Апгрейд

Глава 18 Не от мира сего

Напуганные трикстерами черноротые еще не сообразили, что их гонят на убой, и несутся прямо на бронемашины военных. Скоро люди сообразят, в чем дело, и повернут обратно. У нас есть минут пять форы и, обняв Элиссу за талию, чтоб ее не увлекла толпа, мы движемся навстречу людскому потоку.

Черноротые напоминают напуганных огнем зверей: мечутся, вопят, во взглядах полыхает паника. Элисса мужественно работает локтями, то и дело с ее головы слетает капюшон серого худи, и она возвращает его на место, пряча подбородок в воротник. Очень надеюсь, что паникующим людям не до нас, и никто ее не узнает.

— При первой возможности уходим под землю, — говорю девушке на ухо, она кивает.

Огибаем полуразрушенное здание, выбранное полицейскими целью зачистки, вижу вдалеке наш догорающий флаер, во дворе достаточно дымно, и я надеюсь, что сослуживцы меня не узнают.

Несемся по тротуару, игнорируя вопросы «Что случилось» и «А не знаете, куда это все» — сворачиваем в парк, где пока все спокойно, — тот самый, где я встретил двух парней, пытавшихся меня отбить у грабителя — и вижу на единственной целой стене разваленного здания рисунок поверх пестрого граффити… Я бы не назвал этого человека похожим на меня — больше благородства на лице, волосы светлее — но неизвестный художник сумел передать сходство, и я себя узнаю. «Заратустра вернулся! Конец эпохи зла!» — написано внизу черной краской.

Элисса замирает, глядя на рисунок, на меня, и вдруг обнимает крепко-крепко.

— Я не ошиблась в том, что выбрала именно тебя, — говорит она непривычно взрослым, хорошо поставленным голосом. — Ты самый достойных из всех, кого я встречала.

От ее перевоплощения делается не по себе, замечаю вдалеке люк, ведущий под землю, беру ее за руку и веду за собой. Не угроза смерти, не моя судьба не заботят меня, единственное, что сейчас важно — наши пальцы соприкасаются, и мир наполняется теплом, становится целым.

Под землей по пути к логову Рэя молчим, то и дело ловлю на себе испуганный взгляд Элиссы — она так боится, что я ее брошу, что предпочитает не нарушать голосом иллюзию безопасности. Теперь это снова напуганная беспомощная девочка.

— Я не могу забрать тебя с собой, — говорю ей. — Я живу на виду, и на втором уровне. Сейчас спрячу тебя у своего друга, ты его видела. Он тебя не тронет, не переживай. Потом попрошу знакомых со второго уровня присмотреть за тобой.

— Со второго? — В ее голосе слышится радость, если не торжество. — Значит, мы еще увидимся?

Вздыхаю.

— К сожалению, я не принадлежу себе и не имею права делать то, что хочется. Не знаю.

— А ты читал мои письма?

— Да.

В темноте подземелья все черно-белое, но не просто вижу — чувствую, как она краснеет от смущения, оно передается, и новое ощущение мне в диковинку. Интересная вещь — эмпатия.

Рэя в логове не оказывается. Опять где-то шастает, наверное, у девчонки, которую я помог ему склеить, и это плохо. Потому что мне нужно как можно скорее вернуться, иначе меня запишут в покойники или того хуже, начнут искать. Не исключено, что обнаружить человека можно и через чип. Если за час гемод не появится, придется оставлять ему послание и сюрприз в виде Элиссы.

Девушка откидывает капюшон, приглаживает растрепанные волосы. Только сейчас замечаю кровоподтек у нее на скуле, вспоминаю, как ее волочил Дэн, и жалею, что не втащил ему как следует.

— Кто из моих знакомых пытался тебя продать? Только Макс и Дэн?

Она обхватывает себя руками, кивает.

— Дэн сначала лез ко мне со своей страстью, это даже Гитель заметила. Я ему отказала, и он стал обрабатывать Гитель, говорить, что правильнее меня продать. Она на это не пошла, сказала, что ты запретил. Дэн пытался ее убедить, что ты ушел из стаи, и тебе на них плевать.

Элисса садится в кресло Рэя, подтягивает колени к груди.

— Как-то слишком много непреодолимого. Весь мир против меня, я смертник, у меня даже собственной зубной щетки нет, и я не могу ее купить… Зато есть ты, спасаешь уже во второй раз, хотя я не нужна тебе так, как нужна им всем. Я знаю, что не справлюсь и долго не проживу. — В последних ее словах сквозит не отчаяние, а скорее смирение. — Вообще непонятно, почему я такая получилась…

— Какая?

— Не от мира сего. Забитая. Неприспособленная. — Она разводит руками.

Хочется ободрить, поддержать ее, и я говорю:

— А я думаю, что это хорошо. Ты чистый, светлый человек, такие, как ты, делают мир лучше. И я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

Она вскакивает и снова обнимает меня. Не знаю как, но слышу ее мысли, точнее единственную мысль: «Не оставляй меня!» Все, что хочу — быть с ней, раствориться в ней. Я знаю, что стоит сделать несколько движений, и меня ждет счастье. Почему-то вспоминаются слова Шахара, чтобы я слушал свое сердце.

Поднимаю ее голову за подбородок, наклоняюсь. Она закрывает глаза, подается навстречу. Едва наши губы соприкасаются, происходит нечто невообразимое.

Даже в детских фантазиях, когда еще не знал женщины, я не думал, что возможно… Такое. Меня захлестывает… Страсть? Кажется, что меня больше нет, ее больше нет. Мир перестает существовать. Ее неумелые поцелуи — как капли воды для умирающего от жажды.

Мне недостаточно просто раздеть и взять ее, мне нужно от нее гораздо больше…

А потом все обрывается. Элисса прижимается ко мне, и сквозь одежду я чувствую, как бешено колотится ее сердце. Перед глазами проступают очертания предметов, силуэт появившегося Рэя. Во мне клокочет гнев, хочется убить его, чтоб не мешал.

—…нагрянут сюда! — доносится его возмущенный голос. — Ты совсем дебил?

Он крутит пальцем у виска. Чтобы вынырнуть из сладкого тумана, требуются титанические усилия воли.

— Нужно ее спрятать, — хриплю я.

— Опять? Что в этот раз? — ворчит он.

— Долго рассказывать. Пусть она сутки побудет у тебя, а потом я подыщу ей более подходящее убежище.

— И это правильно! Только давай встретимся не здесь, а? Ты чипирован, я не знаю, как работает чип, есть ли там следящее устройство. Давай лучше в условленном месте в условленное время, чтоб логово не светить?

Элисса наконец отстраняется, садится в кресло, подтянув колени к животу и уткнувшись в них.

— Кстати, о деле трансплантологов. Контору «Бонус-Эс» крышует полковник Вайоддан, так что на твоем уровне бороться — дохлый номер. — Он переводит взгляд на Элиссу. — Ладно, пусть остается. Так где и когда встречаемся?

Называю координаты Лики, время — девятнадцать ровно. Элисса вскакивает, подходит ко мне. Говорю:

— Не переживай, все будет хорошо.

Она вкладывает свой смысл в мое «хорошо»:

— Мы ведь увидимся?

— Обязательно. Иначе не может быть.

Глажу ее по голове, целовать не рискую даже в щеку — меня пугает собственная реакция, я теряю адекватность, как девственник перед проституткой, и такое состояние мне отвратительно.

Теперь нужно пройти процедуру опознания перед тем, как меня пустят наверх. Очень надеюсь, что моя версия произошедшего сгодится. Затем — поговорить с Помпилиями об Элиссе. Стараюсь не думать о том, что будет, если они откажутся ее приютить. Завтра надо как-то опять спуститься, протащить девушку наверх.

И параллельным курсом — рассказать Эду о полковнике Вайоддане, найти мальчика, приготовленного на заклание, установить ему маячок. Продумать, как его вызволять из питомника. Кое-какие соображения на этот счет у меня есть, заодно попытаюсь запустить цепную реакцию. Одно ясно: спокойной жизни нам с Эдом после этого не видать, и мне все равно придется рисковать на Полигоне. Прием заявок на участие в реалити-шоу заканчивается через три дня.

Этот безопасник — ну просто сферический представитель своей профессии в вакууме: серые волосы, незапоминающееся безбровое лицо, глазки-буравчики. Отношение ко мне — равнодушие. Я для него не подозреваемый, а очередной идиот — моя стратегия работает.

— Ты говоришь, что побежал в здание, когда дал уйти членам своей команды. Зачем? Почему не попытался прорваться к военным?

— Потому что работали снайперы, простреливали двор, и я подумал, что у них есть гранаты, меня убили бы. А из здания все ушли, я посчитал, что там безопаснее дожидаться наших, — пожимаю плечами я и повторяю то, что уже рассказывал: — Потом я надел поверх костюма тряпье, увидел боевиков, их было несколько, и выбежал на улицу. Там по мне открыли огонь, я нашел люк в земле и залез туда, а потом заблудился.

— Понятно. И не заметил, как потерял браслет.

— Не заметил. Наверное, зацепился за что-то, ведь шел бой.

— Но ты и раньше бывал на первом уровне. Что ты там делал?

Притворяюсь, что смущен, отвечаю с промедлением.

— Доступные женщины. На достойных у меня не хватает средств.

— Свободен. — Безопасник кривится, нажимает на кнопку и склоняется над коммуникатором: — Выдать Тальпаллису новый браслет и сопроводить на второй уровень.

Больше всего мне хочется отправиться к Помпилиям, но понимаю, что надо сперва обозначить себя в общежитии, успокоить Эда, что я в норме. Да и перед Оллебом следует отчитаться, пусть и не хочется. Только бы не начали таскать по дознаниям, выяснять, что привело к потере флаера!

Едва переступаю порог комнаты, как Кириан — помятый, с синей шишкой на лбу — восклицает:

— Лео! Вот это да! Я уж тебя похоронил!

Он бросается ко мне, трясет мою руку. Его отношение ко мне — симпатия.

— Спасибо тебе! Ты всем нам жизнь спас! Мы с Эдом написали в отчете, какой ты герой! Где ты шарахался так долго?

Сразу же меняю тему:

— Наши все живы?

— Да. Эд очень о тебе беспокоится, прямо как баба влюбленная! Ты осторожнее с ним, подозрительно это. Подыхал, подыхал и вдруг тебя увидел — и воспрянул.

— Оллеб как себя ведет?

— Потух. Он потерял флаер, за это его понизят в звании.

— Ставлю три тысячи, что не понизят, — говорю я.

— Мне все равно. Кстати, тебе тоже нужно написать отчет в течение суток…

— Делаешь ставку? А то мне деньги нужны.

— Вот еще…

— Как с Эдом связаться?

Кириан говорит номер, я торопливо шагаю к телефону в общем коридоре, а Кир все достает вопросами, как мне удалось потеряться и посеять браслет. Вот же тупой! Когда набираю Эда, Кир топчется рядом, только напоровшись на мой взгляд, отходит подальше.

Отвечает мать Эда, передает ему трубку и, косясь на Кира, я быстро говорю:

— Это Леон. Жив, здоров. У тебя буду в семь вечера. Есть новости по нашему делу. Большего не скажу.

— Рад, что все в порядке. Понял. Жду. У меня тоже есть новости по мальчику.

Вот это по-мужски! Лаконично, по делу, не то что Кир сопли размазывает.

— Так ты что, уходишь? — возмущенно вопрошает Кир.

— Отвали, а? А то я начинаю жалеть, что не позволил тебе убиться во флаере.

Кир отвешивает челюсть и ретируется. Его отношение ко мне не меняется: по-прежнему симпатия.

Вот теперь можно спокойно наведаться к Помпилиям. Начало пятого вечера. В коридоре людно и шумно: юные полицейские, кто в форме, кто по гражданке, возвращаются в свои комнаты. Иду возле стены, погруженный в мысли, и вдруг ощущаю едва заметное прикосновение ледяных пальцев к шее. Вздрагиваю, останавливаюсь, и программа подсвечивает красным силуэт вдалеке. Сначала думаю, что это невзлюбивший меня Оллеб, но вскоре понимаю, что нет, парень мне незнаком. Он слишком далеко, и информация не считывается. Ускоряю шаг, фокусируясь на силуэте, движущемся навстречу. Он то появляется за другими людьми, то исчезает.

Метрах в двадцати от меня незнакомец резко поворачивает, открывает дверь и заходит к себе. Так и не успел посмотреть, кто он и откуда эта ненависть.

До самого пути на улицу не могу отделаться от ощущения чужого внимания. Выйдя, чувствую себя и вовсе беспомощным. Кажется, что злобные глаза глядят из-за черных окон улья, из проезжающих автомобилей. Невольно начинаю искать недоброжелателя среди идущих навстречу прохожих. Кажется, даже небо враждебно нависает надо мной.

А потом происходит странное: вместо того, чтобы шагать вперед, мои ноги перестают слушаться, я делаю шаг назад, и стеклянная остановка, с которой я должен был поравняться, рассыпается осколками.

Понимание прокатывается по телу ледяной волной: меня только что пытался убить неизвестный киллер. Причем непонятно, откуда он стрелял! И почему именно в меня, ведь я не сделал ничего, достойного убийства.

Откатываюсь за кусты, ползу ко входу в подъезд улья. Люди начинают в панике метаться, но на мне никто внимания не акцентирует.

Перед глазами всплывает текст:

Благословение Танит помогло тебе избежать внезапной смерти!

Охреневаю так, что забываю о киллере. Что за благословение и где я успел его подхватить? На запрос приходит ответ:

Богиня Танит благословила тебя!

Ее покровительство способно избавить тебя от внезапной смерти.

Что еще дает благословение, кроме предотвращения внезапной смерти? Делаю мысленный запрос, но программа не отвечает. Валяюсь в кустах, не решаясь высунуться, ведь у меня нет даже пистолета, а в голове роятся мысли. Вряд ли благословение само собой на меня ниспослалось. Я сделал что-то, расположившее ко мне Танит, богиню-девственницу. То ли супругу, то ли вечную невесту Ваала.

Приходит догадка, заставляющая меня на миг оцепенеть.

Танит воплощается в девушке из древнего пунийского рода, выбирает мужчину из себе подобных, и тот становится Белым Судьей. Элисса из рода Магонов — самого древнего из существующих пунийских родов!

Все у зверобогих пошло наперекосяк! Танит выбрала меня, плебея, даже не черноротого. Но почему? Эта богиня больше не с Ваалом? Или человеческое в Элиссе победило божественное?

Теперь понятно, зачем она была нужна Боэтарху — он каким-то чудом узнал, что Танит воплотилась в ней, и пытается взять силой то, что считает своим по праву. И знание того, что Элисса его дочь, вряд ли остановит его. Теперь понятно, откуда в девчонке такой магнетизм — она не должна оставить равнодушным никого, в первую очередь избранника.

Потому-то меня так и размазало во время поцелуя. Это ведь божественный поцелуй! И, овладев Элиссой, я получу суперприз. Вот тебе и «слушай свое сердце».

Не проходит и минуты, как прибывает флаер внешнего патруля, я поднимаюсь и, пригибаясь, семеню прочь, прокручивая наши с Элиссой разговоры, вспоминая, как из напуганной девочки она превращалась в уверенную в себе женщину, как менялись ее речь и взгляд. Все сходится: она из древнейшего рода Магонов… А вот в то, что невеста Ваала выбрала меня, поверить трудно!

Все это прекрасно, но жизнь подкидывает новые проблемы. Например, кому я помешал так, что меня решили убрать? Уж не тем ли, кому сорвал теракт?

Озираюсь. Вряд ли киллер остался на месте, сделав дело, они меняют место дислокации. Или нет? Или пасет меня, ждет удобного случая? Для профи даже внешний патруль не помеха.

Перехожу дорогу, чтобы меня от улья, где засел враг, отделял поток автомобилей. Сажусь на заднее сиденье такси и называю адрес Помпилиев.

В этот раз Тевуртий открывает сразу же и кивком приглашает войти. Только когда переступаю порог дома, он спрашивает:

— Что-то случилось?

Распахивается дверь, и, размахивая пластиковыми мечами, мимо проносятся мальчишки. «Ты повержен». «Нет, ты повержен!» Выглядывает Пенелопа, кивает мне и выходит, вытирая руки о передник.

Сразу к делу перейти не решаюсь.

— Я говорил с матерью Джоанны, она…

— Ты ведь не за этим пришел.

Пенелопа смотрит пристально, и мне хочется все ей рассказать, но поднимаю руку ладонью к ней.

— Да, ты права. Пенелопа, я знаю, на что ты способна, давай обойдемся без воздействий.

Тевуртий косится с подозрением, а я ищу верную стратегию поведения, программа не приходит на помощь, и я выбираю честность. Результаты переговоров очень важны, пожалуй, даже важнее, чем гражданство на втором уровне.

— Нам нужно поговорить в месте, где…

Старик кивает.

— Идем в кабинет. Родная, включи робота, чтоб присмотрел за детьми, и присоединяйся.

Опускаюсь в коричневое кресло, не сдерживаюсь, трогаю обшивку — если и синтетика, то выглядит, как настоящая кожа. Тевуртий занимает крутящееся кресло за громоздким письменным столом и, пока не пришла Пенелопа, говорит:

— Тут все сигналы, даже те, что передает твой чип, искажаются. Так что можно говорить не таясь.

Пенелопа занимает белый диван у стены, седые волосы сливаются с ним, а темная кожа контрастирует.

— Кто ты такой и как вычислил нас? — спрашивает она.

Нет смысла скрывать свое происхождение от таких же изгоев, и я пересказываю последние недели своей жизни, начиная с установки программы и заканчивая тем, как отбил Элиссу у своих и спрятал у Рэя.

— Полагаю, Элисса и есть воплощение Танит, — заканчиваю я. — И она выбрала меня. Теперь по правилам я должен буду стать Белым Судьей, но без покровительства Ваала. А пришел я, чтобы просить вас о помощи. Элиссу нужно спрятать, я слишком на виду и все время под прицелом.

Воцаряется молчание. Старик пристально смотрит на погрустневшую жену, сворачивающую в трубочку и разворачивающую подол рубахи, и обращается к ней:

— Да, это он. Что скажешь?

Она грустно улыбается.

— От судьбы не уйдешь, как ни старайся.

Не понимаю, о чем они, только одно ясно: их отношение ко мне не изменилось после моей исповеди.

— Мы приютим девушку. А дальше все зависит не от нас. Завтра будет готов вызов на работу для матери Джоанны, вместе с ней заберем и Элиссу. Если что-то случится с нами, пообещай, что позаботишься о наших детях.

Хочется сказать, что все с ними будет хорошо, но вспоминаю, что у Тевуртия дар предвидения, и становится не по себе. Получается, что я подвергаю опасности этих людей. Потому говорю то, что они хотят услышать:

— Обещаю.

Еще час рассказываю, что мне дает программа, обсуждаем стратегию моего развития, и Помпилии поддерживают мою задумку заявиться на реалити-шоу «Выжить на Полигоне», но не сейчас, а когда немного прокачаюсь.

— Шоу спонсирует род Гисконов, — объясняет Тевуртий. — Победителям и правда перепрошивают чип, и они становятся бетами. Это для тебя самый быстрый и короткий путь наверх. На шоу не берут без достижений, хорошо, что ты предотвратил теракт и засветился на телевидении. Чем больше достижений, тем выше вероятность, что тебя возьмут.

— А Гисконам какая выгода с того шоу? Неужели оно приносит бешеную прибыль?

— Сперва пиарят кандидатов, у каждого формируется группа поддержки. Затем проводят спарринги со ставками и голосами зрителей, а это миллиарды шекелей. Ну и, сам посуди, Гисконам нет смысла подтасовывать голоса, у них достаточно влияния. Загвоздка только в том, что через два месяца, когда начнется новый набор на шоу, о тебе забудут, а сейчас ты еще не готов.

— Получается, что чем более я популярен, тем больше у меня шансов пройти отбор? — спрашиваю я больше не ради ответа, а чтобы собрать мысли в кучу.

— Не только. Зрители могут оставить тебя, если тебе будет грозить отсев. Купить тебе оружие. Популярность — залог успеха в игре.

Появляется интересная перспектива: если в течение двух дней мы с Эдом выводим трансплантологов на чистую воду, я как разоритель осиного гнезда пиарюсь у рыжей журналистки, распределяю очки характеристик и повышаю ловкость, то лучше заявляться на участие прямо сейчас, на гребне волны моей славы.

Договариваюсь с Помпилиями завтра вечером лететь за Ликой и Элиссой и спешу к Эду, прокручивая план развития событий, и прихожу к безрадостному выводу, что без помощи родителей мальчика, на которого положили глаз трансплантологи, нам не обойтись.

Дело за малым: склонить их к сотрудничеству. Как бы мне пригодился дар убеждения! Но придется действовать собственными силами.

Скрестив руки, я стою, прижавшись к стене в комнате Эда, и выглядываю в окно, верчу в руках черный маячок, похожий на бусину. Эд не в силах устоять на месте, мечется по тесной комнате, глаза его то вспыхивают, то гаснут.

— Ладно, допустим, родители согласятся установить сыну вот этот мой маячок. Мальчика похитят, а дальше-то как? Пока мы сформируем запрос на проверку питомника, оттуда уже вывезут детей! Ты сам только что сказал, что этих сволочей крышует полковник с третьего уровня! Да нас пристрелят, как только мы попытаемся что-то сделать…

— Законными методами с ними бороться бессмысленно, а вот незаконными… — хищно улыбаюсь. — У меня есть план, но делиться им не буду, пока все не продумаю.

Если Рэй сможет подключиться к системе коммуникации внешнего патруля и сымитировать команду диспетчера, то нам особо стараться не придется: на питомник обрушатся все боевые патрули. Но пока не уверен, что это сработает, и Эда не обнадеживаю — поговорить с гемодом получится только завтра, когда он приведет Элиссу к Лике, и я полечу к ним на флаере вместе с Помпилиями.

— Маячок все равно нужно устанавливать, и чем раньше, тем лучше. Твой скепсис мне непонятен.

— Ты прав, — кивает Эд, останавливаясь. — Я хотя бы узнаю, где мой брат… Поехали!

Семья мальчика живет в таком же комплексе-улье, как и Эд, на шестом этаже, в самом конце коридора, утыканного камерами. Эд долго давит на звонок, с вызовом глядя в камеру домофона, пока бодрым мужским голосом ему не отвечают:

— Что вам нужно? Мы не вызывали курьеров.

Эд представляется полицейским, вываливает на отца всю информацию о мальчике, которую почерпнул из ворованных сведений, и заканчивает:

— У нас есть все основания предполагать, что вашему сыну угрожает опасность. Впустите нас, пожалуйста.

Из домофона доносится детский плач и женский голос, но слов не разобрать — видимо, супруги совещаются, и, открываясь, дверь щелкает. Эд, пригнувшись, чтобы не удариться головой о дверной косяк, переступает порог, я иду за ним.

Навстречу выходит хозяин квартиры и встрепанная полная женщина. Программа подсказывает, что ему, как и мне, тридцать один год, он атеист без каких бы то ни было талантов, а вот его тридцатилетняя жена — культистка Ваала. Все так же стоя в прихожей, Эд рассказывает историю своего брата, представляет меня как агента с третьего уровня, который внедрен для того, чтобы вывести на чистую воду преступного полковника, показывает флешку с перепиской.

Поначалу отец семейства выглядел раздраженным, но постепенно на его лице начинает проступать заинтересованность. А вот женщина не в силах сдержать беспокойство:

— А почему бы сразу их всех не прижать? — возмущенно бормочет она. — Зачем подвергать стрессу нашего мальчика? Неужели нельзя сразу его обезопасить? Охрану приставить, например?

— Они все равно до него доберутся, — говорю я. — Мы не сможем охранять его вечно. И без маячка вы его уже не найдете.

— Эти люди правы, — обращается она к мужу. — Хуже точно не будет, если установить маячок… Помоги нам, Ваал! Вы обещаете, что они не успеют навредить…

— Не успеют, — без зазрения совести лгу я.

Следующие полчаса отец семейства читает информацию с флешки и делается с каждой секундой мрачнее. Эд утешает его, что донора и реципиента нужно долго готовить к операции, никто сразу не станет резать их сына, и мы успеем его вытащить, а заодно вытащить и десятки других похищенных детей, но его слова действуют слабо.

Мужчина забирает маячок, сжимает в кулаке.

— Он сейчас на тренировке, а я молюсь об одном — чтоб ничего не случилось, пока я еду его забирать. Вживлю в подошву его ботинок и велю носить только их. Они надежные, со шнуровкой.

Эд говорит свой номер, и в этот момент у меня и у него начинают мигать красным кнопки браслета — нас срочно вызывают на работу, место сбора стандартное: ангар флаера. Хозяин квартиры приносит ботинки сына и при нас поднимает стельку и кладет маячок в углубление, словно специально для этого созданное.

— Спасибо за ваш труд, — говорит он, провожая нас до двери.

Сидя на трицикле позади Эда, весь путь на работу я думаю не о том, почему нас вызвали, а о том, какие все-таки люди одинаковые, будь то атеисты, трикстеры или культисты Ваала.

Кириан уже топчется в ангаре. Едва мы переступаем порог, как он всплескивает руками и возмущается:

— Задолбали вы шляться! Полчаса вас жду. Оллеб требует нас всех в контору на ковер. Потому что ты, — он тычет в меня пальцем, — объяснительную не написал!

Обращаюсь к Эду:

— Все-таки надо было дать ему убиться при крушении.

— Ага, — кивает Эд, — нудный он.

«Ковер» представляет собой комнату-аквариум, где собираются за своим столами сержанты, отгородившиеся друг от друга картонными перегородками, для совещаний, сдачи отчетов и общественного порицания. В середине комнаты под потолком — четыре экрана, расположенные так, чтобы всем было видно оратора. Трансляция пока не ведется, шагаю за Эдом по лабиринту между столами к рабочему месту Оллеба.

Сержант, глядящий в монитор, замечает нас, только когда тень Эда накрывает его стол. Косит глазом, откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди.

— А вот и вы. Наконец-то, — он отправляет кому-то сообщение и сворачивает месседжер. — Леонард, выношу благодарность от всей команды, что вытащил нас из горящего флаера. Это не для протокола.

Он разворачивает к нам камеры, привинченные к столу, и говорит в коммуникатор:

— Господа, моя команда в сборе!

На экранах под потолком появляется крысиная рожа Оллеба, которая торжественно произносит:

— От лица всех полицейских и лично от себя выражаю признательность моей команде и в частности — Леонарду Тальпаллису, который, рискуя жизнью, вытащил боевых товарищей, включая меня, из горящего флаера… — Он берет секундную паузу, чтоб набрать воздуха в легкие, доносятся жидкие аплодисменты, Оллеб продолжает: — Я горжусь своей командой! Благодаря таким людям живет вера, что есть еще место подвигу!

Глаза наивного Кириана сияют, Эда — наливаются свинцом, а я буквально кожей ощущаю фальшь и готовлюсь к подставе.

— Я считаю своим долгом поспособствовать карьерному росту своих сотрудников и еще утром послал заявку на повышение их в звании. Час назад мою заявку одобрили, и все члены моей команды, — он перечисляет нас, — получают звания сержантов!

Улыбающийся от уха до уха Кириан хлопает ему, и комната взрывается аплодисментами. Выждав паузу, Оллеб продолжает, с опаской кося на меня глазом:

— В звание вступите через неделю, каждому поступит в распоряжение тройка добровольцев, вызвавшихся защищать наши интересы в Карталонии.

Кириан продолжает лыбиться и аплодировать, он не понимает, что Оллеб таким образом избавляется от команды, он повышает нас только для того, чтобы мы гарантированно отправились в Карталонию на войну. Отказ от звания — конец карьеры полицейского. Эд и Кириан попали. Зато у меня больше нет сомнений, когда заявляться на шоу «Выживи на Полигоне» — сейчас.

Потом будет поздно.