Утром следующего дня после вышеизложенных событий я проснулся с каким-то странным новым ощущением. Явно чего-то не хватало.
— Ну, конечно же, колец! — были мои первые мысли. — Надо же, а я к ним, оказывается, уже привык.
Пока я лежал и потягивался на своей кровати, передо мной пронеслись события последних трёх дней.
— Что и говорить, — думал я про себя, — это были весёлые денёчки! Жаль, что всё кончилось так быстро, но это не от меня зависело.
Я встал, оделся, взял полотенце и пошёл на водные процедуры.
— Интересно, что скажет Сони, когда увидит меня? — думал я, умываясь и плескаясь как утка холодной водой. — Наверное, обидится очень. Зря только столько трудился.
Вернувшись обратно, я обнаружил, что Рудик с Владиком уже проснулись. Подождав, пока они умоются, мы пошли в столовую.
Принимая во внимание тот факт, что с Владиком мои отношения никоим образом не изменились, издалека мы, должно быть, представляли странную картину.
Впереди шли мы с Рудиком. Позади, делая вид, что спотыкается на каждом шагу, и тем самым как бы случайно отставая от нас, ковылял Владичка. Так, некогда дружная 215-ая теперь шла по коридору отдельными кучками, делая вид, что совершенно незнакомы друг с другом. Хотя Рудика это, естественно, не касалось. Он был, так сказать, нашей нейтралью, и если мне необходимо было что-то передать Владику (или ему мне), то Рудик охотно играл здесь роль переводчика. Конечно, ничего важного в этих просьбах не было, поэтому это были фразы типа «Скажи ЭТОМУ, чтобы постирал, наконец-то, свои платочки и освободил таз» или «Передай очкастому, что к нему заходила святая и звала его с собой на проповедь».
Возвращаясь из столовой все в такой же последовательности, мы имели счастье лицезреть, как эта самая святая с Васильевым под ручку уже кандыляла в «школу», из чего мы сделали вывод, что и нам не мешало бы поторопиться.
В «школе» перед лекцией Гармы на меня с упрёками набросился Лёха:
— Рыжий! Ты что! Зачем снял кольца? Ты же обещал мне, что я буду присутствовать, когда ты будешь пугать Гармашёва! А Бронников? Неужели ты лишишь доброго дедушку такого зрелища?
— А ты хочешь, чтобы он и на второй глаз окосел с перепугу? Обломись!
На лекции Гармашёв, показав для разминки, как обычно, несколько новых акробатических упражнений руками, заявил нам, что в конце этого последнего семестра нас ожидает потрясающий душу и разум зачёт.
— Вы должны знать ВСЁ! — энергично выставив вперёд левую ногу и правую руку, закричал он в класс. — Если не будете знать хотя бы одной темы, зачёта не получите!
Мы уже привыкли к этому времени, что Гарма нас частенько пугал, но из этого ничего не выходило, поэтому сейчас мы и в ус не дули. А зря! Если бы мы умели заглядывать в будущее, то уже сейчас я, Наиль и Лёша яростно принялись бы листать учебники по технологии, чтобы избежать грядущих событий. Но, увы, никто из нас пока ни о чём не догадывался…
— ОБЕД ПРОПУСТИМ!!!
Таким диким криком ошеломил нас Чеченев и вывел из состояния полной прострации, к коим неизбежно приводят Гармашёвские задания, которыми он нас снабжал с какой-то садистской быстротой.
— Ба-а-а! — проговорил Рудик, очнувшийся вперёд меня. — И верно, всего полчаса осталось.
Тут уже очнулись и другие подопытные профилакторского лечения, быстренько изучили ситуацию и набросились на Гарму, что-то крича и показывая ему на часы.
Опупевший от такого внезапного взрыва эмоций, тот не сразу всё понял, что от него хотят, а когда это произошло, всё же решился отпустить нас пораньше.
Едва только прозвучало это разрешение, нас как ветром сдуло. Задевая о бороду Гармашёва, мы пулей пронеслись мимо него и побежали к лестнице.
Шествие возглавлял летящий со скоростью ракеты Рудик, который всегда был у нас чемпионом по лестничным забегам. Его хрупкое тельце содрогалось от одной только мысли, что он может остаться сегодня без обеда, и это, наверное, придавало ему и без того нечеловеческую энергию. Вторым летел Чеченев, который заварил всю эту кашу. Более плотный чем Рудик, он всё же не мог представить себе, что кто-нибудь выпьет его компот.
— Ди-и-и-ма-а-а-а! По-до-о-о-о-ожди меня-я! — орал он вслед стремительно уносящемуся к линии горизонта Рудику.
А я-я-я и не спе-е-е-е-шу-у-у-у-у-у! — гудел впереди Рудик, подозрительно оглядываясь на Андрюху и прибавляя шаг, пока его «у-у-у-у-у» не стихло где-то вдалеке.
Зачем побежал я? И сам не знаю. Пропустить профилакторский обед не представлялось для меня концом света, к тому же я понимал, что преодолеть трассу «школа — общага» за полчаса (а если точнее, то уже за двадцать с хвостиком минут) почти нереально. По крайней мере, для меня. И всё же я побежал, уповая на судьбу и проклиная всё на свете.
Трамваи, разумеется, не ходили. Именно на нашем участке уже который раз велись работы по прокладыванию новых трамвайных рельсов, так что до «школы» мы почти всё время добирались пешком, ну, а если повезёт, то можно нарваться на автобус N 2. Хотя и тут были свои ограничения. Если перед этим дома плотно поесть, то всякие шансы втиснуться в битком набитый автобус улетучивались как рыбий бздёх. Хотя, в принципе, Рудику это не грозило, нажрись он хоть до икоты. Не раз мы с завистью смотрели, как он спокойненько пристраивался на единственном оставшемся свободном квадратном сантиметре самой нижней ступени автобуса позади торчащих из двери пассажиров и уносился вдаль, в то время как мы злые и продрогшие шли пешочком в «школу» под пронизывающим всех и вся ветром.
Итак, трамваи не ходили, и нам оставалось надеяться только лишь на свои ноги.
Уж не знаю, как произошло это чудо, но на улице мне удалось Рудика догнать. Не говоря ни слова, мы втроём (к нам вскоре присоединился ещё и Чеченев) мчались вперёд как торпеды, оставив всех остальных далеко позади.
— А Портнов-то, Портнов-то как жмёт! — донёсся до меня удивлённый и одновременно подкалывающий голос Пахома, когда мы его обогнали ещё на первом километре. — На физкультуру надо было ходить!
Никогда в жизни я ещё не ходил так быстро! Пересекая Обводной канал, я почувствовал, как от занятий спортивной ходьбой вместо ног у меня появились две свинцовые балки, передвигающиеся со скоростью света. Тяжесть в балках была неимоверной, однако, это, наоборот, заставляло меня прибавлять шаг.
Достигнув Нарвского проспекта, мы разминулись — Чеченев с Рудиком свернули на него, а я же по инерции шёл прямо по шпалам. Произошло это как-то спонтанно, никто ни о чём не договаривался и никто не желал вернуться и пойти по пути своего летящего товарища.
Испытание закончилось в метро. Только тут я заставил себя сбавить шаг, а то бы мчался так дальше до страшного суда.
Рудик и Чеченев уже были тут (ну, куда уж мне до них, и так хорошо, что не потерял их из вида) и ждали электричку.
А через несколько минут мы бежали бодрым галопом по коридорам общаги, держа талончики на обед в руках как предупреждающие знаки для тех, кто посмел бы нам перегородить дорогу.
Слава Богу, мы успели к самому закрытию, иначе я бы никогда не простил себе, что бежал зря. А пробежались мы круто. Учитывая, что электричка едет около десяти минут, от «школы» до общаги мы тоже «прогулялись» минут за десять.
По дороге назад я решил расслабиться и, не спеша, возвращался в 215-ую. И тут я повстречал Сони. Да не одного. Он шёл навстречу с толпой каких-то незнакомых мне баб и мужиков. Увидев меня ещё издалека, Сони страшно обрадовался дополнительной возможности похвастаться перед толпой своим творением (то есть мной), но его ждало разочарование. По мере приближения ко мне, его лицо всё больше мрачнело, а под конец на нём отразились почти те же эмоции, как и у Лёши сегодня утром.
— Рижий! — печальным голосом молвил он мне. — Что ты сдэлал? Зачьем снял? А?
— Да вот, Сони, решил, что хватит уже, — попробовал оправдаться я.
Не зная, что и говорить, Сони молча и печально повернулся и пошёл в сторону ожидавшей его толпы. Но уже через несколько секунд оттуда послышался его смех и обрывки фраз, из которых я понял, что он рассказывает обо мне.
— Недолго же он печалился, — подумал я и пошёл дальше…
Во время нашего обеда в столовой уже почти никого не было, поэтому снятие моих колец прошло для профилакторцев незамеченным. Зато после ужина, уходя из столовой, мы с Рудиком услышали долгожданное шушуканье и всего лишь одно слово: «Снял!».
— «Снял!», хи-хи, — передразнил Рудик, идя по коридору, и уже обратившись ко мне, продолжил:
— Слыхал? «Снял!» Заметили!
— А то как же, — ответил я, — моя персона теперь всем известна. Хорошо хоть сейчас без мата, а то помнишь, как тогда?
— Помню, помню… Слушай, а теперь, когда ты уже снял эти кольца, может быть, всё-таки, вернешься в филармонию?
— Никогда! Да и зачем мне это? То туда, то сюда. На этой неделе пойду увольняться.
И на этот раз, видимо, окончательно решив, что меня уже не уговорить, Рудик навсегда закрыл эту тему…
Уже прошло столько времени с тех пор, как я начал курить, а до сих пор кроме 2–3 человек об этом никто и не знал. Я по-прежнему три раза в день прогуливался до своего лестничного пятачка и покуривал там втихомолку от всех.
— По-моему пора уже всем рассказать о моей новой привычке, — думал я, выкуривая очередную сигарету, — надо только дождаться подходящего случая.
И случай представился.
В один прекрасный день я заметил, что татары бегают по общаге с лицами, возбуждёнными более чем обычно. Да и, вообще, вид у них был какой-то озабоченный.
Не поинтересоваться таким положением вещей я просто не мог.
— Сегодня вечером будет дискотека, — не поясняя мне ничего больше, ответил Мартын.
— Да, ну? — я сразу же обрадовался и забыл пораспрашивать о подробностях. — А кто массовик-затейник?
— Сони, бл…, он уже с самого утра оббегал всё общежитие и пригласил всех своих знакомых на дискотеку в наш коридор.
— Всех? — я был немного ошарашен, потому что имел смутное представление о количестве друзей Сони.
— Ну, да, всех. А колонки мы ставим.
— А чего же ты…э-э-э… не совсем весёлый?
— А мы только сейчас об этом узнали!!!
— О чём? — не понял я.
— О дискотеке!!! И то, что колонки ставим! А мы хотели ещё почертить сегодня…
— Что? — я не мог удержаться от смеха. — Сони сначала всех оповестил, а вас предупредил только в последнюю очередь?
— Ну, да! Вот такой он… ну, чего ты ржёшь?!
— А вы бы, ха-ха, отказались.
— Да ты чё! Сони этого не поймёт.
— Ой, я не могу, ну, и положение у вас. Ну, ничего, расслабиться никогда не вредно. Повеселимся! Когда начало представления?
— Да вечером, как только «школьники» уснут, — Мартын вдруг усмехнулся, — у них ведь завтра «война», поэтому все спать лягут рано.
После этого он смачно сплюнул на пол и ушёл к себе в комнату.
— А у нас в коридоре сегодня вечером будет потрясающая тусовка, — загремел я, войдя в 215-ую, — Сони с татарами устраивают дискотеку до глубокой ночи!
Сидящий за столом Владик тут же поперхнулся чаем, и на столе моментально образовалась живописная лужица.
Сидящий напротив него Рудик сделал вид, что не заметил этого и только время от времени незаметно отодвигал дальше свой локоть, к которому медленно, но верно подкатывала струйка горячего чая.
— Ба-а-а! — пропел он, отодвигая подальше на всякий случай и свой стул. — А я думал Бронникова сегодня почертить.
— Прикинь, — продолжал я, — Сони оббежал всю общагу, позвал всех на дискотеку к нам в коридор, сказав, что татары обеспечат музыку, а их самих (татар то есть) предупредил только недавно. Вот они поэтому сейчас такие озабоченные бегают!
— А как же я буду сегодня чертить? — Рудик встал из-за стола, потому что струя пролитого чая капала ему уже на ноги.
Владик, прислушиваясь к нашему разговору, попивал свой чай, а вернее то, что от него осталось.
— Ну, что ты так волнуешься? — сказал я Рудику. — Я вот ещё понимаю татар — те тоже хотели чертить сегодня, но теперь это, разумеется, невозможно. А ты чего боишься? Ты думаешь, пьяная толпа ввалиться прямо сюда в 215-ую и начнёт отплясывать дикие па?
Владичка вторично поперхнулся, и Рудик отошёл на всякий случай ещё подальше и вопросительно уставился на меня.
— Так что ничего не бойся, — продолжал я, — спокойненько себе черти, слушай и расслабляйся под приятную музыку.
— Это вот под эту что ли: «Йех! Йех!» — Рудик сделал несколько энергичных модных движений и попробовал изобразить мотивчик одной рэповской вещички.
— Ну, хотя бы, — не зная, что ответить на такое отчаянное и неожиданное откровение, произнёс я.
— Тампоны в уши себе вставь, — решил вставить своё слово и Владик.
— Ну, уж нет, — заявил Рудик, — я лучше плейер послушаю. Не зря же мне его Марат продал!
— Вот и молодец, — похвалил его я, — садись чертить прямо сейчас, а я, пожалуй, поем… только, наверное, попозже, — я бросил выразительный взгляд на стол, — когда стол будет чище.
Рудик, перехватив мой взгляд, сразу про себя заулыбался, а Владик с гордым видом взял тряпку и стал яростно натирать ею стол так, как будто от этого зависела его жизнь…
Первые аккорды мы услыхали часиков эдак в девять — татары выставили свои колонки вперёд и проверяли аппаратуру. Из дверей появились рожи «школьников» и непальцев — тех, кто ещё не знал о предстоящей массовке. По коридору бегал возбуждённый Сони и ошеломлял всех своим известием. Конечно, более всего ошеломлены были «школьники», которые, мрачно смотря на Сони, чувствовали в себе дуновения расизма.
Разумеется, я не мог с полной ясностью судить о «войне», но, по словам наших, это было что-то особенное. Все говорили о «войне», как о каком-то божестве, которое нельзя было злить. Опоздание на «войну» считалось катастрофой, а уж о прогуле и говорить было нечего. Поэтому в день перед «войной» наши всегда ложились раньше обычного, чтобы на следующий день, не дай Бог, не проспать.
«Школьники», походив на «войну» раза 2–3, тоже последовали этому примеру. Вот почему сейчас их лица не выражали ничего иного, как убить эту двухметровую черножопую обезьяну.
Музыка раздавалась всё громче — татары попробовали усилитель на полную мощность, и Рудик решил, что настало время вставить себе что-нибудь в уши. Советом Владика он пренебрег, поскольку тампонов у него, к сожалению, не было. Зато был плейер, который он купил на свои чаевые у обнищавшего вдруг Мартына.
Где-то через полчаса к нам заглянул Султан и объявил, что массовка началась. Всего ему наилучшего и здоровьица, конечно, за это, но мы догадались об этом и сами. Всё-таки, орущая музыка, чужие голоса и топот целого лошадиного стада за дверью раздаются далеко не каждый день.
Я быстренько переоделся и выбежал в коридор. Там тусовались пока что только Сонины друзья, наших же было раз, два и обчёлся. Этого для меня было слишком мало. Таким, стоящим в нерешительности, меня и застыла Галя. Она тоже не решалась броситься в незнакомую толпу и, прижав меня к стенке рядом с собой, решительным голосом приказала:
— Постоим пока тут — привыкнем.
— Привыкнем к чему? — спросил я.
— К ЭТОМУ! — ответила Галя, решив много сегодня не болтать. — Постоим, привыкнем и пойдём.
— Куда?
— ТУДА!
Да, Галя была сегодня немногословна. Ну, ничего не поделаешь, придётся привыкать.
Мимо нас галопом проносились толпы Сонивских корешей, и мы с Галей, чтобы нам не отдавили конечности, вынуждены были размазаться по стенке.
Так, вдавив в себя животы, мы постепенно привыкали.
— Может быть, хватит у стенки стоять, — сказал я Гале, — а то подумают ещё, что мы снимаемся.
— Рижий, ты когда мнэ спирт принэсёшь? — послышался вдруг вынырнувший из темноты (в коридоре свет был специально погашен) голос Сони.
— Скоро, — машинально ответил я, совершенно не обдумывая его вопроса.
Но Сони, по всей видимости, ответ не интересовал, потому что он с дикими улюлюканьями умчался прочь.
Тут я заметил в пляшущей толпе Султана с Пахомом и решил, что, скорее всего, я уже «привыкнул». Но, сделав шаг вперёд, я снова был припечатан к стенке.
— Мы ещё недостаточно привыкли — безапелляционно произнесла Галя.
— Ну, ладно, постоим ещё немного, — вздохнул я и тут же, воспользуясь на время усыплённой Галиной бдительностью, рывком оторвался от стены и нырнул в массу извивающихся тел. Около Султана и Пахома дёргающими рефлексами страдали Костик (из «школьников»), Юрик, Шашин и Платон. Не прошло и минуты, как я уже чувствовал себя в своей тарелке. Вскоре к нам присоединились Наиль с Маратом и Рябушко. Все остальные наши выйти в коридор не рискнули.
Сонины друзья оказались на редкость кричащими и визжащими. Кто-то из них, по всей видимости, уже принял, поэтому то тут, то там доносились чьи-то пьяные возгласы.
Где-то через час я решил, что уже пора и, встав у окна, раскурил сигарету.
— Значит, куришь? — послышалось позади меня через некоторое время. Я оглянулся и встретился с удивлённым лицом Юрика.
— Ага!
— Тогда давай сигаретку!
— А это ещё зачем?
— Так надо!
— Да-да, — подскочил к нам радостный Шашин, — кто начинает курить, тот всех угощает сигаретами.
— Сам придумал или в книжке какой-нибудь умной прочитал? — съязвил я, однако, всё же дал им по сигарете.
Вечеринка прошла классно. По коридору иногда ходил туда-сюда Владик с хмурым видом и чуть ли не плевался, если на него неожиданно наскакивала какая-нибудь пьяная толпа. Из 207а время от времени выглядывали непалец Суреш и его подруга Женька — лучшая подруга нашей Ларисы. По одним их рожам было видно, что они, была бы на то их воля, всех бы здесь убили. Но на них никто не обращал внимания. Лариса тоже иногда выглядывала из своей коморки, отчаянно плевалась и, поднимая голову кверху, что-то нашёптывала.
Музыка, не смолкая, громыхала до поздней ночи и не давала никому заснуть. Только Рудик — как будто сама меланхоличность — решил, что музыка ему нисколько не будет мешать, поэтому со спокойной совестью лёг спать, и ему даже удалось заснуть. Чего не скажешь о бедном Владике. Когда всё, наконец, утихло, и я, вдоволь натанцевавшись, раскрасневшийся вернулся в 215-ую, то обнаружил там ворочающегося Владика, который недовольно бубнил себе что-то под нос, ну, совсем как наша любимая всеми Баба Женя.
Короче массовка удалась…
Не знаю, как наши «школьники», но мы на следующее утро встали очень тяжело. Была бы моя воля, не пошёл бы никуда, но звал и манил курсовой по Бронникову. Этот косоглазый дядечка совсем недавно выдал нам темы курсового и спешить явно не собирался. А надо бы!
Этот семестр заканчивался для наших поездкой в Кронштадт, где они должны были пройти военную практику. Поездка намечалась на начало января, в результате чего все экзамены были сдвинуты аж на декабрь.
Хотя мне поездка в Кронштадт не грозила, я всё же решил не отставать от коллектива и часами сидел над расчётами.
Однажды, засидевшись за ними все трое, мы легли спать далеко за полночь. Уставшие, мы надеялись хорошо выспаться, но не тут-то было.
— Опять началось, — грустно произнёс Рудик и указал пальцем на потолок, — девочки проснулись.
Совсем не так давно прямо над нами комендантша поселила некую группу. Группа, как оказалось, вела довольно активный образ жизни. После их заселения мы стали свидетелями странных звуков, доносившимся прямо с потолка.
Сначала были просто мощные толчки — создавалось впечатление, что жильцы над нами с непоколебимым упорством забирались на шкаф, а потом спрыгивали оттуда «солдатиком». Продолжалось это обычно около получаса. Затем, очевидно, начинались бега, судя по несмолкаемому топоту над нами. Нам оставалось только благодарить судьбу за то, что с потолка не сыпалась штукатурка, это было просто чудо какое-то.
Но на этом гимнастические упражнения энергичной группы сверху отнюдь не заканчивались. Дальше начиналось, вообще, нечто. Сначала мы никак не могли расшифровать новые доносившиеся с потолка звуки, но нам помог добрый Чеченев, который специально пришёл послушать их, крайне заинтригованный нашими рассказами.
— Да это же штанга! — закричал он крайне возбуждённо, послушав несколько минут странные звуки. — Они же штангу катают!
Прислушавшись, мы вынуждены были с ним согласиться. Действительно, создавалось такое впечатление, будто там наверху катают по полу штангу. Занятие довольно странное, причём, если учесть, что катали её тоже где-то около получаса.
Временами, однако, бывали и перемены, что приводило нас прямо-таки в неописуемый восторг. Штангу, похоже, время от времени всё же поднимали, но тут же со страшным грохотом роняли на пол. У нас тут же начинала трястись вся мебель, скрипеть и ходить ходуном кровати и дверь.
— Е! Да как вы тут живёте? — удивился Чеченев.
— А что, — ответил я, — это даже вносит в нашу жизнь какое-то разнообразие и отвлекает от грустных мыслей.
Тут раздался очередной удар, от которого Рудик чуть не упал со своей кровати. Я продолжал мило улыбаться, и Чеченев, абсолютно ничего не понимая, поспешил покинуть столь странную комнату.
Таинственная энергичная группа продолжала развлекать нас чуть ли не каждую ночь, но оказалось, что мы не одни стали жертвами их тираний.
Разговорившись как-то, однажды, с Юриком, я узнал, что и над 213-ой происходит та же картина. В один прекрасный день Юрик не выдержал и поднялся наверх.
— Стучу я в дверь, — рассказывал он нам после, — мне никто не открывает. Тогда я сам открываю её и вхожу, а там за столом сидят две бабы и какой-то пацан и чертят чего-то. Я им, бл…, говорю: «Это вы что ли тут штангу кидаете?». А они на меня смотрят, еб…, как на идиота, рты раззявили, суки, и молчат.
Услышав его рассказ, я, конечно, тут же отключился и стал дико ржать. Юрик безнадёжно махнул на меня рукой и ушёл восвояси.
— «Две бабы…», — ржал я. — Прикиньте, какие-то две бабы, а такое впечатление, будто там слоны трахаются.
Весть о двух бабах с космической скоростью разнеслась по округе, и к нам повалили любопытные послушать чарующие звуки. Их было так много, что я даже подумывал продавать входные билеты…
Сейчас, глубокой ночью Рудик, указав перстом вверх, объявил о начале представления.
— И почему они прыгают со шкафов именно ночью? — бесился он. — Что, это утром делать нельзя что ли?
— Ну, чем ты недоволен? — возразил я ему в ответ. — Девочки утром, наверное, занимаются, а сейчас самое время заняться любимым делом. Не мешай, дай послушать!
Катающаяся штанга привлекла моё внимание, а Рудик только недовольно повернулся на бок.
Однако, на этом наша ночная развлекательная программа не закончилась.
Уже девочки-штангистки давно успокоились и, бросив последний раз свои снаряды на пол (читай — нам на головы), наверняка, улеглись спать, мы, стало быть, тоже блаженно растянулись, даже немного уснули, как вдруг проснулись от постороннего шума в коридоре. Кто-то отчаянно блевал и страшно матерился. Из чьей-то комнаты доносилась приглушенная музыка.
Я прислушался к блеванию и с удивлением узнал голос Мартына. Голос был пьяным (отсюда рвотные сопровождения), что, впрочем, было несколько характерным для нашего Марата. Его рычания, к моему великому ужасу, всё больше и больше приближались к нашей двери.
На соседней кровати заворочался Владик, а чуть позже скрипы пружин торжественно объявили о том, что и Рудик уже не спит.
В 215-ой не спал никто. Очевидно, всех нас троих пронзила одна и та же мысль: что будет, если Марат наблюет прямо нам под дверь. Но случилось нечто другое.
Мартын, действительно, остановился около нашей двери, подозрительно смолк и, судя по всему, призадумался.
— Вот сейчас, — думал я, — выбирает, падла, место, куда бы поживописней наблевать.
Но ничего этого не произошло, зато произошло следующее: к нам в дверь постучали.
Мартын стучал своим копытом так, что дверь ходила ходуном.
— Эй, открывайте, — ревел он, — я знаю, что вы не спите!
— Это же откуда такая уверенность? — в сердцах подумал я. — Как никак уже четыре утра!
— Рыжий, открывай! — бесновались за дверью.
— Ну, вот, уже перешёл конкретно на личность, — испугался я. — Почему я?
Владик с Рудиком сразу притихли и делали вид, будто крепко спят, и ничего их не колышет.
Дверь продолжала разрываться. Дальше терпеть было невозможно.
— Видимо, придётся открывать мне, — подумал я, смотря, как Владик изображает храп.
Пока я одевался, стуки прекратились, но меня уже разобрало любопытство. Я открыл, наконец-то, еле живую дверь, но за ней никого не оказалось.
— Мистификация! — пронеслось у меня в мыслях.
Но всё же, страшно зевая, я выглянул в коридор и обернулся в сторону 211-ой. Там одиноко у стены стоял пьяный до невозможности Мартын и громко икал. Увидев меня, он сильно обрадовался и поплёлся в моём направлении.
— Рыжий, — лепетал он мне, когда я предусмотрительно оставил дверь 215-ой полуприкрытой, — Рыжий, пусти меня к себе, я у вас прилягу, а то башка трещит.
— Вот и нам счастье привалило, — мрачно подумал я про себя, но, зная, что с пьяным лучше вести себя повежливее, с натянутой улыбкой произнёс:
— Ой, Маратик! У нас те-е-есно! Да и кроватей-то лишних нет! Сходи-ка ты, бедненький, в 211-ую — ты там живёшь, кстати, помнишь — там, наверняка, есть свободная…
Дальше говорить я уже не мог, потому что Мартын подошёл ко мне слишком близко. Не теряя ни секунды, я, сказав ему скороговоркой: «Спкной нчи!», быстро юркнул обратно в комнату и тут же закрылся на все замки.
Моментально послышались новые удары в дверь, которые, к счастью, были не столь продолжительными. В коридоре послышались чьи-то другие пьяные голоса, которые позвали Марата с собой.
Подождав около двери ещё несколько минут, я разделся и снова лёг спать с одной лишь мыслью убить любого, кто ещё посмеет потревожить мой покой сегодня ночью.