Бессильная

Глава 4

Пэйдин

— Ты собираешься это есть? — Адена разглядывает недоеденный апельсин у меня на коленях, пока я сижу, прислонившись к стене переулка за фортом.

— Ешь. — Едва слова слетают с моих губ, как она наклоняется, ее вьющиеся волосы развеваются на легком ветерке, когда она хватает фрукт и отправляет дольку в рот.

Имперец с впечатляющим ударом слева оставил мне прекрасный подарок в виде рассеченной нижней губы, из-за чего было трудно проглатывать пищу. — Как ты сегодня? — спрашиваю я, бездумно вращая толстое серебряное обручальное кольцо на большом пальце.

Холодная сталь отцовского кольца вгрызается в кожу, успокаивая меня, как это было всегда. Наверное, у меня было бы и мамино кольцо, если бы его не похоронили вместе с ней, когда я была еще младенцем. Болезнь, сказал отец. Все-таки она была Обыкновенной, а мы — слабые, больные люди.

Но он все равно женился на ней. Любил ее, несмотря на это. Защищал ее. Хранил ее тайну, как и свою.

Адена вздыхает, и я возвращаюсь в настоящее, когда она говорит между укусами апельсина: — Не могу пожаловаться. О, я продала тот топ, над которым работала целую вечность! И за целых три шиллинга! Ну, тот зеленый, с глубоким вырезом и обшарпанным подолом? — Я бросаю на нее такой же растерянный взгляд, как всегда, когда она начинает говорить на своем швейном языке. — Ты безнадежна, когда дело касается одежды, Пэ.

Я опускаю взгляд на свою потрепанную майку под оливково-зеленым жилетом, надетым поверх нее. Все изменилось в тот день, когда Адена сшила мне жилет с карманами, зная, что он сослужит мне хорошую службу в качестве воровки. В тот день непростой союз начал перерастать в легкую дружбу.

Адена постукивает пальцем по губам, что-то обдумывая. — Держу пари, если бы ты была в правильном наряде, все были бы слишком заняты, глядя на тебя, чтобы заметить, что ты их грабишь.

Я фыркаю. — Я бы не хотела, чтобы люди глазели на меня, пока я совершаю преступления. Это кажется немного контрпродуктивным.

Я хватаю свой кинжал и засовываю его за голенище сапога, проводя пальцами по закрученной серебряной рукояти. Это единственный подарок на память, который у меня остался от отца, кроме его кольца — без обоих я никогда не хожу. Я в сотый раз любуюсь замысловатой ручкой и вдруг вспоминаю кое-что. — Будь осторожна сегодня, А. Почему-то охранников меньше, чем обычно, и мне это не нравится. Просто… — Я с трудом подбираю нужные слова. — Просто следи за тем, чтобы не было ничего необычного, хорошо?

Она выглядит слегка обеспокоенной этой новостью, но сужение ее ореховых глаз выглядит игривым. — Это твоя экстрасенсорная джуджу предупреждает тебя о потенциальной опасности?

— Да, нам определенно нужно поработать над твоей тонкостью, — вздыхаю я и с улыбкой качаю головой.

Я встаю и ухожу, потягиваясь и разминая затекшее тело. Адена собирает свою одежду, разного размера и цвета, и неохотно машет мне на прощание, после чего отправляется обратно в Лут в надежде продать побольше товаров до заката.

Я выхожу на людную улицу, залитую поздним полуденным солнцем, и направляюсь к шумной рыночной площади. Начинаю с самого простого. Сначала нарвал немного фруктов и ткани, потом мне стало скучно, и я перешел к более крупным и хорошим вещам. Кошельки, часы и шиллинги — вот что мне нужно сегодня вечером.

Я замечаю мужчину с темно-синими волосами и сверкающими часами на толстом запястье и быстро решаю, что он станет моей следующей целью. Оглянувшись на заполненную людьми улицу, я замечаю в толпе еще несколько человек с ненормально окрашенными волосами — свидетельство того, что Чума, изменяющая генетику, дает не только сверхъестественные способности. Хотя, даже с копной серебристых волос на голове, я все равно не была одарен силой, которая бы сопровождала их.

Мне слишком долго не удается сбежать от синеволосого мужчины после того, как я украла его часы. Не потому, что он меня поймал, нет, а потому, что он не переставал со мной разговаривать. После того как я наткнулась на него и хитростью стащила аксессуар с его запястья, стало ясно, что бедняге до смерти хочется выплеснуть сплетни на всех, кто готов ему улыбаться и кивать.

Я уже готова была отправиться домой и считать, что вечер удался, когда в Лут вошла высокая фигура, полностью одетая в черное. Он идет уверенной походкой, так противоречащей догадке, что бездомные приспособились, надеясь привлечь к себе как можно меньше внимания.

Но этот человек… от него трудно отвести взгляд.

Он одет в свободную черную рубашку на пуговицах, заправленную в узкие черные брюки и разделенную простым ремнем. Воротничок рубашки наполовину расстегнут и распахивается на ветру, обнажая часть загорелой груди. Черты его лица с такого расстояния нечеткие, но смоляно-черные волосы спадают на лоб беспорядочными волнами. Засунув руки в карманы, он широкими шагами продвигается вглубь рынка, выглядя хладнокровным и собранным.

Он не местный. Это видно по тому, как он оглядывается по сторонам, словно вбирая в себя все вокруг. Скорее всего, он из Нападения, элита высшего статуса или благородная кровь, которая редко ступает в трущобы. По его походке, по блеску его ботинок я вижу, что этот человек несет гораздо больше, чем несколько жалких шиллингов. Я прищуриваюсь, пытаясь понять, куда он мог сунуть серебро.

Вот.

На ноге, прикрепленный ремешком к поясу, висит мешочек, который многие ильинцы используют для ношения мелочи. Особенно уверенные в себе, понимая, что незащищенный мешочек — легкая добыча для вора. Легкая добыча для меня.

Моя последняя, невезучая цель на сегодня.

Хорошо, что у него такой высокий рост, иначе я бы потеряла его в толпе людей. Я наблюдаю, как женщины всех возрастов вытягивают шеи, пытаясь получше разглядеть красивого незнакомца, прежде чем он растает в людской массе. Я протискиваюсь сквозь толпу и следую за ним, пока он не выходит с главной дороги между торговыми тележками на менее людную улицу. Я встряхиваю волосами, позволяя длинным волнам рассыпаться по плечам, и срезаю улицу, направляясь к нему наперерез. Зигзагообразный переулок выводит меня на ту же улицу, по которой шел незнакомец, и теперь я направляюсь прямо к нему.

Когда мы сталкиваемся, я не свожу глаз с земли.

Следуя своей обычной привычке, я позволяю себе попятиться назад от удара, борясь со всеми инстинктами, призывающими меня встать на ноги и устоять на них. Сильные руки обхватывают меня за талию и не дают упасть, оставляя его сумку с деньгами открытой и доступной для таких ничтожеств, как я. Я хватаюсь за переднюю часть его рубашки, делая вид, что делаю это рефлекторно, чтобы сохранить равновесие. На самом деле мне просто нужна была причина, чтобы держать руки так близко к его телу и не выглядеть при этом подозрительно.

Голодные мальчики из Лута не ощущаются так.

Эта мысль улетучивается, когда я запускаю руку в кошель у него на бедре, и мои пальцы обнаруживают, что на поясе у этого человека небрежно болтается по меньшей мере двадцать шиллингов. Должно быть, он очень уверен в своих силах, раз разгуливает по Луту с таким количеством… ну, добычи.

У меня возникает соблазн сорвать мешочек и убежать, прекрасно понимая, что он догонит меня через три длинных шага. Но, не зная, когда еще представится такая возможность, я отказываюсь уходить, не взяв хотя бы половину того, что лежит в его сумке.

Но он почувствует разницу в весе, если я возьму половину.

У меня голова идет кругом.

Тогда отвлеки его.

Задумав все это в считанные мгновения, я быстро и тихо сжимаю половину монет в кулаке, затем осторожно вытаскиваю руку из мешочка и прижимаюсь к нему. Затем я медленно отрываю взгляд от его частично обнаженной груди, где за складками рубашки проглядывает край темной татуировки.

Наконец мои глаза встречаются с его глазами.

Это как смотреть в грозу.

Его глаза цвета грозовых туч, оседающих над Ильей, дыма из труб над головой, украденных серебряных монет, зажатых в моем кулаке. Его черные длинные ресницы полностью контрастируют с его стальными серыми глазами, которые сейчас окидывают мое лицо. Шок поднимает его темные брови, сжимает острую челюсть, подчеркивает сильные скулы.

Мы стоим и смотрим друг на друга.

Я вдруг остро ощущаю все его прикосновения. Его сильные руки по-прежнему обвивают мою талию и наполовину удерживают меня, а его взгляд сам по себе кажется лаской. Я прочищаю горло, убираю руку с его рубашки, обнажая скомканную тонкую ткань, и делаю шаг, чтобы вырваться из его объятий.

Его губы подрагивают, позволяя мне увидеть ямочку на правой щеке. Он медленно убирает руки с моей талии и отпускает меня, когда его ладони зацепляются за грубый низ жилета.

Мозоли. Он боец.

Не то чтобы мне нужно было быть Экстрасенсом, чтобы понять это, — его телосложение делает этот факт очевидным. Подумав о том, что он тренированный боец и вдвое больше меня, я бесстрастно убираю руки за спину, чтобы скрыть следы своего преступления. Монеты бесшумно скользят в задний карман, и я делаю глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.

— Ты всегда падаешь в объятия красивых незнакомцев или это для тебя в новинку? — Его вопрос снова демонстрирует ямочку, когда на его лице появляется ухмылка, обнажающая белые ровные зубы.

— Нет, только наглых. — Я холодно улыбаюсь, а он смотрит на меня, как на головоломку, которую пытается расшифровать, и на его лице играет веселье.

Отвлеки его.

Он усмехается и проводит рукой по своим черным волосам, отчего они становятся еще более беспорядочными. Серые глаза ищут мои, когда он говорит: — Ну что ж, похоже, я произвел неплохое первое впечатление.

— Да, — медленно произношу я, — хотя я еще не решила, хорошее оно было или плохое.

Отвлеки его от денег и сосредоточь его внимание на себе.

Он пожимает плечами, засовывая руки в карманы — идеальная картина холодного безразличия. — Я тебя поймал, не так ли?

Теперь моя очередь смеяться. Он слегка качает головой в сторону, глядя на меня сверху вниз, уголок его рта приподнят. Наклонившись, он добавляет: — Может быть, тебе стоит подумать об этой детали, прежде чем принимать решение, дорогая.

Чума, красивый парень с красивыми словами.

Опасно.

Его дымчатые глаза скользят по моему лицу, снова рассматривая меня как интригующую загадку. Я отказываюсь ерзать под его взглядом, делая шаг назад, в сторону оживленной улицы.

— Я подумаю над этим, дорогой. — Последнее слово я произношу с ухмылкой, подражая ему. Его улыбка расширяется, на обеих щеках появляются ямочки. Я заставляю себя не обращать на них внимания и добавляю: — И спасибо, что спас меня от поедания булыжников. Похоже, я проклята неуклюжестью.

— Ну, твоя неуклюжесть нашла меня, так что вряд ли это можно назвать проклятием, — просто говорит он, прислонившись к стене и засунув руки в карманы. Я улыбаюсь, не в силах подавить сопровождающее это замечание закатывание глаз. Мельком взглянув на его ухмылку в последний раз, я поворачиваюсь на каблуке и направляюсь обратно к Лут-Аллее, исчезая в толпе.

В голове у меня прокручиваются наблюдения за ним. Шрамы, покрывающие его руки, и ободранные костяшки пальцев после недавней драки заинтриговали меня больше всего, и мне почти жаль, что я не узнаю историю, которая их сопровождает. Мысль о Наступательной Элите, носящей шрамы, почти вызывает улыбку на моих губах. Доказательство слабости.

Я достаю монеты из заднего кармана и с торжествующей улыбкой позволяю им позвякивать в моей ладони.

Вряд ли он пропустит их пропажу.