Аметисты Серафимы Суок

1943–1944 гг. Алма-Аты

Лёля больше не приходила в красивый дом Жилкомбината № 7, где жила Серафима Суок. Девочка нарочно обходила этот дом стороной, чтобы случайно не встретиться со своей когда-то обожаемой знакомой.

Весна в этом году выдалась поздней, март с его пронизывающим ветром походил на ноябрь.

В начале марта Лёлина мама застудила поясницу и у нее прихватило почки, а за ними на фоне скудного питания обострилось хроническое заболевание, и уже, как кости домино, посыпался весь организм.

Нина Васильевна продолжала ходить на работу, где носила тяжелые ведра с отходами, перестилала постели, ухаживала за больными, в большинстве своем бойцами на реабилитации после ранений. Лёля за год вытянулась и теперь при прежней своей худобе выглядела еще более хилой. Несмотря на внешнюю хрупкость, Лёля оказалась довольно сильной девочкой. Она еще с осени приходила в госпиталь помогать матери и, бывало, во время приступов болезни полностью отрабатывала за нее смены.

К апрелю, такому же холодному и слякотному, совершенно несвойственному южной Алма-Ате, Нине Васильевне сделалось совсем худо. Ее положили в тот же госпиталь, в котором она работала. Врач, очень пожилой московский профессор, положительных прогнозов не давал. Нужны лекарства, говорил он, а без них рассчитывать не на что. Молодой организм еще выкарабкался бы, а тут пациентка самостоятельно не справится.

Нужные лекарства в госпитале отсутствовали. Их не было даже для фронтовиков, не то что для какой-то хворой санитарки.

Лёля была в отчаянии: она не хотела верить, что мамы скоро не будет и она в свои неполные четырнадцать останется совсем одна.

Тетя Зина украдкой, чтобы не услышали соседи, читала молитвы. На столе лежал клочок грубой серой бумаги с резкими, отрывистыми буквами профессора медицины – диагноз и список лекарств, с выпуклыми следами крупных Лёлиных слез.

– Ты бы сходила к Серафиме. У нее связи. Она сможет достать лекарства, – посоветовала Лёле тетя Зина.

– Как это – «достать»? – не поняла девочка. – Лекарств ведь нет!

– Чего нет для всех, то найдется для избранных. На то они и избранные, – заметила тетя Зина.

Лёля была не согласна: какие могут быть избранные, когда в советской стране все равны? Тем более – когда речь идет о лекарствах.

– Нет, к Серафиме Густавовне я не пойду! – упрямо заявила Лёля.

Тетя Зина лишь покачала головой.

Спустя неделю маме стало лучше. Откуда-то взялись необходимые лекарства, и Нина Васильевна начала идти на поправку.

Лишь через год Лёля случайно узнала, что тетя Зина ходила в красивый дом Жилкомбината № 7 к Серафиме Суок. Серафима от нее не отмахнулась, она включила все свое обаяние, чтобы через нужных людей раздобыть лекарства для посторонней ей женщины.

Летом сорок четвертого года перед широкой двустворчатой дверью на втором этаже дома Жилкомбината № 7 стояла субтильная рыжеволосая девушка. Перед тем как робко постучать, она долго мялась и мысленно подбирала слова. Лёля сильно отличалась от той бойкой девчушки, которая впервые пришла в эту квартиру по поручению тети Зины.

– Вам кого? – ей открыла незнакомая женщина. Холеная, с ярко накрашенными губами и выбеленными волосами под Орлову.

– Серафиму Густавовну.

– Она уехала в Москву.

К концу сорок третьего года ситуация на фронте изменилась. Враг отступал, оставляя за собой руины и пепелища. Люди, кому было куда, постепенно возвращались из эвакуации. Месяц назад тетя Зина с ребятами уехала в Воронеж. У них в семье радость: муж тети Зины поправился и после ранения ему дали отпуск. Село, в котором до эвакуации жила Лёля, сгорело. Отец погиб в первом же бою; бабушка с ними в Алма-Ату не поехала, сказала: «Буду умирать на своей земле». Напророчила.

– Простите, – прошелестела Лёля.

На площадке между этажами ее нагнал гулкий от подъездной пустоты голос:

– Постой! Ты Лёля?

С девичьей прытью Лёля вернулась назад.

– Вот! Серафима оставила для тебя, – женщина протянула ей сверток.