Аргентинец поневоле 2

Глава 20

В середине июня 1833 года, в свите Рохаса, я вернулся в Буэнос-Айрес. Генерала сопровождали лучшие «гвардейские» части. Завоевавшие огромную славу своим геройством.

Громкий смех, крики и песни оглашали воздух. Солдаты, выжившие на войне, перебрасывались шутками, остротами и поверяя друг другу впечатления боя.

Разработку своего золотого месторождения я пока решил отложить в долгий ящик. Не того калибра я еще фигура, чтобы мне позволили иметь в собственности самое большое золотое месторождение Аргентины. Желающих отобрать его будет много, от самого Рохаса и других каудильо, до британцев, которые за государственные долги стараются отбирать у аргентинцев даже ношенные трусы.

Немудрено: Большие деньги — большие хлопоты. Одно дело когда ты сам рулишь предприятиями, которые без тебя и твоих знаний загнутся рано или поздно, а другое — браконьерствовать на природных богатствах, что под силу любому идиоту.

И расположение месторождения слишком удачное, не в глубине страны, где-то в предгорьях Анд, а всего в пяти днях пути форсированным маршем десанта от моря. На новых, значит спорных, территориях. Не хочу дразнить гусей. Зачем мне такие гешефты?

Наши ухари все скупят за копейки, и вдобавок еще и дураком обзовут. Кто посильней тот всегда норовит отобрать у слабого его имущество, а то и жизнь впридачу.

Да и технические трудности пока имеют место быть. Это тебе не с лотком песочек на речке промывать. А твердые скальные породы. Которые надо дробить и измельчать. А как это делать? Допустим динамитом я горы буду взрывать. А потом? Пригнать кучу народа с кувалдами, чтобы дробили камень в порошок? Глупо. Какие-то ручьи поблизости есть, но солидной реки, чтобы вода приводило в действие механические камнедробилки, в наличии не имеется.

Значит надо ставить паровые машины. На дробилки, градирни и прочие механизмы. А чем паровики топить? В степи? Рядом, в Андах, есть отличные леса. Девственные.

Лесорубы должны рубить деревья, связывать их в плоты и спускать по притокам в Рио-Негро. Затем вылавливать в определенное месте и что? Волочь «хлысты» по степи на быках? Там километров с сотню. Пережигать в уголь на берегу, а затем таскать его в корзинах лошадьми? Это долго и тягомотно.

Или когда появятся пароходы, таскать уголь из Чили, огибая южную оконечность материка, и поднимать вверх по Рио-Негро? На последнем этапе упираемся в ту же проблему с логистикой. Нужна железная дорога. Как воздух. Но даже по примитивному американскому варианту, когда шпалы и рельсы кладутся прямо в степи, без всякой насыпи, геморроя будет выше крыши. Один я это дело не потяну. Пусть время пройдет, железки будут строить акционерные общества и тогда я, под шумок, и себе нужное ответвление ж/д пути сделаю.

А пока полно золотых месторождений, более легких в разработке. То же Сакраменто в Калифорнии или южноафриканский Витватерсранд. В Сакраменто как раз песочек и другие осадочные породы. И в них золото, вымытое за миллионы лет водой из Скалистых гор. Дело простое. Уже в конце этого года мой компаньон, американец Гаррисон, начнет делать на новом клипере высокодоходные рейсы в Китай. Меняя наше серебро на дешевые азиатские товары.

Пусть капитан по ходу дела, в ближайшие пару лет, выберет время и смотается в русский форт Росс. Русских там проживает немного, человек пятьдесят. Сидят они там как в осаде, посреди мексиканской территории. В то время как мексиканская граница с США проходит по южной границе штата Орегон, на который так же претендуют и канадские англичане.

Если бы не вечный бардак в Мексике, мексиканцы русских давно бы оттуда выковыряли. Так что живут наши соплеменники там как на вулкане. И подумывают продать насиженное место союзникам-американцам. Уже лет через пять Русско-Американская компания начнет подыскивать покупателя на эту колонию.

И какая разница если это будет не американец Саттер, а американец Гаррисон? Тридцать тысяч серебряных песо я как-нибудь начеканю. А Гаррисон подпишет документ, что фактическим владельцем являюсь я, с обязательством передать мне эту землю по первому требованию. Но широкую общественность мы об этом обстоятельстве информировать не будем. Пусть американцы порадуются. На ровном месте.

В 1848 году, после войны с Мексикой, чтобы мексиканцы не так сильно горевали о потерянных «северных территория», составляющих добрую половину их страны, американцы решили «подсластить пилюлю». Обещая выплатить Мексике 15 миллионов долларов компенсации. Десять миллионов из них были в том же году получены золотом, добытом в окрестностях бывшего форта Росс.

Конечно, меня довольно быстро сметут, как только узнают о золоте и сумеют собрать достаточно сил. Больно уж куш там велик. В реальной истории Саттер безуспешно пытался скрыть известие о найденном золоте. Но не сумел. На его земли хлынули триста тысяч вооруженных старателей, которых он никак обуздать не смог. В борьбе с ними Саттер и разорился. Вот вам и примат «частной собственности».

Но мне бы только год -два продержаться. Насколько я помню, лет за восемь там все песочки промоют и все золото извлекут. До последней крупинки. Так что успею снять все сливки.

А когда пароходы станут регулярно плавать по морям и океанам, то есть уже лет через десять, я буду покупать эти паровые суда в Англии и США. Если не начну делать самостоятельно. И тогда необходимо первым делом основать колонию на Берегу Скелетов. То есть в южной Африке, в устье реки Оранжевая. Пока парусные суда из-за неблагоприятных ветров и течений избегают эти опасные воды. А пароходам все нипочем.

А там алмазы. Кучами. Надо будет подниматься вверх по реке, заключив союз с южноафриканскими бурами. На первом этапе до Кимберли. А потом, на втором этапе, сделать небольшой бросок на север, на Вааль ( Серую реку). И далее, через горный хребет Ранд, до озер Витватерсранда ( Белая вода Ранда). И застолбить это золото за собой. Чтобы оно англичанам не досталось. Как-то так.

А пока, в Буэнос-Айресе, вернувшегося из похода на индейцев Рохаса встречали как национального героя. Вековая мечта аргентинцев осуществилась. Индейцы юга были сломлены.

В кафедральном соборе аргентинской столицы прошел благодарственный молебен. Бодрые голоса подхватили песнь победы и звуки радости великой огласили все окрест. Ликуй народ Аргентины! Ты сделал это!

Обстановка складывалась благоприятно.

Пока Рохас воевал с индейцами, его жена Мария де ла Энкарнасьон Эзкурра успешно реорганизовала «Народное общество (Реставрации)», костяк которого составили крупные землевладельцы и торговцы.

Напомню, изначально это общество «нового типа» задумывалось как политическое, нечто вроде коммунистической партии, а после избрания Рохаса губернатором в 1829 году, при нем было создано боевое подразделение, аналог НКВД, получившее название «Масорка» [Маисовый колос], поскольку символом общества был кукурузный початок, олицетворяющий единство и сплоченность.

Теперь это общество получило новую жизнь и вышло на новый уровень.

Перешло от неудачных шуток и красных бантов к массовому политическому террору против своих противников. Этакая «Народная воля» государственного масштаба.

Народ слегка изменил официальное название, быстро превратив «Масорку» в «Мас оркас» [Больше виселиц], что лучше отражало ее сущность — члены «Масорки» занимались физическим устранением всех лиц, неугодных Рохасу.

Час настал. Пора разрубить запутанный политиками гордиев узел.

Пошла жара! Закипели нешуточные страсти! 17 июня 1833 года сторонники генерала Рохаса, под красными флагами, выступили с требованием реставрации старых порядков и проявления большего уважения к религии.

— Позор скрытым пособникам унитаристов! Слава генералу Рохасу! — скандировала толпа.

Это выступление потом вошло в историю под названием «мятежа реставраторов», но по сути — все враки. Как свидетель, с полной ответственностью заявляю, что это выступление было не мятежом, а массовой народной демонстрацией, в ходе которой пострадало лишь несколько окон.

«Давай поднимайся, рабочий народ! Вставай на врага люд голодный!»

Мятеж реставраторов был обречен на успех, поскольку армия, которая могла бы разогнать демонстрантов, подчинялась исключительно Рохасу. А народ и армия — едины!

Балькарсе, пусть жрут собаки его прах, перепугался до смерти и, скрипя зубами в бессильной злобе, был вынужден подать в отставку и смыться из города. Ведь ему генерал высказал свое мнение с солдатской прямотой, без драпировки, маскировки и гримировки:

— Хочешь жить — живи, не хочешь — умирай!

Короче, сгинула эта мразота без следа, будь проклят он и все его потомство!

Начался всенародный праздник. Недаром же оптимисты утверждают, что: «Все люди нам приносят счастье». Только одни своим присутствием, а другие — своим отсутствием.

Но в Палате представителей, среди либералов, у Рохаса еще имелось изрядное количество недоброжелателей. Непонятно почему, мнящих себя большими фигурами национальной политики. Эти мечты имели столько же связи с реальностью, как любая пропитая полицейская физиономия с добродетелью.

В Палате депутатов вечно происходил естественный отбор наоборот: почему-то преимущество получали самые примитивные, жадные и нахальные особи. Которыми двигали отнюдь не бескорыстные стремления…

Такие субъекты жадны необычайно. Одной рукой взятку берет и тут же вторую руку тянет. Ожидает, не перепадет ему еще чего-нибудь. Да и сами неутомимо шныряют, как крысы, и берут без спросу, все до чего смогут дотянутся.

И еще пару характерных штрихов. Косноязычная речь, неправильные ударения и грубые ошибки при письме отчего-то стали непременной принадлежностью депутата любой партии и любого ранга. К тому же, многие до сих пор еще не совсем уверенно застегивают собственные панталоны! Да и носки им велики. Ведь это же кошмар!

А сейчас эти дармоеды, протирающие штаны на заседаниях, еще не оценивали реальностей окружающей обстановки. И в жизни нет сослагательных наклонений.

Поэтому демократы и либералы, объединившись согретые чувством корпоративности, исполнили фокус, который они извлекли из арсенала заправских старых карточных шулеров. Мол, никакой народ нам не указ, что хотим — то и творим! «Воспитаем бабу Ягу в своем собственном коллективе!»

Так что депутаты, подначиваемые мадам Полласухер, своими голосами победоносно поставили новым губернатором провинции Буэнос-Айрес генерала Хуана Хосе Вьямонте Гонсалеса.

В 1829 году он, в качестве «временщика», семь месяцев, как «исполняющий обязанности», уже занимал эту должность между свержением Лавалье и официальным избранием Рохаса диктатором. Этакий зиц-председатель Фунт. «Человек в футляре» с холодными рыбьими глазами. И сатирической улыбкой. Любовные утехи и вино, тогда гораздо больше занимали дона Вьямонте, чем управления страной дела. От них он отгородился сонмом царедворцев. С бумагами возня — такая скука!

И в таком положении вещей каждый искал свою выгоду.

На сей раз Гонсалесу тоже была уготована роль «временного заместителя», кандидатура которого не вызывала отторжения у умеренных федералистов, до печеночных колик боявшихся новой диктатуры Рохаса. Супротив демократии ни-ни…

Рохасу же депутаты выразили уверения в совершенном почтении, неизменном уважении и прочие ничего не значащие формальности, которые полагалось произносить в таких случаях.

Здесь не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы уяснить причину таких телодвижений.

Контрреволюция временно снова победила. На, народ Аргентины, получай очередного «Шарикова» и ешь его с кашей!

Ну-ну…

Ведь это форменное безобразие! Тут озвереет всякий.

Страсти слишком накалились. «Мышь серая» или «народный герой»? Благородство и достоинство или порок и тихое гниение? Кто же победит?

Ответ известен. Это все равно, что козел бы стал бодаться с тиранозавром.

Гонсалес, конечно, ныне — заморский прихвостень. За падали кусок своим хозяевам готов облизать не только руки, но и задницу. И этой образине теперь доверили пить чай из такой чашки?

За губы взяв сеньора Хуана Хосе Вьямонте, рвануть его паскудный рот! Чтоб лишнего не хапал! Что слаще этого может быть? Чем кровью этого мерзавца замазать трещины, пронзившие сердца у аргентинцев?

На этот раз «старина Гонсалес» правил всего несколько дней. Уж больно изворотлив он: оставь ему лишь щелку — и нет его. Известно же, что слухом полнится земля. А те слухи ты только слушай, да на ус мотай…

Уже 27 июня Вьямонте, опасающийся, что его дорогую маскировочную шелуху в любой момент обдерут и поставят голого для шмона в положение раком, чтобы обысчик мог засунуть палец ему в задницу и найти свернутые трубочкой общаковые деньги, подал в отставку.

Альтернативы Рохасу не было — под нажимом «реставраторов» и народа Палате пришлось избрать его губернатором.

Но тут генерал сделал «финт ушами». Отомстил слишком заигравшимся во власть депутатам левых политических спектров.

Рохас, беря фактическое бразды управления страной в свои руки, тем не менее официально отказался занимать этот пост, если ему не будут Палатой снова предоставлены неограниченные диктаторские полномочия.

Была снова взята томительная пауза. Чтобы додавить депутатов.

А пока слово предоставили «Масорке». Как карающему мечу революции.

Ведь земле всей нашей рука железная нужна. Что наш народ — песок. Песчинка каждая с другой никак не соединится. А горсть песка свежий ветер лишь за несколько мгновений разметает. Был он и нет его. А если этот песок сжать в кулаке? Попробуй тогда — распыли его! Пока не разжались пальцы, пока жив правитель, это невозможно.

Поэтому новый губернатор начал наводить в стране порядок железной рукой.

Мясорубка «Масорки» принялась бодро уничтожать неугодных. Для учета таковых Рохас ввел систему «учета мнений», которой на местах занимались «народные судьи» — они составляли списки жителей по категориям, обусловленным политическими взглядами. «Масорке» оставалось только организовать ликвидацию указанных в списках унитаристов. Как «врагов народа».

Простые люди тоже в стороне не оставались. Порою под лозунгом «Им морду нужно бить!» винтом закипали драки, «врагов» били кулаком по физиономии, — иногда, в редких случаях, — сапогами или палками. Бей их! В бога! В мать!!

Бежать было бесполезно. Найдут. Тайный террор способствовал распространению власти Рохаса на всю территорию бывших Соединенных провинций, которые с 1831 года назывались Аргентинской конфедерацией — ни в Кордове, ни в Санта-Фе, ни в Ла-Риохе противники Рохаса больше не могли чувствовать себя в безопасности…

В общем, как потом еще долго пели в Одессе: «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла. Гоп-стоп! Ты много на себя брала! Ты шубы беличьи носила, кожи крокодила… Все полковникам стелила, на ночь ноги мыла. Мир блатной совсем забыла… И теперь перо за это получай!»

Рохас активно вмешивался в дела других провинций, если считал это необходимым, и далеко не всегда ему приходилось применять силу для навязывания своего решения. Чаще всего генералу было достаточно вежливого письма с требованием сделать то-то и то-то. И все с готовностью брали под козырек.

Это может показаться парадоксальным, но убежденный федералист Хуан Рохас постепенно приучал провинции к тому, что всеми важными делами управляют из Буэнос-Айреса, иначе говоря, распространяя свою власть повсюду, Рохас исподволь «прививал» аргентинцам концепцию унитарной централизованной власти.

В тоже время, на первом этапе репрессии получили горячее одобрение в обществе. Под лозунгом «дави их, паразитов» народ и партия стали одним целым.

За Рохасом стояли богатые землевладельцы, духовенство, армия и простой народ. То есть все слои общества, за исключение части прослойки «гнилой интеллигенции». При такой поддержке генералу несложно было настоять на своем.

Забегая немного вперед, скажу, что потрепыхавшись вдоволь, 7 марта 1835 года Палата, сдав свои позиции, согласилась удовлетворить все требования «отца нации».

Изменившуюся политическую обстановку я подкреплял новыми трудовыми свершениями. Расцветает кооперация и индустриализация! В масштабах всей страны! Верной дорогой идете, товарищи! «Ленинским курсом!»

" Мы Америку догоним,

сомневаться нечего!

Если партия сказала

— дело обеспечено!

Будем строить мы Рохизм

новыми бригадами,

и успехами в труде

партию порадуем!"