Моя несчастливая поездка затянулась намного сильнее, чем я предполагал. Так что я сильно вышел из графика. Пришлось признать, что я, как и все люди, совершаю ошибки. С другой стороны, нельзя сказать, что съездил в пампу совсем совсем уж безрезультатно. Мой слуга, Хулио, после перенесенных испытаний закалился душей и телом, заматерел и теперь выглядел не таким пентюхом, каким он был еще в прошлогоднем декабре. Теперь на него можно было положиться. Кроме того, за время плена мы сблизились с ним и теперь я был уверен в Хулио, как в самом себе.
Кроме этого, перед отъездом я серьезно поговорил с сержантом Панчо из Кармен-де-Патагонес. Тому уже до смерти надоело торчать там без всякой надежды на изменение к лучшему. Все десять лет борьбы за независимость, а потом и десять лет независимости, дела в тех краях с каждым годом становились только хуже и хуже. После ухода испанцев порядка так и не навели.
Так что он непрочь был поработать со мной. Я договорился что сержант подберет себе еще пару товарищей и они будут работать на меня. За хорошие деньги по «щекотливым» темам. Я же, в свою очередь, должен был договорится с генералом Карваланом, что их либо демобилизуют, либо передадут мне для охраны. Кроме того, надо было направить в Кармен-де-Патагонес им смену.
Кроме этого, я дал задание подобрать мне парочку осужденных. Среди работников. С небольшими сроками. Иностранцев. Тех, кого в Аргентину так активно заманивал президент Бернардино Ривадавиа, молившийся на массовую европейскую миграцию. Желательно не из числа граждан враждебных стран.
Хотя могут быть варианты. К примеру, французский лотарингец, то есть немец. Или итальянец из Швейцарии. Или испанский баск. Едва ли они окажутся жгучими патриотами своих стран. Такие люди, как правило, себе на уме. И главное — мне необходимы люди, прошедшие военную службу. Преимущественно бывшие солдаты. Глядишь, так себе команду и подберу. А то время поджимает.
За пару недель я прочел депеши и раскидал все накопившиеся дела в столице. Пробежав по своим предприятиям и надавав советов компаньонам.
Работу в городе сильно затрудняло урегулирование бесконечных неприятностей, возникающих из-за вмешательства политических или чекистских высших начальников.
Точнее из-за слишком большого количества высших начальников в столице, каждый из которых хотел если не взять под контроль какое-либо из наших предприятий, то хотя бы урвать себе что-нибудь детишкам на молочишко. Проявляя невероятную ревность, так как каждый босс пытался создать видимость интенсивной деятельности, дабы оправдать свое существование.
В результате возник небывало сложный комплекс интриг между отдельными фигурами или политическими деятелями, причем арена политических событий часто перемещалась от предместья Бараков в Палермо или же в асиенду Рохаса «Лос-Серрильос». Приходилось, в свою очередь, грозить «шишкам на ровном месте», набитым совершенно безответственным вздором, что я действию по прямому приказу генерала Рохаса и непременно пожалуюсь ему. Или в Масорку.
Тогда меня сразу оставляли в покое.
Уезжая, я еще раз напомнил американскому послу Слейду, что ему отвожу месяц сроку. На выполнение наших договоренностей. Иначе пусть пеняет на себя.
На самом деле я решил завалить этого американского алкаша. И просто давал ему шанс выжить.
Сам же я встретился с капитаном небольшого американского китобойного судна, мистером Джоном Гариссоном. Из Нанкета. Это был настоящий янки, родом из северных штатов, богобоязненный пуританин 27 лет. Карьера ему не грозила, так как капитанство китобойки был его потолок, потому как больших собственных средств он не имел. А работая на других, заработать большие деньги, или сделать карьеру без протекции, было затруднительно. К тому же, море всегда берет свою тяжелую дань с моряков. Утонуть можно работая на любом судне, но плавая на маленьких китобойках — шансы резко увеличивались.
Так что я рискнул связаться с ним. Вернувшись в США он должен был внести мой аванс, чтобы на судостроительных верфях Нанкета ему заложили новомодный клипер. Платить я буду по частям, по мере строительства, передавая именные векселя на американские банки. Так же Гаррисон должен в отпуске был съездить в Массачусет, к Уошберну и попытаться заключить с ним договор от моего имени. Показывая выписанный на Уошберна вексель.
Если все получится, то Джон станет капитаном клипера, когда тот построят. И будет иметь в нем долю в 10%. А торгуя с Китаем может постепенно и выкупить этот клипер. Так что в Слейде я теперь не сильно нуждался. Надеюсь, с новым американским послом у меня сложатся лучшие отношения.
А пока я рванул в курируемые мной поместья. Слава богу, что я теперь не должен был все делать сам, иначе бы завалил текущий сезон. Но уже с мая Рохас прислал мне на стажировку дюжину управляющих, которые все за зиму осмотрели и теперь пытались самостоятельно внедрить новые технологии в порученных их попечению асиендах. Мне же теперь отводилась роль ревизора.
Вот я и ездил теперь по различным поместьям Рохаса, находя ошибки и упущения, и показывая как их еще можно исправить. Надеюсь, что все получится и в следующем году мы выйдем на рубеж в полсотни передовых технологичных хозяйств. А там и засуха кончится. Вот тогда развернемся на полную катушку! Так что чертям в аду станет тошно!
Что мне нравилось в сельской местности, что тут не было такой нарочитости и партийности, как в столице. Минимум лозунгов и максимум дела. Гаучо, конечно, обожали Рохаса.
А красный цвет они обожали еще до генерала. Но так как основным направлением был крупный рогатый скот, то многочисленные быки красный цвет, напротив, ненавидели. Горячо и страстно. До буйств. Приходилось подстраиваться к скотине. Так что яркие красные костюмы гаучо приберегали лишь для своих поездок в город.
Между тем на севере Аргентины, у «демократов», воспевающих «цветы зла», красоту и губительность порока, в их «квази-государстве» дела шли неважно. Они резко утрачивали популярность. Почему-то оказалось, что между демократом, федералистом, сепаратистом, анархистом и просто бандитом, разницу нельзя было обнаружить даже в микроскоп.
Так как чувство глубокой озабоченности падением жизненного уровня избирателей все эти категории начальников не испытывали. Совершенно. И такое положение сильно нервировало бедное население. В жарких же южных странах страсти быстро достигают точки кипения!
Хотя, пока народ по-пушкински «безмолствовал». Застыл в недобром напряженном молчании, готовый вспыхнуть в любую минуту. Так как война за господство над Аргентиной опустошала некоторые провинции все больше и больше, и нельзя было надеяться на скорый конец.
Создание демократической «Лиги» не означало искоренение федералистских настроений во внутренних провинциях. Под бурным натиском унитариев федералистам на время пришлось поутихнуть, но вскоре они снова начали продвигать свою политику.
Короче говоря, союз внутренних областей был непрочным, а у генерала Паса и близко не было той харизмы, которой обладал Рохас. Если выразиться жестко (но по делу) генерал Пас был отъявленный мерзавец. Дитя своего века. Опасный хищник. «Демон порока». Демократы в очередной раз обосрались.
Качели грозили в очередной раз прийти в движение. Генерал Рохас сохранял нейтралитет, не ввязываясь в борьбу и его авторитет неуклонно укреплялся. На фоне других, столичная провинция выглядела светом в окошке. Конечно, мои потуги не могли компенсировать природные катастрофы, так как лето снова было жарче обычного, но все же из-за засухи у нас не было полной задницы.
Кроме того, провинция Буэнос-Айрес, оставаясь в стороне от ужасов войны, после возобновления международной торговли снова стала богатеть не по дням, а по часам. Она и так была самой богатой без всяких золотых и серебряных рудников, а с моей помощью стала богатой вдвойне. А в отличии от демократов, Рохас не воровал бюджет, не поднимал налоги и не драл три шкуры с населения.
И это население потихоньку начало перебегать к нам. Так как у нас было сытнее. Конечно, Масорка пугала, но в основном ограничивалась небольшими и декоративными наказаниями. В отличии от демократов, которые привыкли чуть что, так сразу радикально вешать.
Так что население у нас стало неуклонно расти, а ополченцы Рохаса сумели приструнить приграничных индейцев. Можно выразиться, что генерал говорил с краснокожими на понятном им языке. «Товарищ Рохас — вы большой ученый. В языкознанье вы познали толк…»
На южной границы воцарилось спокойствие, прежде там не слыханное.
Самолюбие нации было затронуто. И народ был уверен, что как только засуха кончится, мы пойдем с армией на юг, завоюем огромный кусок пампы, между реками Рио-Колорадо и Рио-Негро и всем земли хватит. А провинция Буэнос-Айрес увеличится в размерах в два или три раза. И станет самой большой провинцией в Аргентине.
Наши арсеналы полны, оружие непобедимо, настроение войска прекрасное! Мы с нетерпением ждем возможности предоставить нашей армии работу!
Да и наши союзники -федералисты готовили встречное наступление на демократов. Пора растоптать хрупкие цветы декаданса!
В ответ на создание Лиги внутренних провинций прибрежные провинции Санта-Фе, Энтре-Риос и Корриентес готовили почву для заключения аналогичного союза с Буэнос-Айресом.
С другой же стороны, господствовавшее в демократической партии высокомерие, возобладало среди вожаков унитаристов, и, желание заглушить ропот народа кровопролитной войной, беспримерной в истории молодой страны, вело виновников с неумолимостью рока к ужасной каре…
Оставленные своими приверженцами, проклинаемые народом и осужденные историей, бело-голубые скоро доиграются!
В конце декабря я с Хулио снова приехал в столицу. Но на этот раз тайно. И быстро. Это была такая скачка, какую я не желаю испытывать во второй раз. Если кто-то стал бы нас искать, то направился бы по нескольким сельскохозяйственным асиендам, которые мы обещали посетить в произвольной последовательности.
А сам я тайно рванул разобраться с послом США, Слейдом. Так как этот запойный алкоголик снова ничего не сделал. Любопытно, что в будущем в Аргентине этот Слейд считается нечто вроде национального героя. В центре города ему поставлен памятник.
С одной стороны аргентинцы просто лизнули янки. Поцеловали в зад. Типа, вот наиболее яркий тип нации, самой свободной и самой демократичной на свете! И самой сильной, так как у нее нет недостатка в таких гражданах.
У каждого свой вкус, как по мне, так этот Слейд вообще никому сто лет не упал.
С другой стороны — вроде бы ставить памятники таким людям — идиотизм. Так как мне говорили, что Слейд продает свое покровительство. И потом нечего не делает. То есть разводит лохов и в том числе — меня.
С третьей стороны этот алкоголик нищий, как церковная мышь. Все пропивает. Он так беден, что отослал свою семью в Соединенные Штаты, из-за невозможности содержать ее при себе. С четвертой стороны — жена и сама не захотела оставаться, а прекрасно развлекается на родине, пока ее муж торчит в Аргентине. Дело тут темное…
Но демократы, оправдывая возведенный памятник Слейду, утверждают, что в разгар репрессий Масорки американец спас более двухсот человек на территории консульства. И разорился, кормя их. И никакой другой член дипломатического корпуса не отважился подражать столь благородному примеру.
При этом, если смотреть на факты беспристрастно, это уже было в период белой горячки, от которой Слейд и помер. А двести «беженцев» были его собутыльниками—алкашами. Всех их после смерти консула выгнали с территории посольства и Масорка большинством их этих персонажей даже не заинтересовалась. Может за исключением десятка-другого. Хотя вроде бы по идее должна была всех репрессировать.
Ждать некогда, через полтора года, согласно данным из путеводителя, у меня предстоит небольшая заварушка с британцами. И США мне нужны в качестве противовеса Британской империи. Как в сфере политики, так и в экономике. Пост посла в Буэнос-Айресе, не должен быть синекурой, для успеха дела требуется фигура крупного масштаба. Кого бы не прислали сюда на смену Слейду, по статистике хуже уже не будет. А в промежуток можно работать через американского посла в Монтевидео.
При всем при этом, на данном этапе я не мог позволить себе бардака, как в Советской армии: «Командиру части приказали, а негодяй-ефрейтор ничего не выполнил». Поэтому приходилось работать самому.
Так вот. Погода была жаркая, безмятежное ярко-голубое небо, раскинулось над обширными равнинами Аргентины. Казалось, во всем мире царит спокойствие и порядок. Еще за городом мы переоделись в взятые с собой костюмы простых гаучо, надели парики, фальшивые бороды и загримировались.
В городе мы въехали преобразившись, так что мать родная никого бы из нас не узнала. Хулио был в праздничном костюме гаучо, ярко красном, цвета вырви-глаз. Я выглядел как его более скромный подчиненный. Предпочитая серые, коричневые и черные цвета костюма и пончо. Мне же еще стрелять «через полу». А на простом пончо, при ночевках в степи у костра, искры иногда прожигают дырки. Одной больше, одной меньше, никто их считать не будет.
Сонные жители с утра скользили по нам взглядами, не найдя в нашем прибытии ничего замечательного. Очередные деревенские парни, получив немного денег, прибыли погулять в город. Лица наши тоже выглядели непривлекательно. Косматые, обросшие.
Остановились мы в одной жалкой гостинице на окраине, поставив лошадей там же в конюшню. И договорились, что за нашими животными присмотрят пару дней. Пока мы будем гулеванить. В районе Аламейды.
Прибыв в район набережной и затем пройдясь по алемейде, этому восхитительному месту для прогулок, мы потом несколько раз прошествовали мимо американского посольства. Но работать с этого направления было крайне неудобно.
С одной стороны вода залива, с другой форт с батареей и солдатами. И зданием казармы. Большие железные ворота американского представительства были заперты. Фактически постоянно. Стены посольства огорожены высоким саманным забором, да и деревья сада скрывали особняк со стороны суши. Сам дом находился шагах в ста от забора. Из-за решетки почти ничего нельзя было разглядеть.
Работать в таких условиях решительно невозможно, так как у меня с собой не ружье, а револьвер. Слейд же, как истинный алкоголик, имеющий слуг, из американского посольства выходил редко, выпивку ему покупали, собутыльники приходили к нему на дом. Только по вечерам он выезжал либо на прием в другом посольстве, либо в оперу, либо в гости к какому-нибудь столичному богатею.
Но передвигался в закрытой дипломатической коляске, а вечером можно было промахнуться, лошади могли понести. И быстро убрать объект из под прицела. А наличие рядом воинской части с солдатами не позволяло надеяться на успешный отход. Лучше было не рисковать.
Дело с послом деликатное, всякий риск исключается. Мне необходимо было сработать тихо и интеллигентно, без шума и пыли.
Для полноты разведки я решил осмотреть еще и подходы к воде. Хулио снял нам на день лодку у какого-то рыбака, оставив залог. Постыдный посольский особняк господствовал над маленьким заливом дель-Ретиро. Ставшим как бы внутренним прудом при саде.
Американский флаг гордо реял над крышей дома. Под ним, на верхушке фасада, было изображена Свобода с вороной на левой руке, как символ освобождения из-под власти Британии. Прямо чувствуешь, что здесь расположен главный светоч демократии, свобод и прав человека.
С морской стороны ограды не было, как и причала, а берег немного поднимался в сторону суши. Так что я сумел прекрасно рассмотреть застекленную веранду дома, где по летнему времени господин посол будет пить чай. В общем-то все аргентинцы летом так делают, только Слейд будет пить не мате, а китайский чай. А может — сразу виски.
Хорошее место.
План операции сумел оформиться у меня в голове. К без четверти пять мы приплыли к заливчику, Хулио, словно неловкий гребец, подкатил к берегу. Нас временно закрывал от нескромных взглядов сарай для сельхозинвентаря в глубине сада посольства. Сам сад состоял преимущественно из лимонных и миндальных деревьев.
Мне удалось выбраться на сушу. Формально здесь уже территория Соединенных Штатов. Отвлекая внимание, словно казенный курьер, я болтал в левой руке бумажным пакетом. Надо было соблюдать приличия. Якобы я привез документы, самые секретные из всех, какие только существуют.
Но слуг пока не было видно. Тьфу, тьфу… О таких прекрасных условиях для работы любой киллер может только мечтать. В течении всей своей жизни. И все же, широко шагая к цели, я слышал биение своего сердца. Секунды щелкали в мозгу ударами пульса…
Мистер Слейд уже пришел к сервированному для чая столику и собрался сесть. Веранда была открыта для доступа свежего морского воздуха. Посол, грубый мужик лет сорока, был одет по-домашнему, в рубашке, без жилета, без галстука и без сапог. В каких-то тапках. Беззаботный, как младенец в манеже.
Он ничего не боялся, так как уже неоднократно угрожал аргентинскому правительству, что если арестуют или убьют кого-либо из его слуг, то он сожжет Буэнос-Айрес!
Посмотрим, как ему удастся это сделать с пулей во лбу!
Молча размахивая бумагами, зажатыми в левой руке, я стал быстро приближаться. Самую дружелюбную из улыбок натянув на свое лицо. Посол все же флегматично позвал слугу, похожего на Берримора, клоуна без грима, чтобы принять у меня мою цидулку. Я заметил на лице Слейда улыбку превосходства. То ли он поддатый, то ли обкуренный.
Ничего не предвещало беды.Так как пистолет у меня, сжатый в правой руке, надежно скрывался под пончо.
Я так рассчитал время, чтобы приблизиться к американскому послу ровно в пять часов. А в пять часов у нас что? Правильно, файв-о-клок. И еще что? Бьют часы на башне святого Франциска. А бой часов, я думаю, сделан таким громким как раз для удобства киллеров. Так как никакие выстрелы при этом не слышны. «Не спрашивай по ком звонит колокол. Возможно он звонит по тебе!»
Бум-бум-бум — раздались звуки колокола. Бах-бах-бах — слились с ними звуки выстрелов.
Я стрелял через пончо, так что никто и не подозревал, что я вооружен. Выстрелы были произведены с необыкновенным мастерством и точностью и на громком фоне ничем не выделялись. К тому же, порох у меня был бездымным, так что никакого облака при этом не было. Уноси готовенького! Никакого шума, никаких свидетелей и почти нет попутных потерь!
Видя, что и посол и слуга, окровавленные, грохнулись на землю, я по-деловому пошел обратно, сел в лодку и сумел счастливо убраться, прежде, чем в посольстве поднялась тревога. Из города мы уехали тем же вечером. Вся операция была произведена с технической точки зрения блестяще. Безукоризненно.
Продолжая эту тему, скажу, что когда прибыли Панчо с товарищами, то им, в качестве экзаменационного задания, было предложено прикончить французского посла в Ла-Плате. Барона Мерсье. Занятого раздуванием воинственного огня в нашей стране.
Задание было самоубийственное, учитывая позиции французов в этом городе, но я частично уже продумал многие детали, так что шансы на успех резко повысились. Не будем медлить с этим делом, а воспользуемся удачной полосой и настроением минуты.
Завершая эту тему, скажу, что с сэром Гамильтоном, послом страны стахолюдных баб и мерзкой погоды, мне приходилось, крепя сердце, сотрудничать. Используя и кнут, и пряник. Если британец, владелец множества работных домов и детских приютов в Англии, где творятся ужасающие вещи, будет вести себя хорошо и выполнять мои приказы, то я могу ему открыть местоположение не разграбленной гробницы египетского фараона. Тутанхамона.
Там все проще паренной репы. Даже маленький ребенок легко отыщет эту могилу. У древних Фив есть «Долина царей». С древними гробницами. Все они давно разграблены, за одним исключением. Надо снести маловажные с археологической зрения руины «лачуг рабочих» и тогда откроется замаскированный ход в гробницу Тутанхамона. Набитую золотом. Но для этого послу надо поработать. Так как каждый хочет войти в историю первооткрывателем.
Хотя сам посланец «туманного Альбиона», где «солнце похоже на луну, а луна на сыр», мне сильно неприятен. Так же, как и его страна, он уныл, тосклив и скучен. Бесцветен, как будто все краски смыло английским дождем или съело беспросветным туманом и сыростью.
И уж совсем печально мне было сознавать, что с посланцем Ватикана, центра, который должен был иметь роковое значение для судеб всей Европы, архиепископом Медрано-и-Кабрера, я совсем ничего не могу пока сделать. Руки коротки. А ведь у змеи непременно надо удались ядовитые зубы. Католической церкви не место в Аргентине, так как у страны не может быть двух хозяев.
Эти веяния времени «постхристианской эры», кстати, прекрасно понимает Верховный правитель Парагвая, Франция. Который уже отобрал у церкви все имущество в свою пользу и просто платит церковникам, как и прочим чиновникам, зарплату. И в стране тишь да гладь, да божья благодать.
А Рохас ограничивается даже не полумерами, а детскими шагами в этом направлении. «Ресторадор» хочет, чтобы везде знали о доблести и благочестии федералистов, забывая, что не разбив яиц омлета не приготовить…
Что же касается старого соперника, то бывшая метрополия, после провозглашения нашей независимости, в течении шестидесяти лет не будет иметь не только дипломатических, но и любых официальных контактов с властями Буэнос-Айреса. Которых в Мадриде считают мятежниками. А «тайны мадридского двора» всегда покрыты покровом необычайной таинственности…
Испания… С ее роскошными садами, виноградниками, старинными замками, пикниками на природе, кавалькадами знати, храброй до безумия, со всеми ее природными богатствами…
Загадочная, воинственная, экзотическая, полная пряных ароматов, страна самоотверженности и благородства. И в тоже время — родина инквизиции, хранящая тайны немыслимых злодейств и жестокой мести. Где все зыбко и прозрачно, всюду таятся скрытые опасности.
Испытывая фантомные боли по потерянным территориям, старая европейская империя, блещущая шелками и драгоценностями былых времен, еще попытается мутить воду через агентов и нелегальных резидентов.
Готовя жуткие подвалы инквизиции для приема новых «гостей». Коварно мечтая о изощренных пытках и кровавой мести. И силясь доказать всему свету, что положение императорского трона совершенно прочно. Все тщетно! Стоящая над бездной Испания быстро сдулась. Ушла в крутое пике.
Уже совсем скоро, в 1833 году, начнутся «карлистские войны». Которые никогда не закончатся. Вы знаете, что по смерти Фердинанда VI на испанский престол был призван его сводный брат, Карл Неаполитанский. Этот Карл IV имел от своей супруги Луизы-Марии Пармской, кроме следующего короля Фердинанда VII еще и дона Карлоса, за которого все будут сражаться, как сумасшедшие.
Хотя, если быть честным то, в 1840 году закончится «Первая карлистская война». Но испанцы немного отдохнут, соберутся с силами и развяжут в 1870-е годы 19 века вторую карлистскую войну. Потом немного отдохнут… но тут влезут США, в преддверии рубежа 20 века захотевшие забрать оставшиеся испанские колонии себе.
Проиграв войну американцам, испанцы снова немного отдохнут, соберутся с силами и развяжут в 30-е годы 20 века Гражданскую войну. И лишь в далеком 1969 году, карлисты, при помощи диктатора Франко, все же сумеют взгромоздить на престол в Мадриде короля Хуана Карлоса. Наконец, победив.
Мораль здесь незатейлива и банальна как застиранные ситцевые трусы испанской крестьянки… Зло исходит из мира особ королевской крови, развращенных властью и вседозволенностью. А обманчивая красота в любой момент грозит обернутся гибелью и позором.