Аргентинец поневоле 2

Глава 3

Как только мы добрались до места ночлега, «ми амо» (хозяин), дон Грасия, происходящий из рода потомственных благородных кабальеро, но внешне выглядящий как чахоточный плебей, увидев в каком мы плачевном состоянии, тут же отправил верхом слугу с сообщением для дежурного по городу «Масорки».

Я был не против. Во-первых, от «Масорки» что-либо утаить невозможно. В надежных женских руках, эта организация работает уже так же эффективно, как НКВД в пору своего расцвета.

Помимо 10 процентов (цветного населения Буэнос-Айреса), которые пишут доносы и стучат, не по тягостному долгу, а так сказать «по велению сердца», есть еще масса добровольных стукачей. Барабанщиков. Уж до чего дикий народ, я вам скажу по секрету, прямо ужас.

Им указали путь к доносу и клевете, и они знают, что достаточно одного их слова, чтобы предать целую семью в руки Масорки. Даже развращенная Венеция во времена Совета десяти не позавидовала бы нашему настоящему положению.

А чего чернокожим сейчас терять кроме своих цепей? Их скученность трудно себе представить. Днем, когда часть членов семьи находится на работе, в католических школах, а дети дошкольного возраста копошатся на улицах, эта скученность не так заметна. Но когда наступает ночь и семья собирается в полном сборе, картина совершенно иная.

Летом они для ночлега занимаются все балконы, коридоры, прихожие, лестничные клетки, словом, все, где можно лечь. И все равно тесно. Слава богу, что зимы как таковой почти нет. Максимум по утрам в разгар зимы пар изо рта валит. Значит на воздухе меньше 13 градусов Цельсия.

Так что нечего сказать, широко размахнулись барабанщики нашего города!

Аргентинцы массово переобулись в воздухе. Революция, однако, полная свобода, равенство и даже братство. Глядь-поглядь теперь все из унитаристов, стали добрыми федералистами. А новая партия «Народное объединение» Рохаса имеет отделения во всех кварталах аргентинской столицы. Причем партийная работа поставлена так хорошо, что Ленин плачет от зависти и нервно курит в сторонке.

А рядовые партийцы, естественно, обязаны, если что узнают противоправное, то тут же докладывать «Масорке».

Безобразие! Разве буйствовать разрешается? Нет, никому не разрешается. Сажай их, сукиных сынов, на нашу голову!!!

Прибавим к этому, что и само аргентинское НКВД массово и профессионально вербует себе информаторов во всех «вкусных» сферах и во всех слоях общества. Из «зоны риска». Подписывают обязательства сотрудничать поголовно все бендерши из публичных домов, хозяева гостиниц, трактиров, рюмочных- пулькерий и так далее. А так же все врачи, фельдшеры, аптекари и тому подобное. Это с полицией или народной милицией можно играть в кошки-мышки. А «Масорке» доказательства не требуется, достаточно «революционной необходимости».

Как Вы думаете, где сейчас хозяин гостиницы, что натравил на меня бандитов? Зека на стройках пятилетки! Уже выбился в бригадиры, в «бугры» и стал на путь исправления. А как иначе? Ведь у надсмотрщиков отличные бичи из воловьих жил. Аргентинского производства.

Так что, вероятней всего, если где соберутся 8–9 «портеньо» из столицы, то уверенно считай — один из них стукач. Что всегда про себя подумает: «Полегче. За такие слова, знаешь…»

То есть все тайное моментально станет явным.

Думаю, что и сведения о нападении на меня уже превентивно где-то проходили. Больно уж много народу было задействовано в нем. А подобное скрыть просто невозможно. Скорей всего большинство рядовых исполнителей использовалось «в темную». То есть цель они не знали.

А «Масорка», «карающий меч революции», «опора народной империи», посчитав, что целью станет не высокопоставленный правительственный чиновник и не партийный функционер, решила, что обычный криминал не их компетенция и передала информацию в милицию. Где она и застряла. То есть с этой стороны плохо быть «тайным советником Сталина» и официально не иметь высоких чинов.

Во-вторых, чего мне боятся огласки? Это пусть мои враги боятся. А я с родной «Масоркой» не прочь успешно сотрудничать. С наслаждением.

За исключением одного щекотливого момента.

Я же тут известный оракул. Провидец, перед которым открыты все тайны грядущего. Белый маг. С дозволения начальства. Жужжу как муха, а от меня отмахиваются…

И тут такой конфуз. Какой же ты пророк, когда сам влез в ловушку? Ослеп? Или потерял свой дар? Как-то это нехорошо выглядит. И пахнет. А как известно, в столице понты ценятся превыше всего.

Обычно я делал предсказания только по «глобальным вопросам». Мол, мелочевкой не занимаюсь. Только то, что войдет в учебники истории и стоит моего внимания. Но аргументик шаткий. Пророк, не распознавший смертельную угрозу для своей жизни, может моментально лишиться «легитимности». Ой, ой, ой!

Вот ёлы-палы!

Короче, скажу, что все провидел заранее, поэтому пошел туда специально, чтобы проверить и убить всех заговорщиков, но увы, не смог предвидеть сущего пустяка, что мой пистолет забарахлит. Такая мелочь ускользнула от моего внимания. А так бы я всем показал… Да и сейчас, в общем-то, продемонстрировал, что со мной шутки плохи. А что? Вдруг прокатит.

Прокатит…Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

Пока мои промыли и перевязали раны, приехал срочно из «Масорки» дежурный офицер.

— Драсьте…

Молодой лейтенант. А это самый лучший вариант.

Потому что, в Аргентине, все как в России или в СССР. Да и в любой стране мира, с чинами люди только «бронзовеют». Дубы крепчают…

Классификация следующая. Молодой лейтенант — главный оплот армии или НКВД. Он по должности должен все знать и хотеть служить. Это главные его обязанности. «Страшный лейтенант» должен уметь все делать самостоятельно и просто «службу тянуть». Отзвонил — и с колокольни долой!

Капитан — уметь организовывать работу подчиненных и развивать в них желание служить.

Майор — знать, где и что в его подразделении делается. Подполковник — уметь доложить начальству, где и что делается. Полковник — самостоятельно находить то место в документе, где ему надо расписаться. Генерал — скрепя извилинами в остатках мозгов — самостоятельно расписываться там, где ему укажет адъютант. Главкому военного округа, как полному оболтусу, предписано лишь уметь ясно и четко выражать свое бурное согласие с мнение министра обороны. Министр обороны, словно какой-нибудь монтер Мечников, «измученный нарзаном», — может просто и понятно сказать президенту или правителю страны то, что тот хочет услышать.

А президент должен периодически, но не реже одного раза за свой выборный срок, побывать в воинской части. И, заигрывая в демократию, спросить у лейтенанта: в армии какой страны тому хотелось бы служить. Если тот ответит, что в той же где работает и президент, то последний обязан пообещать повышение жалования. После следующих выборов.

Так что я окинул прибывшего чекиста взором и подумал: «Экий бравый…» Так как в левой руке у него был зеленый грязный пенал с письменными принадлежностями, а в правой бутерброд с копченой колбасой. Ха, сразу видно увлечённого человека.

Лейтенант Торрес подробно опросил меня и моего слугу, Хулио. Все тщательно зафиксировал «под протокол» и уехал. Багровый от радости. При этом глаза его сияли как звезды.

Теперь всем злоумышленникам конец. Определенный. И неизбежный. Спасется только тот, кто вовремя сумеет эмигрировать. Остальных повяжут.

Без вариантов. В покушении на меня участвовало почти два десятка человек. Включая вспомогательный персонал. Теперь, когда известно, кто был целью, «Масорка» станет носом землю рыть. Отыщется стукач или сразу два. Которые дадут весь расклад.

Опять же трупы. Аргентинская НКВД пройдется частой гребенкой по их кругу общения, по знакомым. В подвалах «Масорки» никто запираться не будет. Расколются до самой жопы.

Известно место нападения. А тут пока не принято сдавать особняки посуточно, без документов. Хозяевам не отбрехаться. При этом и все соседи вокруг упорно делали вид, что все тихо и спокойно. А значит что? Что в этом квартале рядом живут члены одной «комфитерии». То есть политической партии. Которая имеет руководство. А это вам не какие-нибудь драные угольщики-корбанарии. Авторитетные люди. Этим есть, что терять. А когда солидное имущество ставится под угрозу конфискации, то нам обязаны выдать козлов-отпущения. На расправу.

Да плюс раненые. Им не скрыться. Все врачи, фельдшеры и аптекари активно сотрудничают с «Масоркой» Допустим, что какой-то доктор остается при этом тайным поклонником унитаристов. Подпольщиком. И все равно в тайне такое удержать не получится.

Народ пока не привык шиковать. То есть использованные бинты и окровавленные простыни не выбрасывают, а стирают на берегу реки.

А в городе стирать запрещено. Если кто начнет — соседи доложат. Мол, так и так — забивает стоки ливневой канализации, гад. Дорогие органы возьмите и разберитесь. А если кто рискнет стирать окровавленные бинты на берегу Ла-Платы, то куча желающих найдется доложить «куда надо» о подобном. Порядочек, граждане прежде всего.

То есть для заговорщиков куда не кинь — всюду клин. Их песенка спета.

После этой памятной ночи я целую неделю провалялся в постели, под наблюдением врачей. Покорно принимая их порошки и отвары. Восстанавливая силы и здоровье.

Пока я лечусь, напомню коротко о том, что раньше происходило. Мой отец Педро Хуарец — природный аргентинец. Родом из города Росарио, провинции Санта-Фе. Дальний родственник Че Гевары. Волей судьбы он оказался в Советском Союзе и там прижился. И натурализовался. Женился на моей матери, русской красавице, и прожил насыщенную жизнь. Так же насыщенно жил и я, Яго Хуарец, в России — Яша Шувалов, до 55 лет, пока не угодил в авиакатастрофу.

А здесь переродился и начал все сначала. С 16 лет, в Аргентине 1829 года. Кажется, у меня еще имеется миссия сделать Аргентину великой и процветающей страной. Но это неточно. Во всяком случае, спорить на это я бы не стал. Могу и ошибаться…

Тут я быстро влился в коллектив, поддержав переворот Рохаса. То есть стал советником «товарища Сталина». В середине марта я оказался в этих местах, а уже в конце апреля Рохас, преодолевая препоны обстоятельств, уже захватил столичный Буэнос-Айрес. Прежний диктатор, француз Жан Лавалье, бежал в Монтевидео. Вот что интересно, сам француз пришел к власти на волне народного недовольства, когда правительство в результате поражения в войне с бразильцами, согласилось признать провинцию Восточный берег независимым государством Уругвай.

А Лавалье, надрывая связки, кричал: жизнь положу, лягу костьми, но подобной мерзости не допущу. Но после нескольких часов апрельского плавания на яхте, на пристань Монтевидео сошел совершенно другой человек. Ярый сторонник уругвайских сепаратистов, часто восклицающий «Вива свободный Уругвай!» Вот что оплеуха животворящая делает! Монтевидео Лавалье использует как базу, эмигрантский центр, ведя там переговоры с французами и надеясь при их помощи вновь прийти к власти в Аргентине.

«Совсем обнаглели!» — подумал я. И тут же отметил, что эта формулировка приходит в голову все чаще и чаще.

А что же Рохас? Приход к власти нашего генерала, вызвал бурные овации всех федералистов.

6 декабря 1829 года новоизбранная Палата предсказуемо избрала губернатором и командующим вооруженными силами провинции Буэнос-Айрес тридцати шестилетнего Хуана Рохаса. Федералисты победили (если бы они только знали, что их лидер со временем превратит всех их в унитаристов!).

Перед избранием Рохас потребовал от Палаты представителей неограниченных полномочий. Требование было удовлетворено с формулировкой: «неограниченные полномочия предоставляются с целью регулирования внутреннего управления провинцией в соответствии с требованиями сложившихся условий… и обеспечения порядка и общественного спокойствия».

Каудильо всех оставшихся Соединенных провинций испытывали «чувство глубокого удовлетворения». Еще бы! При унитаристах, сторонниках твердой центральной власти, их юридический статус был ниже плинтуса. Потенциальные преступники, сепаратисты, хотя и фактические руководители провинций. Теперь же их фактический статус стал приближаться к юридическому. Тем более, что богатые прибрежные провинции Буэнос-Айрес и Уругвай совсем не хотели объединяться и иметь общий бюджет с нищими провинциями в глубине страны.

Но теперь Уругвай отпал, и Буэнос-Айрес стал единственными морскими воротами в «большой мир». К тому же, наша провинция контролировала конец разветвленной речной системы. А эта речная система, состоящая из больших рек Ла-Платы, Параны, Парагвая и прочих притоков, сейчас выполняла роль дорог по доставке грузов. За неимением лучшего.

Так что каудильо всех провинций быстро договорились. Каждый имеет, то, чем он фактически владеет. Аргентина становится Конфедерацией. Союзом фактически независимых 14 государств. Этакое СНГ. Реки остаются свободными для торговли. При внешних угрозах Соединенные провинции обязуются помогать друг другу против армий интервентов. Тех же бразильцев, англичан или французов.

Единственным моментом, выделяющим генерала Рохаса среди остальных каудильо, было то, что ему доверяли сферу внешних сношений. Иначе было нельзя. Провинция Буэнос-Айрес единственная теперь имела выход к морю, через нее велась вся внешняя торговля, что, при ярко выраженной колониальной структуре экспорта и импорта, было делом жизни и смерти для всех аргентинцев. Да и консулы «великих держав», США, Англии, Франции жили именно в столице или в ее окрестностях.

Каудильо провинций, нечто вроде батек Махно, только большого калибра, в юриспруденции разбирались слабо. Сказывалась дремучая провинциальная патриархальность.

А при заключении этого договора я дал Рохасу некоторые советы… Теперь прописанные, хотя и не мелким шрифтом, но погребенные в глубинах текста государственного договора. И принявшие силу закона. В результате сложилась забавная ситуация.

Этот договор никак не мог быть юридически расторгнут. И каудильо провинций не могли делегировать по доверенности свои международные дела никому другому, кроме губернатора провинции Буэнос-Айрес. Одновременно становящемуся формальным главой Аргентинской Конфедерации. То есть получилась милая юридическая ловушка. Ни туда, ни сюда.

Забегая немного вперед, скажу, что теперь каудильо никак не могли законно сместить Рохаса с поста главы Аргентинской Конфедерации, в чьей сфере влияния находились все внешние сношения. Так как этим ведал исключительно губернатор Буэнос-Айреса. А все провинциальные декреты, с грозными приказами сместить Хуана Рохаса с должности губернатора провинции Буэнос-Айрес, выглядели просто смешно.

Кстати, формально Бразильская война так еще и не закончена. Хотя меморандум о мире подписали еще почти полтора года назад. В начале народное возмущение вызвало переворот Лавалье. Затем Рохас, укреплял власть, боясь вызвать очередные народные волнения. К потере Уругвая надо было просто привыкнуть. Время лечит…

Вот так и живем!

К счастью, болел я недолго, на мне все заживало как на собаке. Особенно, если учесть, что все болезни я привык лечить алкоголем.

Так что в конце этой недели я уже стал страивать производственные совещания прямо в постели. Вызывая к себе компаньонов и ревизоров. Ну, нет у меня свободного времени. Совсем нет!

И началась тут потеха. По-ихнему, если отчетность на полгода отстала — пустяки! А по-моему — преступление. По-ихнему — кассовые книги заверять и шнуровать не надо, а по-моему — надо! По-ихнему — нарезать болты вручную продуктивно, а по-моему — нужно механически! На кого ни посмотришь — светлая личность, хороший честный гражданин, а как сядет на финансовые потоки, моментально мордой в грязь. Все эти неприглядные факты казались мне не смешнее зубной боли.

А на восьмой день, разместившись в портшезе, словно какая-нибудь истеричная дамочка, я лежа проследовал до некоторых производственных объектов. Облитых жарким солнцем. Чтобы окинуть все хозяйским глазом.

Барин вернулся!

Качаюсь на портшезе как будто в океане. «По морям, по волнам… »

Скоро Новый год! Жара! Жара! Кажется, у меня начинают плавиться мозги. Действительно, асфальт же плавится при жаркой температуре! Почему не могут плавиться мозги?

Ну, вон он, Байрессельпром.

Я выгрузился и стал по-хозяйски осматривать подведомственную территорию.

И со входа сразу охватывает сладкий запах карамели. Белые колпаки, снежные халаты. Мнут карамельную массу, машина режет карамельные конуса. Что сказать? Все по классике: " Науки юношей питают, отраду старцам подают!" Кажется со стороны простая штука, каждая баба может так отрезать, а на самом деле это не так.

На плитах тазы с начинкой. Симпатичный цех! Бывшие знаменитые «Пинедо и сыновья». Этот Пинедо просто нагло примазавшаяся ко мне личность в треснувшем пенсне и с бакенбардами.

В банках и ампулах сепарированные дрожжи, сусло, солод кукурузный и сорговый, культуры дрожжей.

— Кормилец ты наш! — восхищенно воскликнула мне какая-то старушка и зарыдала.

Старушку еле успокоили всем коллективом.

На следующем объекте тяжелый запах табака убивает прицепившуюся ко мне аромат карамели. Халаты на работницах синие. «Дукат». По-английски тоже написано: «Doucat». Работницы, словно легендарная Кармен, режут, набивают, клеят. Сигары выходят не хуже кубинских. Не даром же грек Онассис сказочно разбогател, экспортируя не турецкий или греческий табак в Южную Америку, а аргентинский — в Европу. Вот и мы поощряем отечественных табаководов. Везде пестрят лозунги «Вершки и пасынок оборвешь, лучший лист соберешь». Или «Сей махорку — это выгодно».

Порх-порх…

Дальше прибыли на славный фруктовый, бывший Ревера ( известный местный математик, философ и болван), ныне Первый завод фруктовых вод. Моя гордость.

Почему? Я сейчас веду обширное строительство. А со стройматериалами в пампе беда. К счастью есть отличный рецепт для наших условий. Глина ( или даже простая земля)- этот компонент есть везде. Зола — тоже в кострах и в очагах постоянно восполняется. Не дефицит. Третий, связующий компонент этой смеси — известковый раствор. Тут уже дело хуже.

Хотя Аргентина — дно древнего океана. В принципе, известняка или ракушечника тут хоть задницей ешь. Вот только в степи он покрыт многометровым слоем чернозема. В северо-западных провинциях страны, где влаги достается меньше, да и леса культурные индейцы инки, со своею «Дочерью Монтецумы», уже свели, во многих местах черноземного слоя почти нет. Сплошная «Индейская гробница!» С участием любимцев публики. Хоть начинай пилить блоки и пирамиды Хеопса ваяй!

А когда известняк обнажился, то считай местность превращается в пустыню. Так как на поверхности вода, которой там и так не достает, совершенно не держится. По мелким трещинам в известняке она уходит на глубину. А в тех краях, вдобавок, климат намного жарче, чем в столице. Вот и получается почва сухой, как старый костяной череп, найденный в пустыне.

К счастью, и рядом с Буэнос-Айресом имеются известняковые каменоломни, где ломали блоки для строительства кафедрального собора и некоторых богатых особняков. И белой известковой пыли там полно. Не дефицит, так как она никому не нужна. Бери эти отходы лопатой и кидай в рогожный мешок из сизаля.

Потом технология проста. Обжигай этот порошок на огне, превращай в негашеную известь. Далее, когда весной, в октябре, пошли дожди и почва от воды раскисла, в определенных местах, мы насыпали на глину относительно ровными слоями приготовленную золу и известь, погоняли по этому место табуны волов и лошадей, чтобы место превратилось в болото, наполненное однородной тестообразной массой. А заодно и известь погасилась.

То есть никаких «Ковыряй, стало быть, землю лопатой?» у нас не водится. Механизируем все, что можно. На конской тяге. А пока лошадь еще дает фору локомотиву.

Затем на объекты мы нагнали зека и они нам, при помощи приготовленных деревянных форм, почти всю эту грязь превратили в кирпичи. Под песню «Гори, моя звезда!.. И на штыке у часового горит полночная луна!»

Началось лето, кирпичи начали сохнуть. Эти же зека стали потихоньку возводить из этих кирпичей фабрики, заводы, амбары и склады. Все просто и функционально. Никаких «кудрей или завитушек».

Остатки грязи, которую иногда поливали водой, использовали в качестве раствора. Фишка в том, что слепленные из такого дерьма объекты с годами приобретут прочность цементного монолита. А через века их даже взорвать станет не так уж просто. Нормально работа идёт, график мужики выдерживают.

Конечно, до предстоящих апрельских дождей мы все эти объекты под крышу не возведем. Да и не надо. Пусть коробки зданий сохнут равномерно со всех сторон. Как гласит народная мудрость: «Поспешность потребна только блох ловить.»

В сезон дождей, в апреле, хозяйственно накроем, чтобы не мокло, брезентом, кожей или мешковиной покрытой битумом и асфальтовой смолой и все перестоит. А следующим летом будем думать. Лучше всего, конечно, будет покрыть все крыши объектов импортной белой жестью.

Из Германии. В 17 веке эта жесть была ценной и дорогой, ее из страны не вывозили. В конце 18 века стали активно экспортировать, в том же Лондоне много домов покрыли такой кровлей. А в начале 19 века, надеюсь, и в Аргентине так же станем делать. А если не получится — тогда все покроем толью. На тканевой сизалевой основе. Или на картонной. С внешним слоем из смолы, битума и мелкого асфальта. Рубероид хорош по качеству, так как с равным успехом переносит сильный ветер, тропический дождь и жару, снег и холодную зиму, в известной мере огнестоек.

Наша беда, что мы постоянно испытываем хронический дефицит топлива. Вот такое свинство по профессиональной линии. Угля нормального нет и не предвидится. Дрова тоже в жутком дефиците. А из-за границы не на возишься. Пищу готовить можно на сухом бурьяне или кизяках. А вот промышленность на подобном топливе не разовьешь. Эх, жизнь-жестянка!

Так что приходится постоянно ломать голову, как в нашем случае лишний раз сэкономить. Всё как всегда: решишь одну задачку — сразу вырисовывается другая.

То есть просто разложить костры на дне каменоломни — не наш метод. Приходится в наших палестинах сразу строить нормальную фабрику. С нормальными печами, камерами, баками, стальными или бронзовыми. С заводскими трубами, дающими хорошую тягу. Вертикальными или наклонными, там, где возможно использовать природные возвышенности. С вентиляцией, кузнечными мехами, и каскадом вентиляторов на конной тяге. И там же применять разные медные и бронзовые трубки, чтобы сразу получать вспомогательный продукт.

Так как когда известняк нагревается — то выделяется огромное количество углекислого газа. А его жалко на воздух пускать. Польза же? Польза! А желание халявы неистребимо. Вот и приходится этот углекислый газ собирать в нечто вроде аэростатов. И буксировать всадниками к потребителям. А потребителей у нас вагон и маленькая тележка.

«До чего дошел прогресс. До невиданных чудес…» Французское шампанское на родине в бочках зреет много лет, а по передовой советской технологии, насыщая вино углекислым газом, можно сделать подобное шампанское всего за шесть месяцев. Так что все белое аргентинское вино мы скупаем на корню. И не только аргентинское. Будем теперь всем контрафактное французское шампанское за полцены гнать. Особенно богатым бразильским метисам, в обмен на золото и алмазы с самоцветами, под лозунгом «огненная вода вкусная очень есть, да».

Пункты приема пустых бутылок для этого от треста «Мелкие дребезги» уже работают день и даже ночь.

И тогда начнутся дикие радостные танцы, и аргентинцы запоют победную песнь своими козлиными голосами:

"Кооперация! Кооперация!

Даешь профицит ты нашей нации!.."

И все пьют нашу огненную воду под аккомпанемент хрустящего жареного мяса. Тоже аргентинского.

А кому такое вино не нравится, тот может удалиться в какое-нибудь другое место. Например, в обоссанный донельзя Париж.

Опять же газировка! Золотое дно. Дороже бензина! Сон Шехерезады, товарищи!

«Кока-колу» нам пока, конечно не создать. Так как тонизирующие орехи кола необходимо везти из Африки. А вот просто шипучку «Кока» -легко и просто. Так как коки в Боливии выше крыши. Реклама трубит, что наша «кока» полезна всем в любое время, что она помогает переносить жару и высокую влажность воздуха, является тонизирующим средством, повышает настроение и прочее и прочее. Все достоинства её трудно перечислить.

А вот апельсиновая «Фанта» у нас выходит близко к натуральной. Немецкой. Даже лучше, так как у нас апельсины свои, доморощенные.

Есть у меня мысли и по созданию «советского мороженного». За 20 копеек. А то живут бедные аргентинцы, кроты несчастные, в подземелье своего невежества. Настоящего мороженного не знают.

Рецептура там проста как бублик. Сахар, свежее молоко и сливочное масло. Продукты натуральные и этого всего у нас в избытке. Нет только холода. Но уже через пять лет какой-то француз сумеет сгустить углекислый газ до твердого состояния. Создав сухой лед.

А в конце 19 века в США на основе такого льда разразился бум мороженного. Прогресс и цивилизация в одном флаконе, однако!

Я конечно, могу что-нибудь подобное соорудить, но уж больно все это дорогим выйдет. Только олигархам по карману. Придется по старой доброй американской технологии отправлять корабли на Огненную землю, в горы, там пилить ледниковый лед, паковать его в прессованные опилки, в ящики, и на корабле же срочно плыть обратно. В Буэнос-Айрес. Так выйдет намного дешевле.

Впрочем, довольно об этом.

Так вот, вернусь к началу мысли, завод наш газировки уже работает на всю катушку.

В карбонизаторе при 5 атмосферах углекислота насыщает воду. Вода перед этим проходит через массу фильтров, так что чиста как стеклышко. А вот с бутылками пока проблема. Пытаемся продавать продукт в оловянных кегах. Мол, пейте напитки большой компанией. «Праздник к нам приходит!» И «Разве с полведра напьешься?» Какая потрясающая реклама!

Но за один день я все посмотреть не успел, а потом наступило Рождество. И народные гуляния. Со свистопляскою.

А скоро наступит и Новый год. Посреди адского пекла. «Новый год к нам мчится! Скоро все случиться!… Ждать уже недолго! Скоро будет елка!»