Автово

ЧАСТЬ 17. Мой день

Ну, вот, закончилась и эта сессия, на мой взгляд, самая лёгкая. И теперь по программе у нас должна быть производственная практика.

Первый слух разнёсся сразу же с молниеносной быстротой.

— Практика будет ежедневно на трёх заводах сразу! — кричал на всех углах Паша. — По 4 часа на каждом! Полчаса даётся, чтобы доехать от одного завода к другому!

Мы были поражены. Получалось, 13 часов в день вместе с переездами ежедневно мы будем батрачить на этой самой практике! При этом без права личной жизни и переписки.

Сомнения развеял Гармашёв, который от волнения так размахивал руками, что поднимал вокруг себя сильный ветер.

— Практика будет проходить на трёх заводах, но НЕ ОДНОВРЕМЕННО! Это надо же такую чушню придумать! Начнем с Балтийского завода, затем Северная верфь, а уж потом пойдёте на Адмиралтейские верфи. Задание получите потом. Короче, чтобы 5 июня все были как штык!

Гарма затопал на нас ногами, и мы быстренько разбежались в разные стороны. Сейчас же практика интересовала меня меньше всего. Моя башка была забита совсем иными мыслями. 5 июня — начало практики совпадало с моим двадцатиоднолетием, и это необходимо было отметить. Скорее всего, это был бы последний случай, когда я мог отметить свой день рождения со всеми моими друзьями. Больше такого, пожалуй, уже и не будет. Поэтому я никак не мог проигнорировать это событие.

Проблема была в финансах и довольно серьёзная. Оставалось или накупить продуктов и остаться абсолютно ни с чем, или… взять в долю Пашу(!). Последнее обстоятельство сразу же только при одной мысли об этом вызывало недержание — вспоминалось наше с ним прошлое празднество. Сколько тогда я с ним намучился — один Бог знает. Но похоже, что сейчас у меня другого выхода не было. Всё-таки, мне хватило ума не растратить все свои деньги полностью.

К этому времени на свою очередную сессию в Питер подкатила Катя. И я пошёл к ней за советом в 212-ую, в которой она остановилась. Надо сказать, что к этому времени в отношениях Кати и Гали произошли резкие перемены, и теперь они стали чуть ли не лучшими подругами. Ларисочка Карымова теперь была резко отброшена в сторону.

— Паша, конечно, не сахар, — ответила мне Катя после того, как я выложил ей свою проблему, — но попытаться стоит. Подойди к нему как-нибудь подипломатичней…

— Легко сказать «подипломатичней», — думал я, поднимаясь в 334-ую, — Паша и слова-то такого, наверное, не знает. С ним, вообще, спокойно может разговаривать только какой-нибудь эпилептик. Валяясь в судорогах на полу, они отлично бы поняли друг друга…

— А, чего тебе? — дверь открыл мне взъерошенный Паша, наполовину напялив на себя футболку. Вид у него, честно говоря, был неважный, а состояние убить кого-нибудь прямо-таки читалось на его невинном личике.

В общем, не в ту минуту я зашёл.

— Привет, Паша! — как можно спокойнее сказал я. — Как дела?

— А тебе-то что? Нормально! Чего надо?

— О, Боже, как же тут подипломатичнее? — пронеслось у меня в мыслях. — Надо бы валерьяночки выпить. Так, о чём бы с ним таком поговорить? Что он любит? О, Уитни Хьюстон!

— Паша! — радостно начал я. — А ты знаешь, Уитни Хьюстон собачку себе завела…

— Что? Какую собачку? — заорал на меня Паша.

— Пу-пуделя, — заикаясь от волнения, ответил я.

— Какого ещё пупуделя? Больной что ли?

— Да нет, здоровый, белый такой и весь стриженный.

— Кто?

— Пудель!

— Какой в жопу пудель? Я про тебя говорю! Ты что — больной?

— Я?.. Да вот уже не знаю…

Это было правдой. Находясь в обществе Паши более 30 секунд, начинаешь чувствовать себя каким-то деградированным и сомневаться в своих умственных способностях вообще.

— Тебе не нравятся пудели?

— Причём здесь пудели? Чего тебе надо? — повторил Паша уже в который там раз.

Никакая дипломатия не помогала. Пришлось брать быка за рога.

— Вот что, Паша! А НЕ УСТРОИТЬ ЛИ НАМ С ТОБОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ?! — спросил я его прямо в лоб.

— День рождения? — Паша вдруг на минуту задумался. — Нет, у меня денег нет.

Я невольно удивился столь относительному спокойствию с его стороны, но продолжал:

— Давай, вместе будет не так дорого, да и закатки у нас с тобой есть — уже что-то.

— Нет-нет, ко мне мама с сестрой приезжают, я не могу.

— Когда?

— 6 июня.

— Так мы сделаем раньше, можно в субботу — 3 июня.

— Ну, ладно, я ещё подумаю.

— Думай-думай, — сказал я и ушёл.

Первый шаг был сделан. Дальше должно быть не так сложно.

— Ну, как, уговорил? — хором спросили меня Владик с Рудиком.

— Сначала я валерьяночки выпью, — выпалил я.

Через несколько минут я уже выложил им все свои переживания.

— А что, Уитни Хьюстон и вправду пуделя завела? — поинтересовался Владик.

— Да я-то откуда знаю? Я её, вообще, терпеть ненавижу! Просто Паша её любит, вот и пришлось сказать то, что первым пришло в голову…

Паша сдался. Чего мне это стоило — никто себе и представить не может. Тусовку решено было устраивать в воскресенье. Правда, сам Паша сначала настаивал на понедельнике — 5 июня.

— Представь, прямо в твой день рождения и устроим! Здорово же! — уговаривал он меня.

— Здорово-то, здорово, но в понедельник всем на завод переться. Чёрт знает, когда освободимся, а готовить когда?! Давай в субботу, чтобы на следующий день народ выспался перед практикой.

По каким-то причинам суббота Пашу не устраивала ни в какую, и он грозился, вообще, бросить всю эту затею. Испугавшись, я уломал его на воскресенье — 4 июня.

За продуктами, естественно, снова ломанулся я, поскольку у Паши как всегда появилось что-то неотложное. Но к этому моменту протестовать я уже не мог, потому что радовался и тому, что расходы будут делиться пополам. Следуя напутственным словам Паши выбирать только самое дешёвое, я оббегал Сенную площадь, Автово и прилегающие к нему районы. К великому сожалению июнь 1995 года ценами отнюдь не радовал. Но особенно ужасали цены на спиртное.

Паша сначала был, вообще, против горячительных напитков (как и в прошлый раз) и хотел обойтись одной бутылкой вина.

— Я, вообще, пить не люблю! — с пеной у рта доказывал он мне. — Меня от этого мутит!

— Как же, как же, помню! — ответил я, пытаясь скрыть насмешку, вызванную кое-какими воспоминаниями.

Дело было ровно год назад. Тогда я поднимался в 315-ую, где по слухам намечалась небольшая пьянь. Костик в честь окончания первого этапа проживания в Питере угощал всех вином.

В 315-ой тихонько сидели Чеченев, Паша, Коммунист, Костик, Васильев, Лёха и Владик. Как меня решили пригласить в этот узкий кружок, до сих пор не понимаю. Постучавшись условным знаком, меня быстренько впустили в комнату и тут же поспешно закрыли дверь на замок.

Оказалось, что я опоздал — здесь уже прикончили несколько пузырьков, а передо мной поставили початую бутылку вина «Улыбка».

— Только пей вместе с Пашей, — предупредил меня Костик, — а то он сегодня, вообще, ничего не пил.

— Почему?

— Да не люблю я это, — ответил Паша.

— Да брось ты, Паша, смотри какая милая бутылочка! А какое название — «Улыбка». Выпьешь и будешь улыбаться. Давай на двоих, тут и так почти половина осталась.

Видимо, мои слова несколько покоробили Пашу, потому что, стряхнув с себя оцепенение, он протянул вперёд стакан и мужественно произнёс: «Наливай!»

— Хватит!!! — послышался его дикий крик, когда я слегка только прикрыл дно его стакана.

— Но это же просто кощунство, — возмутился я и долил ему ещё немного. Себя, разумеется, я не обидел.

Паша дико поморщился, отхлебнул из стакана каплю, и весь как-то скуксился.

— Паша, ведь это ж не водка! И не стыдно тебе рожи такие делать? Ну-ка, сейчас же пей!

Героическим усилием воли Паша закрыл глаза и одним махом выдул всё содержимое стакана.

Я тихонько попивал вино и ждал продолжения реакции.

— Фу, гадость какая! — заорал Паша благим матом. — Больше ни за что пить не буду.

— Хи, слабак, Паша слабак! — разнеслись по комнате чьи-то пьяные визги.

Все как по команде повернулись к источнику визгов и обнаружили валявшегося на своей кровати Чеченева в вульгарной позе.

— А, похоже, я, всё-таки, здорово опоздал, — немного шокировано произнёс я. — Сколько он уже выдул?

— Этого никто не знает, — заметил Костик, — мы за ним не следили. И, вообще, какая тебе разница? Человек решил расслабиться! Не мешай ему.

— Слабак, слабак, — продолжал надрываться Чеченев, пока, наконец, члены его не ослабли, и он не забылся на своей кровати.

Я налил себе остатки вина и стал медленно их допивать. Паша вдруг резко выпрямился, вскочил и убежал в неизвестность, громко хлопнув при этом дверью.

— Вы чё, ему в вино пургена подсыпали что ли? — спросил я, подозрительно косясь в свой стакан.

— Слабак, слабак! — опять разнеслось по комнате…

Вечеринка кончилась, и я с Владиком вернулся к нам в 215-ую. Продолжение этого вечера мы узнали от случайных свидетелей.

Оказывается, Паша убежал в туалет, где сильно напугал унитаз. И это с половины стакана лёгкого вина! Чеченев — тот, вообще, крутой — лежал себе покойненько на кровати, потом вдруг повернулся на бок и с чувством собственного достоинства вывернулся прямо на пол, а проще говоря, выплеснул всё содержимое своего желудка. Затем также покойненько повернулся обратно и моментально заснул сном праведника.

Очевидцы утверждают, что всё это было проделано с такой простотой и ловкостью, словно это было чем-то обыденным и совершенно нормальным явлением…

Сейчас я как раз вспомнил этот случай и подавлял в себе раздирающий меня хохот.

— Ладно, Паша, — сказал я, немного придя в себя. — Ты пить не любишь и не можешь, но не суди по себе о других. Народ у нас пить любит, и от этого никуда не деться.

Короче, не взирая на робкие протесты Паши, я купил вина и несколько бутылок беленькой. Не смотря на купленные продукты, их было катастрофически мало, но больше денег я уже выложить не мог.

И вот утром 4 июня, в назначенный день я решил купить ещё один литр водки, чтобы напившись, народ не жаловался на нехватку закуски.

Купил первую попавшуюся дешёвую бутылку, которая оказалась каким-то «Цитроном» и принёс её в 215-ую.

— Ты что, рехнулся? — набросился на меня Владик, увидав «Цитрон».

— Я? Почему это?

— Ты что, не помнишь — на свой день рождения Рябушко купил точно такую же бутылку!

— Не помню! Я, вообще, не имею привычки смотреть на то, что пью. Наливают — я и пью! А что?

— А ничего! Этим «Цитроном» тогда полгруппы отравилось. На редкость мерзкая гадость!

— Слава Богу, ничего такого тогда со мной не случилось!

— Зато теперь случиться, потому что никто кроме тебя эту дрянь пить не будет!

Ничего не говоря, я ненадолго призадумался и поплёлся на кухню готовить…

Праздник был в самом разгаре. На этот раз кровати мы никуда не убирали, а оставили их в комнате, переоборудовав под тахты.

Риса и мяса — единственного горячего блюда — действительно, не хватало. Разложив всем по тарелке, в кастрюле осталось с Гулькин нос. Я выждал время, пока все хотя бы немного не захмелели, и громко крикнул.

— Кому добавки?

— Мне! — раздался оглушительный крик Пахома. Послышались и ещё пьяные крики.

Я ужаснулся, что сразу нашлось столько желающих, и стал накладывать им дистрофичные порции, чтобы хватило на всех. Когда очередь дошла до Пахома, тот самым обыкновенным образом выхватил у меня кастрюлю и вывалил себе в тарелку всё, что там было. Пустая кастрюля тот час же перешла ко мне в руки, а Пахом, наливая себе очередную рюмочку, гогоча и смеясь, принялся за уничтожение содержимого тарелки.

Хорошо, что кроме горячего были всякие там салатики, балык и закатки, а то после Пахомовского наезда можно было только сосать палец.

И тут началась массовка, в смысле дискотека. Пьяная толпа растащила по углам столы и устремилась в центр комнаты дёргать ногами.

Решив немного освежиться, я вышел в коридор. У раскрытого окна, глядя на вечернее небо, в клубе дыма стояли Катя и Галя. У обоих в руках было по сигарете, и, вообще, они курили. Поскольку я был не совсем трезвый, то это обстоятельство не так уж сильно меня удивило, но слегка озадачило.

— Эй, Портнов, иди к нам! — качаясь, сделала мне знак рукой Катя.

— А чё это вы здесь делаете? — спросил я, подойдя к ним.

— Чё, не видишь что ли, курим, — блатным голосом ответила Галя.

Сделав крутую рожу, Катька сунула мне сигарету под нос и развязано произнесла:

— На вот, попробуй.

До этого я сигарету в руках держал всего один раз. Да и то, не сигарету, а сигару.

Это было на день рождения Наиля. Султан с Пахомом подарили ему пачку настоящих сигар. И вот как-то во время дискотеки мы небольшой толпой сидели на карачках около 211-ой. Отчетливо помню, что среди нас были точно Марат, Рудик и Сони. Других вот запомнить не удалось. Вышел Наиль, достал новую сигару, закурил и пустил её по кругу. Затянуться должны были все — и кто курил, и кто не курил. В нашей группе, вообще, курящих было четверо — Наиль, Марат, Султан и Пахом, ну, и, может быть, человека два балующихся этим, но очень редко.

Вот очередь дошла до Рудика. К удивлению всех он запросто затянулся, кашлянул разок-другой ради приличия и отдал сигарету дальше. Не знаю как кто, но я был сражён этим наповал.

Наконец, настала моя очередь. Я уставился на сигарету и не знал, что с ней делать. Впрочем, смутно-то я понимал, что нужно засунуть её в рот и сделать астматическое движение, то есть что-то там в себя втянуть. Но вот как правильно это сделать? Чёрт! Не догадался посмотреть, как это делают другие. А сейчас уже поздно кого-нибудь спрашивать, да и неловко. Вон, сколько рож сразу на меня уставилось и ждут, что сейчас закурю. Ну, и пусть смотрят. Сейчас я им покажу. «Эх, была — не была!» — подумал я и засунул почти полсигары себе в рот…

Почему потом сразу же последовал взрыв смеха, я тогда так и не понял. Смутно догадываясь, что сделал что-то не то, я поклялся себе, что больше никогда в жизни не возьму в руки ни одну сигарету, а уж тем более сигару…

Сейчас же, находясь под парами спиртного, я взял сигарету из рук Кати и медленно поднёс её ко рту.

— А дальше что? — спросил я.

— Теперь обхватывай самый кончик сигареты и втягивай в себя дым, — учила меня Катя.

— Да ты больше, больше втягивай, — включилась Галя, видя, как я робко пытаюсь сделать затяжку.

— А дальше? — опять спросил я и захлебнулся в собственном кашле.

— Ничего, ничего, — поучительно сказала Галя, — в первый раз так всегда бывает. Попробуй ещё раз.

Я снова затянулся. На этот раз Катя и Галя с неподдельным усердием наблюдали за мной.

— Так, так, — живо подхватила Катя, — а теперь глотай дым, глотай в себя.

Я попытался сделать так, как она сказала, и снова закашлял. Обождав мой кашлевой приступ, девчонки вцепились в меня снова.

— На вот, попробуй ещё, — предложила Галя, — только сначала посмотри, как это делается.

Она грациозно взяла сигарету, вдохнула и через некоторое время выпустила изо рта сизый дым.

— Видал? Теперь на, сам попробуй…

Вдоволь накашлявшись, я вернулся к своим гостям. На этот раз всё обошлось благополучно — в смысле пьяных дебошей, главным образом из-за ограниченного количества спиртного. Наконец-то, этот день рождения хоть немного удовлетворил Пашины требования.

Была уже глубокая ночь, гости стали расходиться — завтра ведь нужно было идти на практику. Но мне хотелось чего-то ещё. Хотелось как-то по-другому закончить этот вечер. На моё счастье также думала и Катя. Долго не гадая, мы позвали с собой Галю, Султана, Владика, и пошли гулять в ночь.

Однажды, мы так уже делали, только тогда я был с Катей, Султаном и Рудиком. Это было в феврале на день рождения Султана. Мы пошли поздно вечером гулять по проспекту Стачек в сторону Кировского завода и дошли до площади или бульвара, посреди которой стоял здоровенный памятник какому-то мужику (а точнее некто Газа) в пилотке. Прямо здесь на снегу мы распили из горла целую бутылку шампанского. Учитывая некоторое количество спиртного, выпитого ещё до этого, мы были здорово навеселе. И тут произошло нечто неожиданное. Когда бутылка опустошилась, Рудик — наш тихоня Рудик — схватил её твёрдой рукой, издал какой-то своеобразный боевой клич и побежал с бутылкой к памятнику. Затем, резко замахнувшись, запустил ничего ему не сделавшей бутылкой в бедного Газа, после чего зигзагами вприпрыжку вернулся к нам обратно. До нас долетели звуки разбившегося стекла.

Долго стоять с раскрытыми ртами мы не могли, потому что туда залетал холодный воздух.

— Экий наш Рудик — горячий эстонский парень! — вырвалось у ошеломлённого Султана.

Действительно, все были просто поражены. Вскоре коллективное ошеломление перешло в пьяный несмолкающий хохот.

Мы побежали вокруг памятника, обнаружили среди снега накатанную горку, плюхнулись на задницы и стали съезжать с неё вагончиками. Затем, также хохоча и визжа как свиньи, мы забирались на горку снова, и всё повторялось заново. Так было несчётное количество раз.

Никого вокруг не было, город уже спал, и только толпа из трёх-четырёх собак, бросив заниматься своими играми, удивлённо таращилась на нас…

— А здорово, всё-таки, тогда было, — вспоминали мы сейчас, — а главное весело!

Мы гуляли по летнему ночному Питеру, топтали газоны, болтали, пока, наконец, я не обнаружил, что оказался вдруг один. Я осмотрелся вокруг в поисках своих попутчиков и заметил за кустами сирени какое-то шевеление. Хмель ещё не улетучился из моей башки, и я в пьяном предвкушении собрался напугать тех, кто прятался за этими кустами. В том, что там мои пропавшие однокурсники, я нисколько не сомневался.

На дворе стояли белые ночи, хотя светло, всё-таки, не было. Из-за кустов вышли двое.

— Ага, — подумал я, — а вот и наши Катя с Султаном. Куда же запропастились Галя с Владиком?

Катька с Султаном шли молча обнявшись и, казалось, совсем меня не замечали. Рядом с ними спокойненько бежала огромаднейшая собачина — сенбернар. Это обстоятельство меня несколько удивило, но одновременно и рассмешило.

— Эй, вы, — вызывающе крикнул я парочке, — а чё это вы собаку с собой привели? Ха-ха!

Парочка вздрогнула, как-то странно на меня посмотрела и поспешно стала удаляться от меня в противоположную сторону. Собака, не отставая, трусила за ними.

— Эй, вы куда? — заорал я им вслед и снова засмеялся. — Ха-ха, а собака-то за вами идёт…

И тут я вдруг резко осекся. Из-за других кустов сирени навстречу мне шли Галя, Владик и… Катя с Султаном.

— Ой, — только и смог сказать я.

— Портнов, ты чего тут разорался? — спросила меня Катя, подойдя ко мне.

— Я?.. Да я так… А собака где?

— Какая собака?!

— Сенбернар!

— С тобой всё нормально? — Булгакова пощупала мне лоб.

Я обернулся. Далеко на горизонте почти бежала увиденная мной ранее парочка, подозрительно часто оглядываясь назад, а собака, наконец-то, стала немного потявкивать в нашу сторону.

— Ну, всё, у меня крыша поехала, — растеряно произнёс я и вдруг захохотал. — Ха-ха, тут такое было! Вон, тех двоих я за вас принял. И удивился, почему это вы с собакой. Какая-то влюблённая парочка собачку выгуливала, а увидав меня, убежали от пьяного от греха подальше. А собака их — трусиха, даже не тявкнула.

Вернувшись в общагу, я наспех расстелил кровать и ещё раз провёл взглядом по столу. Среди недопитых и разлитых чашек и тарелок с очень вкусным тортом, который испекла Галя, одиноко стояло непочатая бутылка «Цитрона». Слова Владика оказались пророческими.

На следующий день наступил мой настоящий день рождения. Владик и Рудик, как я их просил, подарили мне подарки именно сегодня. Задержалась только Катя.

— Ты знаешь, — сказала мне она, — я тебе подарю подарок попозже, он пока ещё не готов.

Заинтригованный этим, мне не оставалось ничего другого, как ждать.

На практику я решил не идти — нужно было убирать комнату после вчерашнего дебоша. Зато все остальные пошли как миленькие — нельзя было обижать дядю Гармашёва. И вот, оставшись в одиночестве, я принялся за уборку. Взял ведро и поплёлся в туалет.

Вот уже несколько месяцев наш родной сортирчик был безжалостно замурован и отдан под гостиницу. Это была настоящая трагедия! Теперь, чтобы справлять свои естественные надобности, приходилось бежать в самый конец (а точнее начало) коридора, при этом напрягать все свои силы, чтобы по дороге не разбросать драгоценное добро.

Теперь в один несчастный туалет бегало пол-этажа. Ни о каких правилах санитарии и гуманности не могло быть и речи! Теперь к имевшимся в наличии всего двум очкам образовались настоящие очереди. Кошмар!..

К обеду я уже управился и вымыл всю комнату. Вскоре в коридоре послышались голоса наших.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Рудик.

— Закрой глаза, — сказал он мне, — я тебе принёс ещё один подарок.

Я обрадовался и мгновенно зажмурился. Несколько секунд ничего такого не происходило, зато потом внезапно и очень резко на меня обрушились сразу несколько ощущений.

Во-первых: меня что-то очень больно стукнуло по носу — что-то металлическое, ну, а во-вторых: мне на шею повесили какую-то колдобину, которая тут же своей массой притянула меня лицом к столу, за которым я сидел.

Я поспешно открыл глаза и увидел на своём пузе металлическую блямбу в виде буквы «А» огромаднейших размеров. Блямба болталась на какой-то бечёвке, которой в сёлах привязывают дойных коров. Рядом стоял улыбающийся Рудик.

— С днём рождения! — закричал он, и концы его губ соединились у него на затылке. — Ну, как, нравится?

— Ой, Дима! Спасибо! — закричал я в ответ. — Мне как — сразу идти топиться или немного погодя? Где ты это взял?

— Да на заводе сегодня спёр! Там этих букв полно валяется!

— А… гмх… верёвочку?

— Да там же в цехе каком-то на полу валялась, вот я и взял! Правда, красивая?

— Ага! — пробурчал я и ещё раз рассмотрел подарочек. Поскольку я всегда любил что-нибудь оригинальное, то эта штуковина, действительно, произвела на меня впечатление.

Я снял её с шеи и покрутил на бечёвке вокруг пальца. Буква со свистом рассекала воздух.

— А что, — сказал я, — и для самообороны сгодиться. И, вообще, её можно на шее носить, обороняться, тараканов давить! А какой стиль, какой дизайн, какая эстетика! Спасибо тебе, Дима!

Я пожал ему руку и побежал хвалиться Катьке. Та, выслушав мою бредятину насчёт эстетики, показала мне точно такую же блямбу, только в виде буквы «S».

— Это мне Султан подарил, — сказала она, — вот теперь не знаю, что с ней делать. Пробовала Телеку на шею навязать, но у того чуть инфаркт не случился, и глаза ушестерились в диаметре. Ну, что, идем сегодня? — вдруг резко поменялась тема.

— Ага, только попозже — ближе к вечеру, чтобы заката дождаться, — ответил я.

Катя и Султан решили сегодня — 5 июня отметить мой настоящий день рождения и собирались встретить закат солнца с бутылочкой шампанского на берегу Финского залива около Прибалтийской гостиницы.

И вот вечером мы были уже в сборе.

— Только возьми какую-нибудь посуду, — сказала мне Катя, — не будем же мы прямо из горла хлестать шампанское.

Я промолчал о том, что, по крайней мере, однажды, это уже было, вернулся в 215-ую и обнаружил на нашей сушилке всего один гранёный стакан. Решив, что этого достаточно, я взял его, и мы двинулись в путь.

Доехав на метро до «Прибалтийской», мы пересели на троллейбус и через некоторое время обозревали окрестности Финского залива. До заката ещё было некоторое время, и мы стали искать подходящее местечко для нашего «пикника». Наконец, не найдя ничего лучше, мы облюбовали одно дерево и уселись прямо на земельку вокруг него.

— Давай доставай посуду, — сказала мне Катя. Потом, повернувшись к Султану, добавила:

— А ты открывай пока бутылку.

Я вытащил ненаглядный стаканчик и гордо поставил его рядом с собой.

— Это что — всё?! — возмутилась Катя. — А ещё где? Мы что, все из одного стакана пить будем?

— А я думал, мы по очереди пить будем, — начал оправдываться я, — да и не было у нас больше стаканов.

— Ладно, разберёмся, — подытожил Султан и налил шампанское. — На, пей первым, — пододвинув стакан ко мне, сказал он, — всё-таки, ты сегодня именинник.

Я взял стакан в руки и под испепеляющим взглядом Булгаковой выпил его содержимое. Затем она выхватила у меня стакан и с готовностью подставила его под новую льющуюся из бутылки струю. Потом настала очередь Султана. И вот уже обстановка изрядно разрядилась, языки развязались, и настроение было просто отличным.

По набережной гуляла группа вьетнамцев с фотоаппаратами. Посмотрев на них, Султан вдруг вспомнил, что у него с собой «случайно» есть фотоаппарат.

— Нам обязательно нужно сняться втроём, — вдруг ни с того, ни с сего решила Катя. — Надо кого-нибудь попросить.

Отбросив бутылку куда-то в сторону, я заорал на весь залив:

— А пусть вьетнамцы нас снимут!!!

После долгого недоуменного молчания Султан посмотрел на группу вьетнамцев, потом на меня и сказал:

— Да ты чё? Они же старые. Или у тебя мания на пожилых женщин? И где ты им будешь отдаваться, прямо здесь?

— Ну, да, а где же ещё! — ехидно ответил я. — Дурилка картонная! Я хотел, чтобы они нас сфотографировали!

— Нет, нет, — запротестовала Катя, их слишком много. Лучше поищем какого-то одинокого прохожего.

Мы встали и пошли к заливу. На вечернем небе красовался ярко-красный закат. Красотища, аж дух захватывало!

По набережной гуляла парочка. Именно их мы выбрали в качестве наших жертв.

Нам повезло — мужик занимался фотографиями. Пока его баба стояла в стороне, он объяснил нам, что для съемок на закате обязательно нужно включать вспышку. Мы встали около живописно разбросанных окурков и приняли позу. Ну, а потом мы принялись фотографироваться сами.

Несколько дней спустя, проявив эту плёнку и напечатав с неё фотографии, я буду просто поражён великолепием, красотой и величием пейзажа. Эти фотографии станут одними из самых красивых в моей коллекции…

Солнце уже почти закатилось за горизонт, а мы всё продолжали гулять по набережной Финского залива.

— А знаешь, Катя, — сказал вдруг Султан, — ведь нам осталось здесь жить всего полгода, но ты будешь приезжать сюда на сессии и дальше. Пообещай нам, что ровно через год, 5 июня ты приедешь сюда, найдёшь наше дерево, сядешь под него и выпьешь бутылочку шампанского в память о нас и о сегодняшнем дне.

Я стоял, и мне нечего было сказать. Такого я не ожидал. В этот свой день рождения я убедился, что у меня есть настоящие, прекрасные друзья. Ни с чём не сравнимое чувство вдруг охватило меня. Ещё ни один мой день рождения не был столь красивым, столь прекрасным и столь романтичным. Неотвратимое ощущение того, что сегодня именно МОЙ ДЕНЬ заполнило всё моё естество. Да, это был МОЙ ДЕНЬ, но сегодня я готов был разделить его со всем миром! И поделиться со всеми своим счастьем — когда у тебя есть бутылочка шампанского, когда тебя окружают друзья и этот прекрасный закат!

— Я обещаю! — ответила Катя…