Глава 65
Пэйдин
Острая сталь глубоко вонзилась мне в предплечье. Я успела отпрыгнуть в сторону, но за свои старания все равно получил обжигающий удар по руке. Я сдерживаю крик боли и приседаю, вытаскивая из сапога кинжал и сжимая его в потной ладони.
Король смеется и наносит еще один удар мечом, заставляя меня танцевать вокруг себя, чтобы не быть разрезанной на ленточки. Очевидно, что у него есть преимущество в виде более длинного оружия в сочетании с его способностью Брауни. Но, несмотря на это, он неустойчив на ногах из-за раны на виске.
Поэтому я делаю то, что он насмешливо предложил: читаю его.
Он раскачивается при каждом взмахе, вынужденный немного успокоиться, прежде чем попытаться нанести очередной удар. При каждом взмахе меча он делает шаг правой ногой, затем небольшой полушаг левой. Меч он держит правой рукой, но на боку у него двое ножен, что говорит о том, что когда-то он владел и другим оружием и может сражаться и левой рукой.
Он снова наносит удар, на этот раз высоко, заставляя меня уклониться и перекатиться вправо. Мы кружим друг вокруг друга, его кривая улыбка видна даже сквозь непрекращающийся дождь.
Мне нужно подобраться к нему поближе. Мне нужно отвлечь его.
Потому что я не уйду отсюда, пока не убью этого убийцу.
Может быть, это делает меня не лучше его.
— Ты убил его! Ты убил моего отца! — кричу я, перекрикивая раскаты грома над нами.
Я подхожу ближе, и его меч проносится вниз по широкой дуге, которая рассекла бы меня пополам, если бы я не успел вовремя увернуться. Он покачнулся, как я и предполагал, после такого удара, и я, воспользовавшись случаем, направил свой кинжал ему в грудь. Он пронзает рубашку, кожу, оставляя за собой кровавые потеки.
Что-то твердое ударяется о мой висок, и мое зрение вспыхивает пятнами. Я отшатываюсь назад, моргая. Сквозь мутный взгляд я вижу окровавленную грудь короля и меч, который он держит в руках — рукоятка все еще вытянута после того, как он вонзился в мой череп.
Он смеется. Но я слышу в нем дрожь. Он волнуется. Ему не нравится, что я — Трущобница, Обыкновенная, Никто — оставила на нем свой след.
О, я собираюсь сделать гораздо больше, чем просто оставить шрам.
— Да, друг рассказал мне о его намерениях и о Сопротивлении, в котором он участвовал. — Его голос наполнен смехом. — Так что я сделал то, что должен был сделать.
Очередной взмах его меча застает меня врасплох и прочерчивает неглубокую линию по животу, прежде чем я успеваю нырнуть. — Не волнуйся, Пэйдин, я убил твоего отца не просто из-за сплетен, хотя мне доводилось убивать людей и за меньшее. Я убил его, чтобы обеспечить сохранение моего Элитарного общества.
Я не могу понять, что он говорит, но это может быть только из-за ярости, затуманивающей разум. — Признайся, — выплюнула я, — ты лгал, чтобы создать свое Элитное общество. Обыкновенные не распространяют никаких болезней. Мы не ослабляем Элитных или не уменьшаем их силу.
— Я сделал то, что было необходимо, и у тебя нет доказательств.
— Ты чудовище, — выдавливаю я.
Он делает жест, похожий на пожатие плечами. — Чудовище? Может быть. Самый могущественный король, который когда-либо был у Ильи? Определенно. Ни один город не сравнится с Ильей, ни один народ не сравнится с моим Элитных. И я намерен так и оставить.
Я бросаюсь на него с ножом наперевес. Сталь его меча жестко встречает гораздо более короткую сталь моего кинжала. Очень сильно. Даже ослабленный, он — Брауни с силой, намного превосходящей мою собственную. Кинжал вылетает у меня из руки, сбитый на землю силой удара.
Не колеблясь, не давая себе времени на панику, я хватаю его за вытянутое запястье и бью коленом вверх, встречая его локоть. Тошнотворный треск ломающейся кости сливается с раскатами грома над нами.
Меч выскользнул из его руки и упал на землю, а он закричал.
И тут земля устремляется мне навстречу.
Он швырнул меня на землю, используя всю свою силу и ярость. Затылок ударяется о набитую землю, и я вдруг снова вижу пятна.
Я не могу видеть.
Я яростно моргаю, отчаянно пытаясь прояснить зрение. Голова раскалывается, кажется, что она раскалывается на две части, а может быть, так оно и есть. Из затылка сочится что-то горячее и липкое, и даже в затуманенном состоянии я уверен, что это нехороший знак.
Зрение медленно возвращается, проясняясь настолько, что я вижу, что надо мной нависает.
Король, сжимающий меч в своей недрогнувшей руке, улыбка, кривящая его потрескавшиеся губы.
Нет.
Я пытаюсь сесть, но тяжелый груз прижимает меня к земле. Его нога, обутая в сапог, давит мне на ребра, беспомощно прижимая меня к земле.
Не так. Я отказываюсь так умирать.
— И это все, что тебя волнует? — Мой голос звучит чужеродно в моих собственных ушах, царапающий и испуганный. — Власть? Власть над Элитным королевством? Неужели человеческая жизнь для тебя ничего не значит?
— Обыкновенные — слабое оправдание жизни. Позор, — рычит он. — Они должны были умереть вместе с Чумой, но вместо этого они мучают нас. Я давно планировал этот день, ждал, когда смогу избавиться от этого Сопротивления. И полагаю, что должен поблагодарить тебя за то, что они пали. — Он криво улыбается, и у меня голова идет кругом, когда я пытаюсь понять, что он говорит.
— Только самые сильные, самые могущественные победят. — Он слегка наклоняется, его холодный взгляд буравит меня, когда он говорит: — Выживают сильнейшие, а сильнейшие — это Элитные.
Он выпрямляется, его сапог все еще давит на меня. — Итак, на чем мы остановились? — Он смеется, как будто сказал что-то юмористическое. — Ах, да. Я избавлял свое королевство от еще одного никчемного Обыкновенного.
Он направляет на меня острие своего меча, и я ерзаю под его сапогом. Он такой сильный, а я такая слабая…
— К сожалению, Кай стал более искусным, чем я, когда дело доходит до игры с его убийствами. Он был очень быстрым учеником. Я научил его всему, что он знает, он говорил тебе об этом? Он должен благодарить меня за свою жестокость. — Я вздрагиваю, когда острый кончик его меча касается кожи моей щеки, чуть выше челюсти.
А потом он тянет его вниз.
Возможно, я закричала — точно не знаю. Все, что я знаю, — это медленная, режущая боль, идущая от челюсти вниз по шее. Горячая кровь вытекает из пореза и скапливается на моей коже, а дождь жалит открытую рану. Я чувствую, как шевелится мой рот, но ничего не слышу, только звон в ушах.
Он улыбается, когда наконец останавливает свой меч у моей ключицы. — Это очень забавно. Но, может быть, мне стоило позволить Каю оказать мне эту честь, а?
Меня тошнит, и я чувствую только металлический запах собственной крови. Холодная сталь снова встречает мою кожу, успокаивая меня и мой бурчащий желудок. Он выбрал место прямо под второй костью воротника — прямо над сердцем.
Он прищелкивает языком. — Я почти поражен, что это твое жалкое маленькое сердечко еще бьется. После всех предательств, душевных терзаний и смертей, которые ты пережила, будучи Обыкновенной.
— Все, что я пережила, было из-за тебя, — рычу я, поднимая голову с земли, несмотря на то, что она кажется тяжелой.
— Хм… — Он звучит почти задумчиво. — Очень верно.
Ослепительная боль снова пронзает мое тело, когда его меч прочерчивает линию над моим сердцем. Придушенный крик вырывается из меня, почти заглушая его мягкие слова. — Тогда я оставлю свой след на твоем сердце, чтобы ты не забыла, кто его разбил.
Его слова звучат глубоко и отвратительно медленно. Он повторяет каждую вырезанную линию снова и снова, пока из моего горла вырываются крики. Я закрываю глаза от ухмылки, искажающей его лицо, не в силах больше смотреть на этого человека. Нет, не человека. Чудовище.
Слезы против воли скатываются по моим щекам, смешиваясь с дождем и кровью, разбрызгиваемой по лицу. Я точно знаю, что он вырезает на моей коже, я чувствую это с каждым взмахом его меча. Он клеймит меня перед смертью, и это едва ли не больнее, чем агония, терзающая мое тело.
Я не знаю, сколько времени прошло, когда он наконец поднял меч, чтобы полюбоваться своей работой. — Вот. — Непринужденно. Он звучит так буднично, так жестоко. — Будет чем помянуть меня в загробной жизни.
Затем он поднимает меч, целясь острием мне в грудь.
Нет. Нет, нет, нет…
Он улыбается. — Проткнуть грудь. Как отец, так и дочь.
Я не могу умереть.
Король возвышается надо мной, хватаясь за рукоять меча, поднимая его вверх, вверх…
Я не умру.
Я в отчаянии, движимая безумием. Даже поднятие рук вызывает стреляющую боль во всем теле, но я игнорирую ее, когда мои пальцы цепляются за его ботинок у себя на груди, одна рука обхватывает его лодыжку, а другая — кожаный носок ботинка.
И, собрав все оставшиеся у меня силы, я выворачиваюсь.
Он хрипит от боли, неустойчиво раскачиваясь.
Идеально.
Я резко дергаю его ногу вперед. Травма головы в сочетании с травмами, которыми я так любезно одарил его, сделала его слабым, шатающимся.
И он приземляется с тяжелым стуком на мокрую землю.
Я без колебаний бросаюсь к мечу, выскользнувшему из его руки. Я ползу, боль и адреналин смешиваются, создавая опасную смесь безрассудства. Грубая рука обхватывает мою лодыжку и тащит меня назад по грязи.
Я вскрикиваю от досады и страха, когда мои пальцы касаются рукояти меча, прежде чем меня оттаскивают. Я поворачиваю голову и вижу перекошенное от ярости лицо короля, такое же окровавленное и грязное. Я бью в ответ изо всех сил, насколько позволяет мне мое сломанное тело, и, услышав хруст, понимаю, что каблук попал в цель.
Король вскрикивает, из его разбитого носа течет кровь. Я вырываю лодыжку из его хватки и ныряю к мечу, обхватывая пальцами его рукоять.
Я поднимаюсь на ноги, каждое движение причиняет боль. Я весь в крови, промок до костей под проливным дождем. Пошатываясь, я иду к королю, тяжело дыша, волоча за собой меч по грязи.
Теперь я нависаю над ним. Забавно, как быстро наши роли поменялись местами. Я, собирающийся забрать жизнь. Он — чтобы стать жизнью, которую я забираю.
Зубы, которые он обнажил, окрасились в красный цвет от крови. — Разве ты не хочешь узнать, кто убил твоего отца, Пэйдин?
Эта фраза останавливает меч, который я собираюсь вонзить ему в грудь. Он хрипло рассмеялся и захлебнулся собственной кровью.
— Я уже знаю, кто это был, — процедила я сквозь стиснутые зубы. — Я видела, как ты вогнал меч ему в грудь. — Я снова обращаю внимание на оружие, зажатое в руке, не в силах больше выносить это и готовая…
— Неправильно.
Я замираю, прежде чем повторить: — Неправильно?
Он издал еще один хриплый смешок, и я не стала дожидаться, пока он перестанет кашлять кровью, прежде чем вонзить острие клинка в его грудь и медленно сказать: — Это был ты.
Он откашливается от своих следующих слов. — Забавно, как разум может заставить нас видеть то, что мы хотим. Ты уже ненавидела меня за то, что я сделал с твоими сородичами, так что тебе, должно быть, было легко убедить себя в том, что это я вогнал клинок в грудь твоего отца. — Кровавая улыбка растягивается на его губах. — Но это было не так.
— Лжец, — вздыхаю я, вдавливая меч еще глубже в его грудь.
Его следующие слова — не более чем истерический шепот. — Скажем так, твоя первая встреча с принцем произошла не тогда, когда ты спасла Кая в переулке.
Нет. Нет.
— Это было, когда он убил твоего отца.
Мир кружится вокруг меня, угрожая бросить меня на землю. Этого не может быть. Он лжет. Он лжец. Он…
— И его первое убийство тоже. — Король продолжает с кровавой, напоминающей улыбкой. — Это было первое задание, на которое я его отправил, и я думаю, что мальчик даже плакал после этого. Посмотри, как далеко он продвинулся. Посмотри, как хорошо я его обучил. Теперь он убивает по моей команде и почти не обращает внимания на десятки смертей, принесенных его руками.
Я едва могу дышать. Мальчик, который научил меня танцевать, залечил мои раны, спросил мой любимый цвет под звездами…
— Ты лжешь, — задыхаюсь я.
Он выпускает хриплый смешок. — Нет, ты лжешь себе, Пэйдин.
Воспоминания о той ночи, когда умер мой отец, вдруг кажутся такими размытыми, такими несфокусированными. Там, где раньше мне казалось, что я вижу лицо короля, теперь я вижу размытое тело. Я не могу разобрать ни одной детали, не могу вспомнить ничего об убийце моего отца.
Я качаю головой. Я не могу думать об этом сейчас. Я не позволю своим мыслям о Кае отвлечь меня от текущей задачи.
Ведь теперь я убью его отца.
И снова я вижу, что симметрия — это отвратительная вещь.
Я не потерплю поражения.
Кровавая улыбка короля.
Я не дрогну.
Истерический, издевательский смех.
Я не буду испытывать угрызений совести.
— Слабачка. Как и твой отец…
Меч, который я вонзаю ему в грудь, заставляет его замолчать.
Мои следующие слова звучат пусто, ужасающе спокойно: — Это за моего отца.
Он испускает слабый, хриплый вздох, поднимает голову от земли и смотрит на нанесенные мной повреждения. Его глаза расширяются при виде собственного меча, зарытого глубоко в его груди. Вслед за вздохом раздается булькающий звук, кровь затекает в уголки рта и вытекает из раны.
Я ничего не чувствую к этому человеку, умирающему у моих ног, умирающему от моей руки.
— А это, — я кручу рукоять меча, вызывая у короля крик, когда еще больше его плоти разрывается на куски, — это за Адену.
Он издает придушенный всхлип, когда я выдергиваю меч и бросаю его на землю. Я поворачиваюсь и нахожу свой кинжал, лежащий в нескольких футах от меня. С каждым шагом к нему я чувствую себя все сильнее, несмотря на то, что каждая рана ослабляет мое тело.
Серебристая рукоятка отцовского кинжала заляпана дождевой водой, кровью и грязью, как и я. Капли воды стекают по моему лицу, жаля открытые раны, когда я переворачиваю кинжал в руке. Я переворачиваю его раз, два, ощущая знакомый вес.
— А это тебе за меня, сукин сын.
Я пускаю кинжал в полет.