Артефактор Гродецкий

Глава 26

Так и не заснув, но немного опьянев, я приступил к главному вопросу — чьи ридитовые браслеты, кто их выдал бандитам? Ридит — дорогой металл, он обладает свойством частично блокировать магию (У слабых магов — полностью). И применяют его обширно, несмотря на высокую стоимость и трудность добычи. Для тренировок, для нейтрализации преступников, для изготовления некоторых амулетов, для военных нужд.

Кристаллическая решетка ридия — гранецентрированный куб (я рассмотрел), это лёгкий парамагнитный (проверял, магниты в этом мире имеются) металл серебристо-белого цвета, легко поддающийся формовке, литью, механической обработке. Эльфы зовут его "мифрил", а находят в жерлах вулканов, где бывают ничтожные количества самородного ридия. Основная масса поступает от охотников за редкостями мертвых земель, там он оплавлен высокой температурой и создается впечатление, что древние маги использовали его для бытовых нужд и вовсе не считали редкостью.

По логике браслеты равно могли дать бандитам и вожак, и пантера Валентина. Но большую ответственность накладываю на вожака — взрослый мужик, должен был понимать, что исполнять капризы взбалмошной пацанки глупо. Его и будем наказывать!

Несмотря на опьянение, а может и благодаря ему, я довел бывшие ридиевые а теперь — огненные браслеты до ума. Самым трудным было настроить их на ауру именно оборотней. И так, и этак крутил детонатор, долженствующий взорвать оба браслета, пока не вспомнил про специфический запах этого племени.

Запах — специфическое ощущение присутствия в воздухе летучих пахучих веществ, которые имею свою структуру и свой вид в зрении видящего мага. Так что проблема разрешилась. Вызвал сержанта и объяснил задачу: найти надежного посыльного, передать пакет с сургучной печатью от анонима и проследить, чтоб принес в стойбище оборотней (они разбили палаточный городок в местно парке, так им привычней).

Ну а дальше оставалось надеяться, что никто не посмеет вскрыть пакет, адресованный вожаку…

Утром в Академию не пошел, она сама ко мне пришла в лице профессора артефактики. Чему я весьма обрадовался, не надо алиби искать.

— Тут намереваетесь лабораторию организовать домашнюю. Хорошая идея. Я вижу в вас огромный потенциал ученого. Только с этим мальчишескими дуэлями прекращайте, ученый должен быть выше мирского.

— Извините, господин Ходос, но я то пока еще мальчик. Как же без мирского?

— Ну — да, ну — да, как-то я не принял во внимание этот факт. Уж очень серьезные разработки ведете. Не по возрасту.

— Не надо, господин профессор, смущать меня. Вот над каким вопросом я всю ночь думал: ридий создается высочайшими температурами. А нельзя ли его создать в горне кузницы?

— Над этим вопросом ученые уже размышляли. Вот учится вам надо, Аллин, не хватает вам организованных знаний. Недостаточно огня горна для создания мифрила.

— А если этот огонь усилить, например поддувом активным?

— Не поможет, не удается развить нужную температуру. К тому же мы не знаем исходный материал, на который следует воздействовать пламенем.

— Белая глина, я исследовал этот вопрос. (Ну да, еще со школьной химии знаю, что алюминий, в связи с высокой химической активностью, встречается почти исключительно в виде соединений. Некоторые из природных минералов алюминия: глиноземы и бокситы). Из неё еще Павловский фарфор делают на землях князя Михаила Павлова. А над нагревом можно поразмышлять.

— Да, да, были такие сведения, что раньше добывали ридий из глины, обработанной пламенем драконов. Но как договориться с драконом? Да и перестали они в людские земли наведываться, обособились на острове под названием Австралия и никого к себе не допускают.

Профессор, не разделите ли со мной полдник, у меня новая кухарка — говорят что кудесница? Из «Веселой бутылки» переманил.

Профессор согласился и мы очень мило посидели за большим блюдом гуляша с репой и (трам-тарам!) свежеиспеченным хлебом. Хоть и не дрожжевым, но вкусным.

А потом вызвали извозчика и неспешно поехали в Академию, которая встретила нас ужасным известием — вожаку студенческой делегации оборотней оторвало обе руки.

— Восстановление конечностей займет месяца три, — задумчиво сказал профессор. — Бедный мальчик, как он теперь будет учиться?

А в коридоре пантера Харькова злобно прорычала, чуть коснувшись меня плечом:

— Р-р-р! Я знаю — это ты подстроил с вожаком. Отомщу, р-р-р-ргах.

Дни мои и раньше не были томными, но этот побил все рекорды. Меня прямо с лекции (целительская, всегда слушаю с интересом) вызвали к ректору.

— Ну-с, юноша, — сказал он грозно, — будем сознаваться?

В обширном кабинете, уставленным изящной (почти женской) венецианской мебелью кроме ректора сидели еще два человека. Профессор Ходос (он кивнул мне ободряюще) и неприметный человечек с лицом явного работника имперской СБ. (Почему-то у всех СБешников, КГБешников, НКВДешников и прочей шушеры лица неприметные и поганые до нельзя).

— В чем, Ваша Светлость?

Ректор столичной Имперской Академии — княжеская должность!

— А то вы не знаете?

— Все он знает, — вмешался особист. — Знает и понимает. Столько раз подарком её Высочества пользовался, что мы уже устали донесения фиксировать.

— Всего три раза, — невозмутимо парировал я. — Так мне принцесса его для того и дала, чтоб я в трудных ситуациях как бы пользовался её высоким покровительством. Это ваша служба отделалась двумя тысячами, — я повернулся к ректору и профессору, — представляете — оценили жизнь дочери императора в две тысячи золотых! Так что вполне законно я колечком императорским пользуюсь!

Ректор как-то иначе взглянула особиста, перевел внимание на меня:

— Придется вернуть, начальник СБ настаивает.

— А принцесса об этом знает?

— Ну ты и наглец! — возмутился человечек, оказавшийся представителем могущественного начальника СБ. — Скажи спасибо, что мы так долго твои бесчинства терпели.

— Я — дворянин, — повысил я голос. — Потрудитесь соблюдать приличия и не тыкать.

— Вы тут выступаете в роли инкогнито, так что особых приличий не заслуживаете. Кто вы на самом деле?

— А что, начальник не осведомил свою шестерку с кем придется иметь дело? А шестерка и щеки раздула. Я — сын Светлейшего князя Михаила Павлова, Аллен Павлов. И то, что предпочитаю в Академии не привлекать к себе внимание, никак уж не касается рядовых членов СБ. Я же тебя, тварь безродная, могу прямо тут заколоть и ничего мне за это не будет. А ты мне хамишь, условия диктуешь, пыль навозная!

Я не просто разозлился. Я просто до печенок прочувствовал, что я — княжий сын, представитель высокого рода. А простые люди с их медленным и стандартным мышлением, с их нечистой кровью и малыми правами на земле Империи для меня действительно — пыль на дороге.

СБешник видимо растерялся. Он соскочил со стула, поклонился залепетал:

— Простите, Ваша Светлость! Клянусь богом — не знал, не ведал. Просто исполнял поручение. Я — маленькая сошка.

Я не стал слушать, повернулся к ректору.

— Господин Иванов, — обратился как к равному, — прошу не раскрывать мое инкогнито. Я могу идти?

— Да, Аллин, идите на лекцию. Я разберусь с этой проблемой. Но ежели сам император потребует, придется вернуть…

Возвращаясь в аудиторию я опять столкнулся с Харьковой. В коридоре никого не было, поэтому взял её за предплечье, включив первое ускорение, и сказал:

— Послушай, баронесса. Мне очень жаль, но я не при делах. Эта баронесса Короткова сама все затеяла, она и меня пыталась подставить, ну ты же видела. Если хочешь — пошлю своих людей её убить. Только перестань на моем пути появляться, пакости строить, иначе вынужден буду принять жестокие меры.

Зря я думал, что кошки — терпеливые и умеющие ждать создания. Пантера в образе Валентины оказалась истеричной и нетерпеливой. Она заорала:

— Ой, насилуют, как ты посмел меня тронуть, смерд!

Вроде никого и не было, но на крик вмиг проявилось несколько студентов. Неизвестный мне старшекурсник, которому баронесса быстренько показала синяки от моей хватки под ускорением, подошел и сказал:

— Вы неучтиво себя вели с аристократкой, назовитесь.

— Аллин Гродецкий, инкогнито. Аристократ.

— Можете доказать?

— Только частным образом, тет-а-тет, если пообещаете не выдавать мой секрет.

— Подождите, баронесса, я все выясню и если что — вызову наглеца на дуэль.

Зашли в пустующую аудиторию, извлек зашейный паспорт в виде целительского амулета. Парень быстренько сплел плетение видимости магии, вгляделся…

— Прошу простить меня, Ваша Светлость. Я — граф Курушин Лев из морского графства. Я усомнился, простите. Но что от вас хочет эта девушка?

— Да вбила себе в голову, что я виновен в смерти её отца. А тот остался в баронстве Коротковой, амурные дела. Ну и баронесса, скорей всего, его и отравила да второе баронство прикарманила. Очень непорядочная дама. Должно приехать мое семейство на новогодний бал, вот тогда и посоветуюсь с батюшкой, что с этой стервой делать, с Коротковой.

Мы вышли в коридор и граф, обращаясь к ждущей Валентине, сказал:

— Простите, но Аллин, похоже, в данном случае невиновен. И я не вполне понимаю вашу, баронесса, настойчивость в его адрес.

Ну а я, решив что на сегодня с меня нервотряски достаточно, побрел на выход и, поймав извозчика, (они постоянно дежурят недалеко от Академии) приказал вести себя в веселый дом (так тут называют публичные). Надо было скинуть напряжение, да и тело юношеское не было удовлетворено искусственными эрекциями. Ему требовалась баба.

Насколько я успел узнать, проституция в этом мире не осуждалась. Напротив, хорошо заработав на сексуальных услугах, дама могла выбрать успешного мужа и была вхожа в светское общество. Были даже матроны, которые и в замужестве продолжали работать в веселых домах, пользуясь уважением за достаток и хороший заработок.

С подобным в первой жизни я сталкивался в стойбищах нгасанов, коих в те времена оставалось на Земле всего 862 человека[1]. Полное отсутствие ревности. И стремление предложить жену али дочку гостю. (Такой обычай существует у многих малочисленных народов, особенно у северных наций). Видимо вызван постоянной необходимостью в свежей крови.

В столице было несколько веселых заведений, студенты с восторгом отзывались о южном, в районе, рядом со знамениты парком и Борисовскими прудами. Комплексом искусственных прудов, где водились золотистые карпы. перемешанных с густым смешанным лесом, наполовину лиственным и наполовину еловом. Вот я и отпустил коляску, не доезжая до здания, пошел, прогуливаясь, шаркая ногами в золотой листве, дыша полной грудью.

Мне грустно от того, что — осень.

Листок так долго кружит на ветру.

И головы, взлохмаченные, сосен

Запутались в желтеющем лесу.

Судьбы своей совсем не понимая

Листва шуршит у самых ног,

А я опять зачем-то поднимаю

Еще один желтеющий листок.

Жизнь прекрасна, особенно когда старое тело не просит покоя. Разум прекрасно помнил ощущения первого тела, в котором последний год даже дойти сто шагов до магазина приходилось делатьс двумя перерывами на отдых, благо лавочки были вдоль по улице… Но в столице все же не так хорошо, как в родном замке, на природе у широкой речки, Там и воздух другой.

[1] Нганасаны населяют восток Таймырского муниципального района Красноярского края и территорию, подчинённую администрации города Дудинка. Являются самым северным народом Евразии.