Апгрейд

Интерлюдия. Гамилькар

Ноздри Гамилькара щекочет запах горелой плоти. В который раз верховный жрец Ганнон пытается прорицать, читая знаки его запеченной крови, но, похоже, и сейчас ничего конкретного.

Гамилькар зажимает ранку на сгибе локтя, откуда взяли его кровь и плеснули на раскаленный стальной лист. Ганнон глядит на него невидящими черными глазами, его губы шевелятся. В этот раз постаревший, осунувшийся Гамилькар сам пытается прочесть рисунок из запекшейся крови, но ничего не видит.

— Ну? — нервно спрашивает он.

— Вижу хаос… Из него выходит человек. Мужчина. Безродный. Танит стоит за его спиной… Она будто бы прячется за ним.

— Я опоздал?

— Ммм… Нет. Она еще не передала ему силу.

Кулаки сжимаются, Гамилькар спрашивает:

— Так что, наступили времена, когда клятва иссякла, и Танит может передать силу первому встречному? И он станет Белым Судьей?

— Этот человек не простой. Особенный. — Ганнон проводит у себя над головой. — Над ним чья-то длань. Трудно сказать, кем он станет, получив силу. — Жрец делает па над листом. — Ваал хочет тебя, Танит — нет. Она будто бы стоит напротив Ваала. Она больше не с нами.

Гамилькар кривится.

— Ты говоришь кощунственные вещи…

— Ваал хочет тебя. Идем!

Старческие пальцы впиваются в запястье, и Ганнон увлекает Гамилькара из зала по узкому коридору вглубь зиккурата. Глава рода Боэтархов предчувствует великое событие, но едва хочет спросить, что происходит, его уста будто бы кто-то запечатывает, чтоб голос не нарушал торжественность момента.

В голове стоит звон, словно дребезжат сотни мыслей, которые никак не удается ухватить. Или это ворочается что-то огромное, громоздкое, пробуждаясь от тысячелетней спячки?

Звон усиливается. Голова трещит, словно там начинается ледоход, ломаются глыбы льда, крошатся друг о друга. Наворачивающиеся слезы застилают взгляд, и Гамилькар толком не видит, куда его ведет Ганнон.

Ему горячо и муторно. С головой накрывают сомнения, но тело больше не слушается его, живет само по себе, ноги повинуются чужой воле, и это не воля Ганнона.

В себя Гамилькар приходит на мостике, ведущем в чрево Ваала, где полыхает вечный огонь. Три горящих глаза божества смотрят на него, и он слышит голос, наполняющий все его существо:

— Иди ко мне, мой избранник!

По телу прокатывается волна благоговейной дрожи, и на подгибающихся ногах Гамилькар движется к пышущему жаром чреву Ваала. До обрыва мостика остаются считанные метры. Наполненный благодатью, Гамилькар с благодарностью готов шагнуть в огонь, уверенный, что Ваал примет его душу, и он возродится по правую руку от бога, но удар в грудь отбрасывает его назад на несколько метров.

Наваждение исчезает. Гамилькар падает, поднимается на ноги, пятится, глядя на идола, который меняет очертания и будто бы плавится.

Минута — и перед Гамилькаром не стальной идол, а клубящаяся тьма с прорезями глаз, где полыхает алое пламя.

— На колени!

Голос Ваала подобен грому. Ноги Гамилькара подкашиваются, и он преклоняет колени. Его наполняет ощущение беспомощности, ничтожности перед Величайшим.

— Ты доказал свою верность, смертный, — грохочет Ваал, и кажется, что от его голоса вот-вот лопнут барабанные перепонки. — Ты нужен здесь.

Из темноты протягиваются два черных щупальца, где угадываются по пять пальцев, преобразуются в длинные руки, ладони опускаются на плечи Гамилькара. Красные глаза божества вспыхивают, и багровые лучи устремляются в зрачки Гамилькара. Касание — и внутри клокочет огонь, божественная сила поднимает его над мостиком, и он зависает в воздухе, чтобы быть вровень с божеством.

— Отныне моя воля — твое желание. Мои мысли — твои мысли. Враги восстали против меня. Найди и уничтожь их! Дарую тебе силу проклятия.

Легкий толчок в грудь — темнота — и Гамилькар обнаруживает себя коленопреклоненным на мостике. Перед ним снова бездушный идол Ваала. Ни следа не осталось от божественного присутствия. Мысли четки и прозрачны, лишь стук сердца напоминает автоматную очередь.

— Что мне сделать, Величайший? — шепчет Гамилькар.

— Ты поймешшшь, — слышится ему в шелесте ветра.

Несколько мгновений Гамилькар не двигается, прислушивается к ощущениям, но не обнаруживает в себе изменений. Как будто ничего не случилось, и происшедшее ему почудилось. Пошатываясь и держась за перила, он идет от статуи к третьему уровню ступенчатой воронки, открывает дверь и за порогом обнаруживает лежащего ничком Ганнона, старик не подает признаков жизни.

Неужели помер старый пень? Гамилькар ногой переворачивает жреца, щупает его шею и, обнаружив слабую пульсацию, хлопает старика по щекам.

Ганнон открывает глаза, бездумно таращится на Гамилькара, начинает пятиться, а потом склоняется в поклоне, бормоча:

— Я знал, о, Величайший!

— Встань. И верни все мои пожертвования, началась война, и я найду им применение.

В голове крутится, что нужно кончать трикстеров и Магонов, которым покровительствует Танит, а так же найти и уничтожить незнакомца, которого выбрала богиня как противовес ему, избранному Ваалом. С первыми все понятно. А вот с Магонами… Ваал даровал силу проклятия, нужно выяснить, как ею пользоваться.

— Мне нужен человек, которого тебе не жалко будет потерять, — обращается он к бледному, изможденному жрецу. — Сейчас же!

На лице Ганнона нет удивления, он воздевает руки над головой и встряхивает ими — звонко звенят колокольчики на рукавах, и тут же словно ниоткуда появляются жрицы-вестницы. Четыре девушки в светлых воздушных одеяниях замирают, склонив головы. Верховный жрец кивает на них.

— Выбирай.

Гамилькар указывает на русоволосую девицу в середине, самую на его взгляд некрасивую, и торжественно произносит:

— Господин мой Ваал счел тебя недостойной жизни.

Слова появляются сами, Гамилькар будто накладывает на девушку незримую печать и закрепляет ее прикосновением. Девушка вздрагивает, но не рискует посмотреть на Гамилькара.

Ничего не происходит: она не падает замертво и даже не выглядит бледной, это его поначалу разочаровывает, но, сфокусировав на ней взгляд, он обнаруживает в воздухе, в десяти сантиметрах над ее головой, черный овал, куда всасывается золотистый свет — жизненные силы девушки и, образуя белесый жгут, исчезают в небе.

Гамилькару неприятно губить красивое, и он шагает прочь, к своему флаеру. Раньше он не ориентировался в хитросплетениях ходов жреческой ступени, теперь же отлично знает, что где находится. Еще бы, отныне в нем частица самого Ваала.

— Следи за девчонкой и отчитывайся мне о ее самочувствии, — не оборачиваясь, велит он верховному жрецу.

— Да, мой господин, — доносится слабый старческий голос.

Гамилькар улыбается. Его тщеславие ликует: сам верховынй жрец становится перед ним на колени!

Во флаере альбинос Сандрино смотрит новости на центральном экране, вокруг него развешены фотографии синеглазой девушки. Завидев босса, Сандрино выключает новости, но Гамилькар ощущает протест — ему нужно знать, что происходит.

— Верни, — распоряжается он, и Сандрино кивает лысой головой, экран вспыхивает: в зале полно народа, интервьюируют полицейских, и вскоре становится ясно, что именно эти твари предотвратили один из терактов, который Гамилькар планировал повесить на трикстеров.

Исполнитель мертв, все в порядке. Остается вопрос: как им удалось вычислить исполнителя? В чем он прокололся?

Рыжая журналистка пытает черноволосого полицейского с трехдневной щетиной, и он выдает:

— Бомба была у ребенка в рюкзаке, и девочка что-то знала о преступнике. Потому снайпер, а может, снайперы, которые вели его, девочку тоже убили. Я еще не разобрался, кто такие трикстеры и чего они хотят, и выводы делать не могу. Но точно с этими терактами не все так просто, как кажется.

Гамилькар сжимает челюсти. Неужели все так очевидно, что даже это быдло догадалось? И Луций Тория туда же! «Не все так однозначно». Решено, старого бурдюка — в утиль… Но была уверенность, что в провале операции больше виноват не он, а этот заросший мужик, изображающий идиота. Жить он не должен. Журналистка называет его по имени: Леонард Тальпаллис. Гамилькар указывает на него пальцем и торжественно произносит:

— Господин мой Ваал счел тебя недостойным жизни.

И понимает, что для активации проклятия не хватает касания.

— Сандрино, я хочу, чтобы Тальпаллис сдох, позаботься об этом! — Гамилькар переключает канал на новости для пятой ступени и видит заседание совета.

Речь держит Ульпиан Магон, который тоже не должен жить. И стоящие на пути Гисконы. И все, кто ставит под сомнение величие Ваала. А значит, его, Гамилькара, величие.

Не сдержавшись, он срывает со стены фотографию воплощения мятежной Танит, комкает и бросает о стену.

— Я все равно найду тебя. И ты пожалеешь.