Аметисты Серафимы Суок

Акимов

Сергей Акимов в системе работать не смог. Это было понятно с самого начала, когда он еще только пришел в школу милиции.

«Не командный игрок», – говорили о нем преподаватели.

То же самое многими годами раньше Сергей слышал от тренера, когда с целью подрасти попытался заняться баскетболом. А вот каратэ киоку-шинкай подошло ему идеально. Хладнокровный, выдержанный Акимов побеждал благодаря тактике: просчитает слабые стороны противника, выждет, сконцентрируется и нанесет единственный сокрушительный удар.

Да, ему невмоготу шагать строем и соблюдать правила, принятые в системе. Несправедливые, порой абсурдные и жестокие правила! Поэтому в органах он не задержится.

Оперативник Сергей Акимов, поработав пару лет в РУВД, подал рапорт на отставку и ушел на вольные хлеба.

– Хорошо подумал? – пристально посмотрел на него полковник, прежде чем поставить свою отрывистую подпись. – Ты же отличный сыскарь. С твоими мозгами и чуйкой далеко пойдешь. Не говорю уже про раннюю пенсию, которая тебе сейчас в силу возраста кажется далекой, как Китай, но на самом деле она ближе Кронштадта.

– Я все решил, – коротко ответил Акимов.

Детективное агентство Сергея Акимова «Чеглок» в основном занималось выслеживанием неверных супругов и сбором компромата на партнеров и конкурентов по бизнесу. Скукота, зато никаких инструкций и давления сверху – сам себе хозяин. И что немаловажно, вознаграждение куда больше, чем на службе в органах.

Когда его помощник Михаил Званцев принес на согласование материалы по новому делу, Акимов был настроен клиенту отказать. Поиск дешевых бус – не их профиль. Но, полистав бумаги, Акимов взялся.

Бусы были похищены в результате квартирной кражи. Кроме них из квартиры ничего не пропало. Полиция, естественно, ввиду незначительной стоимости похищенного, ничего искать не стала.

Описание пропажи, адрес квартиры, Ф.И.О. потерпевшей, Ф.И.О. заказчика.

Заказчик просил потерпевшую не беспокоить, сделать все тихо, чтобы она даже не узнала о его обращении в «Чеглок».

«Покрасоваться хочет», – догадался о причине конфиденциальности Акимов. Впрочем, хозяин барин.

Обращаться к потерпевшей и не потребовалось. Действовал новичок, сразу определил Акимов. Домушник засветился на видеорегистраторе одного из автомобилей.

Сергей легко вычислил нужный автомобиль – тот, что обычно паркуется у подъезда. Дальше дело техники. Уже через день бусы были у заказчика.

– Где вы их нашли? – удивился Нечаев.

– В траве возле дома валялись, – не стал вдаваться в тонкости Званцев.

– А я вам говорю, убили моего Пашу! – твердила суматошная, с осветленными до состояния пакли волосами, одетая по крикливой провинциальной моде «товар лицом» и от этого выглядящая безнадежной теткой еще довольно молодая женщина. – Почему вы мне не верите?

– Потому что на это нет оснований, – теряя терпение, повторил следователь.

– Как нет, если есть! Вот в этой бумажке написано, что мой муж не справился с управлением из-за остановки сердца. Сердце само по себе не останавливается! Это я вам заявляю как медицинский работник! У Паши было здоровое сердце! – женщина попыталась надавить авторитетом, невзирая на то что работала администратором в стоматологической клинике, и то это было два года назад, и к медицине имела лишь отдаленное отношение.

Енизеркин лениво скользнул взглядом по судебно-медицинскому заключению, которым трясла вдова. Он его уже читал в прошлый раз, когда гражданка Киселёва приходила все с тем же – убедить сотрудников полиции начать расследование убийства ее мужа.

– Здоровых людей не бывает! – рыкнул он. – И вообще, Алла Леонидовна, если на то пошло, это ваш муж убил человека – сбил сотрудника ГИБДД.

– Измываетесь? – прошипела Киселёва.

Она поднялась с неудобного стула, насупила широченные, нарисованные какой-то халтурщицей иссиня-черные брови, так нелепо смотрящиеся на ее рязанском бело-розовом курносом лице, пытаясь придать себе устрашающий вид, и, уходя, пригрозила:

– Я на вас управу найду! Я вашему начальству пожалуюсь! Я на сайт президента напишу!

– Пишите. Хоть в спортлото! – отмахнулся следователь.

– А вы мне не хамите! – грозно зыркнула вдова и скрылась за дверью.

После общения с представителями власти на их угрюмой территории Алла Киселёва чувствовала себя раздавленной и оплеванной.

Какой чудовищный формализм! Какая невыносимая канцелярщина! И нигде, нигде не найти справедливости! Что за до ужаса бездушная система! У нее погиб близкий человек, а отношение такое, словно она пришла просить милостыню. Тьфу!

«Даже сказать не дали», – сетовала про себя Алла.

Киселёва шла к следователю, чтобы рассказать нечто важное, а ее сразу перебили и все вывернули так, что виноватым оказался ее муж.

«Ну конечно! Сафонов чиновник, а они простые смертные. Справедливости тут быть просто не может!» – пришла вдова к печальному заключению.

Алла не поехала сразу домой, как планировала раньше, – не выдержала. Нервы совсем стали ни к черту.

Она зашла в кафе и долго отмывала руки, как ей казалось, впитавшие в себя липкий слой казенщины. Потом щедро ополоснула холодной водой покрасневшее от волнения лицо.

Косметикой Киселёва не пользовалась с тех пор, как узнала о смерти мужа. Не до этого было. Даже волосы расчесывала не каждый день.

Стоя в общепитовском санузле, вдова, пожалуй, впервые за последнее время внимательно рассматривала себя в зеркале.

Зеркало отнюдь не радовало: бледное, усеянное, словно разбитым стеклом, мелкими морщинками куперозное лицо с мешками под глазами, с проросшими ниже нарисованных черных дуг волосками бровей, выдающими отсутствие всякого ухода.

В свои тридцать шесть лет Алла Киселёва смотрелась на все сорок пять. Ей вдруг стало за себя обидно. У иных ее ровесниц внешность как с картиночки, а она чучело чучелом.

Алла никогда не была красоткой с кукольной внешностью, тем не менее считалась вполне симпатичной: кругленькая, невысокая, с аккуратной, манкой фигуркой, Алла притягивала к себе мужские взгляды, а ее покладистый нрав не давал шансов остаться одной. И когда это она успела превратиться в грымзу, запущенную и сварливую? Теперь уже не спасали ни ежемесячно пополняемый на «ягодах» гардероб, ни обилие блесток где только возможно, ни высокий каблук. Тяжелая артиллерия – джинсы и топы в обтяжку – и та сдала позиции.

Алла пила зеленый чай, задумчиво глядя сквозь отделявшее кафе от торговых павильонов стекло.

По залу скользила молоденькая официантка – тщательно причесанная и накрашенная, ручкой с хохломой на длинных ногтях она проворно забрала грязную посуду.

Алла невольно бросила взгляд на свои руки с до неприличия отросшими лунками в сочетании с пожарно-красным маникюром. Траур трауром, а это уже ни в какие ворота! «Надо привести себя в порядок! Несмотря ни на что», – решила она.

Следователь Виталий Алексеевич Берестов был в том возрасте, когда карьера обычно катится под горку и на горизонте отчетливо маячит пенсия. Он, конечно, считал себя мужчиной в самом расцвете сил и, несмотря на пошаливающее давление вместе с не совсем здоровым желудком, пополнять ряды старых развалин категорически не желал.

Военная выправка, широкие плечи и высокий рост Виталия Алексеевича создавали о нем впечатление как о сильном и энергичном человеке; рельефное лицо с выдающимся вперед подбородком, богатыми поседевшими бровями над выразительными коньячного цвета глазами наводило на мысли о принципиальности и суровости. Хотя на самом деле Берестов имел сущность ранимую, даже мягкую, что всегда виртуозно скрывал.

Невзирая на шестой десяток, Виталий Алексеевич оставался молод душой и с присущими молодости амбициями втайне жаждал славы и признания. Или хотя бы повышения по службе, а то засиделся уже в подполковниках. На худой конец, его самолюбивую натуру устроило бы неординарное дело, полное загадок и тайн. Как назло, дела, которые попадали к Берестову, были одно банальнее другого.

«Так и закиснуть можно в этом болоте», – угрюмо думал он, от скуки листая страницы своих знакомых в социальных сетях. У одного дача на побережье, у другого – серфинг по океанским волнам, третий на лыжах в Альпах.

Одноклассник Генка, все школьные годы числившийся в безнадежных двоечниках, сейчас рассекает за штурвалом «Боинга», а лоботряс Федька стал импресарио и мотается, старый хрыч, по свету в компании длинноногих танцовщиц.

У всех жизнь бьет фонтаном. Один он, Виталий Берестов, закопался в бумагах, как канцелярская крыса, и ничего интересного у него не происходит. А годы идут, и жизнь уже на излете. Эх, успеть бы сделать что-нибудь значительное, масштабное, такое, чтобы на первую полосу (или как оно теперь называется?) – на все таблоиды. Орден бы получить. Или звезду героя. Герой России Виталий Берестов. За это и жизнь отдать не жалко. Пожил уже, так что если за звезду, то помереть он согласен.

Мечтам свойственно сбываться. Пусть не в том виде, в каком хочется, и не в подходящее время.

Когда Берестов подумывал об отпуске и с этой целью разглядывал карту, его вызвали на паркет.

– Алексеич, тебе как самому опытному и расторопному поручаю дело, – торжественно, будто бы речь шла о вручении награды, произнес полковник Марянинов.

– Мне? У меня же и так вагон с тележкой в производстве, – попытался отбояриться Берестов.

Заход начальства Виталий Алексеевич истолковал безошибочно: на тебе, Берестов, очередную мутотень, в которой одна писанина и ни грамма расследования.

– У всех вагоны! И вообще, с вашим опытом давно пора было с ними разобраться! – голос руководителя приобрел металлические нотки.

Спорить с начальством – себе дороже.

– Так точно! – бойко козырнул Виталий Алексеевич.

– Ты вот что, – уже мягче сказал полковник. – Тут Еризеркин напортачил – слишком резко обошелся с вдовой Киселёва. Ну ты знаешь Еризеркина. Следователь он толковый, но молодой и бывает крут. Вдова на него нажаловалась. Она вообще баба склочная – строчит жалобы как из пулемета. От греха подальше я это дело у Еризеркина забрал.

– И передали мне, – скорбно усмехнулся Берестов.

– Тебе, Алексеич. Потому что ты как никто умеешь разговаривать с людьми. Поаккуратней там с Киселёвой. Во избежание, так сказать.

Берестов без энтузиазма шелестел скупыми страницами с материалами дела. Все выглядело проще пареной репы: некоему гражданину Киселёву тридцати четырех лет за рулем сделалось худо, в результате чего он не справился с управлением и совершил наезд на сотрудника ГИБДД Метёлкина. Чего тут расследовать? Правильно – нечего! В иной раз так и сделали бы, если бы не активность Киселёвой. Вдова настрочила жалоб, куда только сумела. Жалобы автоматически зафиксировались, почтовый автоответчик уверил в том, что в положенные сроки их непременно рассмотрят и ответят. Еризеркин сработал топорно, и теперь он, следователь Берестов, вынужден разгребать за коллегой.

Опять на него свалили бестолковую работу! И все ради того, чтобы мадам Киселёва получила отписку – пару куцых казенных предложений. Но для того чтобы выдать пусть даже самую бесполезную, составленную под копирку отписку, требуется проделать кучу такой же бесполезной, но от того не менее трудоемкой работы.

«У моего мужа Павла Киселёва в бизнесе был конкурент – Аркадий Прохоров», – прочитал Виталий в протоколе.

По мнению Аллы Киселёвой, администрация Выборгского района потребовала закрыть массажный салон, принадлежащий ее мужу. Якобы из-за многочисленных жалоб жильцов дома, во дворе которого этот салон находится. Якобы вместо массажа клиентам оказывают интимные услуги и «массажистки» своим присутствием оскорбляют чувства высоконравственных жильцов дома. Киселёва считает, что все это происки главы администрации господина Сафонова, который старается для своего зятя Аркадия Прохорова. Того самого Прохорова, которому принадлежит сеть ресторанов «Рыба». Ресторатору приглянулось место на Ланском шоссе: в красивом старинном флигеле с видом на парк и недалеко от центра – идеальное расположение для ресторана. Но место оказалось занято массажным салоном, владелец которого не захотел переезжать.

«А куда переезжать, если там наработана клиентура? И помещение удобное, оборудованное под салон, а это фито-бочки, душ шарко, бассейн и вообще… Паша столько денег туда вложил, еще по кредитам не расплатился. Салон был нашим единственным источником дохода!» – сокрушалась Алла Леонидовна.

Берестов живо себе представил этакую бой-бабу, жену бизнесмена, которая была в курсе дел мужа.

«То есть ваш муж был заинтересован в смерти Сафонова и его зятя Прохорова, а не наоборот», – ухватился Еризеркин.

«Я не знаю! Но Сафонов ему очень мешал. Если бы не Сафонов… – Киселёва запнулась: выходит, что так. Но это совсем не так! Убили же Пашу! Этот следователь нарочно ее запутал. – Послушайте, – сказала она миролюбиво. – Вы же сами понимаете, где зять главы администрации, а где был мой Паша. У Прохорова, небось, и охрана, и дом с высоченным забором. А Пашка вот он был, на ладони, убивай – не хочу».

Виталий Алексеевич несколько раз прочитал протокол, затем еще раз просмотрел материалы дела. Полковник прав: все просто, как грабли, и никаких подводных камней выискивать нечего – их тут попросту нет.

Одна деталь цепляла глаз. Какая именно, Виталий Алексеевич пока не понимал. Но что-то явно выпирало из привычного ряда.

Он еще раз перечитал материалы дела: все гладко. Но ведь что-то бросилось в глаза при первом прочтении, а теперь ускользнуло.

«Сдаешь, приятель, – мысленно поддел сам себя подполковник. – Может, и правда пора уже на заслуженный отдых? Огурцы на даче выращивать, рыбку удить. Вино, кино и домино, увы, – этап пройденный, далее по программе: кефир, клистир и теплый сортир».

Берестов живо представил себя с клизмой в руках и скривился.

«Нет уж, я еще потрепыхаюсь!»

Рабочий день подходил к концу. За окном напропалую гуляло бабье лето. Непривычные для середины сентября двадцать градусов не позволили недоверчивым горожанам поверх легкой одежды не надеть куртки и кофты.

«Эх, окунуться бы сейчас в этот омут! Пройтись по набережным, вдохнуть свежесть речного ветра, а не пылиться за бумажками!»

Берестов шумно захлопнул папку с делом.

«Завтра! – решил он. – Завтра что-нибудь состряпаю, и дело с концом, а на сегодня хватит!»

Погода была чудо как хороша.

Виталий Алексеевич бродил по улочкам центра. Прошелся по Кузнечному переулку, выбрался на Рубинштейна и нырнул в проходной двор Толстовского дома. Галерея дворов-колодцев: центральный с клумбами и колоннами – самый большой и помпезный, а по бокам, словно сиротки, приткнулись малюсенькие дворики, окруженные четырьмя мрачными стенами, – истинные колодцы.

Виталий Алексеевич задрал голову и ощутил себя узником в каменной яме – колодец как он есть.

«А ведь именно здесь погиб Факториал», – вспомнил Берестов.

Огромная сосулька свалилась с крыши и пробила голову пранкеру. И хоть сосулек при нынешней погоде быть и близко не могло, Виталий Алексеевич поежился и на всякий случай поспешил прочь от этого места.

В том, что пранкера Факториала убили, никто не сомневался, но никаких доказательств тому не нашлось.

Все выглядело как несчастный случай. Факториал, по паспорту Пётр Санько, сидел в печенках у многих влиятельных людей города.

Его неоднократно предупреждали, но Санько продолжал играть с огнем. Доигрался. Ко всему прочему, господину Санько принадлежала сеть микрозаймовых организаций, а посему врагов он нажил достаточно.

Было очевидно, что с Факториалом поработал киллер по прозвищу Ювелир. Ювелир был мастером инсценировать самоубийства и несчастные случаи, и если бы не его фирменный знак – оставлять около трупов самоцветы, – никто бы на него и не подумал. В этом был особый шик, граничащая с безумством дерзость и, как ни парадоксально, признак профессионализма.

Ювелир был настолько уверен в своем мастерстве, что мог себе позволить подобные фокусы. Полудрагоценными камнями он как бы говорил: «Оставляю на месте преступления свою визитку, но все равно хрен кто что-то докажет».

Настолько наглого и самоуверенного типа среди наемных убийц криминальный мир не знал давно.

В этот момент Берестова осенило. Вот оно! Вот за что зацепился глаз при прочтении протокола: в салоне автомобиля Павла Киселёва был найден агат. При осмотре никто не стал заострять внимание на самоцвете, цена которому три копейки, – занесли в протокол и забыли.

«Возможно, к ДТП на Московском шоссе приложил руку Ювелир! – зародилась у следователя шальная мысль, но внутренний критик тут же ее искоренил. – Это вряд ли. Кто станет заказывать первоклассному киллеру на хрен никому не нужного Киселёва?»

«А как бы было круто поймать Ювелира! – мечтал Берестов. – Это не пьянь, убившая собутыльника, и не хулиган, пырнувший соперника в драке. Это киллер! Киллер, которого вот уже много лет никто не может найти. А он, Виталий Берестов, найдет. И тогда все узнают, какой он превосходный следователь. Его повысят в звании – это само собой, будут брать интервью, он прославится на всю страну».

Убаюканный сладкими грезами, Виталий Алексеевич не заметил, как отмахал несколько кварталов. Он вышел к каналу Грибоедова – холодному и угрюмому в любое время суток и при любой погоде. Здесь старинные здания нависают тенью, вода пахнет болотной плесенью, а извилистая набережная неизбежно наводит на мысли о кривой дорожке Родиона Раскольникова.

«Пожалуй, пока не стоит ставить на деле Киселёва крест, – решил Берестов. – Надо напрячь оперов, чтобы еще раз опросили свидетелей. С чем черт не шутит, вдруг удастся что-нибудь выудить».

В рамках расследования дела по наезду на сотрудника ДПС А. Мётелкина Виталий Берестов решил поговорить с близкими Киселёва, тем более что его сестра-двойняшка Полина сама к нему рвалась.

– Скажите, каким образом у вашего брата мог оказаться этот камень? – Виталий Алексеевич предъявил ей фото найденного в машине Киселёва агата.

– Я не знаю. Может, нашел где. Или купил, – пожала плечами Полина, одетая по странной мешковатой моде, отчего тонула в одежде – жакете, наводящем на мысли о плащ-палатке, и огромных синтетических брюках.

Полина была такой же плотной, как и ее брат, походила на него лицом, только выглядела миловидней.

– То есть вы раньше его у Павла не видели?

– Да нет вроде. Я внимания не обращала. Почему вы спрашиваете?

– Этот камень был обнаружен в его машине.

– Тут я ничем не могу помочь. Вы считаете, это как-то связано… вы мне намекните, я скажу, – засуетилась Полина.

Определенно, женщина хотела помочь следствию идти в нужном русле.

– Ничего пока не ясно. И вообще, да будет вам известно, что дача ложных показаний преследуется по закону.

– Да я ничего… я как лучше хотела… – забормотала свидетельница.

– Вы ничего странного в последнее время не замечали? Может, брат вам о чем-нибудь рассказывал?

– Нет вроде.

– Если что вспомните, звоните.

– Я вспомнила! Я зачем к вам шла? Чтобы сказать об очень важном! С этим вашим камнем чуть не забыла! – зачастила Полина. – У Пашки в классе уже девять покойников. С Пашей – десять!

– Какое это имеет отношение к делу? – насторожился следователь.

Похоже, дама собиралась вывалить ему страшилку в стиле «в одном черном-черном городе».

– Ну как же? Столько человек умерло. Треть класса! Не случайно ведь!

– Людям вообще свойственно умирать, – философски заметил Берестов.

– В таком относительно молодом возрасте? – возразила Полина. – Не верите мне, – заключила она, нервно дернув гладко причесанной головой. Ее длинные, в виде овалов, серьги возмущенно качнулись.

– Хорошо, проверим. Напишите, в какой школе и когда учился ваш брат.

– В двенадцатой города Кириши. Выпуск две тысячи пятого года. Брат учился в «А», я в «Б».

– Обычно близнецов записывают в один класс.

– Мы двойняшки! – поправила Полина.

Было видно, что для нее это важно.

Берестов не стал спорить: двойняшки так двойняшки.

– Нас специально разделили.

– Полина Родионовна, больше вас не задерживаю. Если вспомните еще что-нибудь важное, прошу немедленно мне сообщить, – Берестов протянул свою визитку и протокол на подпись.

Следующей на очереди была Алла Киселёва, вдова погибшего.

Виталий Алексеевич приготовился к яростной тираде с обещаниями дойти до президента. Напротив ожиданий, в кабинет вошла женщина со спокойным, даже отрешенным лицом.

«Приняла успокоительное», – догадался Берестов.

Вдова покорно опустилась на предложенный стул и смиренно приготовилась ждать, когда следователь закончит свою писанину и начнет задавать вопросы.

– Алла Леонидовна, вы узнаете этот камень?

Киселёва удивленно принялась разглядывать фото найденного в машине Павла самоцвета.

– Что это?

– Агат.

– Нет, впервые вижу, – не сразу ответила вдова. – А почему вы спрашиваете?

– Этот камень был обнаружен в автомобиле вашего мужа.

В серых с красными прожилками глазах Киселёвой появился интерес. Женщина принялась разглядывать фото пристальнее.

– Это точно агат? Не аметист?

– Вот заключение экспертизы, – Берестов протянул документ.

Алла бегло прочла несколько коротких строк, извещавших о том, что найденный минерал носит название агат, по своим химическим свойствам является диоксидом кремния и относится к полудрагоценным камням. Далее характеристики и примерная стоимость.

О том, что муж искал аметистовые бусы, Алла умолчала нарочно. А то как объяснить это следователю? Она и сама точно не знала, зачем Павлу понадобились бусы. В последнее время с этим салоном он дошел до отчаяния, ему казалось, что выхода нет, но потом вдруг приободрился и стал загадочно говорить про какие-то аметистовые бусы, мол, получит их и решит проблему. Как только Алла ни подходила к мужу, никакой конкретики от него так и не услышала. Павел лишь загадочно улыбался и говорил, что потом расскажет, когда все случится. Иначе, говорил, удачу можно спугнуть. Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, и тому подобное. Алла не настаивала. Паша повеселел, и это уже было хорошо. А то ходил подавленный и стал слишком часто выпивать.

– Знаете, незадолго того дня, когда Паша погиб, – женщина всплакнула, красные прожилки в ее глазах стали заметнее, – он сказал, что проблема с салоном скоро будет решена. Уехал на дачу, а я осталась в городе. Потом вечером, когда мы с ним разговаривали по телефону, он сказал, что надо открыть дверь, там кто-то пришел.

– Ваш муж кого-то ждал? Вы знаете, кто приходил?

– Не знаю. Мы поговорили, как обычно, и под конец разговора Паша сказал, что ему надо открыть.

– Хоть видеокамеры в вашем дачном доме есть?

– Есть, но они не работают. Паша хотел мастера вызвать, но навалились проблемы с салоном. Сами понимаете, не до камер стало.

– После вы с мужем разговаривали?

– Разговаривала. Утром. Я на работу торопилась, поэтому разговор получился коротким. Он сказал, что выезжает домой. Но не доехал.

Женщина снова всплакнула.

– Я вот что думаю. К Паше приходил Прохоров или кто-то из его людей. Он моему Паше что-то подсыпал в еду, и у него остановилось сердце. Я боюсь, что убьют и меня. Салон теперь принадлежит мне.

– С вами уже связывался Прохоров?

– Нет. Но это дело времени. В наследство я еще не вступила. – Алла разрыдалась, некрасиво размазывая слезы по покрасневшему лицу.

– Не переживайте вы так, – следователь предложил воды. – Вряд ли ради выгодного места бизнесмен уровня Прохорова пойдет на убийство.

– Легко вам говорить. Не вас же убьют! Вам тут всем все равно! В прошлый раз ваш коллега даже сказать мне ничего не дал, выставил моего мужа виноватым.