Глава 55
Пэйдин
Сегодня тот самый день. На самом деле, сегодня, возможно, мой последний день.
Имперец подводит меня к проему на другом конце лабиринта и оставляет там, чтобы я смотрела на нависающие стены листвы, которые смеют меня впустить. Не смею заблудиться в его поворотах.
Просто выжить сегодня. Это все, что от тебя требуется.
Звук щелкающих веток и извивающихся изгородей изнутри лабиринта говорит мне о том, что пути снова меняются. Лабиринт движется.
Из-за движения слева я поворачиваю голову в сторону молодой девушки с блестящими немигающими глазами, которая смотрит на меня с поднятой над головой рукой, проецируя, как я надеюсь, безэмоциональное выражение лица на один из гигантских экранов, чтобы все могли видеть. Должно быть, десятки таких экранов терпеливо ожидают нас в лабиринте, готовые транслировать кровопролитие.
Я сохраняю спокойное выражение лица, поворачиваясь к открывшемуся передо мной лабиринту, хотя мне не терпится поскорее войти внутрь и покончить с этим.
После сегодняшнего дня все изменится.
— Пусть начнется последнее Испытание.
Я едва слышу слова короля, которые эхом разносятся по арене, пока их не заглушают крики обезумевшей толпы. Я отгоняю свои мысли, смотрю на открывшийся передо мной проем и ожидающие стены.
А потом я бегу.
Как только я ступаю в лабиринт, меня накрывает одеяло теней. Темно и сыро, но я не сбавляю темпа. Я бегу по дорожкам из растений и живых изгородей и останавливаюсь, когда передо мной встает первое решение.
Налево или направо.
Времени на обдумывание вариантов у меня нет, поэтому я поворачиваю налево и сразу же оказываюсь перед тем же самым решением.
Направо.
Я бегу, бегу и…
Тупик.
Я возвращаюсь назад, поворачиваю налево, а не направо, и набираю темп, несмотря на легкую отдышку. Я впадаю в рутину случайных догадок, прослеживаю свои шаги и ругаюсь. Много-много ругательств.
— Черт возьми! — кричу я, не обращая внимания ни на что, кроме шестого тупика, в который мне довелось зайти. Я поворачиваюсь на каблуках и иду обратно, едва взглянув на Зрение, которое только что стало свидетелем и записало мой маленький взрыв. Я вздыхаю, чувствуя, как притупляются чувства в этом сыром лабиринте. Крики людей снаружи приглушены слоями густой листвы, отделяющей меня от них.
Здесь жутко тихо, только стук моих ног, колотящееся сердце и прерывистое дыхание заполняют тишину.
И тут лабиринт меняется.
Тропинка, на которой я стою, сужается, живые изгороди по обе стороны от меня сжимаются.
Меня вот-вот раздавят.
Это мой кошмар. Мой самый страшный, клаустрофобный кошмар.
Я мчусь к концу тропинки, где меня ждет еще одна, которая не движется и не раздавит меня, если я успею вовремя. Легкие горят, ноги подкашиваются на песке от каждого спотыкающегося шага.
Ветки, листья и густая зелень ощетинивают мои плечи с обеих сторон, угрожая поглотить меня целиком, пока они продолжают приближаться. Но я продолжаю бежать к своему спасению, к тропинке, которая ждет меня всего в нескольких метрах.
Ветки и колючки, которых я раньше не замечала, рвут кожу на руках, не давая покоя, а стены продолжают давить на меня. Еще немного, и я окажусь в ловушке между листвой, пронзенная ветками и колючками.
Мертва. Я умру, если не выберусь. Сейчас.
Я ныряю.
Сильно ударяюсь о чистую дорожку, перекатываюсь, чтобы не упасть.
И в этот момент в ноге вспыхивает боль.
Лежа на боку, вздымая грудь, я проследил за жгучими ощущениями в левой ноге — той, что застряла между двумя живыми изгородями, которые теперь сплелись вместе.
С губ срывается придушенный крик, и я зажимаю рот рукой, чтобы подавить его. Красная, горячая кровь течет по ноге, капая на песок под ней. Я сажусь, пытаясь успокоить дыхание, и трясущимися руками тянусь к лодыжке, которую едва прикрывает разорванный ботинок.
Я наклоняюсь вперед и вцепляюсь когтями в переплетение ветвей, листьев и колючек, опутывающих мою ногу. Едва успев отломить ветку, я еще никогда так не жалел о своем кинжале, как в этот момент.
Этот лабиринт — дело рук Блумов, дело рук Элитных. Сила наполняет листву, создавая эти стены, сплетаясь с ветвями, листьями и шипами, чтобы сделать их толще, сильнее и смертоноснее.
Я глотаю воздух, заставляя себя не обращать внимания на вспыхнувшую боль в ноге. Мои руки обхватывают икру. Я делаю дрожащий вдох. А потом тяну.
Это как огонь. Боль такая горячая, такая обжигающая. Я прикусываю язык до вкуса крови, наблюдая за тем, как я все больше и больше раздвигаю ступню, одновременно стягивая с нее испорченный ботинок. Я останавливаюсь, задыхаясь и пытаясь передохнуть от боли.
Без сапога, защищающего ногу от колючек и зазубренных веток, она представляет собой искореженную массу разорванной плоти. Точнее, та ее часть, которую я могу видеть. Другая половина ноги все еще поглощена живой изгородью, которая теперь сплелась с ней, отказываясь освободить меня.
Я проглатываю свой крик боли, когда снова дергаю за ногу. В поле зрения попадает еще больше разорванной плоти, окровавленной и похожей на красные ленты, тянущиеся через всю кожу. Но с последним рывком, за которым последовал последний вопль, нога освобождается.
Я падаю на спину, задыхаясь от боли и хватая ртом воздух. Я моргаю, глядя в небо, давая себе возможность отдышаться, прежде чем сесть и оторвать нижнюю полоску майки. Бордовая ткань смешивается с кровью из раны, и я, как могу, обматываю ее вокруг ноги.
Адена была бы одновременно восхищена и отвращена тем, как идеально сочетаются цвета.
Я отталкиваюсь от земли и, пошатываясь, поднимаюсь на ноги.
Боль. Резкая боль и целый ряд проклятий.
Я хромаю вперед, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в ступне, которая поднимается вверх по ноге. Но я могу идти, доказывая, что травма могла быть гораздо, гораздо хуже.
Пот липнет к телу, пропитывая майку, которая теперь разорвана на опасно короткие куски, обнажая изрядный кусок кожи перед тем, как пояс брюк завернется под пупком. И несмотря на влажный прохладный ветерок, дующий сквозь живую изгородь лабиринта, мне некомфортно жарко и липко.
Я иду дальше, теряя равновесие от боли и отсутствия обоих ботинок. Темнота сгущается по мере того, как я продвигаюсь к, как я надеюсь, центру лабиринта и тому, что меня там ожидает.
И если я доберусь туда первым, то в моих руках будет чья-то жизнь.
Налево. Направо. Налево. Налево. Тупик. Направо. Налево. Тупик.
У меня клаустрофобия, мне кажется, что живая изгородь давит на меня.
Я замедляюсь до остановки. Они давят на меня.
В панике я верчу головой во все стороны, пытаясь найти путь, который не пытается поглотить меня целиком. Безуспешно. Я перехожу на бег, спотыкаясь, пробираясь по тропинкам наугад и обнаруживая, что они все смещаются.
Этого не может быть.
Король не стал бы просто так бросать участников в этот лабиринт, чтобы потом раздавить нас ради забавы, верно? Разве не забава — смотреть, как мы раздавим друг друга?
Я делаю паузу и позволяю себе задыхаться, паниковать. Если король намерен расплющить меня живой изгородью, то я ничего не могу с этим поделать. Поэтому я останавливаюсь и смотрю на стены зелени, смыкающиеся по обе стороны от меня.
Затем я закрываю глаза, набираясь сил.
Похоже, на одного Обыкновенного станет меньше.
Ветви задевают мои плечи, и я напрягаюсь, внезапно и печально готовясь встретить Смерть.
До скорой встречи, отец.
Ничего.
Я приоткрываю глаз и вижу, что передо мной стена зелени. Я моргаю. Живая изгородь больше не двигается. Я кручусь на месте, и ветка задевает ткань моей куртки.
Дорожка теперь лишь немного шире, чем ширина моих плеч.
Пошатываясь, я дохожу до конца и сворачиваю на другую, но она оказывается такой же узкой. Я сглатываю и резко поворачиваю налево по такой же узкой тропинке.
Как же жесток и коварен король. Мне почти хочется поаплодировать ему за эту ужасную игру. Я была права. Самое интересное в Испытаниях — это наблюдать, как мы сокрушаем друг друга. А он только что устроил сцену для представления.
Тишину прорезает крик, который раздается на мгновение, а затем смолкает, и по позвоночнику пробегает холодок.
И снова нас заставляют сражаться. А на этих тропинках достаточно места только для одного тела.
Я делаю взволнованный вдох, чувствуя, как клаустрофобия давит на меня, как стены на плечи.
Одновременно на этих дорожках может поместиться только один участник. Так что если я столкнусь с одним…
— Слава Чуме, — раздается позади меня ядовитый голос, — а то я уж было забеспокоилась, что не успею убить тебя до окончания Испытаний.