Аргентинец поневоле 2

Глава 12

Город Ла-Плата, ночь с 1 на 2 января 1831 года.

Наступило время для проведения акции. Позиции французов в Ла-Плате выглядели несокрушимыми, в городе многие жители имели галльское происхождение и чужаков тут сильно недолюбливали. Там на подобные темы даже разговаривать было опасно. Можно без языка остаться, а то и без головы.

Поэтому команда сержанта Панчо, с буйной отвагой и удалью, помноженной на осторожность, внедрялась по частям. Первым делом в город ночью, на арендованной рыбачьей лодке, в середине декабря перебросили Ортегу. Ортега был по матери баском, немного знал французский язык, так что мог выдать себя за французского гасконца, чьи предки полвека назад переселились в Аргентину. То есть мог вполне сойти за своего.

Денег у Ортеги было в достатке, поэтому он под видом комвояжера из провинции, изучающего рынок, смог найти легко себе «точку». Точка представляла собой мансарду в большом двухэтажном каменном доме, расположенном в центре. Главное достоинство этой мансарды было то, что теоретически отсюда можно было бы наблюдать за резиденцией французского посланника. Если бы здесь были окна.

Но к сожалению, в расположенной под самой крышей мансарде чердачное окно смотрело на улицу с противоположной стороны. Но место все равно было козырным. Необходимая высота плюс около трехсот метров по диагонали до кабинета барона Мерсье.

Ортега произвел необходимую подготовку, затем ему перебросили, так же ночью, в рыбачьей лодке, необходимые инструменты, обернутые в одеяло. В числе прочего, там имелась винтовка «кентукки», производства США, уже пристрелянная сержантом Панчо, и зрительная труба.

И вот сегодня вечером, в угасающем свете дня, в Ла-Плату двинули и Панчо с Нуньесом. Нуньес, как обычно, умело управлялся рыбачьей лодкой. К галечному пляжу, в стороне от портовых сооружений, они подплыли уже часов в десять вечера. Царила тьма. Но вот во мраке ночи, стали заметны сигналы потайного фонаря. Это Ортега, рукой загораживая свет, видимый только с моря, подавал им тайные знаки.

Нуньес пристал в этом месте, вытащив лодку на галечный пляж. Теперь ему предстояло ждать друзей, так как он обеспечивал эвакуацию группы.

Ортега же, оставив свой потайной фонарь Нуньесу, кружным путем по темным переулкам притихшего города, потащил Панчо на место работы. Эту ночь они выбрали специально. Так как прошлую новогоднюю ночь все горожане мухобродили до утра, поэтому сегодня все легли спать пораньше. Пора и честь знать, чай, организм у всех не железный.

Скоро приятели, облаченные в черные костюмы и поэтому невидимые любопытным зевакам, пришли на место. Ортега уже сумел сделал дубликат ключа от входной двери, поэтому, никем не замеченные, друзья проникли в мансарду, находящуюся под самой крышей. Там с Панчо они немного задержались.

За несколько дней Ортега сумел в глухой стене, обращенной в сторону посольства, при помощи коловорота, просверлить в швах, соединяющих известковые блоки, две необходимые технические дырки. Не слишком большие, чтобы они не бросались в глаза снизу. К тому же, днем они затыкались обильно вымазанной в мелу чопиками, то есть затычками из мешковины. А следы белой пыли внизу, от сверления этой стены, Ортега предусмотрительно по утрам уничтожал. Таким образом, он создал брешь в системе безопасности французов.

Эти два отверстия были проделаны с точным расчетом, чтобы можно было выглядывать наружу и стрелять. Так как линия прицеливания — важнейшая из всех факторов.

Вот и сейчас, вытащив затычку, Ортега изучил окружающую обстановку и потом, усадив на свое место сержанта Панчо с подзорной трубой, умело ориентировал его.

Французское посольство располагалось в обычном с виду двухэтажном кирпичном особняке, стоящем посреди исторического центра города. С другой стороны обычным это здание можно было назвать только с изрядной натяжкой. Массивные железные ворота увенчивали высокий двухметровый забор, наглухо перекрывающим посольству все нежелательные связи с внешним миром.

Сад и само здание патрулировались вооруженной охраной. С собаками. Два десятка до зубов вооруженных крепких молодцов в ливреях готовы были порвать любого. Массивные, потные от жары мужики со стволами высматривали опасность повсюду. И были очень хороши в своем деле.

Но с улицы обычно не было ни намека на то, что происходило за этим высоким забором. А внутри творилось уйма всякого…

Ортега достал пару металлических стаканчиков, насыпал туда по паре ложечек сахара, и налил из оловянного термоса еще горячего кофе. Чтобы взбодрить нервы и прогнать сонливость. Сейчас нужна полнейшая концентрация. Ошибка исключена.

— Второй этаж, третье окно слева. Кабинет посла. Сидящий за столом мужик с лошадиным лицом и в педерастическом прикиде — твоя цель. Как понял? — проговорил помощник киллера.

— Вижу! — степенно ответил Панчо. — Подтверждаю местоположение объекта.

За столом действительно сидел французский посланник, одержимый манией величия, чем-то похожий на киноактера Жана Маре, и читал зашифрованные депеши. Горячо желая столкнуть аргентинскую нацию на скользкую дорожку. Чего допустить было никак нельзя. И надо было пресечь всякую подобную возможность на корню.

Больше в этой комнате никого не было. В общем, ясно. Но Ортега, на секунду отогнав Панчо, припал к отверстию и убедился, что подмены не произошло.

— Цель подтверждаю! — бросил Ортега, как какой-нибудь авиадиспетчер, пытающий сохранить небеса в безопасности, и продолжил. — Я спускаюсь и буду внизу готовить твой отход. Закрой за мной дверь на щеколду и работай спокойно. Сюда никто не войдет. Желаю удачи!

— Удача здесь не при чем!

Помощник, опустошив свой стаканчик и забрав термос, вышел, и Панчо остался один. Это был поджарый мужчина, кадровый приграничный вояка. Тридцати пяти летний ветеран войны с индейцами. При росте в 175 сантиметров в нем было веса 72 кг. И все мышцы, а не жир.

В нижнее отверстие бывший приграничный сержант просунул дуло винтовки, в верхнее смотрел сам. Просто удивительно, что могут сделать «золотые» руки умелого мастера из обычной охотничьей винтовки «кентукки». Отполировать ствол, посадить его на сальник в ложе, сделать удобный приклад, завершив его толстой резиновой прокладкой, амортизирующей отдачу, это весьма трудоемкая и точная работа. Сбрасывать такую винтовку после дела — жалко до слез.

Можно было стрелять, но уж больно рискованным было это дело. Во-первых, далеко. Во-вторых, довольно неудобно. Подобная конфигурация «лежки» весьма ограничивала сектор прицеливания, но тут уж ничего не попишешь. Зато никакого станка для стрельбы не требовалось, так как дуло прочно опиралось на засохший известковый шов. Панчо днем мог уверенно поразить мишень почти на четыреста метров, но сейчас была ночь. Хотя и по летнему безветренная.

К тому же, освещаемая подсвечником с тремя свечами, комната барона Мерсье, тонула в полумраке. Да и посол сидел за столом чуть в стороне от окна. Плюс стекло, плюс занавески, которые оставляли для выстрела только полуметровую щель между ними. Да и глушителя у Панчо не было.

Пока не довели опытный образец до ума. Да тут и отверстие в стене было невелико, позволяя просунуть только шестигранное дуло винтовки, без всяких наверченных на него прибамбасов. Вроде глушителя и пламегасителя. А если стрелок выстрелит неудачно или замешкается на отходе — он труп. Однозначно!

Хотя сама винтовка — сделанный на заказ образчик огнестрельного оружия, была способна уверенно убивать с большого расстояния, если ей манипулируют искусная рука и верный глаз. А сейчас — как раз тот самый случай. Бывшему сержанту еще ни разу не удавалось работать в идеальных условиях. Бывали задания и полегче. Но и потруднее тоже бывали.

Все факторы учтены. Прицельная линия прямая и узкая. Без помех. Дело в шляпе. Лучшего и желать грех.

Но все же времени было более, чем достаточно,чтобы сделать то, что надо…

Панчо сделал очередной вдох и расслабил мышцы…

Между тем, оставшийся на пляже Нуньес тоже даром времени не терял. Ночной морской воздух бодрил. Бывший солдат отошел в сторонку и воткнул в пляж несколько обрезков бракованных стволов мушкетов. Надобно заметить, что в южных странах фейерверки полюбили уже давно. В 17–18 веке.

И простолюдины используют именно такие штуки для запуска. Выпуская в небо маленькие снаряды из бумаги, заполненные смесью «бенгальских огней». Вчера все палили в небо напропалую. Ничего удивительного, если какой-нибудь гуляка, потерявший счет времени, даст салют и сегодня. Так что Нуньес поджег пороховые дорожки и побежал обратно к лодке.

«Чистодел» должен сработать чисто — один выстрел, один труп. В ожидании удобного момента для стрельбы, дыхание Панчо замедлилось для минимума. Приближаясь к абсолютному нулю, необходимому для проведения выстрела большой дальности, вроде этого. Погрешность полностью исключена. Выстрел должен попасть в цель и убить посла. Проще некуда.

«Покойник на подходе!» — пронеслось у сержанта в голове.

В этот самый момент на пляже стали запускаться фейерверки. Организовывая салют. И скрадывая звук от выстрела из винтовки. Панчо приготовился стрелять, но барон Мерье внезапно облегчил ему задачу. Посланник встал, подошел к окну и, отдернув занавеску, стал смотреть на салют.

И хотя маленький салют уже закончился, но Панчо дождался удобного момента и выстрелил. Все равно все примут звук его выстрела за запуск очередного фейерверка. Никто и не почешется…

Бах!..И стало тихо.

Сержант стрелял в центр масс, чтобы пуля, даже немного отклонившись, все равно гарантированно убила барона. Ведь, если бы он, стреляя в голову, промахнулся на сантиметр -другой, то мишень осталась бы в живых. Но пуля, разбив стекло, вошла Мерсье ровно в центр груди, прошла его тело навылет, вырвалась из спины и закончила путь, попав в стену с обоями. Не удивительно, ведь чем большое расстояние пуля преодолевает, тем большую кинетическую энергию она несет.

Все! Никакого послу яйца пашот на завтрак. Никакого бургундского по утрам. И больше никакого бахвальства.

Покойник подоспел.

Горевать по этому типу будут немногие. А остальной мир его кончине будет лишь рукоплескать.

Порох был бездымным, так что не мог демаскировать место выстрела. А огонь… А что огонь? В небе лопались фейерверки. Разбрасывая искры. И в глазах зрителей, смотрящих на огонь в ночном небе, потом искорки мерещились в самых неожиданных местах. А здесь глухая стена…

Панчо затвердил путь отхода наизусть, он хотел дойти до состояния автоматизма, когда не надо больше думать, а только действовать. Это сбережет ему драгоценные секунды времени.

А до потенциального появления любопытных чужаков у него есть около пяти минут.

Раз. Отверстия снова были заткнуты белыми от мела затычками из мешковины. Два. Панчо спрятал винтовку в выдолбленное сверху отверстие в балке, держащей черепичную крышу и накрыл ее плотной дерюгой. Три. Из кувшина с водой Панчо налил жидкость в приготовленную в оловянной миске сухую смесь алебастрового раствора.

Четыре. Шпателем смесь была моментально размешана и отверстия тут же замазаны. Через десять минут смесь затвердеет, идеально слившись с известковым раствором швов. Алебастр сохнет быстро и уже утром ничто не даст знать в этих белых разводах на стене былых отверстий, выходящих в строну французского посольства. Линия прицеливания исчезла, как ассистентка фокусника из ящика.

Пять. Оставшийся раствор скрыл и выдолбленное в балке отверстие. Замазав и похоронив винтовку. Шесть. Старый пыльный мешок, предварительно подложенный внизу, чтобы не запачкать полы, Панчо тыльной стороной повесил на балку, убрав с глаз долой белые разводы на дереве.

Семь. Неустойчивая старая тумбочка закрыла следы штукатурных работ на стене. Восемь. Оловянная миска со шпателем были просунуты далеко под кровать Ортеги, где уже предусмотрительно лежало немало разного мусора. Все выглядело так, как будто они лежат там уже лет сто.

Панчо быстро открыл дверь и стал спускаться по «черной» лестнице вниз. Нижнюю часть своего лица он предусмотрительно закрыл шейным платком, а маршрут следования у него был в голове. Если бы сейчас появился свидетель, то Ортега крикнет снизу, что это спускается его приятель, с которым они идут выпить, на ночь глядя. Но Панчо никто из жильцов не встретился. Этой лестницей, ведущей на мансарду, пользовались только слуги, а они любили поспать. Слуга спит — служба идет.

Состыковавшись с помощником, сержант двинулся по темным улочкам в сторону пляжа. Жизнь продолжалась. Для всех кроме посланника. Кое кто вышел посмотреть на салют. И расходился, довольный увиденным. Соратники двигались методично. Не быстро и не медленно. Предъявить сейчас им было нечего. Улики остались позади…

Отшагав немного ускоренным шагом минут двадцать, они успешно вышли на пляж. И только сейчас, судя по шуму за спиной, французы обнаружили, что их драгоценный барон Мерсье убит. Поздно, жабоеды, всполошились!

Заведя лодку далеко в воду, друзья покинули гостеприимный пляж Ла-Платы. Комната на мансарде оплачена до конца января. А домовладельцам Ортега несколько раз намекнул, что дела могут увлечь его в внезапную поездку из города. Так что не надо по этому поводу волноваться.

Позже доверенный человек узнает, просекли ли французы, как именно было устроено это покушение. Тогда можно будет попытаться вернуть винтовку. Но если нет, то, значит нет. Ничего не попишешь.

Команда успешно вернулась в Буэнос-Айрес. Мир продолжал кружиться. «Отряд не заметил потери бойца.» Вернее заметил, ну и что? Напишут об этом в газетах. Барона Мерсье некоторое время будут помнить. Проведут расследование. Обменяются дипломатическими залпами. Но жизнь продолжит идти своим чередом…

Забегая немного вперед, замечу, что ответка последовало довольно быстро. Уже в середине февраля, когда объезжал поля, осматривая как убирают урожай кукурузы, я чуть было не доездился. С концами. Внезапный выстрел, который раздался из зарослей несжатой кукурузы сбросил меня с лошади. В мою грудь ударило словно кувалдой, было очень больно. Все, тушите свет, выносите вперед ногами.

Но, не в этот раз.

К счастью, бронежилет, который я теперь ношу напряжено до предела, в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета, так как население нынешней Аргентины не внушает мне особого доверия, снова не подвел.

Нити бронежилета разорвались, как сетка вратаря, остановившая хорошо направленную шайбу. Его поверхность была деформирована. Пуля была сплющена. Но бронежилет выполнил свою работу. Пуля не прошла сквозь него. У меня треснуло два ребра, на этом весь ущерб и закончился. Дело житейское.

Мне сильно повезло. Во-первых это покушение было организовано очень быстро и топорно. А спешка хороша только при ловле блох. Вот и вышло какое-то сплошное недоразумение…

Во-вторых, расстояние для выстрела из винтовки было довольно приличным. И в третьих, стрелка сразу взяли.

Я уже подобрал себе доверенную команду для особых поручений и для охраны. Кроме трех бывалых аргентинских солдат из Кармен-де-Патагонес и Хулио, в ней было еще несколько иностранцев. Три немца, бельгиец, два швейцарца и два француза из нацменьшинств. Один итальянец, родом из хорватов. И даже один индеец. Горец мапуче, из андской резервации, расположенной в провинции Мендоса. Итого четырнадцать бойцов. Все крутые парни. На удивление, без гнили. Из этой команды меня в поездке сопровождали четверо.

После выстрела стрелявший наемник попытался скрыться. Стрелял он больше полагаясь на удачу, так как выжидать не мог. Скоро осень, так что все будылья кукурузы должны были скосить, а больше в степи сильно укрываться негде. Коня он расположил на дальнем краю кукурузного поля, так что выстрелил и сразу побежал.

Но не тут-то было. И облако порохового дыма его демаскировало, и треск от сухих стеблей стоял такой, как будто огромный кабан ломится через хрустящие камыши.

Трое моих телохранителей сразу поскакали вслед за малахольным киллером. А пешему от конного не убежать. Никак. Разряженную винтовку стрелок бросил, чтобы она ему не мешала при бегстве. А кинжал подскочивший Ортега удачно выбил у него при помощи кнута. А потом Франц сумел стрелка заарканить, и связать. Как куклу фанерную.

Допрашивал пойманного киллера тоже большой специалист. Индеец по имени Парящий Орел. Нисколько не жалея. Ни ножа, ни огня. Так что скоро я знал весь расклад. Полностью. Все идет в той же колее.

Снова мне прилетело от беспокойной семейки Бельграно. Теперь это был юный Мигель, племянник знаменитого журналиста и генерала Мануэля, бывшего аргентинского вождя. И двоюродный братец того самого Педро, что организовал предыдущее нападение на мою скромную персону. Коварный, как всякий итальянец. Вот же елки-моталки. Что за чертово отродье эта династия! Змеи вечно подымают голову! Это же гиены, шакалы голодные! Совсем нюх потеряли⁈

К счастью, Мигель был не в такой тесной степени родства с семьей Рохасов, как хитрожопый Педро. Седьмая вода на киселе. Так что мне его выдали с головой. И даже дали приказ арестовать.

Жаль, что этот приказ от нашего «горячо любимого гестапо» я получил после того, как 16 летний Мигель уже успел бежать морем в Монтевидео. То есть оказался вне аргентинской юрисдикции. Впрочем, я не судья и не адвокат, мне эти хитросплетения юриспруденции ни к чему. Сейчас немного свою команду расширю, пошлю своих людей в Монтевидео, и они мне пришлют голову этого дерзкого юнца Мигеля. Будет знать, на кого батон крошить! Бунт на корабле, понимаешь, устраивать.

Что еще рассказать? Мои работы с каждым годом все масштабировались. Производства росли, площадь обрабатываемых по новому сельскохозяйственных полей — расширялась. Несмотря на свирепствующую в Аргентине засуху, нам удалось собрать довольно приличный урожай.

Для противодействия унитаристкой Лиге генерала Паса, состоящей из 10 провинций, оставшиеся 4 федералисткие провинции Аргентины 4 января 1831 года тоже объединились. В наш союз Федерации вошли провинции Санта-Фе, Энтре-Риос, Корриентес и Буэнос-Айрес. Этот договор был назван «Прибрежным пактом». Но временная столица союза была организована в городе Санта-Фе, так как на эту пограничную провинцию приходилась основная тяжесть борьбы с унитаристами Лиги. Так что там и заседала «комиссия отца Денисия».

Комиссия была уполномочена объявлять войну, проводить мобилизацию, назначать главнокомандующих войсками и заключать мирные договоры от имени участников пакта. Главнокомандующим был назначен Эстанислао Лопес. Поклявшийся именем Пресвятой Девы победить, каудильо провинции Санта-Фе и старый союзник Рохаса.

Наступало время военное, кровавое время для Аргентины!

В феврале 1831 года с лихорадочной решимостью Лопес собрал армию и выступил против генерала Паса.

Наша армия преимущественно состояла из бравых конников-гаучо. И примкнувших к ним конных отрядов союзных индейцев из пампы. Эти краснокожие псы словно чуяли, где можно поживиться!

Словно разлившийся от половодья бурный горный поток, наши эскадроны кавалерии хлынули вглубь страны. Словно тигры бросились на свою добычу с криками: «Э дегуэлло! Э дегуэлло! ( Убивайте! Убивайте!)» Облако поднятой пыли заполонило горизонт.

Снова началась борьба ужасная и беспощадная.

Страшная резня! Бойня, которой нет названия и которая неминуемо должна была окончиться смертью всех ее участников.

Если бы внезапно не выяснилось, кто тут «кремень», а кто — «куча навоза»!

Видя, что их ждет неминуемая гибель, унитаристы, привыкшие нападать только на беззащитных людей, с жалобными криками стали стремительно разбегаться, даже не вступая в сражения.

— Храбрые гаучо! — вскричал неукротимый Лопес. — Рубите этих мерзавцев!

Подобно диким зверям, опьяненные резней, наши эскадроны, состоящие из безумно смелых всадников, бросились преследовать объятых ужасом врагов. Шинкуя их в капусту.

Повсюду виднелись кровь и трупы…

Квази-государство гнусных унитариев терпело крах. И осенние дожди тут им не помогли. 1 мая Лопес взял получившего в табло генерала Паса в плен. Все, шлите ему махорку из Монтевидео и пишите письма мелким почерком!

Победа, пришедшая вместе с юбилеем Великой Майской революции, вызвала огромные народные ликования в Буэнос-Айресе. Учитывая, что наступающий праздник 25 мая, годовщины провозглашения независимости, постоянно производил на всех аргентинцев какое-то магическое действие, вызывая необычайный подъем духа и привлекая в город и на площадь народного гулянья несметные толпы окрестных и городских жителей.

Аргентинский народ, так быстро переходящий от смеха к слезам и от серьезного к самому пустому, народ с испанской кровью и французским умом, народ, история которого явно достойна того, чтобы заняться ею, шумно праздновал этот день. А тут еще одновременно отпраздновали День Победы.

После полного разгрома унитаристов, мерзких рабов французского короля Луи-Филиппа, Лига внутренних провинций распалась, как карточный домик. К власти над внутренними провинциями снова вернулся достопамятный Кирога. По прозвищу «Зубодер». Мужик вовремя подсуетился и, пока другие за него воевали, снова захватил власть в мутной воде. Забрав себе самый жирный кусок. Как говорится: «наглость — второе счастье, а хитрость — второй ум».

Таким образом, положение снова вернулась к временам Триумвирата. Когда власть в Аргентине делили Лопес, Кирога и Рохас. При этом Рохас, со своей одной единственной провинцией Буэнос-Айрес, оставался формально самым слабым звеном.