчица.

– Я уже вам объяснял – она умерла. Вот заключение о смерти. Мне только посмотреть, нет ли там дорогих для нас вещей – реликвий. Если есть, мы будем все оформлять через нотариуса.

– Зинаида Петровна!

– Одну минуту, Марина!

– Здесь нештатная ситуация.

Жану пришлось объяснять еще раз.

– Сначала соответствующие документы, а потом – пожалуйста, такова инструкция.

– Черт бы вас побрал, – выругался по-французски Жан.

– Извините, так написано в инструкции.

– Черт бы побрал эту систему. – Жан протянул девушке по имени Марина карточку.

– Что это такое?

– Вы что, не видите? Библия. Я вам ее уже показывал. – Жан начинал раздражаться.

– Так, и чего вы хотите?

– Хочу, чтобы вы меня обслужили.

Марина покрутила кредитную карточку в руках. Зачем-то посмотрела на нее через лупу, словно первый раз видела.

Денег не дали. Потому что финансовый кризис. Он, как и зима, в Россию нагрянул неожиданно. Экономика, как от пинка в под дых, сложилась пополам и сразу уменьшилась в два раза. Затем рухнула. Многие денежные операции приостановлены, а межбанковские связи прерваны. Такое впечатление, что у экономики России разбойники с большой биржевой дороги вытащили кошелек и мобильный. Хулиганы, подонки, мерзавцы!

– Зинаида Петровна, здесь нештатная ситуация!

Разбирались долго, несколько раз куда-то звонили. Наверное, большому президенту, который сказал, что кризиса в России нет и не будет. Слишком Россия большая и слишком далеко ото всех. Не по зубам! Не дождетесь! А если что, замочим в сортире! Клали мы на вас всех!

Наконец деньги с карты сняли, но переводить их в рубли отказались.

– Извините, – смущенно промямлила служащая, – мы не можем конвертировать валюту с вашей карточки, у нас погасли компьютеры.

– Прошлый раз безо всяких компьютеров конвертировали.

– Так когда это было? – навострив уши, подбежала к Жану начальница.

Бедная девушка испуганными глазами сигнализировала что-то нам.

– В прошлый раз, – любовался темпераментом Зинаиды Петровны Жан.

– Когда конкретно?

Марина поднесла палец к губам. Я понял, она просит нас, чтобы мы молчали и не рассказывали о том, как она меняла нам деньги без компьютерной справки.

– Конкретно полтора дня назад. – Жан прищурил специально для Зинаиды Петровны глаза.

– В каком окошке вам выдали деньги?

Марина закрыла лицо руками. Я дернул Жана за рукав.

– Вот в этом! – Жан широко улыбнулся.

– Что вы наделали? У меня ребенок больной! Я ему на операцию кредит собиралась взять.

– Извините, – сказал Жан.

– Что теперь с вами будет? – спросил я.

Марина помолчала.

– Уволят, наверное, – уверенным голосом произнесла она.

– Вот я дурак, – протянул Жан.

Я вспомнил, что когда меня уволили с работы, я тут же попытался найти новую – устроиться наборщиком в типографию. Объявление о работе прочитал в бесплатной газете, что раздают у метро. Пришел на собеседование, а там такая девушка. Кадровик и глянцевый кадр в одном лице. Глаза огромные, улыбка с ямочками. А у меня финансовый кризис.

Поулыбались друг другу. Пошутили. Говорит: «Приходите на второй этап. На ночную смену в типографию».

– А вы там будете?

– Нет. С вами будет мастер смены возиться.

Я пришел, посмотрел куда-то, поделал что-то. Под утро заснул под гул печатных машин. Снилось мне, что печатают не газеты, а деньги, что федеральная резервная система появилась и под Пермью, что печатный станок включен на полную мощность. А потом снилось, что я напечатанную продукцию выношу пачками через проходную. В итоге приоделся, купил машину, прошел второй этап собеседования, фейс– и дресс-контроль, и вот уже кадровик приглашает меня в гости. Достает пряные венгерские огурчики и маринованный болгарский перец. Острый и соленый флирт. Мы с ней целуемся, а у нее муж вот-вот придет. Муж приходит, но мы на него внимания не обращаем. Я перетаскиваю кадровичку из комнаты в комнату. Рву на ней одежду, вытаскиваю из лифа грудь. Хочу везде попробовать ее на вкус. Зажимаю в каждом углу, тискаю на каждой поверхности.

На третий этап я не пошел. От греха подальше. Жене не сказал, почему.

Позвонила кадровик: «Вы же были фаворитом первого тура, почему вы не пришли?»

– Сон плохой видел. Не в руку, – а у самого рука на члене. Так мне нравился ее нежный голос, который я слышал в последний раз. Чуть не плачущий, всхлипывающий голос, будто она этими всхлипами глотает соленую и острую сперму.

Вернулись домой в скверном настроении. Дурные мысли приклеивались к липкому телу. Я сразу собрался в ванну.

– Что случилось? – спросил Рауль.

– Мы оказались стукачами, – признался Жан, – из-за нас могут уволить одну девушку.

– Значит, это судьба, – сказал Рауль, – вы тут ни при чем.

– Ты мне будешь рассказывать! – взъерепенился Жан. – А то я не знаю, как эта судьба создается. Я со столькими стукачами в свое время работал.

– А вот футбольный матч, – продолжал стоять на своем Рауль, – ну кто может предсказать результат? Хотите, я вам расскажу одну историю, не поверите. Скажете, что анекдот.

– Ну, давай, – я остановился у дверей ванны.

– Сижу я как-то на стадионе, на бейсболе. Рядом со мной мужик сел странный такой, с кукурузой, с пол-литра кока-колы. – Рауль, по обыкновению, рассказывал неважно. – И где-то минут через десять после начала матча принялся куковать. Прямо по-настоящему, как кукушка. Ему уже мужики стали говорить: ты заткнешься сегодня или нет?! Мол, молча ешь свою кукурузу, мол, тихо пей свою кока-колу. А он все свое «ку-ку». Мужики уже все на нервах. Ну, я думаю, сейчас всё ему на голову наденут: и кукурузу, и кока-колу.

А тот откуковал свое и говорит: «Все, ухожу. Теперь мне уже незачем здесь сидеть. Я счет знаю. Вот увидите, мужики, счет будет 21:37, наши проиграют». И точно, так и случилось.

– Ты это к чему? – спросил Жан.

– К тому, что всё на небесах прописано. Даже то, что Александра должна была умереть в определенный час и именно так, а не по-другому.

– Ты думал меня так успокоить? – завелся Жан. – А то я без тебя не знаю, что смерть – судьба. Ну, ладно, разберемся. Давайте лучше составим график дежурства по квартире.

– Что за график?

– Уборки, готовки, похода в магазин, чтобы каждый день дежурный выполнял эти обязанности. Без напоминания. А то живем как в свинарнике.

– Тогда начнем с тебя – в качестве наказания за стукачество.

– Согласен. Сегодня дежурю я как провинившийся, а потом по алфавиту – Ленар, Рауль и опять я, Жан. Только, чур, не сачковать, чтобы я вас носом не тыкал в ваше же дерьмо, мы же не в армии, в конце концов.

В ванной я часто прибегаю к одному приему: затыкаю уши и опускаюсь на дно, слушаю шум моря. Шум моря становится особенно сильным, если вода холодная.

Может, у ванной есть связь с морем? Подумал о Петре, что он сейчас делает. Может, борется с волной. Да, наверняка есть. Это ведь шумит сток, трубные воды, ручеек – речушка – река. Море.

Когда я вышел, Жан, подложив руку под щеку, спал на диване – даром, что ли, рано вставал. На электрической плитке, в кастрюле – будто это моя ванна – вовсю выкипала вода. С треском булькали пузыри, а может, это храпел наглый майор Жан.

Они напугали его своей наглостью. Две южанки с черными, как сгоревшая копирка, волосами, в коротких черных юбках, с загоревшими в солярии ногами, они шли на высоких каблуках, взявшись за руки. Цок-чмок-цок-чмок-цок!

Куда они идут, подумал он. Зачем вообще существуют женщины, которые всем своим видом вызывают жгучее желание и тут же в одну секунду дают от ворот поворот: ни за что не получишь, не будет тебе секса. Всем своим видом, не проронив слова.

Может быть, они существуют для того, чтоб показать мужчинам их место – место букашек. Пришпиливают шпильками на взлете. Может, они та булавка, что жалит букашку в самое сердце, напоминает, что жизнь коротка, а красота еще короче. И нет смерти, кроме смерти, и человек пророк ее.

– Тише, не буди его, – поднес палец к губам Рауль.

– А это что такое? – Я ткнул пальцем в стол, на котором, помимо французских батонов и бутылки с красным вином, в тарелке лежал похожий по форме на батон, а по цвету – на мясо кусок какой-то рыбы.

– Это язык.

– Какой язык?

– Коровий. Жан купил его в маркете «Спрут». Он сказал, что это такой ритуал: съесть коровий язык и больше не болтать лишнего.

– Бедняга, так переживать из-за своей ошибки, просто Прометеевы мучения.

Я посмотрел на Жана. Тот действительно спал неважно. Чего-то дергался, будто отгонял мух.

– Да уж, мучается он крепко, – улыбнулся я. Одновременно мне захотелось пнуть его под зад.

– Не надо, не буди.

– Не буду.

– Наверное, ему сейчас снится, – Рауль говорил шепотом, – будто он участвует в конкурсе ресторанных поваров в Париже.

– Ага, и пока лидирует.

– А жюри возглавляет прекрасная женщина Оливия с маслянистыми глазами.

– Надеюсь, он угостит своих приятелей победно-праздничным блюдом.

– То есть нас? – Рауль вопросительно задрал бровь.

– Да хотя бы и нас.

– Он, кстати, обещал. Минут двадцать назад. Сказал: ребята, я вас накормлю настоящим французским ужином – пальчики оближете.

– Ладно, пусть спит, может, какой-нибудь рецепт во сне увидит. Главное, чтоб запомнил.

– А представляешь, как ему тяжело будет просыпаться. – Рауль изобразил на лице озабоченность. – Секунду назад он – такой красавец в белой такой поварской шапочке. С румяной поджаристой рыбой на большой сковородке в одной руке и семиярусным, как Вавилонская башня или сады Семирамиды, тортом – в другой.

– Ага!

– Только что красивая женщина в жюри, Оливия, облизывалась коровьим языком на его яства, а секунду спустя вместо поварской шапочки подушка. Вместо вкусностей пустая кастрюля. А вместо мадам из жюри – мы!

– Да, тяжко. Если мы настоящие друзья, мы должны что-то предпринять.

– Давай сделаем переходящее знамя лучшего дежурного. Вымпел первого кока, почетную грамоту победителя кулинарного поединка. И вручим все это завтра Жану.

– Здорово! А из чего этот вымпел сделать? Из алого коровьего языка?

– У тебя есть ватман?

– Ватман не едят.

Так мы с Раулем готовили переходящее знамя, больше похожее на стенгазету. Я старательно вырисовывал кисточкой поварскую шапочку.

– Повесим его над головой Жана, – предложил я.

– Предлагаю еще ввести приз за лучший кулинарный рецепт.

– И специальный приз за лучшее блюдо из французской кухни.

– А ты что-нибудь помнишь из французской кухни?

– Нет, вот моя жена – она много кулинарных рецептов знала. У нее специально для рецептов тетрадка желто-коричневая была заведена. Она – что услышит или увидит все сразу записывала.

– Вспомнил, – щелкнул пальцами Рауль, – салат Оливье.

– И кажется, еще винегрет тоже из французской, – почесал я за ухом, – и мясо по-французски.

– Только, убей, не помню, как этот Оливье готовится. Кажется, туда огурца и колбасы добавляют. Давай нарежем большой огурец Жана в Оливье.

– Тот, что в ванной? Пожелтевший от бешенства огурец? Нет, давай лучше делать мясо по-французски из свинины. Жан – он ведь свинья.

– Точно. Настоящая свинья, – согласился Рауль.

Все три часа мы рисовали переходящее знамя, вспоминая кулинарные рецепты из французской кухни, вместо того чтобы приготовить ужин. Затем, приколов знамя кнопами к обоям, мы оба легли спать. Всю ночь мне снилось, будто я принимаю участие в конкурсе монмартрских художников и пока выигрываю. Рисовал я море и рыбака Петра, борющегося с морем и ругающегося матом. А может, это ругался матом проснувшийся Жан. Шарахался по квартире, громыхал в поисках пустой кастрюли. Но все кастрюли были заняты краской. Желтой и красной. Дальше дорога закрыта.