Артефактор Гродецкий

Глава 11

Пробуждение было веселым, потому что в комнату проскользнула служанка и попыталась воспользоваться моим сонным настроем. Это ей, естественно, не удалось. Я усадил её на табурет и прочитал краткую лекцию о том, что такое рубить дерево по себе. А потом сказал, что её надо серьезно присмотреться к надежному воину Михаилу.

— Вот приедем в столицу, дом купим (или снимем — подумал), хозяйство заведем. Я лавку открою по торговле амулетами. Артефакты буду заряжать. А вы с Минеевым будет мне по хозяйству помогать и охраной заниматься. Разве плохо?

Паршивка ускакала, а я решил пренебречь разминкой и, наскоро сполоснувшись, направился завтракать. На завтрак были говядина — дорогая и редкая в кухне этого мира — и жаренная речная рыба с пареной репой.

Невольно вспомнилась говядина с овощами в кисло-сладком соусе, которую я иногда готовил. Закупал вырезку или лопатку, баклажаны, морковь, красный лук, стручковую фасоль и непременный сладкий перец, мясо нарезал, как для бефстроганов — соломкой…

Ох, вспоминать тяжело и обидно. Надо смириться, с тем, что умер. Как в том анекдоте, когда пациент на тележке спрашивает санитаров:

— Может, в палату?

На что ему отвечают категорически:

— Доктор сказал — в морг, значит в морг!

— Чем будем заниматься, господин, — выбрал обращение сержант, типичное для купечества и слуг, — я бы сразу в путь отправился…

— Нет, отдохнем денек. Сходите по городку погуляйте, бороду свою постриги хотя бы, девушке купи чего ничего. А мне надо по делам сходить. Деньги дать?

— Нет, господин, княгиня выдала жалование на год вперед.

— И сколько зарабатывает такой бравый сержант? — задал я вопрос специально для Берты.

— Десять золотых в месяц, — гордо ответил Минеев.

— Очень достойно, — одобрил я, — ты у нас богатый воин. Интересно, а сколько на службе получал?

— Тоже много, до пяти золотых в месяц. Небось, на службе жизнью рискуешь.

— Ну ладно, иди, Берта, этот богатый Буратино тебе шаль купит м каймою.

Оставшись в одиночестве я рассовал основные деньги по телу, чтоб не срезали средневековые воришки, проверил сбрую, на которой висели меч и кинжал (шест и остальные вещи оставил в сундуке комнаты под замком, настоящим висячим замком со здоровенным ключом) и, с легким предвкушением приключения, направился в свою первую прогулку по чужому городу. Чужому, хотя мы все еще ехали по землям князя Павлова. Простолюдинская одежда делала меня чужим.

Город напомнил мне сибирские поселки, в которых вся торговля сосредоточена на центральной площади рядом с ратушей и церковью. А потом кругами распространяется людское жилье, чем дальше от центра — тем беднее. А уж за хижинами бедноты мастеровые постройки: глиняные, сапожные, плотницкие, кузнечные. Дальше всех загоняют кожевников, из-за скверного запаха.

Я поочередно обошел три лавочки: портняжную, скобяную и булошную. Крендель над ней не золотился, не было скуки загородных дач. А был стойкий запах навоза, было пыльно и жарко. На прилавках маленького рынка торговали козьим молоком, каким-то растительным маслом (в свою посуду), лаптями и ухватами. За более развитым ассортиментом следовало идти к кузнецу или кожевнику. Мне требовался торговец амулетами, но в таком небольшом городке ему не было необходимости раскошеливаться на магазин. Узнав у стражника адрес я отправился к магу.

— Ну вы, молодой человек, насмешили. Откуда же у меня деньги на такую редкость. Тут сам камень не меньше шестисот золотых потянет, а с универсальной энергией так больше тысячи. А я не больше трех-четырех в месяц зарабатываю…

— И что, академию ради этого кончали?

— Ну какую Академию, молодой человек! Обычное училище магическое при Его Светлости Светлейшем князе Павлове. В каждом княжестве свое училище, а в Императорское, то бишь Академию, только гении да аристократы едут.

— В каком смысле «гении».

— Вы, молодой человек, разве в школе не учили устройство нашей империи. Гении — это талантливые маги, у которых с детства проявляется сильный магический источник. Таких по указу Императора положено в столицу посылать, чтоб проходили проверку в академической часовни. Ну и аристократы в академию стремятся из-за знакомств и высокого уровня обучения.

…Совершенно расстроенный я шел в гостиницу. Убожество окружающего мира удручало. По дороге все же зашел в кузню, опознав её по грохоту молота и запаху гари. Но местный кузнец не изготавливал оружие, ограничивая свои изделия хозяйственными причиндалами для быта и сельскохозяйственных работ.

А вот слуги пришли веселые. Берта — в новом платочке и с бусами на шейке, Александр — свежевыбритый, в новой косоворотке.

— Ну вот, — встретил я их, — на сто лет помолодел. Экий бравый мужик, смотри, Берта. Вы сладкая парочка — гусь и гагарочка. (На местном наречии: индюк и летяга — полудикая кряква. Интересно, что любые образные выражения на русском языке тут или находили в момент изречения местный аналог образов, или звучали непонятно, но мудро для окружающих. И это происходило на уровне инстинкта).

Настроение у меня не повысилось, зато появилось желание надраться по-свински. Заказал в комнаты кувшин местного вина с закуской (холодная птица и репа) попытался привести угрозу в исполнение. Пришел к выводу, что местная кислятина хорошее мочегонное, не успевал гульфик развязывать. Плюнул на все и пошел тренироваться с мечом.

Ну а утром с первыми лучами солнца двинулись в путь. Александр показал на небольшую крепость в стороне от большака:

— Вот, минуем границу вашего княжества, вступаем на нейтральные земли. Тут полно всяких баронств, кто-то в вассальстве вашему батюшке, кто-то к его сопернику — Светлейшему князю Любимову Анжелу.

Я напряг остатки памяти прошлого Аллина. Анжел Любимов учился вместе с отцом в Академии и они оба ухаживали за моей мамой, хорошенькой армяночкой высокого рода. Что-то мне (моему предшественнику тела) рассказывали на уроках. После присоединения Польши к Российской империи Любимов получил приставку — Светлейший. И вроде у этого князя есть сыночек — мой ровесник. И вроде они с Павловым, моим папашей, до сих пор враждуют. Но у Павлова имеется поддержка большого и воинственного княжества соседнего государства — темных эльфов.

Мои воспоминание прервал воинственный клич сержанта. Впереди на большаке стояла простенькая карета, а чуть дальше конные воины наседали на двух пеших бойцов, третий пеший уже истекал кровью. Силы явно были не равны, но и пешие, и конники были одеты в форменные куртки со цветами своих господ. Так что не следует лезть в чужие разборки. О чем я и сказал сержанту.

— Там дама, — указал он мне на карету.

— Ну и что?

— Вежество требует защищать даму…

От кого требует?

— Как скажите, господин, — сник он.

В это время на ступени кареты ступила ножка в розовом чулке и появилась ручка в белой перчатке до локтя. Дама явно намекала, что ей нужна опытная мужская рука в поддержку, но я не сдвинулся с места, восседая на лошади и наблюдая, как второго пешего воина сшибли с ног.

— Господа, помогите даме! — голос был приятный.

— Сколько заплатите? — спросил я, вызвав недоуменный взгляд напарника.

— Вы не аристократ? — дама, не дождавшись от меня куртуазности, бойко спрыгнула на землю.

— Простолюдин. Если хотите, чтоб мы рисковали жизнью — заплатите тысячу двести золотых.

— Да ты в своем уме, холоп!

— Поехали, — сказал я спутникам, — объедим драчунов по лесу.

— Я заплачу, заплачу! — всполошилась женщина.

— Слово дворянки, каков ваш титул?

— Я — баронесса, даю слово!

— Ну что ж, разомнемся, — вынул я из ременных петель около седла любимый шест. — Стой возле госпожи, Берта.

И мы врезались в конников, сразу переходя на первый уровень ускорения. Шест грозно жужжал, преодолевая сопротивление воздуха. Коснувшись противника он при таком ускорении сразу сбивал его с коня.

Противники быстро сократились до двух их пяти, но эти двое оказались крепкими орешками. Они сравнялись с нами скоростью и выпрыгнули из седел, принимая грозный вид. Если рысь представить ростом с человека и поставить на задние лапы — она бы стала нашим противником, спрыгнувшим с лошади.

— Оборотни, — крикнул сержант, -.

Если бы я не был под ускорением, то ничего не разобрал из его речи: ерехои а ворой…

На втором уровне мне удалось задеть шестом лапу оборотня, его развернуло против часовой стрелки (интересно, придумали тут часы), а обратный мах раздробил ему плечо.

— Добить? — спросил я сержанта, который уже расправился со своим противником и вытирал меч о его одежду.

— Не надо. Пусть доложит своему господину, что бой был честным.

— Ты как, — обратился он к раненому, — сам до дома доберешься.

Тот не ответил, но встал, кривясь на бок, взобрался на коня и ускакал.

— Как будем рассчитываться? — подошел я к карете.

— Мальчик, недовольно сказала баронесса, — неужели ты думаешь, что я с собой ношу такие громадные суммы. Доедем до моего замка, рассчитаемся. Надеюсь вы не откажетесь от моего гостеприимства, отдохнете. Мне приятно принимать таких умелых воинов. И я не прочь принять вас обоих на службу!