Академия Грайн. Выпускной курс

ГЛАВА 3

— Господин Гардов, — Ричардс пытался улыбаться, выглядеть этаким внушающим доверие добрым дядюшкой, который и выслушает и подскажет, что делать и по-доброму пожурит, если вдруг что не так. Однако, получалось это у него так себе. по крайней мере, Егор вот уж нисколько не сомневался, что в данном случае, каждое его слово может и будет использовано не ему во благо. А потому говорил мало, старательно взвешивая каждое слово. О событиях памятного вечера рассказал без эмоций, на вопросы отвечал односложно. — Вы же понимаете, что положение ваше, мягко говоря, не завидно. В вашем рассказе много нестыковок и белых пятен и, честно говоря, при таком раскладе, я не смогу вам помочь при всем моем желании.

— А вы желаете мне помочь? — не сдержался Егор и тут же отвесил себе мысленный подзатыльник. Надо молчать. И выглядеть испуганным дурачком.

— Зря вы так, очень зря, — покачал головой Ричардс. — Вы своими руками роете себе яму, из которой будет очень непросто выбраться. И все попытки вам помочь воспринимаете в штыки.

— Желай вы на самом деле помочь, — Егор чуть улыбнулся и даже подался вперед, касаясь грудью привинченного к полу стола, разделяющего его и следователя, — здесь сейчас бы был мой защитник.

А мне даже позвонить не дали. Это — помощь? Меня двое суток почти продержали в камере, толком не объяснив, в чем конкретно обвиняют. Я студент Академии Грайн. Мне стоит вам говорить, что это означает? А я более чем уверен, что стража не сочла нужным уведомить руководство академии о моем аресте.

— Вас задержали в связи с подозрением в убийстве, — улыбаться Ричардс перестал. — Это тяжкое преступление и улики..

— Да какие улики! — все же не выдержал Егор. — Я этому вашему… как его там… Рандовски даже по морде не съездил! И когда уехал из клуба, он был жив и тому есть свидетели и запись камеры видеонаблюдения! Так о каких уликах вы говорите?!! Я вернулся в академию, и знать не знаю, что вообще произошло!

— А вот это неправда, — Ричардс виртуозно пропустил мимо ушей напоминание о правах студентов Грайна и о защитнике — тоже. И это насторожило Егора. Даже, если принять во внимание полное отсутствие у него связей или богатых предков, закон — есть закон. И в случае, если все же дойдет до суда, то факт нарушения его прав будет обнародован, а за это уже стражей по головке не погладят. — Вы, в самом деле, отправились в академию на такси, в компании госпожи Дайнар. Мы с ней побеседовали и она подтвердила этот факт, и сообщила нам, что вы оставили ее у ворот и отправились на том же такси в город. Более того, мы отыскали и опросили господина Ладу, таксиста, который возил вас в тот вечер. И вот, что интересно, господин Гардов, он тоже подтвердил, что вы проводили девушку до ворот, подождали, пока она скроется на территории академии, а затем он отвез вас в город и высадил всего в двух кварталах от «Метелицы». Что вы на это скажете?

Егор сглотнул. Ожидать, что Марлена подтвердит его алиби не стоило, уже хотя бы потому, что они ни о чем подобном не договаривались. Но вот факт, что стража смогла отыскать и расспросить таксиста удручал. Фиговое вырисовывалось положение. Хуже некуда.

— Я… решил прогуляться по городу. Не думал, что это запрещено.

— Не запрещено, — улыбнулся Ричардс, понимающе так улыбнулся. — И как прошла прогулка?

— Какая разница, как она прошла, если в «Метелице» меня не было? У вас же есть записи с камер!

Ричардс опустил глаза.

— В клубе произошел сбой, владелец слишком увлекся энергетическими усовершенствованиями, и поле не выдержало. Ваш отъезд из клуба — это последнее, что запечатлелось.

Егор почувствовал, как его прошиб холодный пот. А вот это уже плохо. Это катастрофа!

— Так что, господин Гардов, давайте-ка признаваться. Где вы были в промежутке между полуночью и тремя часами ночи?

В это время Егор находился на ринге. Правда, подтвердить это не может никто, ибо, во-первых, он сам ни за что не признается, чем зарабатывает на жизнь, а во-вторых, если он хоть слово скажет, то обвинение за убийство Шпона станет самой малой из его проблем.

— Я гулял по городу, — глухо произнес Гардов. — К «Метелице» не приближался.

— И свидетелей вашей… прогулки, как я понимаю, нет?

— Нет.

Ричардс вздохнул, покачал головой.

— Что ж, мне жаль вас разочаровывать, господин Гардов, но положение ваше незавидно. Мы установили, что господин Рандовски, известный так же, как Шпон, — Егор дернулся, когда услышал кличку наркомана, — промышлял распространением наркотиков. И, что интересно, неоднократно снабжал запрещенными препаратами госпожу Дайнар. Она сама призналась в этом и сейчас находится под наблюдением целителей. А еще, госпожа Дайнар поведала нам о том, что некоторое время назад, вы доставали для нее некие препараты…

— Это неправда, — вскинул голову Егор. — Я всегда был против наркотиков. И с Марленой… мы поругались в тот вечер именно из-за того, что она не сдержала обещание.

— Допустим, — кивнул Ричардс. — Это будет ваше слово против ее. И, вполне возможно, что следствие, а также суд, примет вашу сторону, поскольку вы, в отличие, от госпожи Дайнар не употребляете наркотиков. Это подтвердили анализы. Но данный факт интересует нас постольку-поскольку. Куда больше, мне было бы интереснее послушать о вашем знакомстве с господином Рандовски, ой… простите, Шпоном. А еще интереснее было бы узнать о ваших взаимоотношениях с неким господином Костоправовым, на которого работал вышеупомянутый Шпон.

Удержать невозмутимое выражение на лице удалось чудом. Хотя, Егор не обольщался — Ричардс определенно все понял. И да, он точно знал, обо всем еще до того, как пришел сюда. Более того, теперь Егор не сомневался, что убийство Шпона — лишь предлог. Стража копает под Крыса. И копает истово. А это означало одно — его не отпустят. Доказать причастность к смерти Шпона — не докажут. Улик, все же, что ни говори, нет. А вот прижать за бои и связь с Крысом могут. И прижмут. Выхода нет. По крайней мере, на первый взгляд.

Егор глубоко вдохнул, шумно выдохнул и сжав под столом кулаки, твердо произнес, глядя прямо в глаза Ричардсу.

— Я требую, чтобы мне назначили защитника. Все дальнейшие разговоры буду вести только в его присутствии. А также, я требую, чтобы вы сообщили руководству Академии Грайн, что их студент незаконно задержан по липовому обвинению и содержится в изоляторе без оснований.

— Это все, что вы хотите сказать? — мягко, даже можно сказать, ласково, спросил Ричардс.

— Это все! — твердо ответил Егор.

— Что ж, — страж резко захлопнул папку с бумагами, в которую так ни разу и не посмотрел, за время допроса и, тяжело опираясь на руки, поднялся, — воля ваша, господин Гардов, воля ваша. Как бы не пожалеть потом.

Дверь уже почти родной камеры захлопнулась с громким лязгом, звякнул энергетически усовершенствованный замок, послышались удаляющиеся шаги конвоира. Егор стоял в центре, глядя перед собой невидящими глазами. Не двигался. Только кулаки сжимал с такой силой, что пальцы свело судорогой, да дыхание с хрипами вырывалось из чуть приоткрытого рта.

Злость. Она ослепляла. Повисла перед глазами красной пеленой. Кипятила кровь, разгоняя ее по венам огненной лавой.

Ненависть. Эта была еще сильней. Еще необузданней. Она рвалась на волю, стремилась выплеснуться, отравить собой все вокруг. Заставить пожалеть. Отомстить. Броситься на обидчиков, уничтожить их. Рвать ногтями и зубами чужую плоть, пить теплую кровь, заглянуть в стремительно затухающие глаза врага, чтобы удостовериться в своей победе.

Обреченность. От нее было не так просто отделаться. В отличие от двух старших сестер, что открыто и бурно проявляли свой непокорный характер, она заползала в душу медленно, неторопливо. Сворачивалась склизким холодным комком внутри, отравляя внутренности одним лишь своим присутствием.

Егор понимал, что положение его незавидно. Осознавал это, чувствовал всеми фибрами своей души. И так же ясно видел, что ничего-то он не может поделать. Вот совсем ничего.

Мозг лихорадочно просчитывал все варианты, подкидывал лазейки, иной раз и вовсе уж нереальные, сам их и отвергая. А сердце чувствовало беду.

И снова в груди заклокотала злость, приправленная изрядной порцией обиды.

Почему? Почему именно он?

Справедливость? Егор понимал, что ему не стоит на это даже надеяться. Не в его случае. Не с его везением.

Можно было бы, конечно, побарахтаться. Попытаться оправдаться. Только, что в том толку? Не поверят. Даже слушать не станут. Вспомнят об отце…

Последняя мысль больно резанула по сердцу. Пронеслась горячей волной, ослепляя, лишая здравого смысла, отрывая от реальности и с головой окуная в бурлящую волну неповиновения, злости, ярости…

Резкая боль заставила прийти в себя и вынырнуть из всего этого бушующего моря. Егор дернулся всем телом, замахал кистями рук, точно бы пытался стряхнуть с себя то, что причиняло боль, и непонимающе уставился на собственные запястья.

Металлические браслеты-ограничители раскалились, обжигая кожу, потемнели. А по специальному напылению тонкой сеточкой пролегли мелкие трещинки. Это и заставило Гардова прийти в себя. Осознание того, что собственный дар вышел из-под строго контроля и почти прорвался наружу.

Егор отчаянно замотал головой, стремясь успокоить расшатавшиеся нервы, потер лицо ладонями, разгоняя наваждение. Только этого не хватало. Осталось только сообщить следакам об истинном уровне собственного дара. И тогда уж точно — конец.

Очень осторожно, боясь сделать лишнее движение, Егор прошел к узкой койке, сел, положив руки на колени, опустил голову.

Дар успокаивался медленно, нехотя. Почувствовав близость свободы, он стремился сбросить оковы, в которые был закован долгие годы, делал вырваться на волю, показать себя во всей красе.

— Нет, — хрипло прошептал Егор, сжимая ладонями гудящие виски. — Нельзя! Нельзя!

Он понимал, что стоит только дать слабину, хоть на миг, на одну долю секунды утратить над собой контроль и — конец. Его дар ментала слишком силен. Браслеты, что надели на него в изоляторе, рассчитаны на сильного энергета, и не смогут сдержать силу, что бурлит внутри и уже подступила к самому краю. А стоит ей вырваться на свободу и… вокруг не останется ничего живого. И никого.

Да, Егор был раздосадован, обижен и, что греха таить, мечтал выбраться из тюремных застенков. Только вот не такой ценой. Он хотел вернуть свою жизнь, а не напрочь похоронить все мечты и надежды.

А это означало только одно — думать! Надо думать, и найти выход.

Убийство Шпона — лишь предлог для того, чтобы задержать его, прижать, попытаться заставить говорить. Гардов не сомневался, что все это было спланировано с самого начала. Не стоило считать стражу круглыми идиотами, они, вероятно, давно за ним следили и прекрасно знали о каждом его шаге, раз уж этому… Ричардсу было известно даже о том, что в свое время Гардов имел некие отношения со Шпоном.

Марлена… Егор н сомневался, что из нее вытянули все, что она знала — не зря в стражу принимали только сильных менталов и умелых интуитов. А для тех, кто умеет копаться в чужих мозгах нет ничего сложного вытащить воспоминания из растерянной и не совсем адекватной девчонки. Марлене даже говорить ничего не надо было, интуиты и без этого прекрасно справились.

И что получается?

А ничего хорошего. Егор не сомневался, что Ричардс не просто страж и даже не обычный дознаватель. Скорее всего, сотрудник особого отдела. А эти умеют допрашивать. И не всегда действуют законными путями. Его и сегодня отпустили только лишь потому, что — а Гардов был в этом абсолютно уверен — страже нужно его добровольное сотрудничество. Получить его признание силой они тоже могут, привлекут к допросу того же интуита и все что требуется, узнают. Но тогда в суде выступать против Крыса будет некому. Показания под принуждением хоть и можно использовать во время расследования, но к делу не особо пришьешь. Вот потому Ричардс сегодня просто запугивал. Пытался казаться добреньким.

А вот завтра.

Егор поморщился. Надо требовать защитника. И присутствия представителя академии. Тогда еще есть шанс, хоть и мизерный.

— Согласно уставу Академии Грайн, все студенты имеют право на защиту и представление своих интересов! — Лиз дрожала от злости и нетерпения. — Вы не можете закрыть глаза на то, что студент Грайна незаконно взят под стражу городскими властями!

— Мисс Шермер! Успокойтесь немедленно! — ректор устало прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. — Вам о собственном дипломе думать надо, у вас экзамен на носу, а вы…

— Я не понимаю! — Лиз всплеснула руками и вскочила на ноги. — Не понимаю, почему вы не вмешаетесь. Егор Гардов студент академии! Вы обязаны защищать его интересы!! Стража незаконно арестовала студента на территории академии! У них вообще не было такого права!

— Хватит! 0 ректор не выдержал и с грохотом ударил ладонью по столу, прерывая слишком ретивую студентку. — Мисс Шермер, мне весьма импонирует ваше знание устава академии и желание свято следовать правилам. Однако вынужден заметить, что в данном случае ваше рвение излишне. Егор Гардов не студент академии. Вернее, уже не студент, так что вмешиваться в дела стражи, академия не будет.

— Как не студент? — удивленно хлопнула глазами Лиз и буквально рухнула на стул, с которого совсем недавно подскочила. — А…

— Господин Гардов не сдал итоговый экзамен и комиссия приняла решение отчислить его. Так что… — ректор развел руками. — Ступайте, мисс Шермер, готовьтесь к экзаменам. Если мне не изменяет память, следующий у вас как раз завтра.

— Постойте! — Лиз помотала головой. — Но как же… Егора арестовали после экзамена по Щитам. Это был первый экзамен и он его…

— Не сдал, — твердо произнес ректор, пододвигая по столу экзаменационную ведомость.

Ошарашенная известием, Лиз опустила глаза и увидела в графе напротив фамилии Егора отметку «неудовлетворительно».

— Но… — все еще не веря в происходящее, она подняла взгляд на ректора. — Но это же… неправда. Егор сдал Щиты. Мы с ним вместе их сдавали. В паре! И вы же… Вы же сами…

— Мисс Шермер, я не понимаю вашего упрямства, — скривился ректор. — Что вам за дело до какого-то Гардова? Этот бывший студент, — ректор сделал ударение не слове «бывший», — принес академии больше вреда нежели пользы. Мало того, что он систематически нарушал так свято чтимый вами устав, правила внутреннего распорядка, так он еще и оклеветал одного из лучших наших студентов. Сына уважаемого человека! Это уже слишком, вы не находите?

— Что? — одними губами произнесла Лиз, все еще отказываясь верить в то, что ей только что сказали. У нее в голове не укладывалось, как? Вот как так можно? Они же с Егором вместе сдали экзамен! Сдали блестяще!! Так почему?…

— Мисс Шермер, — устало вздохнул ректор и как-то сник весь, сдулся. Теперь перед девушкой сидел немолодой, жутко уставший мужчина. — Признаюсь честно, академия не будет вмешиваться, и защищать убийцу. Мы до конца не оправились от последствий осеннего происшествия, в котором, кстати, вышеупомянутый студент тоже был замешан и еще неизвестно, не он ли являлся виновником того несчастного случая. Так вот, этот… Гардов, мало того, что он пять лет испытывал наше терпение, систематически нарушал правила и частенько отбывал наказания в карцере. Так он еще оказался связан с криминальными элементами, за которыми пристально наблюдают стражи. Но и этого Гардову было мало, стоило только запахнуть жареным, вместо того, чтобы признаться в содеянном, он попытался снова бросить тень на академию. Вы знаете, что из-за его показаний, уже двое студентов академии — причем, смею заметить! — дети уважаемых людей, оказались задержаны? Академию снова ожидает проверка, на этот раз в связи с тем, что наши студенты якобы принимают запрещенные препараты!! Вы понимаете, чем это все нам грозит? Не понимаете? А еще, — ректор распалялся. Лиз же сидела тихо-тихо, широко распахнутыми глазами глядя на главного человека в Грайне, и просто слушала, не в силах уложить все сказанное в своей голове. — Этот ваш Гардов попытался обвинить студента Абзалова! Со мной уже связался отец Северьяна. И он был очень недоволен тем, что его наследника пытаются связать со всей этой мерзкой историей. Вы можете себе представить, что будет, если пресса прознает про эти нелепые обвинения? Гардов совершенно лишился ума, если посмел вообще упомянуть имя Абзалова! Все, мне больше нечего вам сказать, мисс Шермер! Покиньте мой кабинет.

Лиз с трудом поднялась, на негнущихся ногах вышла в коридор и там устало прислонилась к стене. Закрыла глаза и тяжело вздохнула.

— Ну что? — рядом тут же оказался Стас. Он осторожно придержал подругу под локоть, испытующе заглядывая в лицо. — Лиз, что он сказал?

— Что академия не вмешается, — всхлипнула девушка, открывая глаза. — Егор… Он… Они его отчислили задним числом. Исправили оценку в ведомости и подстроили все таким образом, будто бы он не сдал Щиты.

Стас грубо выругался и саданул кулаком по стене. И еще раз. И еще. До тех пор, пока светло-бежевая краска не украсилась кровавыми разводами.

— Лиз, — Лагодин шумно выдохнул и прислонился спиной к стене, рядом с девушкой. — Остался только один вариант. Я пытался добиться свидания, но… меня дальше допросной не пустили. И все пытались выведать, знаю ли я что-то такое про Гардова, про наркотики, про то, связан ли он с криминалом. Я-то пытался отнекиваться, но…

— Связан, — глухо произнесла Лиз, резко выпрямившись и утирая слезы. — Мы прекрасно знаем, что связан. И наркота… я точно знаю, что он… — она вздохнула, на миг прикрыла глаза, а потом резко их распахнула. — Ладно, Стас, ректор прав в одном — все это дурно пахнет, так что не стоит нам всем лезть в эту грязь без раздумий. Ступай, тебе к экзаменам готовиться надо. Последний рывок остался и все — диплом и свобода.

— Ты нормальная?

— Нормальная, Стасик, я — нормальная, — Лиз мрачно улыбнулась. — А еще, я — умная. И точно знаю, что не стоит портить себе жизнь. Тебе, так уж точно. Так что не лезь!

— Я друзей в беде не бросаю, — зло выплюнул Стас и оттолкнувшись от стены, встал напротив подруги, засунул руки в карманы и набычившись принялся сверлить Лиз взглядом.

— И не надо, — Лиз улыбнулась. Она уже взяла себя в руки. Слезы высохли, затравленное выражение исчезло из глаз. Теперь они светились решимостью и упрямством. — Только вот ни ты, Стасик, ни я, ничего сделать не сможем все равно, раз даже ректор от Егора отказался.

— И что теперь?

— А теперь, Стасик, пришло время обратиться к тому, кто точно может что-то сделать.

Лагодин вскинулся было, а затем усмехнулся. Он понял подругу и всецело встал на ее сторону. Пока они не знали, что происходит и чем все происходящее может грозить Егору, пытались действовать по правилам. Ну а сейчас…

Лиз похлопала парня по плечу и медленно пошла по коридору к лестнице, на ходу вынимая телефон. Номер набирала не глядя.

— Пап? Папочка, мне очень-очень нужна твоя помощь, — услышал Стас ее слова и выдохнул с облегчением. Если Роан согласится, то можно считать, что их дело выгорит. Только вот у Стаса не было ни малейшей уверенности в том, что Роан Шермер захочет помочь тому, из-за кого все каникулы проплакала его любимая дочка.

Лиз коротко, но обстоятельно рассказывала отцу о том, что произошло в академии. Решившись, она почти полностью затолкала эмоции поглубже, зная, что они в этом деле ей совершенно ни к чему. И пусть сердце разрывалось от обиды, а на душе было мерзко из-за несправедливости, Лиз очень старалась не поддаваться отчаянию. Она верила в отца. А еще Лиз верила в справедливость, хоть, если уж честно признаться, совершенно не была уверена в невиновности Егора.

— И чего ты от меня хочешь? — глухо спросил Роан.

— Помощи, — Лиз не раздумывала. Она твердо была уверена в том, чего именно хочет.

— Лиз, ты… понимаешь, что уголовные преступления — это не совсем мой профиль?

— Пап, но ты же можешь вмешаться. И не надо мне сейчас рассказывать о субординации или о чем-то таком. Я точно знаю, что ты можешь все. Помоги Егору. Кроме тебя… этого просто некому сделать.

— Детка, — Роан вздохнул. И Лиз, хоть и не видела лица отца, представила его себе до мельчайших подробностей — слишком хорошо она знала родителя и сейчас, точно наяву, видела морщинку, что пересекла его лоб, поджатые неодобрительно губы, блеск голубых, как у нее глаз. — Я все понимаю, но… мне кажется, что тебе пора открыть глаза и понять, что твой Гардов…

— Папа, ты не поверишь, но я прекрасно осознаю, что Егор далеко не белая овечка. Но…

— Тогда, быть может, стоит все же положиться на власти и закон и позволить свершиться справедливости? Я уверен, что стража во всем разберется и…

— Разберется?!! — не выдержала Лиз. — В чем они там разберутся? От него все отвернулись. Ректор… Папа, мы пытались сделать все правильно, положиться на закон, но… нам не дают разрешения с ним увидеться. Стаса весь день продержали в допросной и пытались заставить свидетельствовать против Егора. А ректор… он отчислил Егора задним числом!! Ты считаешь, что это справедливо? Справедливо подставлять в экзаменационную ведомость оценку и отчислять студента, попавшего в беду только потому, что не хочется проблем?

— Лиз, послушай. Я ничего такого не имел в виду, но… может быть Егор и в самом деле завалил экзамен и все просто так совпало…

— Нет! Мы с ним вместе сдавали Щиты!! В паре! И сдали блестяще! Ректор сам отметил, что мы справились великолепно, а в результате получилось, что у меня высший бал, а Егора он отчислил!!!

Роан вздохнул. Администрация академии и ее методы напрягли его еще в прошлый раз, но, здраво рассудив, что разбираться с продажными чиновниками и не совсем честными преподавателями не ему, Роан предпочел забыть о попытках ректора и Абзалова-старшего перевернуть ситуацию с осенним происшествием в свою сторону. тогда все закончилось — и слава богам.

— А еще, ректор непрозрачно дал мне понять, что об отчислении Егора ходатайствовал Абзалов. Считаешь, что это ничего не значит?

— Лиз, я не уверен, что у Северьяна были возможности все это провернуть. Он, конечно, далеко не подарок, но и до теневого гения, уж прости, ему далеко.

— Я сейчас не про Яна, пап. Я про его отца. Во всей этой истории слишком много Абзаловых.

Роан задумался. Он еще не забыл попытки Абзалова-старшего выгородить некрасивое поведение собственного сыночка осенью и свалить вину на Гардова. Что сказать, слишком уж тогда Абзалов старался, вполне может быть, что и в нынешней ситуации он не остался в стороне и вознамерился взять реванш.

— Па-ап! — Лиз, встревоженная молчанием отца, решила в очередной раз напомнить о себе.

— Я посмотрю, что смогу сделать, детка, — со вздохом отозвался Роан. — Только не рассчитывай на чудо. И вообще, я думал, что вы с Гардовым расстались еще зимой. Или есть что-то, чего я не знаю?

— Расстались, — скривилась Лиз. Что ни говори, а эти воспоминания все еще причиняли боль. Несмотря на внешнее равнодушие, она все еще испытывала к Егору чувства. Оказалось, что не так-то просто вот так взять и забыть о первой своей любви. — Только это ничего не значит, пап. Мы друзья и Егор ни разу не подставил меня. И он не виноват в том, что не любит.

— Хорошо, детка, я посмотрю, что могу сделать. Береги себя.

— Ты тоже, пап.

Роан отключился первым, а Лиз, еще несколько мгновений стояла, слушая короткие гудки, затем вздохнула и отключила телефон. Огляделась. Она не заметила, как за время разговора с отцом, прошла по территории академии и не помнила, как получилось, что сейчас она находилась в той самой беседке, где встречалась с Егором после их первой ночи.

Здесь он подарил ей цветы. Здесь же в их отношениях наступил переломный момент… Странно, но после того разговора, они больше никогда здесь не были.

— Лиз! — Северьян легко взбежал по ступенькам беседки и сделал шаг навстречу девушке, широко улыбаясь. — Вот ты где! Ищу тебя, ищу, целый день.

— Зачем? — резко развернулась Лиз, неласково глядя на Абзалова.

Северьян остановился. Удивленно взглянул на девушку, но улыбка не спешила покидать его красивое лицо.

— Что с тобой?

— Со мной? — переспросила Лиз.

— Ты странно себя ведешь. Что-то случилось?

— А ты считаешь, что у меня нет причин вести себя странно? В самом деле, Ян? По твоему ничего не случилось?

— Не понимаю, о чем ты, — пожал плечами Северьян. — Завтра последний экзамен. Я думал пригласить тебя…

— Не стоит, — резко мотнула головой Лиз.

— Но ты даже не выслушала. Я решил, что мы много времени провели вместе, привыкли друг к другу за время учебы и не стоит вот так, резко, расставаться. Думаю, несколько недель в нашем поместье будут как нельзя кстати. Как считаешь? Своего рода каникулы после выпуска перед тем, как все мы вступим в новую жизнь. Это хорошая идея…

— Я так не думаю, — ответила Лиз и отвернулась. В последние месяцы они с Северьяном стали чуть ближе друг к другу. Не настолько, чтобы Лиз всерьез стала рассматривать Абзалова, как своего молодого человека, но они определенно стали чаще встречаться.

— Лиз, да что с тобой? — воскликнул Северьян, а затем вдруг улыбка его померкла, словно он вспомнил о чем-то не очень приятном. — Гардов. Точно. Переживаешь за этого… — он сдержался и не выругался вслух, интонации, да и сам тон его голоса сказали Лиз о многом. — Он получил по заслугам, Лиз. Не стоит так переживать из-за убийцы. Ему уже не помочь.

— Серьезно? — вскинулась Лиз. Голубые глаза ее сверкнули хрусталиками льда.

— Он сядет надолго, Лиз. Ответит за все. Представляешь, этот гад решил свалить все на меня. Он на допросе заявил, что видел меня в том кабаке. Глупость какая! Но отец уже со всем разобрался и…

— Так значит, я не ошиблась, — медленно проговорила Лиз, прищуриваясь. — Из всей этой истории торчат твои уши, Абзалов. Твои, и твоего папочки! И это вы подговорили ректора исключить Егора задним числом. Это…

— Да чего ты завелась? Вы же вроде уже не вместе! Не дури, Шермер, — лицо Северьяна перекосилось от с трудом сдерживаемой злости. — И не лезь в это дело! Гардов ответит за все, поняла? И ты ему не поможешь! Гардову следовало сидеть тихо и не переходить мне дорогу. Такие как он…

— Он спас тебе жизнь! И всем нам!

— А это еще надо доказать! — не уступал Северьян. — Может это он и навел на наш лагерь тех бандитов. Сам такой же как и они, только и строил из себя крутого перца!

— Да пошел ты, Абзалов! — почти прорычала Лиз, резко толкая парня с дороги. — Мы еще посмотрим, кто и что из себя строил!

Лиз убежала, а Северьян остался стоять в беседке, сжимая кулаки в бессильной ярости. Шермер окончательно свихнулась на почве Гардова. Совсем разум утратила! Но ничего, Северьян был уверен, что на этот раз, Егор Гардов окончательно исчезнет с его пути и тогда Лиз Шермер не останется ничего иного, как понять, что лучше него, Северьяна, она никогда не найдет.