Агробление по-олбански

Глава 26 Красный шлам

Босния в огне. Горели реликтовые леса, пожарники в касках, словно солдаты, борющиеся с армией джиннов, опрыскивали кустарники и сухостой очередями капель. За спиной у каждого двадцатилитровый рюкзак. Большой огонь пытались поливать как из пулемета. Военная авиация бомбила тоннами водородных потоков.

Проезжая на машине по серпантину, Давид видел, как они копошатся там, в глубине ущелья, словно потовые вши в жировой складке старушки Земли. Удушливый едкий дым заполнял весь салон. Так пахнет старостью и болезнью отходящее на тот свет в агонии тело.

У неба была горячка. Положите повязку на голову, – требовало небо, потело из последних сил, но пота не было. Кусты шиповника и малины можно заварить целиком в жарком дожде – но никто не заваривал.

Первый город в Боснии, который они посетили, был Баньей. Их трое и монастырь Святой Троицы. Черные закопченные стены храмов. Церковные песнопения. От выхлопов над городом-саркофагом солнце стало красным, как глаза больного.

Выдолбленные в скале храмы со слуховыми и вентиляционными окнами создавали прекрасную акустику для песнопений. Надо молиться, подумал Петр и упал на два колена. Будучи православным, Эфлисон рухнул наземь рядом с Петром, чем чуть было не разрушил древний памятник архитектуры.

Петр испугался так, что поднял глаза и посмотрел на кусочек неба. Молитвы вознесутся к Богу и уменьшат энтропию. Зло копится и рано или поздно выливается в землетрясения, цунами, извержения вулканов. В операцию «Буря». Только добрые дела и молитвы способны остановить этот ад и отодвинуть конец света.

Петр судорожно читал молитву о выздоровлении Земли и всего человечества. Затем воткнул свечку в песок. У Порошкански невольно пронеслась кощунственная ассоциация, что таким же образом, с трудом, свечка входит в анус Большой Женщине.

После прохлады храмов дорога в долине казалась адом. Будто Большая Женщина поставила кастрюлю на раскаленную горелку солнца, и теперь все варилось и булькало – асфальт пошел пузырями. Ужас! Если Большая Женщина Глоби вспылит, то до моря можно и не доехать.

Петр вспомнил, как однажды, будучи молодым коммунистом, он со студенческим отрядом отправился на уборку сахарной свеклы, но наступил на ржавый гвоздь, проткнул ступню и вынужден был досрочно вернуться в город. В попутчики Петру попались и бабка с внучкой и один старик-северянин с жучкой.

– Откуда едешь? – спросил старик.

– Из стройотряда, – сказал Петр.

– А почему один? – продолжал интересоваться старик, грызя кукурузную соломинку.

– Ногу подвернул, – чертыхнулся Петр.

– Ты, видно, не рад тому, что подвернул ногу, – прищурившись, спросил старик. – А я так разумею, мусульманин не должен уж слишком роптать на судьбу.

– А я не мусульманин, я коммунист, атеист.

– Тогда тебе нельзя было садиться со мной в один автобус, – рассердился старик, – потому что своей руганью ты вызываешь темные силы, которые возьмут и опрокинут наш автобус в пропасть. Почему я должен страдать из-за твоего плохого настроения и твоего грязного языка?

Петр хотел было сказать, что он, по крайней мере, не меньше страдает от ворчания старика, но из уважения к сединам гор промолчал.

– Так уж повелось, если суфий и коммунист какое-то время идут по одной дороге, потом оказывается, что суфий вел коммуниста, – продолжал, пользуясь своим возрастом, издеваться старик.

– Глупость какая, – возмутился Петр.

– А это народная примета, – сказал старик. – Вот расскажу один случай. Однажды в Турции сели в один автобус коммунист и суфий. Коммунист сказал, что Бога нет, иначе он не допустил бы всех страданий, которые подстерегают простого человека, на что суфий ответил, что не успеем мы доехать из пункта А в пункт Б, как ты забудешь обо всех страданиях, которые с тобой произошли в пункте А, забудешь о том, как ты подвернул ногу. Ведь тебе не пришлось идти самому, тебя везла машина. Так же и с Богом, ты утверждаешь, что его нет, а он тащит тебя на плечах. – После этих слов старик сделал многозначительную паузу. – В итоге по приезде в пункт Б путник стал верующим в Бога, ибо действительно забыл о всех своих страданиях и даже об их споре с суфием о том, что Бог допускает страдания человека.

– Но это частный случай, – нашелся что сказать Петр. Автобус продолжал свое неспешное движение по расписанию, останавливаясь в селах и деревнях. В какой-то момент Петру стало плохо. Давала о себе знать воспаленная рана. Поднялась температура. Старик то и дело, на всех «зеленых» стоянках, мочил в родниках платок и клал его Петру на лоб. Два раза напоил Петра козьим молоком с травами. Народная медицина слегка облегчила страдания Петра, он чуть-чуть расслабился, остыл.

– А теперь, – сказал старик, – если хочешь выздороветь, повторяй за мной: мое тело мягкое, как кусок глины, мое тело размякло от трав, воды и молока. Мои руки слились с моим сердцем в один кусок глины, мои ноги слились с моим сердцем в один кусок глины. Все один сплошной кусок, я ничего не чувствую. Не чувствую боль и гноение в ноге, руке и на языке. Мое мягкое тело провоцирует руку Великого Гончара, мое тело провоцирует ногу Великого Гончара, я на гончарном круге мироздания. Гончарный круг – это и есть мироздание, и он лепит из меня здорового, сильного, мудрого человека.

Петр повторял за стариком простые слова и к концу пути полностью излечился. Сейчас, вспоминая этот эпизод, запятнавший всю его коммунистическую биографию, Петр покраснел от стыда. Но не потому, что связался с каким-то знахарем, предал идеалы атеизма, а потому, что проявил юношеское упрямство. Было стыдно.

– Ну и сучка все же эта ваша Глоби! – Эфлисон, кажется, тоже поверил в существование Большой Женщины. – Сдается мне, этот дым – завитки ее пепельных волос, когда она припаривает их бигудями. Накручивает перед свиданиями с кавалерами себе волосы, а мужикам хвост.

– Точно, сучка, – согласился Порошкански, – прохлаждается сейчас в каком-нибудь пентхаусе. Сидит на воздушных подушках в окружении кавалеров. Ерзает, истекает менструальными соками. Отсюда и жара!

– Не ругайтесь, – сказал Петр, – дороги не будет.

А самому после слов Давида уже виделась женщина в черной бархатной юбке, в чулках дымчатого цвета, нога закинута на ногу, бесстыже оголив выставленное бедро, она курит сигаретку, вставленную в китайский мундштук. Пускает кольца, каждое равное МКАДу. На мундштуке киты, на них черепахи, на них слоны, а на слонах пагоды. От того, как крутятся пагоды в пагодах, зависит погода и скорость ветра.

Не свойственный Балканам, резкоконтинентальный климат брал свое в напористые руки. Зимы стали холоднее, лето засушливее и жарче, вода ушла из колодца, появились растения, которых раньше не было. Сухие водоемы намекали на некую недосказанность и скрытую красоту природы. Галечное дно со змеевиковыми берегами словно призывали дервишей из египетского суфийского братства заклинателей змей.

Каждый пятый вид флоры и фауны находится на грани исчезновения. Там, где рос хлеб, будет расти только горчица. А там, где мог расти рис, не будет и крупицы воды. Пашня не распашена. Леса не расчесаны.

Скоро появятся странные люди, юродивые и лямые всех мастей, затем начнется великое переселение народов. Босния – страна, где началась Первая мировая война. Здесь же начнется и третья мировая.

– Нет, – возразил Эфлисон. – Третья мировая начнется в Иране. Мне друзья писали, что между Кутаиси и Тбилиси строят автобан. Зачем? Она же взлетно-посадочная полоса для самолетов. Базы появятся и в Карабахе, когда Азербайджан нападет на него и США признают независимость. Или наоборот. И все для баз. Количество терактов в Турции и России увеличится. Может бабахнуть и где-нибудь в Европе.

В общем, жопа, думали все трое, проезжая анклав Жепу.

Давид и Деспотовски слушали молча. Бани-Лука – столица республики Сербской, ей принадлежит 49 процентов территории Боснии. Вначале столицей был поселок Пале – оно же сербское Сараево.

– Кругом палево!

– И жарево!

В дешевой гостинице без кондиционеров они поставили тазики на пол и опустили в них ноги. Этому их научили в лагере партизаны. Порошкански, отпросившись по малой нужде, набрел на зиндан, в котором сердобольный охранник вещал заключенному:

– Если вам будет в камере жарко, вы нам скажите. Принесем тазик с водой, опустите туда ноги свои, и это лучше всякого кондиционера. У нас, говорят, все уважаемые сидельцы только так от жары и спасались.

Эфлисон и Порошкански проверили – работает! Теперь они сидели, болтая ножками в тазу, и рассуждали, откуда берутся пожары.

Это потому, что ради увеличения полезных посевных площадей решили осушить торфяники.

– Я еще в Греции, – кипятился Эфлисон из-за того, что он, как тот кабанчик, не вылезая из корыта со слюнями, – упрашивал пожарных авиаторов не тушить торфяники водою из самолетов. Потому что от удара воды горящие головешки разлетаются на сотни метров и запаливают все новые очаги. Но авиаторам было по барабану, главное, что за вылеты хорошие деньги платят! Они как наемные военные. Им все равно, где и что бомбить. Главное, чтобы заплатили. Они мир воспринимают как компьютерную игру. На днях смотрел в Интернете – опять самолеты бомбят леса под Спартой. Сбрасывают пробирки с водой, как некрасивых детей в пропасть. Еще при этом бахвалятся, что потушить торфяники – дело плевое и недорогое.

– Они не столько тушат, сколько делают вид, что тушат, – согласился Петр. – Потушить торфяные пожары на такой стадии, которой они достигли сейчас, очень сложно, а выливание воды из Ил-76 или БЕ-200 на огромные горящие и тлеющие торфяники совершенно неэффективно.

– Есть один способ! – предложил Порошкански. – Надо только поднять горные реки временными плотинами, зальются осушенные болота, и торф погаснет. И Коран, и Дрина, и Сава, и Неретва, и Драва, и Тара, и Мур быстро справятся с этой задачей. Какие поэтические названия! Почему же это не сделали до сих пор?

– Для этой задачи надо сюда русских звать! – заулыбался Петр, вспомнив, как при русских в Албании строили заводы и перегораживали плотинами реки. Как наполнялись рукотворные чаши водохранилищ.

– Да русским неинтересно делами меньшего масштаба заниматься. Либо блоху подковать, либо ГЭС на Лене построить. Русскому мужику не интересно строить дачу. Это быдлячество. Вот ГЭС на Лене или блоху подковать – это да.

А пока русский мужик спал, клубы дыма распространялись по миру, как огромные завитые пепельные локоны. Горела не только БиГ, горели нефтяные вышки в Ираке. Росла озоновая дыра над Кабулом. В Сибири волновой удар чуть не разрушил Красноярскую ГЭС. А в Венгрии прорвало дамбу на заводе по производству алюминия, и тысячи гектар, в том числе Дунай с притоками, были залиты «красным шламом» – вот они, менструальные потоки Глоби.

Тут же вспомнили экологическую катастрофу в Мексиканском заливе, когда нефтяная платформа «Бритиш Петролеум» была подобна каракатице, спасающейся от преследователей за чернильными пятнами. Уходя на дно, она выпустила наружу миллионы тонн черного золота. Неплохая нефтяная маска на лицо Большой Женщине. Сколько ни меняй прокладок и тампонов, все равно этот поток не остановить.

– Пипи настал БП, – выслушал Порошкански информацию по радио. – Если они новой скважиной, что сейчас бурят, не удовлетворят ее, то БП уже не выкарабкается. Исками замучают отдыхающие на Майами-Бич.

– Ничего ей не будет, потому что БП и есть Большая Женщина Глоби. И бич в ее руках.