Академия Грайн. Выпускной курс

ГЛАВА 5

— За что? — взревел Северьян Абзалов и схватился за щеку, на которой явно проглядывался отпечаток ладони.

— За дело! — не остался в долгу его отец, Валерьян Абзалов.

— Ты… ты… — Ян поматал головой, поморщился, осторожно ощупывая щеку. Чуть ранее, отец ворвался в его номер в гостинице и сразу же, почти с порога, накинулся с кулаками. Даже ничего не объяснив. — ты что себе позволяешь?

— Я позволяю? — еще больше разъярился Валерьян. — Это ты что тут устроил? Почему мне сообщают, что мой сын проходит свидетелем по делу об убийстве? Ты совсем рехнулся? Ты что творишь, поганец? Опозорить меня решил?

— Я ни в чем не виноват!!! Это все Гардов! Это он начал наплел с три короба и меня вызывали на допрос!!! А ты… ты должен был все уладить и сделать так, чтобы Гардова посадили!

— Да плевать мне на Гардова! — Валерьян не остывал и продолжил сжимать кулаки, наступая на сына. Он был настолько зол, что с трудом сдерживался, чтобы и в самом деле не накинуться на него с кулаками. — Мне вообще нет никакого дела до этого мальчишки! Куда важнее то, что мой собственный сын непроходимый идиот!! Как ты мог допустить, чтобы наше имя вообще упоминалось в связи с чем-то подобным? Ты умом повредился? Или нет, у тебя его никогда не было!!

— Я ни в чем не…

— Закрой рот!!! — Валерьян до такой степени разъярился, что затопал ногами и затряс в воздухе сжатыми кулаками. — Я все знаю! Все!!!

— Я ничего не сделал! — продолжал упорствовать Северьян, на всякий случай, отступая на пару шагов назад. Он еще ни разу не видел отца в таком состоянии. Нет, так-то, Абзалов-старший всегда отличался бурным темпераментом, но чаще всего, сдерживал себя, не забывая сам и не уставая напоминать домашним, что в их положении нельзя проявлять истинные эмоции. А тут, словно с цепи сорвался. Да еще и было бы за что? — Я! Ничего! Не! Сделал! Ты можешь зарубить это себе не носу? Это все Гардов виноват! Это он решил потрепать наше имя и заявил, что видел меня в том клубе. Так что, все претензии — к нему!

Северьян упрямо поджал губы и сложил руки на груди. Он был уверен, что отец немного побушует, а затем, как и всегда, начнет действовать. И доброе имя Абзаловых снова будет реабилитировано. Все забудут о том, что оно вообще упоминалось в связи с чем-то вроде убийства.

— Ты придурок!!! — Валерьян же, вопреки ожиданиям, и не собирался успокаиваться. Кажется, последняя тирада сына, наоборот, еще больше его подстегнула.

Топнув со злости ногой, он подскочил к сыну и схватил того за грудки. Встряхнул с такой силой, что у Северьяна мотнулась назад голова, и он прикусил себе язык. Взвыл, попытался вырваться, но отец не собирался его отпускать и продолжал трясти с такой силой и яростью, точно бы желал вытрясти из собственного сына всю дурь.

— Отпусти!!! — заверещал Северьян, не на шутку испугавшись.

— Идиот!! Придурок!!! — бушевал Абзалов-старший. Он резко оттолкнул от себя сына и тот, не удержавшись на ногах, отлетел назад, наткнулся на кресло и буквально рухнул в него. — Я все знаю!! Мне даже напрягаться не пришлось, чтобы разведать, что произошло на самом деле!!! И это я!!! А в страже далеко не дураки сидят! Или ты реально не понимаешь, что этот твой наркот-дружок во всем признался?!!

Северьян судорожно втянул в себя воздух. Вот это — полный и бесповоротный! Он и подумать не мог, что этот придурок Ковальски признается! Да кто вообще свидетельствует против себя, тем более, если доказательств никаких нет.

— Что?!! — проревел Абзалов-старший и рухнул в соседнее кресло. — Дошло, наконец? В страже все знают. Все!! И записи с камер наблюдения они тоже снять смогли.

Северьян сглотнул. Камеры наблюдения в «Метелице» испортил он. Как раз после того, как придурок-Кавальски прибежал к нему на танцпол, стал лепетать что-то невразумительное и тянуть за собой. Сразу Северьян попытался отвязаться от приятеля, но потом все же сдался и пошел за ним. На свою голову!!

Проклятый наркоман размозжил голову такому же наркоману, как и сам. У Северьяна до сих пор желудок сжимается и голова кругом идет, стоит только вспомнить, как выглядел тот труп в мужской уборной. Там повсюду была кровь. И мозги. И… отвратное было зрелище. А идиот-Ковальски захлебывался слезами и соплями и мямлил что-то насчет того, что не хотел, не собирался, что тот сам на него напал и все в таком духе.

Северьян не желала связываться, но затем подумал о том, что те самые, многострадальные камеры видеонаблюдения, которых в «Метелице» было больше, чем стаканов в баре, определенно зафиксировали и то, что он пришел в клуб с Кавальски, и что он в уборную зашел следом за Владеком. И что ему было делать? Да, Северьян не сомневался, что сможет увильнуть и не засветиться в страже — только-то и надо, что дать взятку нужным людям и его имя будет навсегда убрано из любых документов. Но, с другой стороны, не хотелось мараться. Потому он и отправился в помещение охраны и использовал свой дар, чтобы вывести из строя камеры наблюдения и уничтожить весь отснятый ими материал за последние полчаса-час.

И с Кавальски провел беседу, убедив приятеля молчать и не отсвечивать. И все бы получилось. Вот точно — получилось бы, если бы не Гардов.

Сразу, когда Северьян узнал, что именно его заклятого врага арестовали по подозрению в убийстве того наркомана в клубе, он обрадовался. Даже с ректором, в кои-то веки сам договорился, в обход родителя. И ректор его поддержал. Сразу понял, чем для академии станет арест Гардова, учитывая, что под самим ректором, кресло качается еще со времен осенних событий.

И все было бы хорошо, если бы не сволочь-Гардов. Ну вот кто просил его говорить в страже, что видел в клубе Абзалова? Вот кто? И ведь заметил же, мразь!

— Что? — Валерьян чуть успокоился и смотрел на сына уже вполне нормальным взглядом. — Дошло, наконец? Ковальски признался в убийстве. И рассказал, как ты, дорогой ты мой сыночек, помог ему скрыть следы совершенного жуткого преступления. Ты понимаешь своим куриным умишком, чем это теперь чревато? Ты вообще понимаешь, что натворил, придурок?!! Я обо всем этом узнал за пару часов, всего лишь пообедав с нужным человечком. Мне даже платить ему не понадобилось. И как думаешь, сколько понадобиться времени Шермеру, чтобы узнать то же самое?

— А Шермер тут причем? — передернул плечами Северьян. — Этим же стража занимается, а Шермер по другому направлению. Это не его ведомство.

— А Шермер в Грайне. И активно занимается делом этого твоего Гардова. Землю роет.

— На кой ему это надо? — почувствовав, что отец стал успокаиваться, Северьян тоже расслабился. Развалился в кресле, даже по сторонам огляделся, раздумывая, стоит ли что-нибудь выпить.

— Откуда мне знать? — рыкнул Абзалов-старший. — Уж слишком он заинтересован в этом мальчишке.

— Так Лиз уже не с Гардовым. Давно. С чего бы ее папаше так жилы рвать?

— Не знаю, — Валерьян снова стал злиться. Вид собственного отпрыска, вальяжно развалившегося в кресле, выводил его из себя. Натворил дел, паскуда, и даже не чешется. — И мне, если честно, уже все равно. Собирай манатки. Сегодня же уезжаешь на побережье.

— С чего бы? — фыркнул Северьян. — Мы с бывшими уже одногруппниками решили потусить пару недель в нашем загородном поместье. Пообщаться поближе напоследок, так сказать. Я потому и остался пока в Грайне на пару дней, чтобы уговорить Лиз поехать с нами.

— Я сказал собирать манатки! — взревел Валерьян, привставая в кресле. — И без разговоров. Поедешь куда я сказал и делать будешь то, что я сказал. Иначе, клянусь, лично поспособствую тому, чтобы ты, паскуда, в соседней камере со своим дружком-наркоманом оказался.

— Я не могу?! — взвился Северьян. — Мы же… я же… я людям обещал!

— Мне плевать! — рыкнул на него отец. — У моего компаньона на побережье есть поместье. Я уже договорился, тебя там ждут. И вот еще, — Валерьян окинул отпрыска внимательным взглядом, фыркнул собственным мыслям. — У Потоцкого две дочки. Одна твоя ровестница, вторая на год или два младше. Мне все равно, кого из них ты выберешь, но чтобы к концу лета одна из них стала твоей женой.

— Чего?!! — Северьян выпучил глаза и подскочил на ноги. — Ты рехнулся?!!

— Поговори мне!! — не остался в долгу его отец. — Сказал — женишься, значит, женишься! И чтобы все красиво было, с ухаживаниями, цветами и прогулками под луной.

Стихи можешь подучить, чтобы на барышень впечатление произвести. А то знаю я тебя, накачаешь спиртным — и в койку! Потоцкий мне нужен и если из-за тебя, паскуда, — Валерьян резко поднялся и молниеносно оказался рядом с сыном, схватил за ухо и основательно потряс, — у меня с ним сорвется сделка, тюрьма тебе раем покажется. Понял меня?

— Пусти… — взвыл Северьян и тут же застонал громче. Отец не собирался щадить его и еще сильнее стал выкручивать ухо. — А Лиз… Как же Лиз?

— А с Шермер ты свой шанс уже упустил. Теперь, Роан тебя к своей дочурке на пушечный выстрел не подпустит. Так что поедешь, куда я сказал и сделаешь так, как сказал. И чтобы на этот раз без осечек. Я тебе даже выбор дал, цени!

Северьяну ничего не оставалось, как согласиться. Он знал по опыту, что отец слов на ветер не бросает и если пообещал в случае несогласия устроить ему веселую жизнь, сделает обязательно. В тюрьму, само собой, не отправит, поостережется пачкать имя. А вот лишить его материальных благ — это да, это Валерьян Абзалов может. И сделает.

— На выход!

Команда охранника не произвела на Егора ровным счетом никакого впечатления. Он продолжил отжиматься, громко и четко считая вслух.

— Заключенный, на выход!! — еще раз скомандовал охранник.

— Пятьдесят восемь… пятьдесят девять…

Лязгнула металлическая дверь, один из охранников вошел в камеру.

— Шестьдесят три… шестьдесят четыре…

За последнюю неделю этот ритуал уже стал привычным и обычным. Охрана отпирала дверь камеры, командуя свое коронное «На выход», Егор делал вид, что не реагирует, вслух считая отжимания, один из охранников входил в камеру, неторопливо приближался, поигрывая специальной дубинкой.

— Шестьдесят девять… семьдесят…

Охранник остановился в шаге от Егора, похлопывая дубинкой по ладони. Гардов же повернул на бок голову, снизу вверх глядя на конвоира.

— Вставай, — ухмыльнулся охранник. — И лучше будет, если ты сделаешь это сам. А то… — он кивком указал на дубинку в своих руках, — наши методы тебе вряд ли понравятся.

Егор лишь только фыркнул в ответ и неторопливо поднялся. Попрыгал на одном месте, сделал пару махов руками. Странное поведение охранников его забавляло. Они лишь только грозились. Нет, нельзя сказать, чтобы Гардов как-то грубо их провоцировал. Нападать не нападал, огрызаться — тоже не огрызался. Но вот такие мелкие моменты непослушания практиковал уже с дней пять.

Для чего? А хотя бы для того, чтобы понять, что вообще происходит.

Вырисовывалось нечто интересное до такой степени, что у Егора мурашки по коже маршировали табунами каждый раз, когда он думал об этом. Его не трогали. Совсем. Выводили из камеры только на допросы. Еду приносили регулярно. Его даже не оскорбляли.

И вот вроде он в первый раз в жизни оказался в изоляторе, но что-то подсказывало ему, что обычно так с заключенными не обращаются.

И Ричардс еще этот.

Тяжело вздохнув, Гардов неторопливо утер лицо платком, отбросил последний на койку и, заложив руки за спину, направился к выходу. Позади, шумно сопя, следовал охранник

— И что? — спросил второй конвоир. — На этот раз, сколько?

— Семьдесят, — отозвался его коллега.

— Силен! — присвистнул охранник, жестом показывая Гардову, что требуется развернуться и стать лицом к стене.

«А вот интересно, если я не подчинюсь, они меня бить будут или нет? — подумал Егор, послушно исполняя приевшуюся уже процедуру».

— Слышь, Гардов, а ты всегда такой неразговорчивый или это нам не везет?

Егор молчал. Топал по коридору вслед за одним из охранников и не торопился вступать с разговор.

Снова допрос. За последнюю неделю их уже было столько, что он сбился со счета. За ним могли прийти в любое время дня и ночи, отвести в допросную. А там… Ричардс.

Егор скривился, вспомнив следователя особого отдела. Если бы им довелось встретиться в другой обстановке и при других обстоятельствах, то Гардов бы даже зауважал сурового мужика. А так…

Ричардс определенно знал свое дело и не просто делал его, а делал хорошо. За неделю он раскопал столько, что становилось жутко и страшно. За треть из того списка, Гардова можно было засадить лет на сто, а то и больше, с полным гашением дара.

Единственное, что так и не смогли на него повесить — это убийство Шпона. Но Ричардс предупредил во время какого-то из допросов, что если Егор будет упрямиться, то пойдет как соучастник. Угроза, честно сказать, так себе, сам Гардов ни на минуту не допускал, что это возможно, хотя бы потому, что со времени его ареста стража нарушила все мыслимые и немыслимые законы.

Ему так и не предоставили защитника. Не позволили позвонить. И… официально так и не предъявили обвинение. До сего момента, Егор Гардов содержался в следственном изоляторе без какого либо оформления. Ричардс уж очень сильно желает прижать Крыса. Так желает, что даже пошел на должностное преступление.

Силен. Ох, силен.

— Лицом к стене!

Раздался едва слышный гул открываемого замка, затем скрипнула открываемая дверь.

— Вперед!

Послушно исполняя команды, Егор вошел в знакомую до последней трещинки на потолке допросную, ожидая увидеть за столом Ричардса, но остановился как вкопанный, когда рассмотрел, кто именно почтил его своим визитом на этот раз.

— Наручники снимите, — коротко бросил конвоирам Роан Шермер. Дождался, пока охранники уберутся и запрут за собой дверь, кивнул Егору на свободный стул. — Присаживайся. Пообщаемся.

— А мне разрешили свидания? — приподняв одну бровь, поинтересовался Егор, устраиваясь на стуле. — Если так, то я предпочел бы увидеть кого-нибудь более приятного. Только не говорите, что своим визитом, вы исчерпали мой лимит на общение? Это нечестно.

— Перестань, — оборвал его Роан. — Твое паясничество ни к чему не приведет.

Гардов лишь только передернул плечами. Он бы ни за что не признался даже себе, что вид Роана Шермера заставил его удивиться и… занервничать.

— Ну и зачем вы здесь?

— А у тебя есть предположения? — холодно улыбнулся Роан.

— Только не говорите, что вашему ведомству я перешел дорогу? Это уже просто смешно. Меня не так много и я не настолько долго живу, чтобы насолить такому количеству спецслужб.

— И все же… у меня, как и у моего ведомства есть в тебе определенная заинтересованность.

Роан пристально рассматривал сидящего напротив парня. Да, он изменился с момента их последней встречи. Не внешне, хотя, наверное, все же немного похудел и осунулся за время, проведенное в изоляторе. Но в глазах появилось что-то такое, от чего у Роана по спине прошелся холодок. Такие глаза он видел у отчаявшихся убийц или расчетливых, беспристрастных агентов, для которых существует лишь только одна цель — исполнить миссию и неважно каким именно способом.

И Роан вдруг отчетливо понял, что не желает этого. Совершенно не хочет, чтобы тот парень, который осенью не пощадил собственной жизни, спасая его дочь и своих одногруппников, становился таким. Холодным. Беспристрастным.

— Я могу тебе помочь, — произнес Шермер совсем не то, что собирался сказать сразу.

— Но? — тут же закончил за него Егор.

— В смысле?

— Ну… вы сказали, что можете помочь, а значит, вам что-то нужно. Определенно.

— Ты уверен в том, что в мире ничто не делается просто так?

— Собираетесь убеждать меня в обратном? — хохотнул Егор. — Не трудитесь. Это лишь бессмысленное сотрясание воздуха. Давайте сразу решим этот вопрос. Я скажу вам нет, и вы уйдете, забудете о том, что мы с вами вообще знакомы и… продолжите дальше делать свое дело, ну и… чем вы там еще занимаетесь.

— За тебя просила моя дочь, щенок! — прорычал Роан, наклоняясь вперед. — Так что…

— Послушайте, — Егор тоже отбросил маску развязного оболтуса, и стал серьезным. — Лиз чудесная. Она замечательная и, поверьте, я благодарен ей за все, что она сделала и делает для меня. Но давайте будем честными друг с другом хоть немного — вряд ли бы человек вашего положения появился здесь только из-за того, что его попросила дочь. Вам я скажу то же, что сказал Ричардсу. А именно — ничего!

Шермер резко выдохнул и откинулся на спинку стула. А мальчишка нагл. А еще напуган. И растерян. И совершенно не верит в благоприятный исход для себя. То есть, знает, в чем именно виновен, знает, что следователь об этом знает и понимает, что выхода у него, собственно, и нет. Что ж…

— Твоя мать сейчас в Грайне.

Кулаки Егора сжались с такой силой, что побелели костяшки.

— И она в панике. Не знает, как помочь, что сделать, чтобы спасти своего сына. Считаешь, что это тоже ничего не значит?

Егор молчал. Шермер бил по больному. Уверенно. Определенно знал, как это делается.

— У меня всего одно предложение, Егор. И для тебя это единственный выход.

На стол перед Егором легла тонкая папка в серой непримечательной обложке. Покосившись на Шермера и не заметив на его лице ни отголоска, ни тени каких-либо эмоций, Гардов развернул папку. Вчитался в бумаги.

А когда снова поднял взгляд, Роан понял, что выиграл.

— Это шутка? — Егор не мог поверить в то, что увидел в поданных Роаном документах.

— Отнюдь, — Шермер чуть откинулся на спинку стула и едва заметно обозначил улыбку. — Считаешь, что я способен шутить такими вещами?

— Но это невозможно!

— Отчего же?

— Да хотя бы потому, что у меня нет диплома. Меня отчислили из Грайна на последнем этапе.

Роан поморщился. Вздохнул.

— Да, это неприятно. Куда проще было бы, имей ты диплом о высшем образовании для одаренных, но… если мне не изменяет память, до поступления в Грайн ты окончил специализированное училище для одаренных подростков, так что… — он пожал плечами.

— Это была колония для трудных одаренных подростков, — фыркнул Гардов. — Вряд ли в данном случае, это мое образование может помочь.

— В любом случае, у тебя есть базовое образование. И потом, ты — ментал. И ментал сильный. А это немаловажно. Так что обойти пункт с отсутствием высшего образования можно.

— В военную академию? — скептически выгнул одну бровь Гардов. — Да еще и на элитную специальность?

— Что тебя не устраивает? В данном случае от тебя требуется согласие и подпись в документах. Все остальное я решу сам. Мое слово имеет определенный вес в данной сфере. Если получится избежать вступительных испытаний — хорошо, нет — я уверен, что ты сделаешь все возможное, чтобы сдать их блестяще. И все! Два года на ускоренном обучении, в закрытом кадетском корпусе, где тебя не достанет ни Ричардс ни этот твой, — Роан скривился, — Крыс. А за два года много воды утечет.

— А потом? — Егор прищурился. Роан давал ему шанс. Настолько реальный, что даже не верилось. Никто никогда не делал для него ничего просто так, кроме матери. И инстинктивно, Гардов пытался отыскать подвох. Вернее, об был уверен, что не все так просто и так замечательно, как кажется на первый взгляд. Он точно знал, что легко не будет и дело даже не в обучении в Высшей военной академии, на отделении, где готовят только элиту. Самых лучших, самых… опасных специалистов, большая часть которых, по окончании попадает под руководство Шермера.

— Потом? — Роан прищурился, разглядывая сидящего перед ним парня. Еще осенью он произвел неизгладимое впечатление. Потом было досье, знакомство с Маргаритой, разбитое сердце Лиз… и первое впечатление дополнилось, расширилось, укрепилось. Из Гардова получится великолепный агент. Не сейчас, само собой. И не через пять лет. Ему необходимо раскрыть и овладеть собственными способностями, научиться… многому еще научиться, набраться опыта, заматереть. — А что потом?

— Я не знаю. Но уверен, что все вот это, — Егор кивнул на разложенные на столе документы. Анкету, которую кто-то составил за него, заявление в академию, даже выписки из школьного аттестата и свидетельства из колонии, или как назвал ее Шермер, училище для одаренных подростков, были приложены, копии метрики и еще куча всяких бумаг, имеющих непосредственное отношение к нему, Егору Гардову, — вы делаете по доброте душевной или просто потому, что вас об этом попросила дочь. Давайте начистоту. Мы оба понимаем, что иного выбора у меня нет, и я все равно соглашусь. Отказаться — значит, поступить глупо, а я не настолько дурак, чтобы лишаться единственного шанса выйти из этого вот, — с саркастической усмешкой Егор обвел рукой допросную, — санатория. Но мне хотелось бы знать, на что рассчитывать и чего ожидать в перспективе.

— На что рассчитывать? Что ж, изволь. Все, на что ты сможешь рассчитывать будет зависеть только от тебя. От твоей успеваемости, от того, насколько полно и быстро ты сможешь овладеть своим даром. От характеристик кураторов и преподавателей, руководителей практик и тому подобного. Я не буду покровительствовать тебе больше того, что уже предложил. Вот это, — теперь пришла очередь Шермера кивать в сторону документов, — все, что ты можешь от меня ждать. Если по окончании курса, ты покажешь достойный результат, мы сможем рассмотреть возможность твоего поступления на службу в мое ведомство. Если нет — твою дальнейшую судьбу будут решать кураторы курса.

— Даже так? В прошлый раз вы не были настолько щедры.

Роан просто пожал плечами. На самом деле, отправляясь на эту встречу, он вовсе не собирался предлагать Гардову ничего подобного. Учебка, практика, а затем полевая работа под началом одного из кураторов — вот и все, что хотел предложить Шермер. Почему он передумал? Кто знает? Быть может причиной стала сентиментальность, вдруг взыгравшая на старости лет или… еще что-либо такое, в чем Шермер не собирался признаваться даже себе. Но тем не менее, Гардов заслуживал шанс и призрачную надежду на то, что когда-нибудь у него все же получится обрести свободу. Ту самую свободу, к которой он стремился столько лет. Мечты должны сбываться — так когда-то говорила мать Лиз.

— Время идет. Ричардс будет не в восторге, если узнает, о чем мы тут беседуем. Так что принимай решение, Егор.

Решение? Разве в его положении можно сомневаться? Егор решительно взял ручку и поставил свою подпись под каждой страницей. Выдохнул, собрал все бумаги в папку и протянул последнюю Шермеру.

— Поздравляю, — Роан слегка улыбнулся, забирая папку. — Осталось дело за малым — решить вопрос с зачислением.

— Ну… это не самая моя большая проблема, — усмехнулся Егор, приподнимая над столом руки в ограничительных браслетах.

— Уже через час, руководство Военной академии свяжется с ведущим следователем и здесь будет назначенный тебе защитник. Думаю, при самом худшем развитии событий, уже завтра утром ты покинешь эти стены. Ну а пока… постарайся никуда не влипнуть.

Егор только усмехнулся. Он-то что? Он постарается сделать все, что от него зависит, но… от него зависит далеко не все.