Безжалостная нота

13.

КАДЕНС

Вай стоит у входной двери, как нетерпеливый щенок. Она набрасывается на меня, как только я возвращаюсь домой, засыпает вопросами о Датче и инциденте с плавками и стонет по поводу того, что ей не довелось увидеть «такое физическое совершенство» вживую.

Мне едва удается стряхнуть ее с себя и удалиться в свою комнату, где я могу отдохнуть. Это был чертовски трудный день, и я предпочла бы разобраться со своими нежелательными пристрастиями Датча в уединении своей спальни.

Когда я уже собираюсь принять душ, звонит телефон.

Неизвестный номер.

Я напрягаюсь и раздумываю, стоит ли отвечать.

Телефон продолжает звонить.

Глубоко вздохнув, я поднимаю трубку.

— Алло?

— Каденс.

Я вскакиваю с кровати. — О боже! Мистер Маллиз!

Счастье разливается по моей груди, когда я слышу голос моего любимого учителя.

Именно мистер Маллиз дал мне шанс учиться в Redwood.

Именно мистер Маллиз потерял работу из-за того, что отказался раскрыть мою тайну.

А еще именно мистер Маллиз свел меня с Джародом Кроссом и вернул в школу.

Мы немного поболтали, а затем он перешел к сути своего звонка.

— Ты работала над своим страхом сцены?

Я ни за что не скажу ему, что чуть не упала в обморок, когда сегодня попробовала выступить перед аудиторией из одного человека.

— Э-э... Я играла треугольник некоторое время назад.

— Треугольник? Мило. Есть еще успехи?

— Не очень. Я была занята...

— Чем?

Мстила Датчу.

Стараюсь не думать о Датче.

Делаю все возможное, чтобы не мешать Датчу.

— Жизнью. — Говорю я.

— Я звоню, потому что один студент уже несколько недель умоляет меня дать ему твой, ну, другой твой номер. Не уверен, что тебе это будет интересно, но я могу тебя с ними познакомить. У них скоро будет мероприятие. За работу хорошо платят.

— Насколько хорошо?

Он бормочет цифру, от которой у меня в голове все загорается. Я произвожу мысленные расчеты. Скоро нужно будет платить за квартиру, а с тех пор как я бросила работу в салоне, дела идут туго.

Я соглашаюсь на концерт, но, приехав по адресу, который мне прислал мистер Маллиз, тут же жалею о своем выборе.

Вечеринку устраивает не кто иной, как... Пэрис.

— Ты пришла!

Она спускается по роскошной лестнице.

Ее стройное тело практически выпирает из русалочьего платья, которое обтягивает ее, как саранская пленка. Ее волосы свисают до плеч.

Она обнимает меня.

— Я искала тебя повсюду, но тебя нет в сети. Почему, черт возьми, тебя нет в сети?

— Ну...

— Мне просто понравилось все в твоем выступлении в конце летнего шоукейса. — Она пронеслась прямо над моими словами. — Криста никогда не позволяла нам признать это, но ты была великолепна. Я такая большая поклонница.

Неловко получать похвалу любого рода, но особенно от той, кто называл меня Мусорщицей и проводил весь свой обеденный перерыв, приказывая мне поднять это и убрать там.

Ты уже взяла ее деньги, Каденс. Ты должна сделать работу.

— Могу я посмотреть твое пианино? — Спрашиваю я низким голосом.

— Оно вон там. — Она показывает. — Я бы хотела, чтобы ты играла, когда люди будут входить. Это стильное мероприятие. — Она показывает на свое переливающееся платье. — Мне нужен этот андеграунд, дымный джаз-бар во времена запрета, понимаешь?

Я поджимаю губы.

— Пэрис!

Одна из ее товарищей по группе поддержки вбегает в дверь.

— Секундочку! — Пэрис торопливо дает мне остальные инструкции. — Ты будешь играть около полутора часов, а потом мы включим вечеринку. Не стесняйся оставаться здесь, если хочешь.

Я снова киваю.

Пэрис уходит, чтобы поприветствовать своих гостей.

Я поднимаюсь по лестнице на ослепительную сцену, состоящую из переливающихся занавесок и причудливых гобеленов.

Все это так... чрезмерно.

Я хмыкаю.

Вечеринки в Redwood Prep совсем не похожи на рейвы в Саутсайде. В моем районе много пива, хаоса и дикого веселья. Забудьте о живой музыке. Вам повезет, если там будет хоть один диджей.

Каждая вечеринка, на которой я побывала в Redwood Prep, а их, признаться, всего две, имеет определенный класс. Конечно, там есть алкоголь, пивной понг и пары в спальнях, но закуски премиум-класса, вино дорогое, и всегда присутствует претенциозная тема.

Даже их вечеринки проходят на другом уровне.

Мое сердце сгорает от зависти. Мне никогда не был нужен их мир, но я всегда завидовала легкости, с которой они в нем перемещаются. С самого первого дня в Redwood мне постоянно напоминают о моем месте на тотемном столбе.

Единственный раз, когда я чувствую, что хоть как-то контролирую ситуацию, это когда играю на пианино.

Над инструментом горит мягкий свет. Я нависаю над клавишами, колеблясь.

В последний раз, когда я пыталась прикоснуться к пианино, все вышло не очень хорошо.

Паника бурлит под кожей. Что, если у меня снова случится срыв? Что, если я не смогу играть... даже переодевшись?

Закрыв глаза, я пытаюсь найти свой центр.

Вдох. Выдох.

Новые воспоминания проносятся в моем мозгу. Напряженная челюсть Датча. Резкое раздувание ноздрей, когда он наклонился для поцелуя. Влажность его губ. Тепло его ладони. Вкус его языка...

Он уносит меня в темноту, как и в тот день в театре.

Я борюсь с воспоминаниями. Когда мысли о Датче стали моим безопасным местом?

Датч — не сказочный принц.

Он — злой король, который хочет разрушить все мои счастливые концовки.

Я презираю его, но его отпечаток не исчезает. Как будто он сидит со мной за роялем.

Дыши, Каденс.

Я заправляю юбку под себя, выдыхаю и кладу руки на клавиши. С каким-то благоговением я начинаю играть. Сначала нерешительно. А потом все увереннее, когда музыка внутри меня вырывается наружу.

В зале становится тихо. Все официанты и обслуживающий персонал наблюдают за мной, но я не смотрю на них.

Музыка движется через меня, мощная сила. Энергия, которую я чувствую внутри, подстегивает ритм.

Быстрее.

Быстрее.

Крещендо, которого я так жаждала.

Я закрываю глаза и отдаюсь моменту.

Время чужое понятие. Преходящее. Оно течет, не касаясь меня.

Я не знаю, как долго я играю, когда наконец чувствую что-то, кроме восторга. Это что-то, что задевает мою душу. Огонь, полыхающий на моей коже. Кто-то смотрит на меня.

Я поднимаю взгляд.

Братья Кросс.

Они стоят в конце вечеринки, но Зейн и Финн стоят ко мне спиной и разговаривают со стайкой девушек, которые их окружают. Это не они заставили меня почувствовать себя так, будто я воспламенилась.

Это Датч.

Вот дерьмо. Он пришел.

Мало того, он стоит с Пэрис. Ее рука лежит на его руке, и она покачивает головой в такт музыке, используя медленный, знойный ритм песни, чтобы потереться о Датча.

Острая боль пронзает мой живот. Я отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на игре.

К сожалению, я не могу не видеть его и Пэрис вместе.

Неужели они теперь вместе? Он натравил на меня Пэрис, потому что она его новая королева, а я должна служить им обоим?

Чем больше я думаю об этом, тем сильнее сжимается горло.

Оно болит.

И это меня бесит.

Почему меня должно волновать, что Датч с Пэрис? Они оба должны вместе прыгнуть с моста.

Пока я сердито играю, меня посещает новая мысль. Что я буду делать, если Датч ворвется на сцену и сорвет с меня парик на глазах у всех? Это будет конец игры. Я получу шрам на всю жизнь.

Я слежу за ним, пока играю, но он не подходит ко мне. Он просто стоит сзади, глядя мне в лицо и позволяя Пэрис прижиматься к нему — настолько, насколько она может в этом обтягивающем русалочьем платье.

Минуты теперь кажутся часами. Каждое тиканье часов когтями впивается в мою кожу и кости. Я едва могу досидеть до конца игры.

Руки дрожат так сильно, что я неловко стучу по клавишам.

Это стыдно.

И от этого стыда я еще больше напрягаюсь.

Датч наклоняется, чтобы прошептать что-то на ухо Пэрис, но его глаза все еще смотрят на меня. Я чувствую себя вытянутой и обнаженной. Как будто я стою голая за роялем, и те части меня, которые являются личными и ценными, выставлены на всеобщее обозрение и названы никчемными.

Я ухожу в себя.

Наконец Пэрис отпускает Датча и поднимается на сцену, чтобы освободить меня от моих обязанностей. Пока она там, она произносит небольшую речь. Толпа аплодирует мне, но я едва слышу их. С небольшой и нервной улыбкой я опускаю голову и спешу к выходу.

И тут я вижу Кристу. Она пьяная вваливается в роскошный дом Пэрис.

Ее глаза встречаются с моими. Ее взгляд чудовищно темный.

— Ты!

Она указывает в мою сторону.

Она узнала меня?

В тревоге я закрываю лицо рукой и спешу в противоположном направлении, ища другой выход.

Я замечаю открытый балкон, вскарабкиваюсь через дверь и прыгаю под лестницу, чтобы спрятаться в тени.

Над моей головой раздаются чьи-то шаги. Я задерживаю дыхание, словно я звезда фильма ужасов.

Туд. Туд. Туд.

Удаляющиеся шаги заставляют мои плечи опуститься в облегчении. Я в безопасности. Пока что.

Но как мне выбраться отсюда, чтобы Криста меня не заметила?

Вокруг участка забор. Боковые ворота ведут к передней части дома. Я могу воспользоваться этим выходом, но мне никак не удастся скрыться от посторонних глаз, если я появлюсь на виду в этом ослепительно-рыжем парике.

В темноте я срываю парик, вытряхиваю из пиджака плечи, а затем сворачиваю его в комок, чтобы получилось что-то вроде сумочки.

Распуская волосы, я позволяю каштановым прядям упасть на рубашку. Вытаскивание линз без зеркала требует сноровки, но я справляюсь с этим и протираю лицо салфеткой для макияжа.

Идеально.

Теперь, когда я превратилась в свою заурядную девчонку, я могу смешаться с толпой и сбежать, прежде чем Криста найдет меня.

Пригнув голову, чтобы не удариться ею о палубу, я начинаю на цыпочках пробираться к боковым воротам, когда замечаю движение тени.

— Мне показалось, что я кого-то услышал внизу. — Говорит голос. — Привет, Каденс.

Проклятье.

Я вскидываю голову, и в горле раздается тихий вздох.

Сол.

Мои пальцы крепко сжимают пиджак, в котором лежит мой рыжий парик. Я безумно надеюсь, что Сол не видит пряди волос сквозь складки моей импровизированной сумочки.

— Что...что ты здесь делаешь? — Заикаюсь я.

— Я пришел подышать воздухом. Здесь слишком душно. — Он жестом показывает на меня. — Что в пиджаке?

— Ничего.

Я прячу его за спину.

Он мягко улыбается. Передернув плечами, он изучает меня в лунном свете.

— Так ты и есть та самая знаменитая Рыжая.

Потрясенная, я смотрю на него с нарастающим ужасом.

Он знает.

Сол опускает руку на ступеньку.

Глаза такие глубокие и карие, что в них отражается черный бархат неба, и он говорит: — Садись, Каденс. Давай поговорим.