Апгрейд

Интерлюдия. Гамилькар

Совет Трехсот гудит, пока трибуна выдвигается из середины колизея и между рядов первого и второго ярусов, отведенных для гамм и бет, на монорельсе движется к третьему, занятому представителями Великих родов и Верховного жречества, скользит к ложе Магонов, останавливается возле главы рода, Ульпиана Магона.

Могучий седовласый старик тяжело поднимается с кресла и, опираясь на трибуну, становится в круг, который катится вниз, в середину колизея, отведенную для ораторов.

Гамилькар смотрит на своего врага и с сожалением думает, что Ульпиан еще лет двадцать будет пить его кровь, прежде чем подохнет.

— Приветствую вас! — Голос Ульпиана заглушает шум, а когда старик берет паузу, царит мертвая тишина. — Обойдемся без прелюдий. Мы потеряли столицу Северной Карталонии, меньшие зиккураты охвачены беспорядками, и я не предлагаю, а требую прекратить снабжение Новой Сарепты и усилить лояльные нам зиккураты военными из Карфагена.

Он смолкает, и слово берет Гамилькар — нажимает на зеленую кнопку, ждет, когда его запрос одобрит суфий, и говорит в микрофон, зафиксированный за ухом:

— Мы не можем так рисковать. Наши эпсилоны тоже начали поднимать головы. Отправим военных — получим восстание здесь.

— Ты допустил ошибку, Гамилькар. Устроил зачистку вместо того, чтобы сгладить конфликт. И чего ты добился? Озлобил низ? Я не вижу объективных причин для таких действий.

Гамилькар смотрит на него и думает о том, что причины скоро найдутся: через день-другой его люди устроят парочку кровавых терактов у дельт и гамм, а спишут все на месть трикстеров. Но сегодня крыть ему нечем, и он отвечает пространно: что-де правильнее задавить восстание в зародыше, показав силу.

— Предлагаю безотлагательно голосовать, — продолжает глава Магонов и отец бесследно исчезнувшей Элиссы. — Прошу сперва зафиксировать повестку, а затем внести уточнения. Повестка: усиление второго по величине города Северной Карталонии, Ксаньерры, на двадцать процентов силами военных Нового Карфагена. Усиление столицы Южной Карталонии на десять процентов.

— Зафиксировано, — отзывается суфий. — Просьба голосовать.

Гамилькар всегда голосует против предложений Магонов, подкупленные им члены Совета — тоже, но их голосов недостаточно, и сегодня они в подавляющем меньшинстве: восемьдесят против двухсот двадцати.

Дальше идет голосование, сколько военных куда отправить и каким составом. Гамилькар дожидается перерыва и покидает Совет. Ему хуже с каждым часом, он ощущает присутствие Танит и выворачивающий душу зов, но не может ее найти. Если бы знал, как она выглядит, назначил бы за нее награду — черноротые привели бы под белы рученьки, а так посторонних привлекать бесполезно. Ощутить ее может только он.

Он не отвечает на звонки и забросил дела, ему безразличны женщины. Он пьет стимуляторы и с телохранителями-гемодами круглосуточно курсирует над зиккуратом, чтобы почувствовать ее, но обманывается снова и снова.

Гевиал и Сандро уже ожидают его на борту «Таниты», он выкупил этих лишенных права на жизнь гемодов, и они благодарны ему настолько, что готовы отдать жизнь за него.

Безволосый и безбровый альбинос Сандрино за штурвалом, потом его должен сменить Гевиал, отсыпающийся в каюте.

Подобрав полы серого плаща, Гамилькар садится в кресло и командует:

— Трансляции с камер — на экран. Будешь приближать по запросу — как и ранее.

— Мы по-прежнему не знаем, кого ищем? — осторожно интересуется Сандрино, включает приборы, и по его блестящей лысине бегут синеватые сполохи.

— Тебя не касается. Выполняй.

Качнувшись, «Танита» взлетает, на экране, расположенном перед креслом, появляется стремительно удаляющаяся поверхность аэропорта со снующими туда-сюда сотрудниками.

— Сегодня уровень один, ступень пять, — называет Гамилькар место наобум.

Его глаза начинают слипаться, он выпивает стимулятор, и чувства просыпаются. Его охватывает злость на себя, на проклятую девчонку, которая где-то прячется, и на людей в целом.

Пока изучал снующих внизу черноротых, а длилось это часа три, появилась тошнота то ли от постоянного мельтешения перед глазами, то ли от вида недочеловеков — все какие-то косые и хромые, сутулые и грязные даже на вид. Не может Танит находиться среди таких, ее сразу будет видно. Или дохлый номер это все? Большую часть времени черноротые проводят внутри зиккурата, на поверхность выползают изредка. Если Танит внутри, ее никак не увидеть и не почувствовать.

Теперь Гамилькар разозлился на само устройство зиккурата — сооружения неудобного, громоздкого и не способного функционировать, если отрезать его от питающей артерии. Именно это позволяет как нельзя лучше управлять зиккуратами и исключает длительные восстания и уличные бои. Перестал возить еду, отрубил воду и электричество — повстанцы держатся пару недель и приползают сдаваться или уходят в леса.

Теперь же это работает против Гамилькара.

Он уже отчаивается, но чувствует будто бы прикосновение ладони ко лбу, зов усиливается. Танит здесь!

— Медленнее! — командует он.

Гевиал, вытянувший длинные ноги в кресле второго пилота, подбирается, чувствуя изменение настроя босса.

Внизу по полуразрушенной площади ползают черноротые. Возле магазинов и баров асфальт есть, но дальше — сплошные колдобины. И они лазают по этим колдобинам, как черви по дерьму, бесконтрольно плодят своих выродков.

Чуть дальше от разваленного фонтана, который обсели черноротые, — выкидыш местной архитектуры, навес с прогулочными дорожками и барами наверху.

Возле метро роится толпа, Гамилькар облизывает пересохшие губы, потому что Танит должна быть там!

— Площадь у метро, — командует он и вот толпа ближе, сотни расходящихся в стороны людей.

Гамилькар скользит взглядом по лицам и вдруг они все замедляются и становятся серыми. Цветным остается единственный силуэт повернутой спиной черноволосой девушки в синем плаще, перетянутом на талии. Бросает в жар. Это она! И она скоро уйдет в метро.

Ничего не говоря, он вышвыривает Гевиала из кресла, приближает девушку, и она будто бы чувствует его взгляд, поворачивается и смотрит в небо. У нее снежно-белая кожа, смоляные волосы и глаза синие, как подсвеченные солнцем кусочки льда. И в ней чувствуется порода.

— Вот она! Снижаемся, быстро! — Непослушными пальцами Гамилькар нажимает на паузу, делает ее фото.

Личико есть. Теперь даже если она сбежит, ее поимка — дело нескольких дней.

— Доставьте мне ее, — распоряжается он, садясь в кресло.