Белая обезьяна, чёрный экран

2023 г.

Когда я учился в первом классе, за неделю перед Новым годом грянули морозы. Настоящие, по ночам доходившие до тридцати градусов. Днём на улице стояла стабильная двадцатка, но когда по утрам мама вела меня в школу к первому уроку, ресницы у меня индевели, а шарф, крепко затянутый на затылке, мешал дышать и стоял колом. Мама на морозе начинала кашлять и поэтому тоже заматывала себе рот и нос, а ещё одним шарфом привязывала к голове шапку. И сразу становилась похожей на старуху. Я немного стыдился такой маминой несовременности: она и без того была самой пожилой мамой в классе. В холодные дни я носил валенки, но ходил в них с большим трудом, потому что валенки были не мои: когда ударили холода, мама взяла их у каких-то знакомых, и они оказались размера на два больше, чем требовалось. А может, даже на три, — словом, у меня была не обувь, а целые две комнаты для ног. Мои пальцы могли гулять по этим комнатам туда и сюда. Сумка со сменкой в морозы оставалась дома, но, несмотря на то что по полу дуло, в валенках сидеть оказывалось нестерпимо жарко, и я тихонечко сбрасывал их под партой: ноги сами собой выскальзывали из комнат через печные трубы, и домики валились набок. После урока ноги снова ныряли в твёрдые войлочные голенища, и я ковылял в коридор.

Однажды меня вызвали к доске. Очнувшись, я подскочил с места, но вспомнил, что сижу босиком. Пошарив под столом, я с ужасом обнаружил, что пропал мой левый валенок. Он маячил далеко, за сумками пацанов, сидевших впереди меня. Я нырнул под стол и прополз вперёд. Пока я настигал беглеца, сверху раздавался визг и хохот; кто-то даже тыкал карандашом мне в спину. Я нащупал пропажу, на радость всему классу, вынырнул из-под первой парты, и оказался прямо около доски, со злосчастным валенком в руках.

Потом за этот случай учительница долго отчитывала маму Надю, словно это не я, а мама проползла под партами и сорвала урок.

Я тогда действительно не понимал, в чём виноват. Злился на учительницу и считал, что она ко мне несправедлива: я и так стал объектом насмешек, а тут ещё и от мамы Нади влетело. И не мог уяснить, почему мне нельзя было проползти под столом, если так гораздо ближе. Зачем обязательно нужно возвращаться на своё место, чтобы пройти вдоль рядов, как положено.

И только гораздо позже я понял: чтобы исправить ошибку — неважно, свою или чужую — нужно прокрутить всё назад. Не лезть напролом, а вернуться в то место и состояние, когда ошибки ещё не было. Во времени путешествовать невозможно — но кто сказал, что нельзя путешествовать в своём собственном времени, расположенном на чётко отмеренном отрезке чёрно-белой шкалы? Только вернувшись на своё место и пройдя вдоль рядов, можно как следует понять, чего ты на самом деле хочешь. Оценить, дорого ли стоит твоя гордость и твоя боль. Вот в этом умении возвращаться, мне кажется, и есть секрет человеческого прощения.

После скандала на террасе в течение долгих лет мне не приходило в голову, что Лёлина история не менее трагична, чем моя. Мало того, Лёля могла стать мне собратом по несчастью: кому как не ей было известно, что такое навязчивые страхи и внезапные психические отклонения. Наверняка об этом она немало передумала, прежде чем выбрать такой жестокий путь самоисцеления. А может быть, какой-нибудь умник подсказал ей верный способ избежать страха и стыда. Воспитать в себе безразличие к людям, близким и далёким.

Наверное, после того случая у Петровских, если бы я немного подождал и начал действовать мудро, обдуманно: приехал на дачу, поговорил с Жанной, добился встречи с Лёлей, — всё сложилось бы иначе, и мы не расстались бы. И как говорит мой любимый герой, «никто бы не ушёл обиженным». Но я так не сделал. Я ушёл с болью, держался за свою обиду крепко. А потом утешился, как мне и было предложено. Самым простым способом.