Академия Грайн. Выпускной курс

ГЛАВА 2

До академии они доехали в полном молчании. Марлена тихонько всхлипывала, время от времени Егор ловил на себе ее несмелые взгляды, но особого внимания поведению девушки не придавал. Он думал. Смотрел на проплывающие за окном улицы Грайна, на ночные огни города и понимал, что перед выпуском у него осталось еще одно важное дело. Слишком важное, чтобы Егор мог забыть о нем или же спустить все на тормозах. А еще он понял, что решить это нужно сегодня.

И потому, когда таксис остановил машину у высоких кованных ворот академии, в кои-то веки, открытых, несмотря на довольно позднее время, Гардов первым вышел из машины и обойдя ее спереди, наклонился к водителю.

— Подождите несколько минут, я провожу девушку, а потом отвезете меня в город.

Таксист только плечами пожал и, полностью опустив окно, закурил, намереваясь потратить освободившееся время с пользой для себя и вредом для собственного здоровья.

Марлену из машины пришлось буквально вытаскивать. Девушка не упиралась, не возражала, она словно утратила всякое желание двигаться. Только и делала, что всхлипывала и размазывала макияж по лицу.

— Ступай, — тихонько произнес Егор, придерживая ее под локоть. — Тебе стоит привести себя в порядок и хорошенько выспаться. И ворота сегодня открыты, наверное, администрация решила, что не стоит и дальше закручивать гайки для выпускников.

Марлена вздохнула, послушно сделала пару шагов по направлению к академии и остановилась, развернулась к Егору так резко, что едва не упала, с трудом удержав равновесие на высоких каблуках.

— Это все? — несчастно спросила она, пытаясь заглянуть в глаза парня. — Теперь ты меня бросишь?

— Лен… — Егор вздохнул и в кои-то веки про себя пожалел, что сегодня подруга не напилась и хорошо соображает. — Давай поговорим обо всем завтра, когда…

— Не надо, — мотнула головой девушка, перебивая его. — Не надо меня жалеть и все такое. Просто… почему? Что со мной не так, раз все меня бросают. Я никому не нужна!!

— Ты преувеличиваешь. Все на самом деле…

— Преувеличиваю? — воскликнула девушка и рассмеялась. Громко, истерически. — Вовсе нет. Напротив. Родители отделываются денежными подачками. Меня даже слушать никто не желает.

Егор отвел взгляд. Что он мог сказать на это? Не его вина в том, что состоятельные и влиятельные люди предпочитают заниматься собой, а не своими детьми. Многие из его сокурсников выросли в такой же атмосфере, как и Марлена. Их родители всегда были заняты только собой, а детей предпочитали спихивать на нянек или нанятых учителей, отделываясь дорогими подарками. Пожалуй, из всех, кого он знал, только Ландье и Шермер на самом деле выросли в нормальной семье. И то, у Лиз не было матери и отцу приходилось воспитывать дочь за двоих.

— Лен, не надо, — тихо попросил он девушку. — Я не могу этого исправить. И заставить твоих родителей уделять тебе внимание — тоже не могу. Да и сейчас не самое подходящее время. У нас был уговор — ты перестаешь принимать дурь и мы вместе. Ты его нарушила. Но дело даже не в этом… — Егор вздохнул. — Осталась неделя. И мы так или иначе разбежимся в разные стороны. Наши отношения… они с самого начала шли концу. И ты согласилась с этим.

Марлена кивнула, отвернулась, чтобы Гардов не увидел, как по щекам потекли слезы. Ее снова бросили. В который уже раз.

— Послушай, — Егор все же преодолел разделяющее их расстояние и осторожно взял девушку под локоть, ненавязчиво подталкивая ее ко входу. В этот момент к воротам подъехало еще одно такси — студенты спешили вернуться в общежитие. — Все у тебя образуется. Разберись со своей жизнью. И все будет. Вот увидишь.

— Угу, — невнятно кивнула девушка, вырвала у Егора свою руку и медленно побрела по дорожке в общежитие.

Будет. Обязательно будет. Только вот его, Егора Гардова, уже в этой жизни не будет.

Егор стоял у ворот, глядя Марлене в след до тех пор, пока она не скрылась за поворотом общежития, затем вернулся к такси. У него еще были дела в городе, и их стоило решить именно сегодня, а Марлена… укол сожаления царапнул что-то внутри. Она была удобной, но… пожалуй, подобные отношения все же изначально были неправильными.

Марлена почти не заметила, как дошла до крыльца общежития. Словно во тьме, поднялась на второй этаж, вошла в свою комнату и только там, после того, как захлопнула дверь, позволила себе разрыдаться. Громко, отчаянно, с подвываниями. Она сползла по стене на пол, плакала, размазывая остатки косметики по лицу, жалела себя. Было тошно, мерзко и одиноко. Ей всего лишь хотелось тепла, хотелось, чтобы рядом был хоть кто-нибудь, способный разогнать тот холод, что поселился внутри еще в то время, когда она поняла, что не нужна собственным родителям. Они не скрывали, что второго ребенка не планировали, и дочь получилась как-то случайно. Вроде и есть, а зачем она и что с ней делать — непонятно.

Мать всегда была занята собой, своими личными делами, благотворительными комитетами, подругами, салонами красоты и модными показами. Отец… для него существовал только старший сын. Наследник. Продолжатель рода и династии. Он был готов закрывать глаза на все, что творил старший братец Марлены. Девушка прекрасно знала, сколько денег в прошлом году ушло на взятки, потому что ее брат сел за руль будучи пьяным в стельку и сбил насмерть двух школьников. Отец целое состояние вывалил, чтобы замять это дело. Только вот Марка это ничему научило. Через два месяца после того, как суд признал его невиновным, он напился и съехал с моста в реку. Девушка, что была в машине вместе с ним, сильно пострадала. Отец же снова бросились его отмазывать.

Для Марлены же он никогда не пошевелил даже пальцем. Стоило дочери только заикнуться о чем-нибудь, как на ее счет просто переводилась внушительна сумма денег. Куда, зачем, для чего — никого не волновало. Вернее не так — родителям было все равно, на что дочь будет тратить деньги, лишь бы только она не приставала со своими проблемами.

Подруг у Марлены тоже не было. Те девушки, которые вились вокруг нее в обществе или в академии, интересовались только размерами этих самых денежных выплат и теми благами, которые они могут иметь от общения с Марленой

Парни.

И снова мимо. Зимой, девушке показалось, что у нее могут быть отношения с Северьяном Абзаловым. После того, как Лиз Шермер начала встречаться с Гардовым официально, Северьян вдруг начал уделять внимание ей, Марлене. И она на миг поверила… просто позволила себе помечтать о том, что будет если…

Не сбылось. Стоило только Шермер разорвать отношения с Егором, как Абзалов просто вышвырнул бывшую уже подругу, и даже смотреть в ее сторону перестал.

И вот теперь Егор.

Стало вдруг больно. И дыхание перехватило. Марлена всхлипнула в последний раз и села ровнее. Прислонилась спиной к двери, откинула назад голову и прикрыла глаза. Было тошно. От самой себя, от ситуации… от жизни. Девушка пожалела, что Гардов уничтожил так и не купленный наркотик. Вот что ей бы сейчас помогло. Всего одна доза — и проблемы рассасываются сами собой, становится не важным равнодушие родителей, завистливость и подхалимаж подруг, одиночество тоже не трогает…

Руки привычно ухватили силовую линию и скрутили ее в тугую спираль. Движения были точными, выверенными, каркас получался прочным и удивительно тонким — не каждый дипломированный энергет способен повторить такое плетение. Лиз уверенно связывала энергетические потоки, с грацией балерины, перетягивала силовые линии, укрепляла узлы. Егор вступил, как и всегда при построении зеркалки такого уровня, на четвертом витке. Ловко подхватил ее плетение, развернул щит, стал аккуратно напитывать его энергией.

Теперь уже Лиз любовалась его движениями — скупыми, но точными, быстрыми, но удивительно филигранными.

Щит развернулся, укрыв их целиком, скрывая от глаз не только экзаменаторов, но и остальных студентов. Не скрывая радости от того, что все удалось, Лиз широко улыбнулась своему напарнику. Гардов ответил ей не менее широкой улыбкой.

За последние полгода, они удивительно сработались в паре. Понимали друг друга буквально с одного взгляда. Хотя, вполне возможно, что все дело вовсе не в том, что они такая уж блестящая пара, — любви же так и не получилось и отношения пришлось прекратить практически в самом начале их зарождения, — а в том, что в последнее время маленькая искорка унаследованного от матери дара интуита стала крепнуть. Лиз и сама не понимала, почему ее неразвитый дар стал набирать силу.

— Шермер, Гардов, отлично! — раздался голос ректора. После трагедии во время полевой практики, профессор Туров так и не вернулся к преподаванию, хотя, по слухам, он почти полностью оправился от ранения, и постоянного преподавателя по Щитам в академии пока тоже не появилось, потому-то ректору и пришлось вспомнить молодость и взять в свои руки бразды преподавания. — Снимайте щит и можете быть свободны.

Тонкое плетение рассыпалось мелкими серебристыми искрами.

Покинув учебный корпус, Лиз остановилась на ступеньках крыльца и подняла голову к хмурому весеннему небу. Погода в последние дни испортилась, зарядил холодный дождь, но даже окружающая серость не могла испортить прекрасного расположения духа.

— Мы молодцы, — произнесла Лиз, не глядя на Егора и по-прежнему рассматривая серое небо, которое вот-вот готовилось разрядиться противным дождем. — Первый экзамен сдан, начало положено. Еще немного — и… диплом в кармане.

— Стремишься поскорее покинуть Грайн? — Гардов остановился позади девушки и прислонился спиной к одной из колонн, поддерживающих козырек над входом.

— Напрягает вся эта… напряженность, — рассмеялась Лиз. — Просто хочу, чтобы нервотрепка, связанная с экзаменами поскорее закончилась.

— Тебе ли переживать за экзамены? Насколько я помню, ты у нас — лучшая студентка курса, отличница, староста потока и…

— Ты об этом так говоришь, словно уличаешь меня в чем-то неприличном, — Лиз перестала смотреть на небо и развернулась к Егору.

— Просто я всегда удивлялся, как ты все успеваешь, — пожал плечами Гардов.

Лиз ничего на это не ответила. Она просто смотрела, вспоминала и… удивлялась, почему боль, что еще недавно терзала ее сердце, стала глуше, словно отошла на второй план и уступила место тоске и грусти. Она не перестала любить, просто… стала иначе относиться к этим своим чувствам. Прорыдав остаток каникул, Лиз дала себе слово — никогда! — никогда больше не плакать из-за парней. И из-за Егора Гардова — тем более. И придерживалась этого правила. За время, которое прошло с момента их разрыва, она не проронила ни единой слезинки… на людях. А вот в одиночестве и тишине своей спальни… а про это знает лишь только она одна.

— Ничего особенного. Когда день расписан по минутам, меньше времени остается на всякие глупые мысли.

Теперь пришла очередь Егора пожимать плечами. В чем-то Лиз была определенно права.

— Ты уже знаешь, куда тебя направят отрабатывать обучение? — поинтересовалась девушка, чтобы заполнить повисшее между ними гнетущее молчание. И почему только во время практических они прекрасно понимают друг друга и действуют как единое целое, а вот в остальной жизни, неловкость все же проявляется, как бы сама Лиз не пыталась сгладить это ощущение?

— Я думал, что ты мне об этом скажешь, — усмехнулся Егор. — А такие вещи, старосты узнают раньше остальных.

Лиз нахмурилась. Егор был прав. Обычно старосты курсов и потоков первыми получали информацию о распределении студентов подотчетных им групп.

Так всегда было. только вот, как ни старалась, Лиз не могла припомнить, чтобы подобную информацию доводили до нее. Интересно, кто-то решил изменить правила или просто в Грайне, как и всегда, вышла накладка.

— Я узнаю, — кивнула девушка. — Обязательно узнаю и сразу же тебе расскажу.

— Не переживай, мне, конечно, никто ничего толком не сказал, но тут дошли слухи, что пришел запрос на специалистов нашего профиля с нового производства в Шартане. Подозреваю, что большинство энергетов отправят именно туда.

— Шартан? — удивленно приподняла брови Лиз. — Это же совсем рядом с Гардинерой. Всего в получасе пути. Хорошее место. Тебя можно поздравить?

— Пока рано, — пожал плечами Егор. — Мне же пока еще не вручили направление. Кто знает, может старик Савин решит, что для такого как я, Шартан и хорошая должность — слишком жирно и отправит куда-нибудь на разработки.

— Егор, — укоризненно протянула Лиз и собиралась еще что-то сказать, но не успела. Ее внимание привлек шум позади.

Девушка обернулась, чтобы посмотреть, что там происходит и с удивлением заметила, приближающихся к ним стражей. Впереди важно вышагивал совсем молодой парнишка, наверное, совсем недавно окончил академию и теперь был преисполнен важности от оказанного ему доверия. А следом за ним, чеканили шаг трое стражей в форме.

— Что-то случилось?

— Понятия не имею, — Егор оттолкнулся от колонны и приблизился к Лиз, остановился рядом с ней.

При виде приближающейся к ним компании, он почувствовал странное волнение. Взгляд помимо воли заметался по сторонам в поисках путей к отступлению, тело подобралось, как перед прыжком, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Егор с удивлением заметил, что сжал в руке один из силовых потоков особым образом, как для удара, и пришлось заставить себя отпустить энергию.

Лиз молчала, с любопытством и волнением наблюдая, как стражи приближаются. Она всей кожей, ощущала исходящую от Егора тревогу, но не могла понять, чем та вызвана. Ну стражи, ну в академии? И что такого?

— Егор Гардов, — не спросил, а скорее утвердительно произнес старший страж, остановившись у подножия короткой лестницы, ведущей в учебный корпус. Было видно, как он волнуется, над верхней губой выступила испарина, новый китель определенно мешал, а сапоги, еще не растоптанные, были жесткими и натирали ноги. — Вы арестованы по подозрению в убийстве Матэуша Рандовски. Протяните руки вперед.

— Что? — вырвалось у Лиз. — Что вы… Егор?

Девушка удивленно захлопала ресницами, переводя ошарашенный взгляд с застывшего в напряженной позе Гардова на молоденького стража и обратно.

— Стойте! Что вы делаете?! — она даже попыталась заступить дорогу двум стражам, которые слаженно шагнули вперед, окружая их с Егором. — Что вы…

— Не суетись, — тихо произнес Егор, аккуратно перехватывая ее за локоть и отодвигая с дороги. — Все в порядке…

— Да как же… как же в порядке? Егор? Что… что происходит?

— Не знаю, — пожал плечами Гардов, протягивая вперед руки и позволяя защелкнуть на запястьях наручники. — Но, уверен, мне все объяснят. И кто такой Матэуш Рандовски — тоже!

Вокруг стояла тишина. Но не мертвая, не та, что давит на плечи и заставляет судорожно оглядываться по сторонам. Эта тишина была наполнена сотней разных звуков, которые отвлекали, заставляли прислушиваться, в попытке расслышать… Что? Егор и сам не мог бы ответить, что именно он желает сейчас услышать. Какой звук для него предпочтительнее.

Он прикрыл глаза, в очередной раз пытаясь сосредоточиться.

Не получалось. Мысли разбегались, глаза слипались и сосредоточиться не получалось. В изоляторе его содержали уже вторые сутки. И, стоит признать, условия были на удивление приемлемые. Не академический карцер, само собой, но могло быть куда хуже. Намного хуже.

Повезло уже в том, что поместили его по какой-то невероятной случайности в одиночную камеру. Только на этом вся удача заканчивалась. За двое суток — ничего. Вот совершенно. Если не считать самого первого допроса, что провел тот самый младший следователь Старицкий, создавалось впечатление, что про Егора просто забыли. Да и допросом тот фарс назвать было сложно. Ему не предъявили официальных обвинений, не позволили связаться с юристом или кем-нибудь из знакомых… Даже толком не объяснили, на основании чего его задержали! Хотелось верить, что все образуется, но Егор не был настолько наивен.

Кто видел, что его увела стража?

Лиз, привратник и пара служащих академии, которые случайно попались на пути. То есть, есть шанс, что известие дойдет до ректора и тот примет меры. Если Гардов ничего не путал, то руководство академии обязано было отстаивать права своих студентов. Наверное.

Но почему тогда его полностью изолировали? И вот уже вторые сутки никто ничего не объясняет?

Потерев лицо руками, чтобы хоть немного отогнать дрему, Егор сел на узкой койке и, спустив ноги, прислонился спиной к стене. Пару раз несильно стукнулся затылком о стену, в надежде, что мозг все-таки очнется и заработает. Помогло не сильно.

Его обвиняют в убийстве. Почему его? Как вообще так получилось, что он, Егор Гардов, оказался под подозрением? И следователь так и не соизволил ничего объяснить.

Вспомнив их первую и единственную встречу, Егор фыркнул.

Под конвоем, его доставили в следственный изолятор. Заставили пройти все требуемые процедуры, а затем нацепили блокираторы. Не ощущать собственного дара, с которым Егор уже почти сроднился, было странно. Неприятно. Когда на запястьях защелкнулись грубые металлические браслеты с вкраплениями редкого минерала, блокирующего любые энергетические и ментальные излучения, Гардову показалось, что он ослеп и оглох, перестал воспринимать действительность. Для того, чтобы хоть немного прийти в себя, потребовалось время. В ушах стоял гул, и звуки искажались.

— Вы задержаны по подозрению в причастности к убийству господина Матэуша Рандовски! — торжественно провозгласил ему младший следователь Старицкий. И это было первое, что Егор смог расслышать. — Признайтесь в содеянном, и тем самым облегчите свою участь. Суд учтет чистосердечное признание.

— Вы не… могли бы повторить?

— Что повторить? — молоденький страж, только-только примеривший на себя китель младшего следователя, выпучил глаза.

— Все повторить.

— Вы издеваетесь? — он с трудом сдерживался, чтобы выглядеть солидно и внушительно. Только вот получалось это плохо. Да и, стоит признать, что румяная круглая физиономия, еще не до конца утратившая некое детское выражение, никак не способствовала тому, чтобы господин Старицкий производил серьезное впечатление.

— Нет, — честно ответил Егор и, понимая, что не в его интересах злить этого малокососа, попытался объяснить. — Просто после блокировки дара, я несколько дезориентирован. Восприятие искажается и… да вы ведь и сами должны это знать, в стражу идут работать только одаренные, менталы.

— На что вы намекаете? — Старицкий сжал кулаки и едва не подпрыгнул на стуле. На щеках явно проступил румянец.

«Да он волнуется!» — пронеслось в голове у Егора.

— Ни на что. Простите. Продолжайте.

— Не указывайте мне, что я должен делать, Гардов! Здесь вы — подозреваемый, а я — следователь, который ведет ваше дело.

— Конечно, — кивнул Егор, понимая, что пока стоит со всем соглашаться и не нагнетать обстановку. Хотя, полной уверенности в том, что поступает правильно, у него не было. все ж таки, в убийстве его еще не обвиняли и на допрос он попал в первый раз в жизни.

— Итак… — Старицкий, сообразив, что на его авторитет больше никто не покушается, уткнулся в бумаги, что лежали перед ним в тоненькой папочке.

— Вы признаете, что четыре дня назад, совершили убийство, жертвой которого стал господин Матэуш Рандовски?

— Нет.

— Подумайте хорошенько, у нас имеются улики, подтверждающие вашу причастность.

— Сомневаюсь, — совершенно искренне ответил Егор, хотя, стоит признать, что сердце нехорошо сжалось. Кто такой этот Рандовски, он не знал, но допускал, что это мог быть один из его соперников на ринге. К тому же последний бой Егор провел как раз четыре дня назад. И кто знает, чем все могло обернуться.

— В таком случае, сообщите нам, где вы находились в момент убийства и кто может подтвердить это?

— Не могу, — пожал плечами Егор. Ситуация все больше и больше напоминала фарс. Даже закралось подозрение, что это тщательно спланированный розыгрыш.

— Значит, алиби на момент убийства, у вас нет, — подвел итог следователь.

— С чего вы взяли?

— Ну вы же не можете доказать обратного!

— Почему?

— Вы только что сами сказали, что не можете сказать, где и с кем были в момент убийства!

— Правильно. Не могу. Потому что не знаю, когда это произошло.

Старицкий поднял голову от бумаг и в упор посмотрел на Егора. Спустя мгновение, до следователя стало доходить и… лучше бы он в этот момент смотрел в другую сторону.

«Не простит! — понял Егор. — Вот сейчас поймет, что лоханулся и не простит!»

Так и получилось. Старицкий, сообразив, что допустил непростительную ошибку, продолжал допрос резким высоким голосом. Вопросы задавал совсем уж дурацкие, что-то корябал в блокнотике, по десять раз переспрашивал одно и то же.

И только спустя час или чуть больше, соизволил выложить перед Егором фотографии убитого. Опознать того, кто был запечатлен на снимках, сразу не получилось. Гардов долго рассматривал снимки, но так и не смог понять, кто там был запечатлен, и знал ли он этого несчастного. Единственное, что понял Егор, так это то, что человек, в убийстве которого его обвиняют, не мог быть его соперником на ринге. Слишком слабый. И хилый. К боям допускались только физически крепкие мужчины, способные сделать шоу. Иного Крыс не признавал.

— Нет, — мотнул головой Егор, отодвигая от себя снимки. — Я его не знаю.

— Странно, — усмехнулся следователь. — У нас есть запись из клуба «Метелица», где вы, господин Гардов, рукоприкладствуете именно по отношению к этому человеку.

Егор нахмурился, припоминая пятницу. Клуб. Марлену, которая снова решила взяться за старое. Их стычку со Шпоном возле курилки…

Стоп!

Неприятный холодок пробежался по спине, сердце на миг дрогнуло. Короткий взгляд на снимки, которые следователь так и не убрал, и понимание.

— Я вижу, вы все же опознали господина Рандовски, — с плохо скрытой издевкой произнес Старицкий. — Отпираться больше не будете?

Егор опустил глаза, из последних сил пытаясь сохранить невозмутимость. Одно он знал точно — нельзя говорить о знакомстве со Шпоном. И про Крыса тоже говорить нельзя, как и про бои.

— Нет. Я не был знаком с… господином Рандовски, — твердо произнес Егор, поднимая глаза и глядя в упор на следователя. — Если это тот человек, о котором я думаю, то… в тот вечер в «Метелице» я видел его в первый и последний раз. Да, у нас произошла… размолвка, но до рукоприкладства не дошло. И когда я уезжал из клуба, тот… человек был жив. У этого есть свидетели.

— Из-за чего произошла ваша… размолвка?

Егор мысленно скривился. Выгораживать Марлену не имело смысла, но и открыто признать, что девушка приобретала у Шпона наркотики, тоже не хотелось.

— Тот… мужчина, начал приставать к моей девушке. Я… объяснил ему, что не потерплю подобного. Затем мы ушли.

— Имя девушки и ее координаты.

Пришлось сказать.

— Что вы делали в клубе?

— Отдыхали.

— Вы были пьяны?

— Всего одна бутылка пива за вечер. Нет.

— Кто еще может подтвердить, что в тот вечер вы были в «Метелице».

— Там ведется видеосъемка и если просмотреть пленку, то…

Старицкий скривился. Он весьма болезненно воспринимал любые попытки указать ему на то, что в деле все притянуто за уши.

— Вы видели в клубе кого-нибудь знакомого?

Странный вопрос. И сразу Егор хотел ответить на него отрицательно, но потом вдруг вспомнил.

— Мне показалось, что я видел на танцполе своего одногруппника, Северьяна Абзалова.

— Господин Абзалов может подтвердить, что вы были в указанное время в клубе?

— Не знаю. Я его видел, он меня… возможно, и нет. Это клуб. Там собирается много людей, громко играет музыка… Откуда я знаю, видел меня Абзалов или нет?

Старицкий дернул щекой и начал задавать вопросы по новому кругу. И так длилось несколько часов. Потом, Егора препроводили в эту камеру и… о нем забыли вот уже на двое суток. А вот хорошо это или плохо — загадка!

Да и вся ситуация, честно признать, выглядела донельзя бредовой.

Кто-то убил Шпона. Но почему арестовали Егора? Как их связали? И как вообще на него могло пасть подозрение? Можно допустить, что стража изъяла видеопленку из клуба, и там был запечатлен их недолгий разговор. Но! Все равно не сходилось.

Снова потерев лицо руками, Егор опустил голову, почти уткнувшись лбом в колени. Он мог допустить, что Старицкий просто задержал первого, на кого упал глаз — ну не производил младший следователь впечатление толкового стража, вот хоть тресни! — но тогда, почему его держат в изоляторе вторые сутки? Ответа не было.

Лязгнул замок, со скрипом распахнулась дверь в камеру, и на пороге появился конвоир.

— На выход!

Егор неторопливо поднялся. Ну вот, кажется, сейчас он получит хоть какие-то ответы на свои вопросы.

Допросная была та же, что и в первый раз. А вот страж — другой.

Немолодой, коренастый, с неаккуратной стрижкой и цепким неприятным взглядом. От одного только этого взгляда, у Егора по спине прошла дрожь.

— Егор Гардов, — не спросил, скорее констатировал следователь, пристально глядя на Егора. — Старший следователь Антон Ричардс. Присаживайтесь.

— А… где младший следователь Старицкий?

— Теперь я буду заниматься расследованием убийства господина Рандовски. Присаживайтесь. Побеседуем.

Егор сглотнул и на негнущихся ногах прошел к свободному стулу. Буквально упал на сидение.

Легко не будет. Это не Старицкий, который и сам плохо понимал, что он делает. Этот — настоящий крысюк. И если вцепиться — то никакими клещами не оторвешь.

— Итак, — Ричардс изобразил улыбку, от которой стало совсем уж не по себе. — Расскажите мне о вечере пятницы, господин Гардов. Что вы делали в клубе «Метелица», с кем вы там виделись, разговаривали…