2017 г.
Вся моя жизнь после развода вертелась исключительно вокруг работы, как луна вокруг земли. Больше в ней почти ничего не было. Сашка появлялся редко, Вика и вовсе перестала звонить. Грачёв заправлял делами, в которых я был не нужен. Я стал чаще ошибаться в диагнозах (или просто начал это наконец замечать?). Если нужно, менял в заключениях величины жизненно важных параметров, подгонял их под норму или рисовал пациентам нужное заключение, миокардит или стеноз. Я не видел в этом ничего плохого: у каждого человека, болен он или здоров, должен быть выбор. И хорошо, что я могу человеку в этом помочь.
Я давно привык: пациенты платной клиники считают врача обслуживающим персоналом и полагают: за деньги доктор готов вытерпеть всё, даже враньё и хамство. С грубиянами и подонками я научился общаться ещё тогда, когда работал у Мадины. Помню, как один мажорик в присутствии больных и врачей выматерил её за какую-то мелочь. Помню, как я подкараулил грубияна и выволок его на лестничную клетку, где курили его соседи по отделению. В их присутствии я ткнул мужика пару раз в солнечное сплетение, и к следующему утру он приполз к Мадине извиняться. Ни один больной тогда меня не заложил.
С грубиянами я веду себя просто, с наркоманами тоже просто, но по-другому. У нариков блестящие глаза и пластика, словно у змеи перед броском. Я стараюсь уходить в другой ритм, чтобы не раскачиваться под музыку этой змеи. А одну мою коллегу такие пациенты доводят до слёз. Однажды она рассказывала, как на приём к ней пришёл обколотый красавец. Улыбаясь красивыми искусственными зубами, парень громко сказал: «Работка у вас — полное дерьмо. Но вам подходит».
Скажу честно: у меня тоже случаются неожиданные проколы, и бывает, что я не знаю, как себя с пациентом вести.
Однажды ко мне пришла миловидная высокая шатенка — выше меня на две головы, не меньше. Записалась на исследование малого таза. Гинекология не вполне мой профиль, но, если больше некому, я беру и таких больных. Ничего особенного. Осмотр и осмотр.
Пациентка, судя по всему, считала себя беременной. Но экран показывал, что никакой беременности нет. Ровный и тонкий эндометрий, маленькие яичники, в одном из них — растущая яйцеклетка, фолликул.
— А задержка-то была? — спросил я.
— Если бы не было, я бы не пришла, — обиженно сказала девушка.
— Большая задержка?
Девушка сжалась, поглядела на экран.
— Вы видите ребёнка?
Я сместил датчик вправо, потом влево.
Девушка замотала головой и потребовала повернуть экран.
— Где ребёнок?
Картина была мне ясна.
— Ребёнка нет, — сказал я как можно мягче. — Вы не беременны.
— Вы просто не видите! — сказала она с укором. — Не видите! А я вижу его!
— Где? — машинально повернулся я к экрану.
— Здесь! — она ткнула в чёрно-белые разводы. — Вот голова, вот руки. Ноги — вот!
Она смотрела на мелькающие сигналы и тянулась к ним, как будто пыталась поймать повисшего в пустоте придуманного малыша.
— Он повернулся!
Я убрал датчик и попросил пациентку одеться. Она схватила меня за полу халата.
— Мой ребёнок, он… мальчик, да?
— Он не мальчик.
— Я так и знала, что девочка. А на каком я месяце?
Она стояла передо мной босиком.
— Валентина… Сергеевна! — умоляющим голосом сказал я. — Вам обязательно нужно одеться.
Она отпустила мой халат и бросилась натягивать юбку.
— На левую сторону надеваете. — сказал я, отворачиваясь.
Она выскользнула из юбки. С горем пополам оделась.
— Куда мне записаться? — спросила она.
— Идите к гинекологу.
Валентина ушла и унесла с собой большую часть моих сил. Чёрт знает что, подумал я. Голова, ноги.
Монитор насмешливо мигал.
Так в моей жизни началась Валентина. Мои будни, к тому времени довольно однообразные, она сделала гораздо веселее.
Валентина ходила ко мне полгода подряд, на все исследования, которые я умею делать. Сначала я исследовал ей брюшную полость. Потом — отдельно — мы смотрели почки. В сердце у Валентины нашёлся маленький пролапс. В щитовидной железе, к моему удивлению, было всё в порядке.
Потом мы снова искали ребёнка и, как вы понимаете, ничего не отыскали.
«Странно, — сказала Валентина задумчиво. — Куда он делся?»
Я тоже не знал.
Вся клиника покатывалась надо мной со смеху, но Валентина исправно платила, и никаких претензий к ней не было и быть не могло.
Однажды она записалась на нейросонографию.
— Это исследование не для вас, — пытался объяснить я. — Это для маленьких, понимаете? Младенцам смотрят мозг через большой родничок.
И похлопал себя по голове.
— Давайте тогда посмотрим мозг моему младенцу, — предложила Валентина.
— Сейчас нельзя, — сокрушённо ответил я, — Только когда родится.
Валентина погрустнела. Я посмотрел на часы. До следующего пациента, к сожалению, было ещё целых полчаса. Не успел я ничего сказать, как Валентина вдруг встала со стула и, немного наклонив набок голову со своей кривой стрижкой, выдохнула:
— Доктор, вы такой замечательный.
Её глаза говорили сами за себя. В них светилось счастье.
Через две недели я обнаружил Валентину возле парадной моего дома.
Я шёл с утренней смены и порядочно устал. Солнце светило, глаза слезились. Стоял октябрь, утром выпал снег, один из первых в этом году. Предыдущий растаял неделю назад, а сегодняшний застыл на листьях, торчащих из травы.
Она бродила возле входа в парадную. Возле выкрашенной в бурый цвет грязной скамейки чернел асфальт — вон сколько снегу Валентина вытоптала. Но я не сразу её заметил. Я глядел только под ноги. Ну и просто — не ожидал.
— Юрий Иванович! — сказала она очень грустно.
— Нашли меня.
— Нашла.
— Жену мою встретить не боитесь? — припугнул я.
— Нету жены, — сказала она и достала из кармана сложенную в несколько раз замызганную бумажку. — Мне на запрос ответили, тут всё про вас есть.
Я смотрел на неё, чуть задрав голову, и молчал. Глаза болели. На голове моей нежданной гостьи красовалась шляпка-таблетка, миниатюрная, с отогнутой старомодной вуалькой. Нос у Валентины был красный: видимо, долго ждала.
— Ничего не получится, да? — спросила она в последний раз.
Я никак не мог построить нужную фразу. Открыл рот, чтобы сказать, но не сказал.
Она кивнула мне несколько раз. Зачем-то полезла в сумку, пошарилась в ней, замерла и нахмурилась. Закрыла ридикюль на молнию и снова кивнула. Поглядела.
— Жалко-то как, — вздохнула она.
А что я мог? Валентина в тот день ушла от меня и даже в клинике больше не появлялась. Никогда, ни разу.
Вы не подумайте ничего такого. Я просто рассказываю, что за больные к нам приходят. Каким бы я ни был хорошим диагностом, не всегда у меня получается вести себя правильно. Как бы я не старался.