Аргентинец поневоле 2

Глава 2

Все знают, что в бою все планы сразу летят к черту. И это могут подтвердить обе стороны. Ведь если я б прошел за крикливой гражданочкой, жаждущей мужского внимания, метров 25, то ворота открылись бы как раз у меня за спиной. И толпа меня стоптала бы, я и охнуть бы не успел. Да и тут положение было хуже губернаторского. Что такое 20 метров? Не буду говорить, что стометровку многие пробегут секунд за двенадцать. То есть 20 метров секунды за три. Тут не тот случай. Ночь, темнота, противники мешают друг другу. Секунд шесть-семь положим…

К тому же, я не маньяк. К бою стал готовиться, когда уже восемь врагов, выглядевших хищными, как лесные волки, оказались в переулке. Да плюсом четверо виднелись в воротах. Они бегом ко мне, а я оружие вытащил и стал стрелять. Под лозунгом: «Я работаю в хору. Все орут — и я ору!»

Шесть выстрелов прозвучали очень быстро. Тут проявил я высший пилотаж. Секунды три всего прошло. А так как мои недруги собачьей стаей бежали, с оружием, размахивая энергично, то в переулке поместилось в первой шеренге шестеро. А кодлой нападать на одного — не такая уж и доблесть!

Их я и выкосил. Пижонов. Чтоб, как говорится, не вякали.

Кто свалился, как падающие кегли в кегельбане, кто мирно сел на землю, а кто прильнул к забору. Точно пьяный, борясь с земным тяготением, когда ноги подгибаются. Такое вот дурака валяние…

Вторая шеренга немного замешкалась, вырываясь на первый план.

«В очередь, сукины дети!» Приобретайте билеты, граждане! Благоволите!

И тут мое везение как отрезало. Правый пистолет, как и следовало, выстрелил, еще одну тень, как корова языком слизнула. А левый внезапно замолчал. Вероятно, в самый неподходящий момент, по «закону подлости» лопнула пружина. И все. Капут. Давил я на курок, как в лихорадке, а Кольт мой словно декоративный, сделанный из камня, не отзывался. Хорошо, хоть правый револьвер произвел еще один выстрел, опустошив барабан. И тоже замолк.

А враги уже совсем рядом. Буквально в двух шагах. Правый дымящийся кольт упал на землю, а в освободившуюся руку я успел переложить левый пистолет. И тут же выстрелил, так как первый из противников уже тянул руку. Чтобы ухватить меня за плечо. Бах! Я выстрелил, левой рукой отведя назад боек, словно в Голливудском вестерне, изображая бравого ковбоя. Все это произошло за ничтожную долю секунды!

Противник сник и больше ничего не хочет. Растворяясь в блаженном довольстве.

Остался лишь последний патрон и я снова, быстрее молнии, произвел эту же нехитрую операцию. Но чуть-чуть не успел.

Если меня первоначально и собирались не убивать, а лишь помять и спеленать, то теперь все шутки и игры в гуманизм закончились. Деньги деньгами, а жизнь всяко дороже.

Увидя, как падают от выстрелов их товарищи, бандиты взбеленились. А здесь народ горячий. Порывистый. Вспыхивают как порох. Любят хватать, как говорится, через край.

К тому ж, все при ножах и при кинжалах. Причем с младых ногтей. И не стесняются пускать свое оружие в ход. Здесь это норма. Недаром же генерал Рохас в своих владениях, людей, вооруженных ножом или кинжалом, по воскресеньям, превентивно забивал в колодки. Уж коли нож имеется, то, к гадалке не ходи, его тут пустят в ход.

Так что теперь у врагов в их черепушках имелось место только для одной, самой примитивной мысли — убивать, убивать, убивать! Их клинки молниями сверкали во тьме. Отовсюду. И первый же резанул мне по запястью правой руки. Я уронил свой Кольт, но он, падая, все же выстрелил. Надеюсь, хоть в ногу, но пуля в кого-нибудь да угодила. Но мне некогда стало придаваться размышлениями. Так как тут же я ощутил сильнейший удар сзади.

Нет худа без добра. Когда меня резанули по тыльной стороне правой ладони, то я от боли автоматически отскочил немного влево. Поэтому удар дубья, что должен был проломить мне череп, лишь сбил соломенную шляпу и угодил мне в правое плечо.

Будто бы булавой меня саданули! Обычно такой силы удар с ходу ломает ключицу. У нас же ключица как предохранитель, тебя ударили, она сломалась и сигнализирует тебе, что бой окончен. Организм настойчиво требует паузу. Для лечения и покоя.

Кроме этого, передо мной еще весомо, грубо, зримо, явилось понимание, что за моей спиной никакого верного Хулио нет. Что там расположился очередной враг, а я один тут маячу одинешенек. Как тополь на Плющихе.

Но и это было лишь началом моих бед. Так как два клинка противников, что пришли в дикую ярость от моего сопротивления, сильно ударили с двух сторон мне в грудь. А поскольку в этом нападение явно участвовали безработные профессиональные тореадоры, так называемы «эспады», забойщики быков на арене, то удар у них был прекрасно поставлен.

Финал? Конец? Я умер? Не дождетесь!

Прежде всего, направляясь в дорогу, я не только озаботился о оружии. Так сказать, о мече. Но и о щите подумал. Немного опишу свой дорожный костюм. С головным убором я не стал заморачиваться. Жара, пот по телу льется градом. И если с груди пот на ноги стекает, то это ничего, а вот когда со лба лицо мне заливает, то я такого не люблю. Так что шляпа из соломы, легка, шея не устает. Да и воздух легко вентилируется, жара ужасная с ней переносится полегче. Начну, пожалуй, с низу.

Сапоги сшили мне по спецзаказу, на моей сапожной мануфактуре. Из толстой, но хорошо выделанной кожи. Шпоры у меня были намного меньше обычных, миниатюрные. Так как лошадей я мучить не люблю, а сие приспособление немного при ходьбе мешает. Зато на сапогах был металлический наносник и на каблуках стальные подковки. Как на спецобуви.

И кроме этого, с внешней стороны голенища была вшита внутрь металлическая стальная линейка. В качестве защиты. Тут в основном до сих пор еще орудуют холодным оружием. Так что такая предусмотрительность лишней не будет.

Конечно, тяжелый кавалерийский палаш мне ногу все равно перерубит, но от удара кинжалом и не самого сильного удара саблей такая обувь все же защитит. Такими прекрасными сапогами я не уставал любоваться!

Как все знают, всадники даже на джинсы себе пришивают кожаные вкладки. Иначе не пойдет, себе все ноги ты разотрешь до крови. Но здесь у меня были полностью кожаные штаны. Жарко? Но такие брюки надеты были поверх шелковых трусов, так что терпеть можно. А во швах, так же с внешней стороны, была вшита сдвоенная стальная проволока. Какая-никакая, а защита. Да плюс на бедрах кобуры из толстой кожи.

Сами штаны, из такого добротного материала, успешно защитят тебя от ударов вскользь ножа, кинжала или сабли. Да плюс, попав под удар, проволока или кобуры тоже сыграют некоторую защитную роль. Недаром же здесь так любят аксельбанты. Или декоративные гусарские ментики, набрасываемые на одно плечо. Такие плотные веревки, переплетенные с тонкой проволокой и золотым шитьем, могут отразить нехилый удар саблей. Выполняя роль доспехов.

Все это дело простое, житейское. Когда у вас лопнут брюки, что вы делаете? Берете брюки и несете в починку. Так и тут. Когда тебя норовят убить, ты принимаешь меры.

Ремень на поясе мой из толстой, грубой кожи, с массивной пряжкой. Его можно разрубить лишь топором. А пряжка удержит пулю в упор из пистолета. Ужас до чего хороший ремень!

На таком фоне, туловище у меня и вовсе было защищено прекрасно. Во-первых, рубашка из тонкой кожи вроде замши. Какая-никакая, а защита.

На горле черный шелковый бант. Теперь я понял, почему здесь все так любят пышные горловые банты. Модные вещицы. Плотная шелковая ткань, если тебя резанут по горлу, выполнит свою защитную роль. Или если пырнут тебя кончиком ножа на грани дистанции… То, угодив в узел банта, особого урона не нанесут. А у меня еще сверх банта, висит шелковый платок- намордник. От пыли. Которым в степи закрывают нижнюю часть лица. Так что теперь для горла имеется еще одна защита.

Конечно, рубашка и бантик это ерунда. Защитит лишь от сильных царапин. Можно в них продираться среди колючих стволов кактусов. Но это еще не все. В швы рубашки, в рукава с внешней стороны, так же вшита стальная проволока. А на плечах пришиты изнутри кармашки, а в них металлические пластины. Типа погон. Если рубанут по плечу, то такой погон клинок не перерубит. Вот не вру, честное слово!

Как любил говорить незабвенный Чичиков, достоинство — вещь совершенно неощутимая, а рубашка-то эвон, ее и пощупать можно!

И это только внешняя защита. Вместо майки у меня легкий бронежилет. В виде стандартной майки-алкоголички. Сделанный из нескольких слоев китайского шелка внахлест, проклеенных намертво. Получилось нечто вроде полотняной кирасы, что одевали воины Александра Македонского.

Такой легкий бронежилет прекрасно защищает против ножа, стрелы и пули на излете. Поверх него, в виде жилетки, имеется другой бронежилет. Из толстой, вываренной кожи. С вшитыми внутри тонкими стальными пластинами. На груди, животе и спине. Конечно, это не кевлар с титаном.

И если в меня в упор начнут стрелять из ружья, то сразу грохнут. Но такие пластины нож не пробьет, а если клинок угодит в место, где стальной защиты не имеется, то, пробивая два слоя кожи и несколько слоев клеенного шелка, проникнет внутрь лишь на пару миллиметров. То есть только поцарапает. Не более того. С меня все, как с гуся вода.

То есть я обманул противников своих неоднократно. Во-первых, два пистолета оказалось у меня не однозарядных. Как здесь все носят. А из таких-то и стрелять одновременно не возможно. Черта с два! На полку ты должен обязательно свежего пороха подкинуть, чтобы стрелять. При этой манипуляции задействуя обе руки.

А тут вместо одного, максимум двух выстрелов, мне удалось осуществить сразу десять. Шок это по нашему!

Мое коварство было несомненным…

Во-вторых, никакую я ключицу не сломал. Не спорю, удар был чудовищный! Но, против обыкновения, он не возымел ожидаемого эффекта. Стальной погон, распределил силу удара палкой на площадь всего плеча. Да, плечо мне отсушили, рука временно отсохла, но я надеялся, что она скоро заработает. Так как кости целы.

В-третьих, удары ножами, а после первых двух, мне в остервенении нанесли еще несколько, в грудь, в живот и даже в спину, не сильно меня беспокоили. Царапины, не более того.

Но все же дело мое было очень худо. Против меня еще действовали пятеро лихих громил. Метелили клинками они меня с криками «Молоти»! Нисколько не жалея, не по-детски. Набросились на мою бренную тушку как цинготный больной на свежие овощи!

Надеюсь, все же парочку из них я как-то выстрелами покоцал, так что они теперь не в лучшей своей форме. Но и я тоже не мог похвастаться тем, что цел, бодр и весел.

А с учетом того, что одна рука у меня вышла из строя, то пятеро для меня нынешнего было слишком «до фига». Это же самоубийство! Тут либо сдохнешь, либо прямиком отправишься в дурдом. В состоянии овоща.

Дело пахло керосином. Увы! Плохие шансы. В таких условиях ставки идут пять к одному.

Враги торжествовали!

Я словно бы попал в эпицентр ночного урагана. В подобных обстоятельствах приходилось биться почти вслепую.

Поскольку противники меня атаковали и спереди и сзади, стараясь нанести мне шквал ударов клинками. То я ужом выскользнул, чтобы стать таким образом, чтобы прикрыть глиняным забором свою спину. А для прорыва использовал все методы. Дозволенные и недозволенные.

Коль правая рука вышла из строя, то тоже придя в исступление, я начал активно лягаться ногами. Невиданно сильно, словно застоялый жеребец.

Применяя ловкую тактику Ипполита Матвеевича Воробьянинова в схватке за стул с отцом Федором. Стараясь по-молодецки ударить противников в пах. Или, на худой конец, в колено. Чтобы враги отведали всю пролетарскую мощь моих ударов. А так как изящные сапоги сорок второго размера у меня были с стальными набойками на носах, то это стало для моих врагов довольно неприятным откровением.

Добавлю, что я бил ногами быстро, без всяких задних мыслей, на автомате. Мерси. Любой нанесенный мной ущерб мне будет в кассу!

Если же мой удар не получался, то опуская ногу, я старался наступить окаянному противнику на стопу. А тут же либо все в сапогах-гаучо, то есть наполовину босиком. Либо в открытых сандалиях, либо в тоненьких кожаных тапках. То есть защиты ноги — никакой.

"И не надо нам портить нервы,

Вроде зебры жизнь, вроде зебры,

Белый цвет идет, потом — черный цвет,

Вот и весь секрет!"

Мелкие косточки на пальцах так и трещали, когда мне удавалось изловчиться и оттоптать бандитам ноги. Тем более, что разгоряченные громилы, в припадке ярости, действовали в простом и примитивном стиле «Принимай все удары, изматывай противника, лупи сам. Наплюй на технику».

Левой рукой я вытащил свой кинжал из ножен. И теперь пытался отразить или заблокировать львиную долю ударов, что мне наносили с левой стороны.

Осади! Назад! В мать, в бога!

Чем-то мне это сильно напоминало «темную» в казарме.

С правой стороны дело было намного хуже, так как эта рука пока не действовала. Получался, в общем, полнейший мрак.

"Пощады не ждите,

Она не приде-ет…"

Все, что я мог, так это трясти своей рукой, как припадочный, перед лицами своих врагов. Возможно, так чувствительность скорей в руке проявиться. А нет, так хоть кровью, что текла из сильного разреза, глаза бандитам забрызгаю.

Импровизировал на всю катушку, так сказать.

Такую тактику я дополнял, сильно плюясь, словно верблюд, в надежде угодить верзилам плевком в глаз. Хоть на секунду отвлекутся, плевки с лиц стирая, и то хлеб.

К тому же, льщу себя надеждой, что если бы маленькую порцию этой моей слюны вспрыснуть кролику — кролик издох бы во мгновение ока. А 2-х граммов было бы достаточно, чтобы отравить эскадрон Буденного с лошадьми вместе.

Но долой иронию, да здравствует отчаяние! Пусть небу станет жарко!

И даже эти остроумные действия мне не сильно помогали. Больно уж неравными были силы сторон. Нападавшие действовали с какой-то исступленной яростью. По-звериному. Поражая своими приемами даже видавшего виды в будущем, в телебоях без правил, меня, любимого. Видимо, бандиты, безжалостные мордовороты, привыкли сильно к лютым дракам, которые нередки в мире подонков. А выросли они на скотобойне.

Молниеносным сильным ударом кинжала мне удалось поразить одного из громил куда-то в туловище. Клинок вошел в мускулистое тело по самую рукоятку. Но радость моя была недолгой, так как я почувствовал, как зубы этого бесшабашного неизвестного впились в мою левую руку. Разрывают и пережевывают мою плоть. Ай! Я инстинктивно отпустил кинжал и отчаянно взвыл от боли.

Рядом у действующего с этой же стороны бандита был солидный нож, которым он агрессивно, как в деревенских драках, полосовал мою рубаху. Покрывая руку и тело кровоточащими бороздами. И не мог по-настоящему пырнуть, так как ему сильно мешал его же зубастый компадре. Куды там!

А тот так хотел сам дорваться до комиссарского тела. Да что ж такое? У меня же не казенная морда!

Но все равно ощущение с этой стороны у меня было такое, словно с меня живьем срезают мясо тупым раскаленным ножом. Тяжело! Да и негигиенично. Эх, да что тут и говорить!

Наконец, сильнейшим пинком ноги в грудь мне удалось отшвырнуть зубастика на землю. Кому я говорил: образумься! Стань сколько-нибудь приемлемым членом социального общества!

Не послушал. И получил закономерный результат!

Вот что значит искусство, то бишь — тьфу! — доморощенное карате!

Но этим я лишь освободил место «на шахматной доске» для следующего противника. И почти сразу, по счастливой случайности, мне удалось схватить размахивающего ножом бандита за кисть. И хоть как-то сдерживать движения его натренированной, мускулистой руки. Ведь было же темно, как в преисподней.

И только чей-то писклявый голос мне шептал проникновенно:

— Ты куда, дрянь, на кого бочку катишь? Холеры на тебя нет! Попишу! Порежу! Задушу я тебя, паскуда этакая!

Но не время было рвать на себе волосы от досады! Тут же я увидел, что сваезабойным ударом ноги, с пыра, мне удалось сломать коленную чашечку находящемуся с фронта бандиту. Мужику с гориллоподобной физиономией. Его соратник или был ранен, или же капли крови или слюны попали ему в глаза… Но он временно выбыл из борьбы, услужливо отступив на задний план. Его первобытные злость и ярость, притупляемые усталостью, начинали угасать.

Зато находящийся у меня с тыла громила все так же тупо бил меня ножом, со всей дури, в спину. С постоянством метронома и энергией парового котла, двигающего многотонные колеса. Вероятно, этот придурок уже сумел сломать об меня свою дубинку.

Скорость, удар, напор. И я иногда чувствовал, треща костями, как его клинок, найдя слабое место в моей защите, втыкается мне в кожу. Незначительно углубляясь в тело. И добавляя мне неприятных ощущений. Нечего и говорить, что испытание это оказалось чертовски трудное. Вроде барокамеры.

О боже! Он мне так все кишки вытрясет!

Но зуб даю, что этот ошарашенный латинос, принимает меня за легендарного берсерка!

Я явственно слышал, как соратники ему, в удивлении, кричат:

— Эй, Хосе, что с тобой? Забыл, как бить надо? Каши мало ел? Неужто этого дебила уложить не можешь? Он, часом, не железный?

На это я ничего не отвечал — было некогда.

Да и было бы удивительно, если бы в таких печальных обстоятельствах, я внезапно гулко грянул басом, как архиерей на приеме:

«Господу богу помолимся…»

Уф! С правой, слабой стороны у меня никого из соперников не имелось, так как я все же, шлепая и прыгая, успешно достиг глинобитного дувала. Облегченно вдохнув, я развернулся спиной к стене, прикрывая свои тылы. Теперь будет немного проще отбиваться. Если учесть, что теперь я полностью обезоружен и покалечен. Да и устал уже порядком. Руки налились свинцом. Ноги дрожали. Дыхание сбилось.

Только бы живым выйти!

Правда, и число соперников-мерзавцев у меня несколько уменьшилось. Забравший мой кинжал своим телом громила, после моего богатырского пинка, упал и больше не поднялся. Очень эффектно! Похоже, этому уже хватит. С горочкой.

Еще один бандит ушел на второй план. Кажется, его я все же подстрелил, и, когда адреналин немного схлынул, то он решил, что пусть теперь бьются за него другие.

Третий нападавший, которому я раздробил коленную чашечку, еще не остыл от схватки. Сильно хромая, он медленно, как покалеченный терминатор… Словно тигр, почувствовавший запах крови… Передвигался в мою сторону. Как говорят: шел юзом.

Видит этот Терминатор, делать нечего — надо помирать. Под Вторую рапсодию в исполнении симфонического оркестра.

Тоже не боец. Скорее половинка бойца. Наверное, пьяный. Или обкурившийся дури. Пока боль не нахлынула. Еще кипят в нем силы, еще требует к своей особе внимания! На пару минут. Короче, ему уже в крематорий пора, а он…

Так что против меня оставалось лишь двое, вооруженных кинжалами громил. Уже немного легче. Дела, скажу я, славные!

В кромешном мраке нападавшие казался мне всего лишь расплывчатыми сгустками мглы. Пятнами, чуть более черным, чем окружавшая их со всех сторон непролазная тьма.

В довершение позитивных моментов, почувствовал, что чувствительность правой руки понемногу возвращается. И теперь я могу ее чуть-чуть использовать в защите. Так что времени я даром не терял.

Немного отведя в сторону руку с клинком правого громилы, заблокировал очередной удар, я вцепился пальцами левой руки в кисть с кинжалом левого врага. Но тот упорно продавливал клинок к моей тушке. Мышцы врага под моими судорожно стиснутыми пальцами были напружинены, как рояльная струна. А моя собственная хватка грозила вот-вот ослабнуть, и это приводило меня в отчаяние.

Но предаваться горестями было некогда, так что я отчаянным усильем воли нанес ногой мощный и сильный удар левому бандиту, полностью сосредоточенному на этом своеобразном амреслинге, в пах. В чернильном мраке ночи тут же прозвучал звук, что был похож на удар копытом лягающегося мула. Наложенный на вопль кастрируемого кота. И наша канарейка, как говорится, «попела».

Как изящно выразился бы по данному случаю поэт-классик: «Яйцо с размаху шмякнулось о деревцо!»

Так что мой враг буквально улетел как Карлсон. Обещал он вернуться или нет не знаю, но этот субъект уже к нам не вернулся. Вероятно, его унесло куда-то в район Бразилии. Где так много диких обезьян.

Приободренный таким поворотом сюжета, я еще раз заблокировал правой рукой удар кинжалом своего соперника, от которого мог бы увернуться и слепой, соорудив нехитрую ручную баррикаду… Одновременно выбросив кулак левой в район его переносицы. Со сросшимися волосатыми бровями. И, судя по боли в костяшках, хорошо попал.

Бам-м-м! Саданул как молотобоец. Каждый килограмм своего веса, напряжение каждого мышечного волокна — всего себя я вложил в этот крушащий удар. Теперь этот чудик, если выживет, то будет явно носить кличку Плоскорожий!

Затем я, со взрывной энергией, решительно прыгнул вперед. В таких моментах действуешь на инстинктах, не думаешь, не чувствуешь, не замечаешь ничего, кроме прямых угроз и мест на теле врага для нанесение критического удара.

Так что, мощнейшим ударом ноги, попавшей в бедро Терминатору… У которого это была как раз опорная нога, так как вторая не действовала, превратившись в кровавое месиво… Я снес его с копыт долой. Завалив на землю. Заплел нашему козлику ножки кренделем.

Закрепляя свой успех, решил рискнуть и добить поверженного противника. Так что пробил настоящий пенальти ему по черепу.

«Какой ты на хрен танкист?» Если защитного шлема-танкиста не имеешь? Раздался жуткий хруст и разлохмаченный Терминатор отрубился. Причем надолго, если не навсегда. В общем, глупая, нелепая смерть…

Но при этом, я выпустил из вида последнего активного врага. Мистера Плоскорожего. Еще один из действующих лиц, «герой второго плана», куда-то уже смылся. С концами. Смазал пятки салом. Сбежал, как крыса с идущего ко дну корабля.

Но мне и одного хватило, так как этот тип, длиннорукий и похожий на шимпанзе, в качестве сокрушительного удара возмездия пошел ва-банк. И, словно бык с разгону, ударив всей своей массой, завалил меня на землю.

Кусаясь и лягая друг друга ногами, мы катались в пыли переулка. И хотя невидимый враг утробно ухал всякий раз, когда мой пролетарский кулак кувалдой влеплялся в его тело… Не чувствовалось ни малейших признаков того, что мой соперник начинает уставать. Его запястье казалось стальным многожильным тросом, грозившим в любое мгновение вырваться из обхвативших его моих пальцев.

Чувствуя, как все мое тело покрывается мурашками от ужаса перед холодной сталью ножа врага… Я стиснул это запястье уже обеими руками, пытаясь заставить противника бросить клинок. Кровожадный вопль был ответом на эту тщетную попытку, и голос, ранее бормотавший что-то на непонятном языке индейцев, просвистел прямо в мое ухо по-испански:

— Собака! Ты подохнешь в этой грязи! Твое тело сожрут крысы, которыми кишит эта дыра! Так-то!

Какая экспрессия!

Словно сотканный из мрака, большой палец противника норовил впиться мне в глаз…

Да что такое, в самом деле? Что я, управы, что ли, не найду на вас?

И я всей своей тяжестью откинулся назад, нанеся при этом врагу чудовищный удар согнутым коленом. Неизвестный бандит, у которого перехватило дыхание, отлетел в сторону, визжа, как ошпаренная кошка.

Я тоже, поднявшись, еле сумел удержать равновесие и, пошатнувшись, ударился о глинобитную стену. С воплями и проклятиями не убиваемый противник вновь в раскорячку накинулся на меня, стараясь снова подмять под себя. Я услышал, как мимо просвистело лезвие, проскрежетавшее по саманной кладке где-то прямо у меня за спиной, и наугад саданул кулаком, как кузнечным молотом, в темноту. Вложив в это движение все свои силы.

Чувствуя, что мой рискованный удар достиг цели и мистер Плоскорожий, как подкошенный, со всего маху шмякнулся в пыль, я с трудом удержал свое измученное тело от такого же стремительного падения. Прежде я никогда не пасовал перед противником, когда приходилось драться один на один, но теперь впервые отступил от этого правила.

И, превозмогая боль и усталость, быстро побежал к началу переулка. Уверенный, что скоро умру от усталости и напряжения. Так как сейчас я находился в таком состоянии духа и тела, когда меня начинало передергивать.

Пробегая, я заметил, что негодяй, который напал на меня сзади, предварительно предусмотрительно поставил наш фонарь на тротуар. Так что, взяв безхозный фонарь, просунув в петлю порезанную правую руку почти до локтя, я, вооружившись чьим-то брошенным кинжалом, пошел назад. Надо, Яша, надо. Негоже оставлять недобитых врагов за спиной. Ведь недорубленный лес опять вырастет.

Так что я усердно производил контроль. А то отдохнуть мне не дадут по-человечески! Вы ваши шутки бросьте! В качестве бенефиса, у всех тел, которые лежали по дороге, ударом ноги в сапоге, я ломал гортань. Не корысти ради…

На этом интермедию можно было считать законченной.

Итого я насчитал в этом переулке девять трупов. Начали они «за здравие», а кончили «за упокой».

Куда делись еще четверо, я не знаю. Наверное, скрылись во дворах, где ранее они сидели в засаде.

А я не знал, имеются ли там еще бандиты, поэтому от греха подальше, забрав свои револьверы, шляпу и кинжал и, распределив все аксессуары по местам, рванул назад. Пот градом катил по моей шее, смешиваясь с кровью из глубоких порезов, покрывавших запястья, плечи, руки и грудь. Наверное, мое тело превратилось в сплошной багровый синяк.

На перекрестке шлюхи уже куда-то скрылись. Оглушенный Хулио лежал в сторонке у стены дома. Чтобы не попасть прохожим под ноги. Когда я проверил ему пульс, то обнаружил, что мой слуга-бездельник жив. Похлестав его по щекам, я живо привел его в чувство.

Знаете, что я ему сказал? Не знаете? Вот и не надо!

Как-то передвигать ноги умеет — вот и ладно. Нечего тут засиживаться, мало ли кто тут еще появиться.

Может бандиты, а может и серенос. Ночная стража. Задержит нас для протокола. Впрочем, если бы последние захотели тут появиться, то, услышав выстрелы, уже были бы здесь. У нас же они пока еще далеко не повсюду. Кое-где только. Да и то…

Казна пока пуста. Страна в долгах, как в шелках. Хоть закладывай ее со всеми потрохами Британской империи. Как я уже упоминал, теперь самым высокооплачиваемым чиновником из высокопоставленных особ является новый градоначальник Буэнос-Айреса. Мужчина с пухлыми губами сластолюбца. Сеньор Викторика. Получает он в месяц всего пятнадцать песо. Правда, серебром. А с таких денег шиковать не будешь.

Впрочем, когда английский консул, сэр Гамильтон, узнал сколько получает дон Викторика, то внимательно посмотрел на него и объявил свое мнение:

— Нормально. Такие и у нас больше не получают.

И в доказательство вальяжно помахал желтоватой «Дзе Лондон Газетт» трехмесячной давности.

На что президент Рохас обратил внимание чванливого британца, чьи предки имели дурную привычку рождаться исключительно в семьях крестьян или лакеев, на, как выразился бы «Сеньор Робинзон», кадр из фильма «Аргентина 19 века». Который тут механически транслировался всегда и всюду, без помех.

В данный момент это были фигуры двух повешенных на виселице. Приятных эмоций такое ядреное зрелище не вызывало.

— И какое же у них преступление? — мрачно спросил сэр Гамильтон.

— Слишком много болтали не по делу! — плотоядно улыбаясь, дипломатично ответил генерал.

К счастью, сеньор Викторика по-совместительству очень богатый латифундист. А за своим хозяйством надо присматривать. Без хозяйского надзора никак нельзя. Мало ли, что там управляющий наворотит. Вот и делит свое время Викторика между городом и поместьем. Месяцами сидит там, а месяцами — здесь.

Что же касается серенос, то у них зарплата так мала, что на эти должности идут лишь старики-пенсионеры. Как в будущей России в охранники.

Много ли надо сил и умений по ночам с колотушкой ходить и кричать противным голосом: «Спите спокойно граждане города. В Буэнос-Айресе все спокойно»? То есть с бандитами местные серенос никаких дел иметь не будут. Не герои они, чтобы вступать в ночные схватки. Хоть стреляй их, расстреливай. Дел все равно не будет. Им и так не скучно.

Да и как когда-то говорил мне знакомый начальник ОВД нашего района: «В милицию обращаются только бомжи, проститутки, сумасшедшие и пьяницы. А нормальные люди приходят к нам только чтобы паспорт получить!»

Вот и мы не будем портить статистику…

Тем более, что сам диктатор Рохас в Буэнос-Айресе не живет. Резиденция нового главы Аргентинской Конфедерации расположена в северо-западном пригородном поселке Палермо.

Сильно опасается наш генерал атаки с моря и высадки вражеского десанта. Готов в любую минуту стратегически отступить в пампу, в свои поместья. То есть вся нормальная охрана только там. Вот в Палермо бы патрули, стрельбу услышав, все беспорядки мигом пресекли. А тут все пущено на самотек. Такова се-ля-ви.

Но все же, пошатываясь и спотыкаясь, мы со слугой вполне успешно добрались в этот раз до особняка синьора Грасия.