ИЗ ХРОНОГРАФА 1512 ГОДА
Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Творогова
ОРИГИНАЛ
ИЗ ГЛАВЫ 197
Святый Симионъ роди Стефана краля, и Стефанъ роди Стефана же, иже нареченъ бысть Урошь во имя прадеда своего, сей есть храпавы краль.[373] Сей роди Милутина краля, иже четвертый от святаго Симиона. Сему обладающу сербы, ражаеть убо сей Стефана,[374] великаго, благочестиа столпа, и царьствиа венець, и добродетели сокровище. И бе всем благъ, и приступенъ, и милостивъ. И по умертвии матери Стефановы Милутинъ краль приобщаеться второму браку,[375] у греческаго царя Андроника Палеолога дщерь поят, и роди от нея сына Коньстянтина. Царица же, видящи Стефана от всех любима, ненавидяше его, нъ приходит ко отцу его, слезы испущая и дряхлым лицемъ, яко спасение его промышляа, и оклеветаеть праведнаго, яко к ней рачителне прилежаща и на отца недобрая мыслитъ. Князи же советоваху Стефану, собравъ вои, уклонитися во ину страну и избыти съшиваемыя льсти. Он же не восхоте, но на Бога всю надежю положи. Что же по сих? О безместиа! Преможе женьская лесть и угаси родительную любовь: ят бываеть праведный и очию лишаеться. Бе же ту церкви святаго Николы,[376] лежащу убо праведному и зело болезнующу, и мало воздремався, явися ему святый Николае и рече ему: «Не скорби, Стефане, се очи твои на моею дланию!» И показаваше ему.
Потом же посылается в заточение в Коньстянтинъ град и съ двоими его детми, единъ убо Душмана нарицаемъ, другий же Душана Стефанъ.[377] Андроникъ же Палеологъ, тесть Милутиновъ, повеле ему пребывати неисходну во обители Вседръжителеве.[378]
Доблий же терпяше съ благодарениемъ, паче добродетели прилежа и всемъ образ пользы бывая, и словом и деломъ, иже и самому царю въ слух прииде и патриарху, иже и к себе призываху праведнаго, и дивляхуся словесемъ его и разуму. Въ то же время патриархъ Афанасие дивный соборъ състави на некоего Варлама, акиндиньскыя ереси началника, иже Ариава мысляща и Македониева[379] и Владычнее преображение глаголаше привидение быти и многи улови во свою ересь. Патриархъ же со всемъ соборомъ Варлама еретика от церкви отлучи и съ его единомысленики, и проклятию предаша. Он же не преста, пиша и возмущаа церковъ, и многи прельсти. Призванъ же бывъ Стефанъ къ царю по обычаю и по многих беседах рече: «О боговенчанне царю, многих преже тебе бывших превзыде всякими нравы добродетелными и смирениемъ, но о едином не вемъ, како погрешаеши, еже есть глава всему и венець царствию, о немже апостоли подвизашася и мученици плоти не пощадеша, еже есть благочестие». Царь же рече к нему: «Како убо о благочестии насъ мниши погрешати, глаголи убо, о друговъ изряднейши!» И Стефанъ отвеща: «Явлено есть, о царю, презирающему пастырю волчий въ стадо вход и не отгонящу их, такову же быти и тому зверю, аще и пастыря носить имя, и аще злославныя не отгонить, и той зълославенъ судится ото иже умъ имущих. Несть праведно, о царю, царствиа саномъ почтену тебе и толику стаду от Христа пастырю поставлену, того враги во своемъ стаде дръжати, но яко волкы душетленныя отгонити далече и съ Давидом пети: “Ненавидящаа тя, Господи, възненавидех и о вразех твоих истаях, совершенною ненавистию возненавидех их, и въ врагы быша ми”,[380] — и ото всего своего царствиа да повелиши их изгнати. Сице аще сотвориши, церковныа уставиши раздоры и миръ глубокъ даруеши православным, и царствиа скипетры возвеличиши, истиненъ царь истинным христианом будеши, истиненъ пастырь, и ото общаго Владыкы мьзду приимеши — небесъное царствие». Сиа слышавъ самодръжець, премудрости и словесному разуму мужа удивляшеся, много того благодаривъ и похваливъ, рече къ сущимъ въ полате: «Вельми сей мужь в разуме великъ и умныма паче очима многозрительнийши, аще и телесныя сему затвориша». И абие царь повеле Варлама связана к себе привести. Возвести же ему некто от полаты еговы ереси, он же въскоре въ Рим отбеже. Царь же повеле его единомысленики изгнати из града, и изо всех градовъ и весей съ безщестиемъ изгоняти, изо всего своего царства.
Что же по сих? Пятое лето Стефану въ заточении совершашеся, и на праздникъ чюдотворца Николы бдению всенощному совершаему, и запалению свещамъ много, и кажению, и чтению положену житие и чюдеса святаго, Стефанъ из глубины душевныа моление принося и ото многаго труда мало въздремася, зрит очима сердца великаго Николу и к ногама его припад, милости прося. Милостивый же онъ рече: «Рех ти преже не скорбети и показах ти въ своей руце твои зеници, и ныне посланъ есмь исполнити». И воздвигь его и крестное знамение на лици его сотвори, очию же его краи перъстными коснувся, рече: «Господь Исус Христос, иже слепаго от рожениа воочивый, той и твоима очима первый даруеть зракъ». И овъ убо невидимь бысть, Стефанъ же, възбнувъ, трепетенъ бысть — о, неизреченнаго ти милосердиа, Христе! — зряше якоже и преже.[381] И много со слезами благодаривъ и никомуже объяви до времени, но, по обычаю, убрусом закрывъ очи, хожаше съ жезлом. И по мале меньший сынъ его преиде от сеа жизни.
Образ же возвращениа его во свое отечество сице бысть. Посылаше самодръжець греком къ зятю своему серпьскому кралю, да послеть ему воиньстьво на помощь. И болгарене тогда южьная вся подъ собою сътворивше и со множествомъ вои на востокъ грядяху. Посла же с ними и настоятеля обители Вседръжителявы, идеже Стефанъ заточенъ. Его же призвавъ наедине краль Милутинъ о сыне вопрошаше. Чюдный же онъ: «О многострадалномъ ли и вторемъ Иове[382] вопрошаеши мя, о владыко? Недостойна твоа держава вся, аще и тмами житиа твоего будутъ лета, противу Стефановыя нищеты; якоже многоценьное сокровище стяжа того обителъ и весь царствующи град!» И вся сказавъ ему и еже на еретики подвигъ его. Слышав же краль и отеческим милосердиемъ подвигъся, нача плакати, и посла къ царю греческому въскоре к нему послати Стефана. Царь же с радостию, и многы дары давъ, отпусти его, ихже дастъ во обитель Вседръжителя. Пришед же ко отцу, он же со слезами лобзавъ его с радостию и проситъ у него прощениа о съгрешении, еже к нему. Христовъ же подражатель себе повинна сътвори, и рыдание отца утешивъ, и прозрениа своего не объяви ему, ни иному кому, такоже ни въ Цареграде, но по обычаю, убрусом очи закрывъ, хожаше, яко да не паки завистию угасять ему богоданныа очи. Потом же повеле ему отець въ Диоклитийстемъ месте пребывати. Он же паче добродетели прилежаше.
ГЛАВА 198
По сих же, отцу его скончавшуся, и погребенъ бысть во обители, иже от него създанней — Баньско убо место именуемо,[383] ради текущих теплых вод — въ церкви первомученика Стефана. По преставлении убо отца Стефанъ убрусъ ото очию отвергъ, светелъ лицем, светлейши же очима собравшимся является и на достойное тому Серпьское царство препоясуется. И вси сущии въ власти к нему притицаху.
Коньстянтинъ же, иже того брат ото иныя матери,[384] доволно воиньство собравъ и пославъ скоро, уступити царствиа веля: «Несть, — рече, — слышано от века, слепу быти царю». Сиа рече, укаряа его. Стефанъ же къ соборной церкви преже иде поклонитися, и тамо архиепископъ Никодимъ венцемъ царствиа украшает главу его и всемъ илирическым языком поставляеть царя. И оттуду въставъ, къ брани идяше. Да якоже близъ быша обои полци, и, милосердуя о брате, милостивая она душа посылаеть к нему таковая писаниа: «Стефанъ, милостию Божиею царь сербом и отеческому наследию, еже страхом Божиимъ правити того люди, брату превожделенному Коньстянтину, радоватися! Престани, еже начинаеши ратовати со иноязычники своя люди, но усердно прииди, да узримъ другъ друга, и санъ вторый, яко сынъ царствиа, приимеши. Довлееть мне и тебе в толице ширине земля жительствовати, не бо азъ есмь Каинъ-братоубица, но Иосифу другъ-братолюбець,[385] его же слово к тебе глаголю: “Не бойся, Божий бо есмь азъ! Вы совещаете о мне злая, Богъ же совеща о мне благая, якоже ныне видиши”». Он же ни мало слышати восхотевъ, но на брань устремися.
И сражению бывшу, многа убо трупиа падоша, и побеженъ бываеть онеправдовати нашедый, и сам Коньстянтинъ падаеть умилено, таково приобретение получивъ своего непокорениа, не ведый не точию царство, но и малыа вещи — аще Богь не благоволит, не можеть самосмышлениемъ человекъ получити. Того же убо людие укланяются къ Стефану. Стефанъ же убо вся в руку имый, и елико царствиа простирашеся высота, толико смиряше себе, и землю, и пепелъ, червь, и не человекъ нарицаше себе, и не точию слезами постелю омакаше, но и на въсякъ день совесть слезами омываше, и архиерею и ереомъ выю преклоняше и почиташе их яко Божиа слуги, такоже и иноки любляше зело, яко отлучивших себе Богови, и почиташе их и потребными удовляше. Восхоте же обитель темъ създати[386] и велие желание имый о сих, и в ней храмъ во имя Вседръжителя и другий чюдотворца Николы, столпы и помостъ мрамориемъ различным и всякыми красотами, егоже не возможно изрещи, и кругъ оградъ каменъ, и въ стенах келиа мнихом, на месте глаголемемъ Деченя. Не мощно же и красоту места того изрещи. И сам ту пребываше, дондеже вся съверши. И удовли обитель всими потребными сосуды златыми и сребреными, и ризами многоценными, и всеми такоже телесными потребами доволно устроивъ, всякими доходы, еже есть нужно на строение обители и всем сущим в ней, и великому Николе другую церковъ близ обители въздвиже.
По инех же царех бысть въ болгарех царь Михаилъ.[387] Сей, покоривъ себе прилежащаа страны и собравъ многы языки, прииде и Серъпское начальство хотя себе покорити. Повеле же Стефанъ сопротивных созрети, и бе по тысящи съпротивных противу пятимъ Стефановым. Христианьственейши же Стефанъ посылаеть о миру къ царю болгарьскому: «Почто, — глаголя, — тружаешися погубляти болгарьскиа и серпьскиа роды? Доволенъ буди своими и не приражайся Богу, не желай, яже онъ инем дарова. Аще ли силенъ еси, на варвары вооружайся, а не на Христовы люди, имже азъ пастырь по того благодати. Помысли, колико крови христианьскиа пролиятися имать и колики матери обезчадятся! Сих всех истязати имать Богъ от тебе.[388] Сих ради остави нас мировати и къ своим възвратися, иже бо чюжая желаяй и своя погубить». Слышавъ же онъ сиа, яко зверь рыкну, яко: «Аще не приидеть, — рече, — заутро и падъ, непобедимыя нашая дръжавы ногу на своей выи поставит, связана, пославъ, приведу сего и, умучивъ того, смерти предамъ». Стефан же слышавъ сиа — о блаженныя надежа! — из глубины въздохнувъ и «Господь мне помощникъ, — рече, — и не убоюся! Что сътворить мне человекъ?» Урядивъ полки и сыну вручивъ их, сам же вшед в сень, Богу моляшеся со слезами. И изшед наутрие из сени, лице от молитвы просветлено имый и сыну рече: «Иди, глаголю, чадо, и Господь послеть ангела своего предъ вами, пишеть бо: гордымъ противляется, смиреным же даеть благодать».[389] И сражению бывъшу, побеженъ бысть и ятъ болгаромъ царь и убиенъ; еже инемъ готова, самъ пострада. Болгаре же студа исполньшеся и многи погубивше, Александра, того нетиа, царя поставльше,[390] во своя возвратишася.
Стефан же съ победою во своя возвратися и со всеми прииде во обитель Вседръжителя и веселяшеся о красоте ея и победительная написоваше Христу царю. Таже съзидаеть другую обитель недалече отъ тоя, келиа часты и добросоставны, одры и постелями и одежами и всякими потребами удовливъ телесными, и собираеть во всем своем царстьвии много зело стражющих братий, различными недугы и старостию слячены, и изгнивша лица имуща и прочаа уды — позоръ умиленъ воистинну милостивыхъ очима и слезам виновно зрение. Постави же темъ строителя от полаты, мужа добра зело, и на всякъ день коегождо хотению повеле упокоивати их пищею и питиемъ, вина и миро благоуханиа кь прохлажению восходящаго распалениа недуга и утолевати болезни, и во всемъ темъ угожати повеле. Но и самъ тамо часто прихожаше во образе воина пенязя подоваше, ово же и явно во дне сим поклоняяся и плоти страдалныя целуа со слезами, словеса утешная к нимъ беседуя и сих похваляа, яко ради временьнаго страданиа царствию бесконечному сподобятся, многажды же и всю нощь с ними беседуяше. И не мощно всех добродетелей его писанию предати. Но прочее повем мучениа его конець.
По утренемъ славословии Стефанъ успе мало на одре, и предста ему великий Николае и рече: «Уготовися прочее, Стефане, ко исходу, Господеви наскоре предстати имаши». О добраго възвещениа! Возбнув же и со слезами Бога благодаривъ, такоже и вестника, святаго Николу, давъ же множество злата обоимъ обителемъ съхранити на потребу, прочая же сам раздоваше.
Стефанъ же, сынъ его, иже глаголемый Душана, многажды уязвленъ бывъ желаниемь царствиа и не могий терпети стремлениа пламень, много съ собою воиньство имея и от началных вельможь, во Аръванитскую приходить землю и тамо на все царствие опоясуется содръжание, и ото отеческыя области сию отъемлеть. Уведев же сиа, кроткый Стефанъ посылаеть к нему многажды неподобная оставити и въ единьстве жительствовати, и по мале благословению и царствию причастнику быти. Но не рачи послушати на зло уклонивъшаяся душа. Стефанъ же, Божию суду сиа оставивъ, сам на болшая добродетели подвизашеся, и гонение сыновнее по Давиду терпяше, и яко Иовъ глаголаше: «Аще благая приахомъ от рукы Господня, злых ли не терпим!».[391] И воеводамъ, нудящим его послати на сына, да «страх, — рече, — поне въ душу его вложиши, еже не воевати на тебе», — он же не послушаше, но ожидаше возвещеннаго ему конца и нищимъ и страннымъ прилежаше. Время же благополучно обретъ, сынъ, купно и наветникъ, со многими силами пришед, отца ятъ и съ женою и с чады и во инъ град, в Вяченъ, повеле отвести и по малех днех удавлению, горчайшей смерти осужаеть.[392]
Оле того немилосердию и безчеловечию! Как не помилова отеческую утробу? Како не ущедри родителную старость? Како не помяну рекшаго: «Чти отца и матерь»! Како же злыа слугы злаго владыкы смеша бо зрети на священнолепное оно лице и того святей выи прикоснутися убиственыма рукама! Како не усхоша темь скверненыя рукы и очи не ослепоша? Но како хотяше мученикъ быти, аще не сице? Единъ же жребий есть мученичества, а мнози же смертем образи. И тако блаженную душю Господеви предастъ. И положенъ бысть во своемъ манастыри, многая чюдеса творя.
И по седми лет явися еклисиарху, повелеваеть изяти тело свое от земля. И обретоша цело и благоухание испущая, чюдеса творя, вратаря же слепаго просветивъ. И некто от воевод, емуже порученъ манастырь святаго въ сохранение, оскоръбляше игумена и братию мучаше, сущую въ манастыре святаго мученика и царя Стефана, и манастырьскаа разграбляше. И грядущю ему въ манастырь съ буестию, явися святый и зъ коня низвергъ его и два гвоздя вонзе в гортань ему до грудей. И тако въ той день, мучим, умре.
Потом же брани межиусобной бывающи, посланъ бысть инъ от царстьвующих въ соблюдение святаго манастыря, именемъ Юнець. Сей паче прьваго оскорбляше и мучаше игумена и братию и ничтоже имъ на потребу даяше, но вся отъятъ и себе усвои. И братиа же со игуменомъ моляху святаго Стефана избавити их от одръжащаа беды. Юньцу же отшедшу на войну, зрить тамо во сне, яко быти ему въ манастыри, и въ церкви сретаеть его страшенъ некий мужь, царскими одежами украшенъ, от места изшедъ, идеже рака святаго мученика стоит, брадою долгою и проседою, и удари его лампадою по лицу и по персех. И от зелнаго ударениа преломися лампада. Юнцу же бежати мнящуся, святый же, того постигнувъ, оставшимъ от лампады якоже копиемъ удари посреди лядвий и въ хребетъ и в десную мышцу, рекъ: «Се тебе мъзда, яко да навыкнеши не сверепитися на мою обитель и люди!» Он же, рыкнувъ якоже зверь и от сна въскочивъ, и зело болезноваше, исповеда имъ бывшее и, не хотяй, принесенъ, въ манастыри лежа седмь седмиць, согнивающимъ плотем же и костемъ прободеных местъ, яко и внутренимъ зретися, языку отпадшу и зубом, и от смрада всему манастырю стужати. Многа же и ина знамениа творяше святый въ славу Богу. ...
ИЗ ГЛАВЫ 199
При сих же царих греческых Андронице и при сыне его Иване[393] въ Серпьской земли деспот бысть[394] Стефанъ Душана по безаконии, еже сътвори отцу своему, святому кралю Стефану, убивъ того и сотвори мученика, себе же отцеубийцу и мученика убийцу, и сего ради не много пребысть в жизни сей, а сынъ его Урошь[395] бысть безчаденъ. И во дни их бысть нашествие безбожных агаренъ и церквам опустение и пленение и межюусобныа рати. ...
ИЗ ГЛАВЫ 201
При сем цари Иване Палеолозе бысть краль в сербех Волкошинъ, да брат его деспотъ Углешь.[396] Сей доблественый мужь деспотъ Углешь подвиже брата своего, Волкошина краля, и греческаго царя Ивана Палеолога, еже послати греческую войску с ними, и иныя подвигоша вельможа многыа негде до 61 000 избранна войска. И поидоша въ Макидонию на изгнание безбожных турокъ, не судивше, яко гневу Божию никтоже можеть противу стати. И сего ради не изгнаша, но сами от них убиени быша,[397] и тамо кости их падоша и не погребени пребыша. И многое множество ово убо во острии меча умроша, ово же въ запленение ведени быша, неции же, гонъзнувше, приидоша. И толика нужа и злолютная облиа грады и страны западныя, и толика ниже очи видеста, ниже уши слышаста. По убьении бо мужа храбраго деспота Углеша просыпашася измальтяне и полетеша по всей земли, якоже птица по воздуху, и овех от христианъ мечемъ закалаху, овех же въ запленение отвожаху, а оставших смерть безгодная пожже, от смерти же оставшии гладом погублени быша. Таковый бо глад бысть по всех странах, яковы же не бысть от сложениа миру, ниже потом таковый, Христе милостивый, да будеть. А ихже глад не погуби, сих попущениемь Божиимъ нощию и днию волци, нападающе, снедаху.
Увы! Умиленъ позоръ бе видети: оста земьля всех добрых пуста: и людей, и скота, и инех плодовъ. Не бе бо князя, ни вожда, ни наставника в людех, ни избавляющаго, ни спасающаго, но вся исполнишася страха агаряньскаго, и сердца храбраа доблественых мужей въ женъ слабейшая преложишася. Въ то бо время и племя серпъскых господ, седми род мню, конець приатъ воистину. Тогда ублажаху живии преже умерших. Быша же сиа в лето 6879-е, въ 20-е лето царства Ивана Палеолога греческаго царя. Потом же зьбирающимся людемъ, и призревъ Господь на воздыхание и слезы их, воздвизаеть въ Сербех великаго князя Лазаря,[398] благочестива и добра, емуже жена Милица, дщи Вратка князя, от колена великаго князя Волкана, сына святаго Семиона, от неяже роди великаго князя Стефана, Волка и Добравоя. Стефан же последи добродетели ради и мужестьва и деспотскому сану съподобляеться от греческых царей. ...
ГЛАВА 202
При сем же цари гречестемъ Иване Палеолозе великий князь Лазарь, обновляа опустевшая скипетры серпьскыа ото измаилтъ, и церкви, и манастыри, и грады созидая, и се внезапу от Перскых странъ въ западныа страны серпьскыя преселяються измаильтяне. Повем же о них известно, откуду начало приаша власти.
Бяше некий царь, именемъ Хириданъ,[399] христианинъ верою, обладая странами, сущими посреди Перьсиды и Армениею, ныне же преименована страна та Ачамиа. Бысть же во улишение царей греческых обретеся царь странъ техъ въ царствующемъ граде, иже, въцарився, приатъ греческыа скипетры, братъ же его въцарися во отечествии своем во Ачамии, сый христианинъ, въ Перьскых пределех. Неции же подвигоша греческаго царя во отечество свое ити на брата своего, иже и поиде со всеми силами. Слышав же царь ачамийски, возложи на ся иноческый образ и сретает брата своего царя пешь. Увидев же царь греческий, кто есть, внезапу и той ис коня сседает и любезно целование дастъ брату. Вопросив же, чесо ради сотвори се. Он же отвещавъ ему: «Кое мне есть приобретение и полза, еже толикимъ кровемъ пролитию виновнику быти? Отець нашь умре, по приатию же и дедъ и прародителие вси. Веде, яко и азъ умрети хощу, сынъ же мой единъ сый и то изьмлада о власти не радить, но понеже юности ради инокъ не может быти, суть манастырие, иже отци наши създаша въ языце нашем, дажь ему списаниемъ, еже окоръмлятися от них, прочее же дажь, ему же хощеши».
Царь же умилився и вся по воли его сътвори. Оттуле же сынъ его и сына его чада обладаху странами своими, служаще греческому скипетру. Превозмогающимъ же измаилътомъ и восточныа страны отъемшимъ, привлекоша страны оны, паче же дръжателя тех странъ въ скверную их веру, с ними же и всехъ покориша отступити от христианьства, увы! Правнукъ убо царя оного, иже облечеся во иноческый образ, въ той сый злой вере агаряньской, именемъ Арканъ,[400] его же пръвый сынъ Сулимень.[401] Сей Сулимень, приемъ скипетры его въ западная преведе, живу сущи отцу его Аркану, на Калиполи море преиде, отвори путь и прочим, при цари гречестем Андронице, имущу рать со братомъ своим.[402] Умершу же Аркану, умре же и сынъ его Сулимень, въздвизается сынъ юнейши Аркановъ, Амурат[403] глаголемый, и покори множайшиих иже на востоце и на западе и Турьчесъкую страну — и сего ради турьский царь нарицаем. Прочее же и на благочестиваго великаго князя серпьскаго Лазаря вооружается. Сей же не стерпе прочее ждати Христовы овца разсекаеми и попленяеми, но яко пастырь добрый устремися противу волковъ, яко да избавит порученное ему Христомъ стадо, или сам за них душу положивъ сосведельствовати мучениемъ скончается.
Бывшу же сражению обоимъ полком на месте, нарицаемемъ Косове, бе же некто благороденъ зело и веренъ сый великому князю Лазорю, именемъ Милошь, емуже завидяще, клеветаху на нь, яко не праве служить ему, той же обретъ подобно время, хотя показати веру и мужество, скоро устремися къ началнику агаряном Амурату, сътворивъ себе яко бежаща от великаго князя Лазаря, ему же разступишася агаряне и путь сотворше. Он же, близ бывъ гордаго началника агаряньска Амурата и ополчився, вонзе мечь въ того сердце и мертва показуеть, ту же и самъ от них убиенъ бысть, чюдный того слуга. И сих ради первее убо одолевають сущии с Лазоремъ, потом же сынъ того царя Амурата Баозит возьмогаеть пакы и въ той самой брани одолеваеть, Богу тако попустившу, яко да блажены сей князь велики Лазарь, мучениа венцемъ увязется и сущии с ним. Повелеваеть убо безаконный мечем того убити, Христа исповедающа, и сущии с ними моляхуся преже посечени быти, яко да не видять кончину его. Бысть же сиа брань в лето 6897 июня 15. Той же убо мученичества конець приатъ и видиться ныне яко живъ, в нейже сам създа великую обитель, глаголемую Равница.[404]
Левъ же онъ, иже и Громъ нареченый по своему их языку,[405] сынъ Амуратовъ, емуже имя Баозитъ, спешно възвращается къ востоком, еже сести на престоле отчи и отовсюду царствиа утвердити, покорити же восточная и Турьческую страну. Сего ради турьский царь глаголеться.
Сынъ же первый великаго князя Лазаря, князь великий Стефанъ,[406] остася с материю своею еще сый мълад и с братом своимъ Волком. И не точию ото изьмаилтъ, но и окрестънии и единовернии на брань вооружишася. Потом же присылаетъ гордый онъ царь Баозит, сынъ Омуратовъ, въ Серпьскую землю, прося покорениа и службы, занеже многы страны приатъ и покори царя Срацимира болгарьскаго,[407] и обранашьскыя, и басаньскыя держателя. Приатъ же и Селунь[408] и ины грады у греческаго царя. К ним же просить у великиа княгини серпьскыя меншую дщерь ея Оливеру въ жену,[409] и сего ради обещавается сына еа, великаго князя Стефана, имети въ сына место и землю не воевати, но соблюдати. Они же с советом патриарха и всего священаго собора и всего синьглита въдають сию въ жену великому амире Баозиту, яко да спасено будеть христоименитое стадо от волкъ, губящих е. И оттуле порабощена бысть Серпьская земля измаильтьскому царю Баозиту, и на всяко лето самому Стефану и з братомъ Волком и со всеми своими въ служение приходити ему.
По сих же гордый онъ царь Баозитъ, с ним же и великий князь серпьский Стефанъ неволею, поиде и прешед Дунавъ реку, умышляеть брань на угры и волохи.[410] И брани бывъши с самодръжавным великим воеводою волошьскым Иваном Мирчомъ, и множество неизреченно кровемъ излитие, идеже краль Марко[411] и Коньстянтинъ погибаютъ. Глаголютъ же, яко блаженый Марко рече Коньстяньтину: «Азъ молю Бога, еже христианом быти помощникъ и первый мервець на рати сей буду». Потом же царь Баозитъ смирение сотвори с ними и отоиде во своя. И убо царь Баозитъ многы страны повоева, приходит и на царствующий град.[412] Слышав же царь угорьский, иже и немеческый нарицается, и сарматийский, и германийскый, и вретанийский, и угорьский, со множеством вои преиде Дунавъ и борет Никополь.[413] Слышав же царь Баозитъ, оставль царствующий град и съ яростию устремися на нь. И сражению бывшу, пръвее убо краль воспящаеть агарянъ, потом же царь Баозитъ, вся скипетры обътекъ, утвержаеть молениемъ и учением: «Аще, — рече, — нас победять, будемъ мы и чада наша во острии меча. Уне есть нам единою умрети или, победивше, великая благая приобрести». Они же, от сих глаголъ укрепившеся, победиша кралево воиньство безчисленое: ови изсечени, ови въ Дунаве истопишася, инии же въ царствующий град бежаша. Баозит же приходить на Угры и много поплени и грады приатъ многи.
ГЛАВА 203
В лето 6899 по Иване Палеолозе нача царствовати сынъ его Мануилъ[414] въ Цариграде и царствова 33 лета. Утесняемомъ же скипетромъ греческым ото агарянъ предреченным турьскым царемъ Баозитом, царь Мануилъ остави въ Цариграде благочестиваго царя Ивана, анепсея своего, сам в Римъ отоиде, еже соединити церковъ и заедино подвизатися на агаряне, занеже многа тогда лютая содръжаху царствующий град, и отовсюду пути удержаваху агаряне и изгономъ и безвестно нахожаху. Благочестивыи же народи, повсегда затворени во граде, гладом погибаху, нищии же ко агареном нощию бегаху. Таковыа ради нужа сущю в Риме Мануилу, царю греческому, прииде перскый царь Темирь,[415] якоже левъ яростию дыша и, победивъ, ят царя Баозита, хвалящагося расхитити царствующий град.
Страна некая есть между яко быти Индеи къ северным странам и восточным, именем Арарь, нарицаеть же ся Междоречие, занеже двоим источником окружающимь ю. В той стране сынъ некоего места старейшины именем Темирь, сверепъ зело, иже шедъ разбойническы, порази некиа пастыря и взят овца их, идеже устреленъ бысть в ногу и от того хром бяше и сего ради Аксакъ нарицаемъ. И от сего приобрете имение, стяжа же и тысящу мужей и с теми изгоном устремися на некоего началника месту, емуже имя Камарадинъ, иже имяше под собою десять тысящь мужей. Темирь же победивъ и сего, приатъ страну ту, и с теми десятью тысящь ополчися такоже изгоном на самаго началника перъсом и, вшедъ в Персиду,[416] ятъ и самаго началника, и всеми персы облада, и бысть вой его сто и пятьдесятъ тысящь. По сих же окрестьныа страны вся покори, и стяжа множество богатства, и вся погубляа восточная, мало не всю Елладу[417] обтече и о западе хваляшеся. Царь же Баозит восточна и западная поядая и царьствующий град хваляся восхитити. Темирь же посылаеть к нему, дани и послушная от него прося. Царь же Баозитъ вознеистовися, на брань готовляшеся. Ожесточи бо его Богъ, якоже фараона,[418] и советникы своа не послуша; избраный бо его рече к нему: «Послушай мене, господи: елика требуеть, дажь въскоре, убо сей инуду уклонится». Он же рече: «Уне ми есть, победивъ, вся приобрести или въ мужестве умрети». Рече же ему советникъ его: «Еда, господи мой, некоим образомъ обое погрешиши?» Баозитъ же не послуша его. И убо персинъ возъярися, покрываа горы и поля воиньствы. Баозитъ же собра воя восточныя и западныя и серпьскаго князя Стефана, поиде противу Темиря. И сражению бывшу, побежаеть Темирь,[419] и ухващенъ бываеть турьскый царь Баозитъ, егоже в железной клетке с собою возяше. И пришед советникъ его, идеже держимъ бе Баозить, рече ему: «Вижь, господи, глаголы моа не збыша ли ся?» И плакася несоветиа своего горко. Бысть же сиа брань в лето 6911.
Темирь же къ югу и Египту странами и мало не всю Елладу обътекъ, егда же стену Дамаска низложи,[420] восхоте и на Иерусалимъ ити. Реша же ему, яко всякъ от века озлобивый Иерусалима от Бога казнимъ бываше, сего ради кь Иерусалиму шествие оставляет, но обаче по востоку прошед. И колика злая от него приаша жителие странъ тех, иже не покоряхуся ему: въ ровы съ женами и детми повелеваше засыпывати, и зверемъ въдаваша, и иныа различныя казни. Виде же много отрочатъ пометнуто и плачющихся, еда како на милость преложится, безбожный же Темирь множество отрочат узревъ, повеле конми сих попирати; «Таковеми, — рече, — свободих их от злобы и труда мира сего». И ина подобна симъ многа сътвори.
И некое царствие въскрай моря непроходимо высоких ради горъ, приити к нему единою стезею, и на той стези столпъ крепокъ създанъ есть, соблюдая стезю ту, и врата железна. Приидоша же к нему послы от царя того. Темирь же питъ крови много зело. И пришедшим послом к нему, сътворися пред ними, яко боленъ зело до смерти, и творяше по воли их и глаголя с ними, нача кровъ ону блевати, яко уже умирая. По мале повеле послы отпустити, глаголюще, яко умре Темиръ. Они же с радостию поидоша возвестити царю своему. Темирь же, въставъ нощию, устремися и обрете столпъ онъ неуторженъ и того взят. Во утрие же постигъ, и страну разрушивъ, и началника ея ем.
И таковая творя, всюду обтече, якоже крилат, и держателя и царя нигдеже оставляше, но вся изсецая и потребляа, и похваляяся, глаголаше: «Александръ Макидоньскый яко на поругание себе всю землю обтече, малы дары и поклонениа тому подаяху, он же и болша тех подаяше». Паки же Темирь глаголаше: «Северьскыми странами на запад приити, Индею же з западом и амазоны и вся конца воевати и тамо таковая сотворити», — не ведый, яко изыдеть духъ его, и възъвратится в землю свою, в той день погибнуть вся помышлениа его. Възвращаеть же ся Темирь въ Персиду, приятъ же и Асирию, и Вавилоньское царьство,[421] и Севастию, и Армению, и вси Орды поплени и прият и Синюю Орду, еже есть близ Индеи, и Сарай Велики, и Чегадай, Тевризи, и Горзустани, Обези, и Гурзи, и оттуда поиде во Охтой, приатъ и Шамахию, и Китай, и Крим[422] и, ополчися, поиде къ Великой Орде. И сеяше просо за шесть месяць, еже прекормити толикое множество воиньства его по тех пустынях до преднихъ странъ мира, бяше бо болши четырех сотъ тысящь.
И пришед в Великую Орду и царя Тахтамыша, победивъ, прогна.[423] И оттуле возгореся акаянный яростию на Русь поити. И царя турьска Баозита в железной клетьке с собою вожаше. И прииде близ пределъ Рязаньскиа земля[424] во дни благочестиваго великаго князя Василиа Димитреевича и взя град Елечь и князя Елеческаго поималъ. Бе же страх на всей земли Руской. Князь же велики Василие Димитреевичь стояше на брезе Окы рекы, посла в Володимерь по икону пречистыя Богородица, еяже, глаголють, Лука еваньгилистъ написа. Принесоша же ея с Пирогощею во едином корабли из Царяграда. Князь же Андрей Боголюбьский принесе ея с Киева в Володимерь и вкова на ней злата боле 30 гривенъ наших рускых, и камениемъ и бесером украси. И егда прииде образ Пречистыа, усретають ея святители со всем народом, молящеся со слезами. Темирь же, стояше 15 день на едином месте, и егда прииде образъ пречистыа Богородица, прииде на него страх и трепетъ, и, гонимъ гневом Божиимъ, отоиде. Великий же князь и вси людие праздникъ светелъ сотвориша, и церковъ воздвигоша, и празновати предаша чюдо пречистыа Богородица.
Темирь же во отечество свое возвратися, Орарь глаголемое. Таже паки воздвигся со всеми воиньствы, прииде во Охтой, помысли паки ити ко Ординьским странам и к Руси, и в сихъ пределех озимъ, и ото многиа зимы множество вой его изомроша. И возвестиша ему, яко 118 шатров осташа пусти, он же, 20-ю кожюхи одевся, иде сам видети. И не возможе видети всех студени ради и возвратися въ станъ. И от таковыа студени вредишася внутренеа его. Онь же, собравъ врачевъ, они же даша ему месть варенъ, и пивъ, расторже ютробу его. И шесть дни лежавъ, и потом кровъ поиде усты его и афедроном, и по трех днех умре. Воиньство уже его разыдеся кождо во своя. Сынъ же сего Темиря удръжавъ персы, внукь же его и ныне обладаяй персы, именем Шарухъ.[425]
Пленену же бывшу турскому царю Баозиту, дети его удръжаша восточнаа: первый сынъ — Мусулманъ[426] — утвердися в западных; 2 — Мисиа,[427] иже прибегъ в Туркы; 3 — Асбегъ нача жити во Анаталии, дондеже и Мусолманом убиенъ бысть; четвертый — Махамет[428] султанъ — в горней земли, иже после всех царствовати начатъ.
По той же брани случися и греческому царю Мануилу от Рима приити к Калиполю, идеже больший сынъ царя Баозита прииде от востока, царь Мусулманъ. И ту убо царь греческый Мануилъ с ним друголюбие сотвори крепко, якоже отець с сыном. Тогда убо Мусулманъ и Селунь возврати в рукы греком. Сему же Мусулману вся дела блага бяху, точию виномъ порабощенъ бе, имьже не по мънозе животъ и царство погуби. Приходит убо царь греческый Мануилъ въ Царьград, емуже яко отцу повинуся царь Иванъ, анепсей его, аще и понужаем от некых, но не восхоте на блаженаго Мануила руки подвигнути, в Селунь уклоняеться, того бо тому дастъ тогда во окоръмление. Распространи же ся тогда власть греческаго скипетра дажь до Визы и по морю Черьмному выше, о Силивриской же стране и прочее, еще же и Ахайскыми с Селуньскими. Царь же Мануилъ седе на престоле своем, благодаря Бога, изводящего въсквозе огнь и воду в покой.
Потом же царь Мануилъ присла к великому князю Василию Димитреевичю, прося у него за себе тщерь Анну,[429] еюже и отпусти со многою честию. И сотвори бракъ любочестенъ и всенароденъ на многи дни царь Мануилъ въ царьствующемъ граде и своим и посланьным пирьшество велико, и многотолъстотъны трапезы, и гостьбу велику. И посланных отпущает со многими дарми и поминки. Царствова же Мануилъ 33 лета и роди ото Анны царици сыновъ 6: Калуяна, Андроника, Феодора, Коньстянтина, Димитриа, Фому.[430] ...
ГЛАВА 204
По Анкирьской убо брани, егда Темирь победи и ятъ и отведе царя Баозита и вся его поплени, и сестру Стефанову, великаго князя серпьскаго, иже бе за Баозитомъ. Князь же велики Стефанъ посылает къ Темирю послы и изводит ея от пленениа, сам же въ царствующий град приходить и с братом своим Волком и тамо от царя греческаго Мануила, еще живу ему сущю, деспотскый санъ приемлеть, и, много почтивъ его, отпусти.
Приходить же деспот Стефанъ и с братом своимъ во свой град Новоброд, град сребреный,[431] воистину и златый. По убьении же Баозита царя свободися Серпьскаа земля[432] от ярма и покорениа бесерменьска, и оттуле деспот Стефанъ самовластець и господарь всей земли Серпьской бысть Божиею милостию. И объходя землю отечества своего, инех смири, иная же себе покори, и елици въ прежнея времена гради и места восхищени быша от серпьскиа власти, сих к себе приторже. Также преходя, обрете Белъград,[433] егоже преже угри восхитиша, егоже ото Угорьскиа земля по смирению взят. Сей бо Белъград аще и въ пределех серпьскых лежим есть, но яко на сердци и плещах Угорьскиа земля ляжа бяше. Таже и прочая грады своя, елици турки восхитиша самовластьно, взят.
Начат же множае пребывати въ Белеграде, занеже место града того зело красно, и морем, и реками, и пристанищи украшено, и отовсюду корабли к нему яко крилати со множеством благых прилетаху. Сего убо Стефанъ украсивъ стенами и царскыми полатами, паче же церковъю соборною, и архиепископию създа, и всеми потребами удовли, и в ней жилище иноком сотвори. Архиепископъ же той белоградскый, екъсархъ всей Серпьской земли. Създа же и церковъ во имя чюдотворца Николы, и яко манастырь всеми добрыми храминами и одры, и всеми потребными удовливъ. И собра в ню множество болных и прокаженых, насади же и сады многы на прохлажение тем. Потом же изообрет место красно, пустынно и потребно млъчанию и созидаеть храм во имя Живоначалныа Троица, и всякими добрыми украсивъ и живописателным художеством, и град около и въ стенах келиа. Собра же и множество инокъ боголюбезных и всеми ту, и всякими потребными удовли и сокровище день ото дни пологаше ту. Сътвори же себе и гробницу ту, идеже малом последи положися. Дасть же и иконы ту, златом и бесерием украшены, и множество книгъ, и сосуды, и ризы съ великим бесериемь и златом украшены, яко превосходити и Святыя Горы великую Лавру,[434] и светилники златыа. Призываетъ же и патриарха Кирила со всем Серпьскыя земля собором и сътворяеть освящениа храма въ день святыа Пятница. Нача же здати обитель в лето 6915. Приходит же и нищих множество, им же доволно милостыню подастъ, и повсегда сам нощию, по улицам града ходя, нищим одежа и златица подавая. И нехто единъ, многажды зашед, милостыню взят и, паки пришед, просяше. Он же давъ ему и рече: «Возми, татю и хищниче!» Он же отвеща ему: «Не азъ, но ты тать и хищникъ, со здешним царством и будущее царство крадеши и восхищаеши».
По сих же царь Мусульманъ, сынъ первый царя Баозита, присылаеть къ деспоту Стефану, во еже мирный заветъ сотворити, еже и сътвори. Самъ же Мусулманъ въздвизашеся къ востокомъ отеческыа власти взыскати и брата своего Асъбега, гоня, убиваеть и страны восточныа себе покори и Турьческую страну. Серпьская же земля по сложении мира с Мусулманом пребываше во смирении. Но не бяше терпети таковая лукавому: подвиже убо брата его Волка, и взят у царя Мусулмана множество воиньства, яко: «Да дастъ ми, — рече, — брат мой деспот Стефанъ половину отчины, и яз с нея тебе служю. Аще ли ни, и аз попленю и пусту сътворю ея». Деспот же Стефанъ не хотя стадо благочестивое, еже Господь свободи, паки турком поработити. Волкъ же со агарены обътекоша всю землю, пленующе и пожизающе и изсецающе, яко дивии зверие; потом же второе приходить со множайшими. Стефанъ же не изыде противу им, да не крови братней причастникъ будеть, ово же и навета бояся оставших с ним, занеже всех Волкъ превещалъ бе къ себе ово обещаниемь даровъ, ово же и прещеньми, посылая посланиа къ сущим у деспота. Деспот же, держа посланиа его в руку в дому своем въ Белеграде, плакаше пред образом Спасовымъ: «Вижь, Христе, — глаголаше, — яко неправедно на мя поучаются, и отроци мои быша мне предатели, яко же иногда твой ученикъ Июда, и соблюди до конца малое число оставъших у мене». Волкъ же со агаряны всю землю растлиша. Видев же Стефанъ сиа, разделяеть землю. Волкъ же служаше царю Мусолману с нетии своими, рекше с сестричичи и тем отеческую землю дръжащим, Стефан же во отлученней ему части живяше.
По сих же брата Мусулманова Мисию призывает угровлашьсъкий держатель, пребывающу ему в севернем востоце, и дает ему воиньство в помощь на брата его Мусулмана во отомщение свое. Посылаеть же Мисиа и к деспоту Стефану и кь брату его Волку, да поидуть с ним, такоже и къ нетиемъ его. Мусулманъ же сложися съ греческым царемъ Мануилом и со фруги. Увидев же Мисиа, яко хощеть Волкъ бежати къ Мусулману, восхоте его убити, деспот же изручаеть его, он же в той нощи побеже. Бывши же брани велицей, и побежаеть Мусулманъ Мисию. Мисиа же обретает Волка в Филипове граде[435] и повеле.его убити съ нетием его Лазаремъ. Таже ходя въслед брата своего разбойническы, и обретаеть его вином упившася во Андрианове граде,[436] повеле его удавити.
И начат Мисиа всеми скипетры обладати и сотвори миръ с деспотом Стефаномъ, Стефан же паки единъ самодержець бысть всей земли Серпьской. Мисиа же царь многи страны поплени и вооружается на деспота Стефана, Серпьскую землю конечному потреблению предати. Расписа же и грады вельможамъ своимъ и прииде в лето 6921, и многи грады поплени и приатъ Больвинь, и Липовець, и Сталакъ, и Коприанъ.[437] Сиа видевъ, деспот Стефанъ посылаеть восточному султану Махаметю, сыну Баозитову, меншему брату Мисиину, и сотвори с ним веру. И приходит Махаметь султанъ от востока, деспот же от запада, с ним же и угорьскыя воеводы и басаньскиа дръжателя. Мисиа же прииде в горы, хотя засещи путь, да нихто же убежить султановыхъ и деспотовых вой. Деспот же Гурга, нетиа своего, отпусти с воиньством. И бывъши брани, побеженъ бысть Мисиа и побеже, и утопиша его в реце.
Бысть же Махамет восточный и западный царь и всем турком, бяше же благъ и кротокъ. Приходить же и господинъ Гургъ, деспотъ же Стефанъ почтивъ его зело многими дарми, и благодаривъ Бога о всем. И тишине велице бывши. Он же милостыни по обычаю прилежа, странных и прокаженых питая, или ото инокъ кого слыша в млъчании живуща, обилно потребная посылаше ему. Устави же чинъ и служащих ему: ови убо въ внутрених ему предстояху, с ними же беседоваше о устроении своего царства, и повести деяше от писаниа и от слуха, и добре царствовавших и власть правивших благочестивно подражати глаголаше, злых же уклонитися, яко: «Путь, — рече, — нечестивых погибнет».[438] Вторый же чинъ устави въ внешней храмине, иже от внутрь сущих приимаху повелениа его. Третий же чинъ, иже вне предстояху, и от средних посылаеми творити повелениа его. Отрече же ся конечно всяких игръ тимпаньскых и мусикийскых: «Сиа, — рече, — во время брани прилична суть». Всем же служащим ему яко отець щедролюбивъ, и елики убо неисправлениа ради смири и от начальства отстави, или кто неверьствиемъ своимъ погуби или неслужбою, или инем коимъ образом нищь бяше, сих отеческаго и дедняго и прадедняго места не лишаше: «Ибо Богъ, — глаголаше, — о согрешении двема отомъщении не казнить», — и согрешьшаго, яко нища, Соломоньски милуа. Вси же предстоящии ему другъ къ другу благоговеиньство сохраняху, паче же ближнии его, и вопль и хула и смех или одежь несопрятание и не именовашеся в них. К сим же и очи свои сохраниша от всякаго объзираниа, и никтоже может ни от великих видети их. Се же чюднейше пръваго, яко и женьскою любовию не побежашеся.
Умре же нетий его Болша,[439] арбанашьский господинъ, деспот же Стефанъ поиде и приатъ за себе арбанасы. И еще ему в той стране, прииде съ Угръ вь Белъград Коньстянтинъ, сынъ Срацимира, царя балгарьскаго, и ту умирает в Белеграде в лето 6930.
Султанъ же Махаметь, сынъ Баозита царя последний, поживе во смирении, с коими изначала любовь положи, и умирает во Андрианове граде. Понужаху же деспота Стефана мнозии от его области, еже взыти ратию и приати страны его, он же рече: «Клятву положих къ султану, еже детем его добро сътворити». Сынъ же Махамета султана Амуратъ, менший же Мустофа, ему же греческый царь дасть помощь, и некиа страны на востоце приатъ. Посылаеть же на нь Амуратъ воиньство. Мустофа же изыде на брань из Никейскаго града и ту убиенъ быть. И бысть царь восточным, и западным, и турком Амуратъ, и сего ради на греки брань дръжаше, яко брату его помощь даша, с деспотом же Стефаномъ велику любовъ сотвори.
Потом же деспот нача множае болети ногама своима. И призва нетиа своего Гурга,[440] поставляет деспота всей Серпьской земли. По мале же и сам отходить сего света, в лето 6935 июня 19. Бысть же в той день къ Белуграду гром страшенъ, яков же никогдаже бысть, и тма по всей нашей стране, яко нощь мнети, и на захожении солнца мало просветлися. Плакавше зело, положиша деспота у Белаграда въ манастыри живоначалныя Троица и въ гробници, еже сам създа. <...>
ГЛАВА 206
При сем же Калуяне, цари гречестем, по Стефане бысть въ Сербех деспот Гургъ, нетий его. Царь же турьский Амуратъ,[441] уведевъ преставленье Стефаново, пришед ратью и приемлет град Крушевець,[442] и инии гради предашеся ему, предастъ же ся и Голубець град. Приходить же и на Новоброд, сребреный град, идеже сребро делаху, но не успе ничтоже и отоиде Амурат царь, зиме належащи. К нему же посылает деспот, смирениа прося о оставших. Он же по смерении некаа и возвращаеть деспоту.
И не точию от сих разрушение и беда належаше Серьпъской земли, но и западный угорьскый краль къ царскому граду прииде, глаголю же — преизящному и великому Белуграду, егоже по смирению сам деспотъ Гургь отдастъ, устрашився турокъ ради. Сим же сице бывшим, лепо и нам есть возгласити с пророком Захариемъ, якоже кь Иерусалиму: «Разверзи, Белъграде, двери твоя, и поястъ огнь кедры твоя, сиречь высокиа, и первожителя твоя!»[443] Зде же прочее и съ Еремиемъ пророком рыдати, яко новаго Сиона[444] — Белаграда — запустение: «Где воистину внезапу быша вся светлая и красная, яже внутрь и яже вне? Где лици веселящихся? Где церковная собраниа, торожества и молитвы и еже во окрестъная исхожениа? Внезапу вся в мерзость запустениа быша, вся горести исполнишася, храми разоряхуся и сожизахуся, людие изгоними бываху».
Бысть же и другое знамение, проявляа хотящая быти граду злая. В вечеръ суще глубокъ, нам еще не спящим, внезапу прихожаше со оноя страны рекама яко трубный гласъ и по малу возывашеся, дондеже в посаде мняшеся, таже предъ градом, таже по всему граду, пребысть же на три часы, и мнехомъ, яко воиньство некое прииде на градъ, яко изыти намъ со огнем и видети бываемое. Бысть же и ино знамение, еже из града взятися в воздух иже в велицей церкьви образы божественыя. Бысть же по чину, яко на втором пришествии: Царица убо и Владычица, Иоаннъ Предтеча со обоих странъ образа Спасова, два же на-десятных апостолъ по шести подобно со обоих странъ, еже мнехом въ славу и назирание града, се же бысть во оставление, увы! Преже же того яко искры пусти воздух на град, иже и возжизаху и паки погасоша; преже же сих вихоръ покровы церковныя, отъем, сверже на землю, и домы многи низложи, и дом сестры Стефана деспота. По сих же некто от сьтраны Мисикиа пришед, юродива себе творя, егоже дела сведетельствоваху сокровена раба Божиа, иже, ходя по граду день и нощь, горко плакаше, «О горе» и «Увы!» вопиаше, дондеже и деспоту Гургю ведомо бысть. Он же ему милостыню даяше, сей же, по своему обычаю, нищим сиа подаваше. Сие же знамение бысть не точию единаго Белаграда ради, но и последующаго ради запустениа всея земля Серпъскиа,[445] еже не по мнозе бысть от безбожных турокъ, в них же царь бе Амуратъ, иже многи грады серпьскиа поплени и покори, Богу тако попустившю грех ради наших.
ПЕРЕВОД
ИЗ ГЛАВЫ 197
ПРИ ТОМ ЖЕ ЦАРЕ ГРЕЧЕСКОМ АНДРОНИКЕ ПАЛЕОЛОГЕ, В ГОДУ 6790 (1282), БЫЛ У СЕРБОВ ЦАРЬ МИЛУТИН. ЦАРСТВО СЕРБСКОЕ
У святого Симеона родился Стефан краль, у Стефана — Стефан же, нареченный Урошем по имени прадеда своего, это был рябой краль. Он был отцом Милутину кралю, четвертому от святого Симеона. Когда правил он сербами, родился у него Стефан, великий столп благочестия, и венец царства, и средоточие добродетелей. И был ко всем благожелателен, и доступен, и милостив. И после смерти матери Стефановой краль Милутин вступил во второй брак, взяв за себя дочь греческого царя Андроника Палеолога, и родился у нее сын Константин. Царица же, видя, что всеми любим Стефан, возненавидела его, приходит к его отцу, обливаясь слезами и со скорбным лицом, словно бы о спасении его думая, и клевещет на праведного, будто он к ней льнет и против отца замышляет злое. Князья же советовали Стефану, собрав воинов, уйти в другую землю и так избежать зла от возводимой на него клеветы. Он же не захотел и возложил всю надежду на Бога. Что же далее? О беззаконие! Превозмогло женское коварство и угасило родительскую любовь: схвачен был праведный и очей лишен. Когда же лежал праведный, тяжко страдая, близ церкви святого Николы, и немного вздремнул он, и явился ему святой Никола и сказал ему: «Не печалься, Стефан, вот очи твои на моих ладонях!» И показал <их> ему.
Потом же был сослан Стефан в заточение в Константинов град с двумя своими сыновьями — одного звали Душман, другого же Стефан Душан. Андроник же Палеолог, тесть Милутинов, повелел Стефану пребывать безотлучно в монастыре Вседержителя.
Благой же терпел со смирением, больше прежнего стремясь к добродеяниям и всем в словах и делах служа образцом, так что и до самого царя, и до патриарха дошел слух <о нем>, и они призывали к себе праведного и дивились речам его и мудрости. В то же время патриарх Афанасий дивный собор созвал против некоего Варлаама, главы акиндинской ереси, мыслящего, подобно Арию и Македонию, и утверждавшего, будто бы преображение Господне было лишь видением: и многих увлек он в свою ересь. Патриарх же со всем собором отлучил еретика Варлаама и единомышленников его от церкви и предал проклятию. Тот же не успокоился, продолжал писать и смущать церковь и многих прельстил. Был как-то, по обычаю, призван Стефан к царю и после долгой беседы сказал: «О боговенчанный царь, многих до тебя бывших превзошел ты своими добродетелями и смирением, но не пойму, почему ты именно тем пренебрегаешь, что является всему вершиной и венцом царства, во имя чего апостолы совершили подвиг свой и мученики плоти своего не пощадили — говорю я о благочестии». Царь же возразил ему: «Почему ты думаешь, что мы пренебрегаем благочестием, скажи, о достойнейший из друзей!» И Стефан отвечал: «Известно, о царь, — если пастух не оберегает стадо от набега волков и не отгоняет их, то и он такой же зверь, хотя и именуется пастухом, и тот, кто не отгонит известного злом своим, тот и сам будет осужден как злой всеми, способными размышлять. Недостойно, о царь, тебе, пребывающему в чтимом царском сане и пастырем от Христа поставленному таковому стаду, врагов его в своем стаде терпеть, но следует отогнать их подальше как волков-душегубцев и с Давидом воспеть: “Ненавидящих тебя, Господи, возненавидел и гнушаюсь врагов твоих, искренней ненавистью возненавидел их, и стали они врагами моими”, — и прикажи изгнать их из всего своего царства. Если так поступишь, то прекратишь церковные распри, и прочный мир даруешь православным, и царский скипетр возвеличишь, явишься истинным царем истинным христианам и истинным пастырем и от Владыки всех дар получишь — царство небесное». Услышав это, поразился самодержец мудрости и разумным словам того мужа, горячо поблагодарил его и похвалил, и обратился к находившимся в палате: «Превелик разумом сей муж, а еще более — внутренним зрением, все видящим, хотя телесные очи ему закрыли». И тотчас же царь приказал Варлаама связать и привести к себе. Но предупредил того кто-то из окружавших его еретиков, и он поспешно бежал в Рим. Царь же приказал единомышленников его изгнать из столицы, и изо всех городов и селений с бесчестием изгонять, из всего своего царства.
Что же после этого? Когда уже шел пятый год Стефанова заточения, как-то свершалась служба всенощная на праздник чудотворца Николы, и горело множество свечей, и кадили, и читали, как положено, житие и о чудесах святого, Стефан от всей души молился и, сильно утомленный, немного задремал и увидел очами сердечными великого Николу, и, припав в ногам его, попросил о милости. Тот же, милосердный, сказал: «Поведал тебе еще ранее, чтобы не печалился, и показал тебе очи твои в своей руке, и ныне послан я все исполнить». И поднял его, и крестным знамением осенил лицо его, концами пальцев коснулся глаз его и сказал: «Господь Иисус Христос, даровавший зрение слепому от рождения и твоим глазам дарует способность видеть, как прежде». И стал невидим тот, Стефан же, проснувшись, вострепетал — о, неизреченное милосердие твое, Христос! — ибо стал видеть, как прежде. И долго со слезами благодарил и никому о том не сказал до времени, но, как обычно платом закрыв глаза, ходил с жезлом. И в скором времени младший сын его оставил этот свет.
Возвращение же его в свое отечество было таково. Послал как-то самодержец греческий к зятю своему, сербскому кралю, чтобы тот направил ему воинов в помощь. Болгары южные тогда все себе покорили и со множеством воинов двинулись на восток. С послами отправил и игумена монастыря Вседержителева, в котором был заточен Стефан. Его же призвал к себе краль Милутин и наедине стал расспрашивать о сыне. Чудный же тот: «О многострадальном втором Иове спрашиваешь меня, о владыка? Не достойна вся держава твоя, если даже будут долгими годы жизни твоей, Стефановой нищеты; обитель и сам царствующий град обрели его, словно многоценное сокровище!» И рассказал ему обо всем и о выступлении его против еретиков. Услышав же это, краль исполнился милосердием отцовским, заплакал и послал к царю греческому, чтобы скорее вернули ему Стефана. Царь же с радостию отпустил его, почтив дарами многими, которые тот передал в обитель Вседержителя. Когда пришел он к отцу, тот расцеловал его со слезами и с радостью и попросил прощения за грехи свои перед ним. Христу же подражающий себя виновным нарекал, и слезы отца своего утешил, и прозрения своего не открыл ни ему, ни кому-либо другому, ни в Царьграде, но, как обычно, ходил, прикрыв глаза платом, чтобы снова, позавидовав, не угасили бы ему Богом данные очи. Потом же повелел ему отец пребывать в Диоклитийском граде. Он же более, чем прежде, стал предаваться добродеяниям.
ГЛАВА 198
ЦАРСТВО СЕРБСКОЕ СТЕФАНОВО
Некоторое время спустя скончался его отец и погребен был в обители, им созданной, — место то именовалось Банским из-за протекавших здесь теплых вод — в церкви первомученика Стефана. После смерти отца Стефан сбросил повязку с глаз, и явился перед собравшимися светел лицом и светел взором, и на достойное его царство Сербское препоясается. И все власть предержащие к нему поспешили.
Константин же, брат его от другой матери, собрав большое войско, в скором времени посылает к нему и требует уступить престол: «Неслыханно, — говорит, — от начала мира, чтобы слепец был царем». Сказал это, насмехаясь над ним. Стефан же прежде всего отправился помолиться в соборную церковь, и там архиепископ Никодим возлагает на голову его царский венец и провозглашает царем над всем иллирийским народом. И оттуда направляется Стефан на брань. И когда сошлись оба войска, Стефан, это доброе сердце, жалея брата, направляет к нему такое послание: «Стефан, милостью Божьей царь сербам и отеческому наследию, в страхе Божьем повелевающий его людьми, брату, желаннейшему Константину, радоваться! Прекрати ратоборствовать с иноязычниками против своих людей, но поспеши прийти, и увидим друг друга, и второй сан, как сын царский, получишь. Следует нам с тобой на столь обширной земле нашей жительствовать, ибо я не Каин-братоубийца, а Иосифу друг-братолюбец, его же слово тебе повторю: “Не бойся, ибо я с Богом! Вы замыслили против меня зло, Бог же пожелал мне добра, как ныне видишь”». Тот же и слышать не захотел, но двинулся в бой.
И когда началось сражение, множество пало убитыми, и побежден был пришедший беззаконствовать, и сам Константин пал в сетовании, обретя таковое из-за строптивости своей, не способный не только царством править, но и простой вещи понять — если Бог кому не благоволит, то не сможет человек исполнить своего замысла. И люди его переходят к Стефану. Стефан же, все в руках своих имея, несмотря на то, что на высоту вознеслась власть его, сам пребывал в смирении, именуя себя прахом, пеплом, червем, а не человеком, и не только слезами постель орошал, но каждый день совесть свою слезами омывал, и перед архиереями и иереями голову склонял, и чтил их как Божьих слуг, также и иноков любил безмерно, ибо отдали они себя Богу, и чтил их, и одаривал всем необходимым. Решил он и обитель для них создать и много заботы тому уделял, и в обители той <возвел> храм во имя Вседержителя и другой — <в честь> чудотворца Николы, со столпами и помостом из разноцветного мрамора, со всякими украшениями, каких не описать словом, и стену возвел вокруг каменную, и в стене кельи для монахов — все это на месте, именуемом Дечаны. Невозможно описать красоту места того. И сам он пребывал тут, пока всего не свершил. И одарил обитель всеми потребными сосудами золотыми и серебряными, и ризами бесценными, а также всем для нужд телесных полностью снабдив, всякими средствами на устройство обители и для всех, пребывающих в ней, и великому Николе воздвиг другую церковь близ обители.
ЦАРСТВО БОЛГАРСКОЕ
После иных царей был у болгар царь Михаил. Он, покорив соседние страны и собрав воинов иноплеменных, двинулся, вознамерившись Сербское государство себе подчинить. Повелел же Стефан исчесть врагов, и оказалось по тысяче противников на пять воинов Стефановых. Христианнейший же Стефан посылает с предложением мира к царю болгарскому: «Почто, — говорит, — хочешь погубить болгарский и сербский народы? Довольствуйся своим, и не перечь Богу, и не желай того, что он другим даровал. Если ты могуч, то обнажи оружие против варваров, а не против Христовых людей, которым я пастырь по его благодати. Подумай, сколько крови христианской прольется и сколько матерей лишится детей! <...> Ради них дай же нам жить в мире и к своим домам возвратиться, ибо кто жаждет чужого, тот свое погубит». Тот же, услышав слова эти, словно зверь рыкнул: «Еще не настанет, — изрек, — утро, как <Стефан> падет и непобедимой нашей державы ногу себе на шею поставит, и пошлю я, чтобы связанным привели сего <Стефана>, и после мук смерти его предам». Стефан же, узнав об этом — о блаженная надежда! — вздохнул глубоко и сказал: «Господь мне помощник, и не устрашусь! Что сделает мне человек?» Построив полки и сыну вручив их, сам вошел в шатер и стал со слезами молиться Богу. И наутро вышел из шатра с просветленным от молитвы лицом и сказал сыну: «Говорю тебе, чадо, — иди, и Господь пошлет ангела своего перед вами, пишется ведь: гордым противится Бог, а смиренным дает благодать». И когда разгорелась битва, побежден был, и пленен, и убит царь болгарский; что другим готовил, от того и сам пострадал. Болгары же, покрыв себя позором и множество в бою потеряв, Александра, племянника царского, царем поставили и возвратились восвояси.
Стефан же возвратился с победой в землю свою, и со всеми пришел в обитель Вседержителя, любуясь там красоте ее, и слова о победе написал в честь Христа-царя. Затем созидает другую обитель невдалеке от той с многочисленными и добровидными кельями, снабдив ее одрами, и постелями, и одеждами, и всем необходимым для нужд телесных, собирает по всему царству множество страждущих, различными недугами и старостью угнетаемых, с гниющими лицами и иными частями тела — поистине трогательное зрелище для глаз милосердных и вызывающее слезы. Поставил же Стефан над всеми ими управителя из приближенных своих, мужа предостойного, и велел каждый день удовлетворять желания всякого из них пищей и питьем, вином и миррою благоуханною для ослабления жара от недугов, и лечить болезни, и во всем угождать им велел. И сам часто приходил туда в одежде воина и деньги раздавал или же открыто днем им кланялся и плоть их страждущую целовал со слезами, говоря им слова утешительные и хваля их, ибо за недолгое свое страдание царства бесконечного сподобятся; зачастую же и всю ночь с ними беседовал. И невозможно все добродетели его описать. Но поведаю о мученическом конце его.
Как-то после утренней молитвы Стефан задремал на одре, и предстал ему великий Николай и сказал: «Готовься теперь, Стефан, к близкой кончине, скоро Господу ты предстанешь». О благая весть! Проснувшись, со слезами возблагодарил он Бога, а также вестника, святого Николу, даровал много золота обеим обителям, чтобы хранили для нужд своих, остальное же сам роздал.
О СМЕРТИ СТЕФАНА
Стефан же, сын его, носивший также имя Душан, одолеваем был неутолимой жаждой царствовать, и когда не смог он угасить желания пламень, то в сопровождении большого войска и именитых вельмож вступил в Арванитскую землю и там препоясался властью на все царство и из-под власти отцовской землю эту отторг. Узнав об этом, кроткий Стефан не раз посылал к нему с просьбой отказаться от дела недостойного, и в единодушии жить, и в ближайшее время удостоиться благословения, и стать его соправителем. Но не хотела этого слышать на зло обратившаяся душа. Стефан же, предоставив все это Божьему суду, сам еще усерднее стал подвизаться в добродетелях, и терпел притеснения от сына, как Давид, и говорил, как Иов: «Если благое принял от руки Господней, то не стерпим ли злого». И не послушал он воевод, уговаривавших его послать их против сына, ибо, говорили они: «Страх в душу его вселишь, чтобы не воевал с тобой», — но ждал возвещанной ему кончины и заботился о странниках и нищих. Выбрав удобное время, сын его, а вместе с тем и недруг, явился со многими силами, пленил отца, с женой его и с детьми, и приказал отвести в другой город, в Вячен, а через несколько дней осудил на жестокую казнь — удушение.
О немилосердие того и бесчеловечность! Как не пощадил плоть отца своего? Как не облагодетельствовал старость родителей? Как не вспомнил изрекшего: «Почитай отца и мать!» Как злые слуги злого властителя посмели воззреть на священнолепное лицо того и святой его выи коснуться руками убийц! Как не отсохли у них оскверненные их руки и не ослепли глаза! Но как же стать мучеником, если не так? Един жребий мученичества, только смерть бывает различна. И так предал он Господу блаженную душу. И положен был в своем монастыре, и творил множество чудес.
И семь лет спустя явился еклесиарху, повелевая извлечь тело свое из земли. И оказалось оно нетленным и испускающим благоухание, и свершались от него чудеса — привратнику слепому вернулось зрение. И как-то воевода, которому было поручено управлять монастырем святого, принялся оскорблять игумена и мучить братию, жившую в монастыре святого мученика и царя Стефана, и расхищать сокровища монастырские. И когда он в раздражении шел в монастырь, явился святой, и с коня сверг его, и два острия вонзил в гортань ему до самой груди. И так он в тот же день умер в муках.
Потом же во времена междоусобной брани послан был царствующими на охрану святого монастыря некто по имени Юнец. Он еще больше, чем предшественник его, оскорблял и мучил игумена и братию и не давал им ничего, в чем нуждались они, но все отбирал и присваивал себе. Братья же с игуменом молили святого Стефана избавить их от постигшей беды. Когда отправился Юнец на войну, то там привиделось ему во сне, будто бы находится он в монастыре и в церкви вышел ему навстречу некий грозный муж, в царских одеяниях, вышел он оттуда, где расположена рака святого, — с длинной седой бородой — и ударил его лампадой по лицу и по груди. И от сильного удара разломилась лампада. Юнец же хотел бежать, но святой, нагнав его, остатками лампады словно копьем, ударил по пояснице, и по спине, и в правое плечо и произнес: «Вот тебе возмездие, теперь научишься не нападать на мою обитель и на людей моих!» Юнец же, рыкнув, словно зверь, и, проснувшись, вскочил и, страдая от боли, рассказал всем о случившемся и против воли своей перенесен был в монастырь, где пролежал семь недель, и сгнило тело его и кости в месте удара, так что и внутренности его стало видно, язык отвалился, и зубы выпали, и все в монастыре страдали от исходившего от него смрада. Много и других чудес творил святой во славу Божью.
ИЗ ГЛАВЫ 199
ЦАРСТВО СЕРБСКОЕ
При этих царях греческих, Андронике и при сыне его Иоанне, стал в Сербской земле деспотом Стефан Душан после беззакония, которое совершил он против отца своего, святого краля Стефана, убив его и сотворив его мучеником, а себя — отцеубийцей и мученикоубийцей, и поэтому не долго прожил на свете этом, а сын его Урош был бездетен. И в дни их было нашествие безбожных агарян, и церквей запустение, и пленение, и войны междоусобные.
ИЗ ГЛАВЫ 201
ЦАРСТВО СЕРБСКОЕ
При царе этом Иоанне Палеологе был краль в Сербии Вукашин и брат его — деспот Углеша. Этот доблестный муж, деспот Углеша, подвигнул брата своего, краля Вукашина, и греческого царя Иоанна Палеолога, убедил послать с ними греческое войско и иных многих вельмож — всего до шестидесяти одной тысячи отборных воинов. И двинулись в Македонию на изгнание безбожных турок, не подумав о том, что никто не может противиться гневу Божьему. И поэтому не изгнали, а сами турками были перебиты, и там остались лежать непогребенными кости их. И великое множество погибло на острие меча, другие же в плен уведены были, а некоторые спаслись и вернулись. И такая злолютая невзгода охватила города и страны западные, равной которой ни очи не видели, ни уши не слышали. После гибели храброго мужа деспота Углеши воспрянули измаильтяне и полетели по всей земле, словно птицы по воздуху, и одних христиан мечами закалывали, других в плен уводили, а оставшихся смерть безвременная сгубила, а смерти избежавшие от голода погибли. Такой голод был во всех странах, какого не было от создания мира, ни потом — Христос милостивый! — да не будет. А кто от голода не умер, на тех, по воле Божьей, по ночам и среди дня нападали волки и пожирали их.
Увы! Печальное было зрелище: осталась земля без всех благ своих, и без людей, и без скота, и без всяких плодов. Не было ни князя, ни вождя, ни наставника людям, ни избавителя, ни спасителя, но все исполнились страха перед агарянами, и сердца храбрые доблестных мужей уподобились слабым женским сердцам. В то время прекратился и род сербских государей, насчитывавший семь поколений. Тогда завидовали живые умершим. Случилось же все это в году 6879 (1371), на двадцатом году царствования греческого царя Иоанна Палеолога. Потом собрались люди, и смилостивился Господь в ответ на вздохи и слезы их, и воздвиг в Сербии великого князя Лазаря, благочестивого и добродетельного, жена же ему была Милица, дочь князя Братка, из рода великого князя Вукана, сына святого Симеона, от нее же родились ему великий князь Стефан, Вук и Добровой. Стефан же впоследствии, за добродетели свои и мужество, удостоился у греческих царей деспотского сана.
ГЛАВА 202
О ВЕЛИКОМ КНЯЖЕНИИ В СЕРБИИ И О ТУРКАХ
При этом же царе греческом Иоанне Палеологе великий князь Лазарь возродил государство Сербское, пострадавшее от измаилтян, и стал строить церкви, и монастыри, и города. И вот внезапно из Персии в западные страны сербские переселились измаилтяне. Поведаю же о них, что известно, — откуда ведет начало их государство.
Был некий царь, по имени Хиридан, христианин верою, обладавший странами, расположенными между Персией и Арменией, ныне же эта страна именуется Ачамия. Случилось же, когда пресекся род царей греческих, что оказался выходец из стран этих в царствующем граде, и, воцарившись, обрел он греческий скипетр, а брат его воцарился в отечестве своем, в Ачамии, в персидских пределах, и был он христианином. Люди некие убедили греческого царя пойти войной на отечество свое и на брата своего, и он двинулся со всеми силами. Услышав же об этом, царь ачамийский постригся в монахи и пешим встретил брата своего. Узнал царь греческий, кто перед ним, тотчас же сошел с коня и сердечно приветствовал брата. И спросил его, зачем тот так поступил. Он же отвечал царю: «Какая мне выгода и польза, если явлюсь я виною кровопролития? Отец наш умер поцарствовав, и дед, и прародители все. Знай, что и я умру, сын же мой единственный с юных лет не стремится к власти, но так как по молодости своей еще не может он стать монахом, то ты отдай ему по завещанию монастыри, которые предки наши создали в стране нашей, чтобы они вскормили его, остальное же раздай, кому хочешь».
Умилился царь и все исполнил по его желанию. С той поры сын царя ачамийского и дети сына его обладали землями своими, служа греческому скипетру. Когда же усилились измаилтяне и захватили восточные страны, обратили земли те и самих правителей стран тех в нечистую свою веру, с ними и весь народ принудили отступить от христианства, увы! Правнук же царя того, который облек себя в монашескую рясу, пребывал в той нечистой вере агарянской, имя ему было Орхан, а старший сын его был — Сулейман. Сулейман этот, получив от отца власть, направился в западные земли, еще при жизни отца своего Орхана, в Галлиполии море перешел, проложив путь и остальным, при царе греческом Андронике, когда тот воевал с братом своим. Когда же умерли Орхан и сын его Сулейман, выдвинулся младший сын Орхана, по имени Мурад, покорил он множество народов на востоке и на западе и Турецкую землю, и поэтому турецким царем именовался. А затем пошел войной и на благочестивого великого князя сербского Лазаря. Тот же не смог дальше ждать, как Христовых овец будут мечами рассекать и в плен вести, но, словно ревностный пастух, устремился на волков, чтобы или избавить порученное ему Христом стадо, или самому, душу за него положив, вместе с ним погибнуть в муках.
Когда же сошлись в бою оба войска на месте, именуемом Косово, то некто, благороден и верен великому князю Лазарю, по имени Милош, оклеветанный завистниками, будто бы он нечестно служит князю, выбрал удобный момент показать преданность свою и мужество, устремился к предводителю агарян Мураду, объявив себя перебежчиком от великого князя Лазаря, агаряне же, расступившись, дали ему дорогу. Он же, оказавшись возле гордого предводителя агарян Мурада, бросился на него и, вонзив меч ему в сердце, убил, но и сам тут же был убит турками, дивный слуга Лазаря. И поэтому на первых порах стали одолевать соратники Лазаря, но сын того царя Мурада, Баязид, переломил ход боя и победил в этом сражении, по воле Божьей, так что блаженный великий князь Лазарь удостоился мученического венца, также и соратники его. Приказал беззаконный мечом убить того, исповедующего веру в Христа, соратники же его просили, чтобы их умертвили раньше, чем Лазаря, чтобы не видели они его кончины. Была же та битва в год 6897 (1389) 15 июня. Принял Лазарь мученическую смерть и поныне, словно живой, лежит в великой обители, им самим созданной, называемой Равница.
Тот же, льву подобный, которого Громом называют на родном ему языке, сын Мурада, по имени Баязид, поспешил возвратиться на восток, сесть на престоле отцовском, укрепить границы царства и подчинить себе восточные земли и Турецкую страну. Поэтому и именуется он царь турецкий.
О СЕРБСКОМ ВЕЛИКОМ КНЯЖЕНИИ И О БАЯЗИДЕ
Старший сын великого князя Лазаря, князь великий Стефан, остался еще малолетним с матерью своею и с братом своим Вуком. И не только измаилтяне, но и соседи его единоверные пошли на него войной. Потом же присылает гордый тот царь Баязид, сын Мурадов, в Сербскую землю, требуя покорности и служения себе, ибо многие страны завоевал и подчинил себе Срацимира, царя болгарского, и властителей албанского и боснийского. Захватил же и Солунь и другие города греческие. Затем попросил у великой княгини сербской младшую дочь ее Оливеру себе в жены, и за это пообещал сына ее, великого князя Стефана, считать своим сыном и землю их не разорять, а беречь. Она же, посоветовавшись с патриархом, и со всем священным клиром, и со всеми вельможами, отдала ее в жены великому эмиру Баязиду, чтобы было спасено христоименитое стадо от волков, его губящих. И с той поры оказалась Сербская земля в подчинении у измаилского царя Баязида и ежегодно сам Стефан с братом своим Вуком и со всеми подданными приходил к нему на службу.
О БИТВЕ ВАЛАХОВ И УГРОВ С БАЯЗИДОМ
После этого гордый царь Баязид, а с ним, по принуждению, и великий князь сербский Стефан двинулись в поход и перешли реку Дунай, ибо задумал он войну с уграми и валахами. И во время битвы с самодержавным великим воеводой валашским Иоанном Мирчем пролилось несказанно великое множество крови, тогда краль Марко и Константин погибли. Говорят же, что блаженный Марко сказал Константину: «Я молю Бога, чтобы явиться защитником христиан и первым пасть в этой битве». Потом же царь Баязид заключил с ними мир и ушел восвояси. И многие страны царь Баязид завоевал, подошел он и под стены царствующего града. Узнав об этом, король угорский, который и немецким именуется, и сарматским, и германским, и британским, и угорским, со множеством воинов перешел Дунай и занял Никополь. Услышав это, царь Баязид снял осаду царствующего града и с яростью устремился на того. И в разгоревшейся битве сначала король обратил вспять агарян, но потом царь Баязид обошел всех военачальников своих, укрепляя дух их просьбами и наставлениями: «Если, — говорил, — нас победят, будем и мы, и дети наши на острие меча. Лучше нам сейчас единожды умереть или, победив, великие блага приобрести». Они же от этих слов воспрянули духом и одолели бесчисленное королевское войско: одни были изрублены, другие утонули в Дунае, иные бежали в царствующий град. Баязид же двинулся на угров, и большой полон взял, и многие города захватил.
ГЛАВА 203
ЦАРСТВО ГРЕЧЕСКОЕ
В 6899 (1391) году после Иоанна Палеолога начал царствовать в Царьграде сын его Мануил и царствовал тридцать три года. Так как государство греческое притесняли агаряне — упомянутый турецкий царь Баязид, царь Мануил оставил в Царьграде благочестивого царя Иоанна, племянника своего, а сам отправился в Рим, чтобы восстановить единство церкви и всем вместе выступить против агарян, ибо многие беды обрушились на царствующий град, и все пути в него были заняты агарянами, и город подвергался неожиданным набегам. Благочестивый же народ из-за длительной осады города страдал от голода, и неимущие по ночам перебегали к агарянам. В то время, когда Мануил, царь греческий, из-за всех бед этих находился в Риме, пришел персидский царь Тимур, словно лев, распаленный яростью, и, победив, взял в плен царя Баязида, похвалявшегося, что разорит царствующий град.
О ТИМУРЕ, ПОБЕДИВШЕМ ЦАРЯ БАЯЗИДА. ПОВЕДАЮ, ОТКУДА ПРОИЗОШЕЛ ЭТОТ ТИМУР
Есть страна некая к северо-востоку от Индии, называемая Арарь, именуется же она и Междуречье, ибо две реки обтекают ее. В той стране и явился Тимур, сын старейшины некоего селения, жестокий нравом; он, напав по-разбойничьи, перебил некиих пастухов и забрал овец их, и тогда ранили его стрелой в ногу, и от этого остался он хромым и получил прозвище Аксак. С той поры, разбогатев, собрал он тысячу мужей и с ними неожиданно напал на наместника, по имени Камарадин, командовавшего десятью тысячами воинов. Победив его, Тимур захватил страну ту, и с теми десятью тысячами напал, также внезапно, на самого властителя персов, и, вступив в Персию, пленил того властителя, и всеми персами стал повелевать, и было у него воинов сто и пятьдесят тысяч. После этого покорил он все окрестные страны, и захватил несметные богатства, и, все страны восточные разгромив, едва ли не всю Элладу обошел, и хвастался, что покорит Запад. Царь же Баязид, покоряя себе восточные и западные земли, похвалялся захватить и царствующий город. Посылает к нему Тимур, дани и покорности от него требуя. Пришел в ярость царь Баязид и стал готовиться к войне. Ожесточил Бог его, как фараона, и советников своих не послушал, хотя наперсник его и говорил ему: «Послушай меня, господин, что требует — отдай, скоро он в иную страну уйдет». Но тот сказал: «По мне лучше так — или все приобрести, или мужественно умереть». Возразил ему советник его: «А что, если, господин мой, ни того ни другого не достигнешь?» Баязид же не послушал его. И разъярился персиянин, и по всем полям и горам двинулись его войска. Баязид же собрал воинов с востока и с запада, и сербского князя Стефана к себе призвал, и двинулся на Тимура. И одолел Тимур в битве, и был схвачен турецкий царь Баязид, и Тимур стал возить его с собою в железной клетке. Пришел советник Баязида туда, где находился пленный, и сказал ему: «Видишь, господин, разве не сбылись мои слова?» И горько оплакал тот свое упрямство. Случилась же битва эта в 6911 (1403) году.
Тимур же двинулся на юг, в сторону Египта, и едва не всю Элладу обошел, а когда и стены Дамаска сокрушил, то собрался пойти на Иерусалим. Но сказали ему, что с давних пор всякий, кто зло причинит Иерусалиму, Богом наказан бывает, и поэтому не решился он идти к Иерусалиму, а снова двинулся на восточные страны. И сколько зла претерпели от него жители тех стран, которые не покорились ему: приказывал закапывать их во рвах вместе с женами и детьми, отдавал на растерзание зверям и на иные муки. Повсюду было много детей осиротевших и молящих о пощаде, безбожный же Тимур, толпы детей увидев, приказал растоптать их конскими копытами: «Этим, — говорил, — освободил я их от горя и бед мира сего». И многое совершал тому подобное.
Было некое царство на берегу моря, недоступное из-за окружавших его высоких гор, и вела к нему единственная дорога, и на дороге той была построена для ее охраны крепкая башня с железными воротами. Пришли к Тимуру послы от царя той страны. Тимур же выпил много крови. И когда явились послы, притворился перед ними тяжело больным, будто находится при смерти и готов сделать все по воле их, и во время беседы с ними начал кровью той блевать, словно бы уже умирает. Через некоторое время приказал послов тех отпустить, велев сказать им, что умер Тимур. Они пошли радостные и рассказали об этом своему царю. Тимур же, поднявшись ночью, напал на них и застал ту башню неготовой к обороне и захватил ее. Наутро же достиг и страны той, и ее разорил, и властителя ее полонил.
И так поступая, все страны словно на крыльях облетал, и нигде не оставлял властителей и царей, но всех убивал и истреблял, и говорил, похваляясь: «Александр Македонский себе на посмешище всю землю обошел: мало даров ему несли и мало почестей оказывали, он сам больше одаривал». И еще Тимур говорил: «Северными странами следует на запад пройти, Индию же, и западные страны, и амазонок, и все концы земные нужно покорить и там свершить то же, что и везде», — не ведая, что покинет его душа и возвратится в землю свою, и в тот же день рухнут все замыслы его. Вернулся Тимур в Персию, завоевав Ассирию, и Вавилонское царство, и Себастию, и Армению, и все Орды пленил, завоевал Синюю Орду, расположенную близ Индии, и Сарай Великий, и Чегатай, Тевриз, и Гурзустан, и Абхазию, и Гурзов, и оттуда пошел в Охтой, захватил и Шамахию, и Китай, и Крым и, ополчившись, двинулся к Великой Орде. И сеял просо на шесть месяцев, чтобы прокормить такое множество воинов в пустынях, простирающихся до края мира, было же воинов у него более четырехсот тысяч.
И пришел Тимур в Великую Орду и царя Тохтамыша, победив, прогнал. И там загорелся, окаянный, желанием пойти на Русь. И царя турецкого Баязида в железной клетке с собою возил. И пришел к пределам земли Рязанской в дни благочестивого великого князя Василия Дмитриевича, и захватил город Елец, и князя елецкого полонил. Охватил страх всю землю Русскую. Князь же великий Василий Дмитриевич стал на берегу реки Оки и послал во Владимир за иконой Пречистой Богородицы, которую, говорят, написал Лука-евангелист. Привезли ту икону с Пирогощею в одном корабле из Царьграда. Князь же Андрей Боголюбский перенес ее из Киева во Владимир и оковал ее золотом более чем на тридцать гривен наших русских и камнями драгоценными и жемчугом ее украсил. И когда прибыл образ Пречистой, встретили его священники со всем народом, молясь со слезами. Тимур же простоял пятнадцать дней на одном месте, и когда прибыл образ пречистой Богородицы, то напал на него страх и трепет, и отступил он, гоним Божьим гневом. Великий же князь и все люди устроили праздник светлый, и церковь воздвигли, и заповедовали праздновать чудо пречистой Богородицы.
Тимур же в отечество свое возвратился, Арарь именуемое. Затем снова отправился в путь со всем своим войском, пришел в Охтой и задумал снова пойти в земли Орды и на Русь, а пока остался зимовать в этой стране, и от лютых морозов погибло множество его воинов. Поведали ему, что сто восемнадцать шатров осталось пустыми, он же, двадцать шуб на себя напялив, пошел сам, чтобы в этом убедиться. Но из-за мороза не смог всего увидеть и возвратился в свой стан. И от такого холода повредились внутренности его. Собрал он врачей, и они дали ему мед вареный, но когда выпил он его, то разорвало ему утробу. И пролежал он шесть дней, и потом кровь пошла у него горлом и задним проходом, и три дня спустя он умер. Воины же его разошлись каждый в свою землю. Сын же этого Тимура остался править персами, внук же его, по имени Шарух, и доныне обладает персами.
О СУЛЕЙМАНЕ
Когда попал в плен турецкий царь Баязид, сыновья его удержали за собой земли восточные: старший сын его Сулейман остался в западных землях, второй — Муса бежал в Турцию, третий — Асбег поселился в Анатолии, пока не был убит Сулейманом, четвертый — Мехмед-султан — в горной стране, он после всех стал царствовать.
ЦАРСТВО ГРЕЧЕСКОЕ
После той брани пришлось греческому царю Мануилу прибыть из Рима в Галлиполи, куда с востока пришел царь Сулейман, старший сын царя Баязида, и тут царь греческий Мануил договорился жить с ним в дружбе и любви, как отец с сыном. Тогда Сулейман и Солунь возвратил грекам. Сулейман тот во всем был благоразумен, только к вину был пристрастен, из-за чего в скором времени и погубил жизнь свою и царство. Прибыл царь греческий Мануил в Царьград, и ему, словно отцу, повиновался царь Иоанн, племянник его, хотя и подстрекали его некие, но не захотел поднять он руки на блаженного Мануила и уехал в Солунь, которую тот дал ему в управление. Распространились тогда греческие владения даже до Визы и выше по берегу Черного моря, на окрестности Силимврии, на Ахайю и Солунь. Царь же Мануил сел на престоле своем, благодаря Бога, проводящего сквозь огонь и воду.
Потом же царь Мануил послал к великому князю Василию Дмитриевичу, прося у него за себя дочь его Анну, которую тот отпустил с великой честью. И устроен был царем Мануилом многодневный брачный пир, любочестный и всенародный, в царствующем граде и для своих и для приехавших — пиршество великое, и обильные трапезы, и обед пышный. И послов отпустил с большими дарами и с подарками. Царствовал же Мануил тридцать три года, и родила ему Анна-царица шесть сыновей: Калуяна, Андроника, Федора, Константина, Димитрия и Фому. ...
ГЛАВА 204
ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕНИЕ СЕРБСКОЕ
После Анкарской битвы, в которой Тимур победил, и пленил, и увел с собою царя Баязида, и все принадлежащее ему захватил, и сестру Стефанову, великого князя сербского, бывшую за Баязидом. Князь же великий Стефан посылает к Тимуру послов и выводит ее из плена, сам же с братом своим Буком приходит в царствующий град и там от царя Мануила — еще был он в живых — удостаивается сана деспота, и многие почести воздал ему царь и отпустил его.
Пришел же Стефан с братом своим в город свой Новоброд, город серебряный, а по правде сказать — золотой. После убийства царя Баязида освободилась Сербская земля от ярма и подчинения басурманам, и с той поры деспот Стефан стал милостью Божьей самодержавным господином всей земли Сербской. И, обойдя землю отечества своего, иных смирил, иных себе подчинил, а те города и селения, которые в прежние времена были отторгнуты от Сербской земли, себе возвратил. Приступив, возвратил и Белград, который прежде отторгли угры, и с миром получил его от Угорской земли. Этот Белград, хотя и лежит в пределах сербских, но словно бы на сердце и на плечах земли Угорской. Также и остальные города свои вернул, которые были дерзко захвачены турками.
И стал подолгу жить в Белграде, ибо место, где стоит тот город, очень красиво, и морем, и реками, и пристанями украшено, и отовсюду к нему корабли со множеством благ всяких словно на крыльях летят. Украсил Стефан город этот крепостными стенами и палатами царскими, а кроме того, и церковью соборной, и архиепископию создал, и всем необходимым ее снабдил, и в ней жилище инокам устроил. Архиепископ же тот белградский был экзархом всей Сербской земли. Построил же Стефан и церковь во имя чудотворца Николы, и, как монастырь, обстроил ее красивыми зданиями и постройками, и всем необходимым обеспечил. И собрал при ней множество больных и прокаженных, и насадил вокруг множество деревьев для прохлады. Потом обрел место красивое, пустынное и пригодное для пребывания в молчании, и создал там храм во имя живоначальной Троицы, и всем лучшим его украсил и живописью, и стену вокруг возвел, а в стене — кельи. Собрал же множество иноков, любезных Богу, и поселил их тут, и всем потребным обеспечил, и изо дня в день привозил сюда сокровища. Соорудил же здесь и гробницу себе, в которой в скором времени и был положен. Даровал сюда и иконы, украшенные золотом и жемчугом и множество книг, и сосуды, и ризы, крупным жемчугом и золотом украшенные, каких не было и в великой Лавре Святой Горы, и светильники золотые. Призывает же и патриарха Кирилла со всеми святителями Сербской земли и освящает храм в день святой Пятницы. Начал же строить обитель в 6915 (1407) году. Собралось сюда множество нищих, которым он раздал щедрую милостыню. И постоянно сам ходил по ночам по улицам города и раздавал нищим одежду и золотые монеты. И один из них несколько раз подходил и получал милостыню и вновь подошел просить. Он же, дав ему, сказал: «Возьми, вор и хищник!» Тот же ответил ему: «Не я, а ты вор и хищник: владея здешним царством, и будущее крадешь и похищаешь».
О СУЛЕЙМАНЕ
После этого царь Сулейман, старший сын царя Баязида, прислал к деспоту Стефану, желая заключить с ним договор о мире, что и сделал. Сам же Сулейман двинулся на восток, добиваясь земель отцовских, и брата своего Асбега, преследуя, убил, и земли восточные завоевал и Турецкую страну. Сербская же земля после заключения мира с Сулейманом жила в покое. Но не мог стерпеть того лукавый: побудил брата Стефанова, Бука, и тот, взяв у царя Сулеймана много воинов, сказал: «Пусть отдаст мне брат мой, деспот Стефан, половину отчины, и с ней я буду служить тебе, если же не даст, я завоюю ее и опустошу». Деспот же Стефан не хотел стадо благочестивое, которому Господь даровал свободу, снова отдать в турецкое рабство. Вук же и агаряне прошли, словно дикие звери, по всей земле, в полон забирая и предавая все огню и мечу, потом и вторично пришел Вук с еще большим войском. Стефан же не выступил против них, чтобы не быть виновным в пролитии крови брата, а также опасаясь наветов своих же сподвижников, ибо Вук, посылая послания к приближенным деспота, всех их переманил к себе то обещанием даров, то угрозами. Деспот же, держа в руках его послания, плакал во дворце своем в Белграде перед образом Спасовым: «Видишь, Христос, — говорил, — как несправедливо на меня ополчаются, и отроки мои меня предают, как некогда ученик твой Иуда, и сохрани до конца хоть малое число людей, оставшихся со мною». Вук же с агарянами всю землю опустошил. Видя это, разделил Стефан страну. Вук же стал служить Сулейману вместе с племянниками своими, то есть с сестричами, и все они отеческую землю держали, а Стефан жил в оставшейся у него части.
О МУСЕ
После этого Мусу, брата Сулейманова, призвал к себе властитель угров и валахов, пребывавший на северо-востоке, и вручил ему воинов в помощь, чтобы пошел тот войной на брата своего Сулеймана и отомстил за него. Посылает Муса и к деспоту Стефану, и к брату его Вуку, чтобы и они, и племянники Вуковы пошли с ним. А Сулейман заключил союз с греческим царем Мануилом и с фрягами. Узнал же Муса о намерении Вука бежать к Сулейману и решил его убить, но выручил того деспот, а Вук той же ночью бежал. Разгорелась жестокая битва, и победил Сулейман Мусу. Муса настиг Вука в Филиппове-граде и приказал убить его и племянника его Лазаря. А затем, словно разбойник, выследив своего брата, настиг его, вином упившегося, в Адрианове-граде и приказал его удушить.
И стал Муса обладать всеми скипетрами и заключил мир с деспотом Стефаном, а Стефан снова остался единственным самодержцем земли Сербской. Царь Муса, подчинив себе многие страны, напал затем и на деспота Стефана, чтобы вконец разорить Сербскую землю. Заранее пообещал все города вельможам своим и, напав, в 6921 (1413) году захватил много городов: Больвин, и Липовец, и Сталак, и Коприян. Видя это, посылает деспот Стефан к восточному султану Мехмеду, сыну Баязидову, младшему брату Мусы, и заключает с ним союз. И пришел Мехмед-султан с востока, деспот же с запада, а с ним угорские воеводы и боснийские властелины. Муса же отступил в горы, задумав устроить там засаду, чтобы не смог уйти никто из воинов султана и деспота. А деспот отправил с войском Георгия, племянника своего. И в завязавшейся битве побежден был Муса и побежал, и утопили его в реке.
О МЕХМЕДЕ
Воцарился Мехмед над востоком и западом и над всеми турками, и был он добродетелен и кроток. Пришел к Стефану и господин Георгий, и оказал почести ему деспот Стефан, и одарил богато, и Бога восславил за все случившееся. И настала тишина великая. Стефан же, как всегда, был щедр на милостыню, кормил странников и прокаженных, а если слышал, что пребывает кто-либо из иноков в молчании, то щедро одарял его всем необходимым. Установил же и чин, как следует прислуживать ему: одни во внутренних покоях ему предстояли, с ними советовался он об устроении своего царства, и беседовал о том, что прочел или услышал, и призывал подражать достойно царствовавшим и благочестиво власть державшим, а злых сторониться, ибо, говорил: «Путь нечестивых ведет к гибели». Другой чин пребывал во внешних покоях, они от находившихся во внутренних покоях получали распоряжения его. Третий же чин пребывал вне покоев, и их посылал средний чин исполнить повеления деспота. Полностью отрекся он от звуков тимпанов и от всякой музыки: «Это, — говорил, — прилично лишь во время боя». Ко всем, кто служил ему, был он по-отцовски щедр, а тех, кто был наказан за свое ослушание и от власти отстранен, или изменой своей себя погубил, или дурной службой, или иным каким-либо образом обнищал, тех не лишал он отеческого, и дедовского, и прадедовского владений: «Ибо, — говорил, — не казнит Бог дважды за одно прегрешение», — и провинившегося, подражая Соломону, благодетельствовал как нищего. Все же бывшие при дворе его относились друг к другу с благоговением, особенно приближенные его, и не слышно было среди них ни крика, ни ругани, ни смеха, и не видно неряшливости в одежде. К тому же воздерживались они от того, чтобы всуе смотреть на все, и никто даже из великих не мог видеть их. Что же было всего удивительнее, что и любовью к женщинам не был он побежден.
Умер племянник его Болша, властитель албанский, и пошел деспот Стефан в ту страну и принял под власть свою албанцев. Когда он еще находился в стране той, пришел в Белград из Венгрии Константин, сын Срацимира, царя болгарского, и тут же в Белграде и умер в году 6930 (1422).
О МЕХМЕДЕ
Султан же Мехмед, младший сын царя Баязида, жил в мире со всеми, с кем до того заключил союз, и умер в Адрианове-граде. Многие из единоплеменников побуждали деспота Стефана пойти войной и захватить земли Мехмеда, но он отвечал: «Поклялся я султану, что детям его буду добро творить». Сыновья же Мехмеда-султана были Мурад и младший — Мустафа, который с помощью греческого царя захватил ряд земель на востоке. Мурад же двинул против него войско. Вышел Мустафа на битву из Никейского града и был тут убит. И стал Мурад царем над востоком, и западом, и над турками, и с греками враждовал за то, что брату его помогали, а с деспотом Стефаном был в большой дружбе.
В то время стал деспот болеть ногами. И призвал племянника своего Георгия, и поставил его деспотом всей Сербской земли. Вскоре покинул он этот свет, в году 6935 (1427) 19 июня. Была в тот день в Белграде страшная гроза, какой никогда не бывало, и тьма распростерлась над всей нашей страной, так что казалось, будто бы наступила ночь, и лишь при заходе солнца немного посветлело. Оплакав горько, положили деспота возле Белграда в монастыре живоначальной Троицы, в гробнице, которую он сам создал. <...>
ГЛАВА 206
О ЦАРСТВЕ СЕРБСКОМ И О ЗАПУСТЕНИИ ЕГО
При этом же Калуяне, царе греческом, наследовал в Сербии Стефану деспот Георгий, племянник его. Царь же турецкий Мурад, узнав о преставлении Стефанове, пришел войной и захватил город Крушевец, и другие города подчинились ему, сдался ему и город Голубец. Пришел же и к Новоброду, серебряному городу, где серебро ковали, но не достиг ничего, и когда наступила зима, снял Мурад осаду. Послал к нему деспот и просит мира для оставшихся в живых. Тот же, заключив мир, некоторые города возвратил деспоту.
И не только от турок пришло разорение и беды на Сербскую землю, но и западный венгерский король подступил к царскому городу — так говорю я о прекрасном и великом Белграде, и отдал его с миром сам деспот Георгий, опасаясь турок. Когда свершилось это, подобает нам воскликнуть вместе с пророком Захарией, как некогда о Иерусалиме: «Раствори, Белград, врата свои, и пожрет огонь кедры твои — вельмож твоих и исконных жителей!» И дальше оплачем здесь вместе с пророком Иеремией запустение Белграда, нового Сиона: «Куда же въяве внезапно исчезло все светлое и все прекрасное, что было внутри и вне? Где лица веселые? Где переполненные церкви, торжества и молитвы и где исхожения (на крестные ходы)? Внезапно все опустело, все исполнилось печали, храмы разорены и сожжены, люди изгнаны».
Было же и иное знамение, возвещавшее беды, ожидающие город. Поздним вечером, когда мы еще не спали, внезапно послышался с другой стороны реки словно бы звук трубы, и постепенно нарастал он, пока не усилился настолько, будто бы раздается он уже в посаде, и перед самыми стенами и уже по всему городу, и так продолжалось часа три, и думали, что какое-то войско подступило к городу, и все вышли с огнем посмотреть, что же случилось. Было же и другое знамение: вознеслись в городе в воздух божественные иконы из великого храма. Случилось же все это, как подобает при втором пришествии: Царица и Владычица, и Иоанн Предтеча с обеих сторон образа Спасова, и двенадцать апостолов, по шести с обеих сторон, которых чтили как славу и защиту города, а теперь это — знак того, что оставлен он ими, увы! Еще ранее того осыпал воздух город искрами, которые возгорались и снова гасли; а перед этим вихрь сорвал крыши с церквей и сбросил на землю, и дома многие разрушил, и дом сестры деспота Стефана. А затем пришел некто из страны Мисикии, юродивым представляясь, но поступки его выдавали в нем тайного раба Божьего, и расхаживал он по городу день и ночь с горьким плачем, «о горе» и «увы!» восклицая, пока не стало известно о нем деспоту Георгию. Он же милостыней того одаривал, а тот, по обыкновению своему, нищим ее раздавал. Это явилось знамением не одному только Белграду, но и предвещало грядущее разорение всей земли Сербской, на которое обрекли ее безбожные турки с царем своим Мурадом, захватившим и разорившим множество сербских городов; а Бог допустил до этого за грехи наши.
КОММЕНТАРИЙ
В первой четверти XVI в., как полагают, между 1516—1522 гг. (см. об этом в рецензии Б. М. Клосса на книгу: Творогов О. В. Древнерусские хронографы // История СССР. 1977. № 3), создается новый хронографический свод — «Русский хронограф», первую редакцию которого по традиции именуют редакцией 1512 г. В нем немало отличий от «Еллинского летописца»: подробнее излагаются библейские книги, но зато опущен пересказ античных мифов и сокращен рассказ об Александре Македонском, история Византии существенно переработана по новому источнику — «Хронике Константина Манасии» (фрагменты из нее публикуются в данном томе), где изложение доведено до семндесятых годов XII в., и включен подробный рассказ о взятии Константинополя турками в 1453 г. В Хронограф включены также обширное извлечение из русской летописи конца XV в. и рассказ об истории Болгарии и Сербии в канун их завоевания турками. Так впервые история Руси и южных славян введена во всемирно-исторический хронографический свод. Но ценность «Русского хронографа» не только в этом. В нескольких своих редакциях и переработках он стал самым авторитетным и самым распространенным на Руси хронографом: число его списков достигает нескольких сотен.
«Хронограф» очень велик по объему — обычно рукописи его представляют собой книги большого формата, насчитывающие 400—500 листов. И тем не менее можно поражаться редакторскому мастерству составителя «Хронографа», сумевшего не только сообщить в нем огромное количество сведений, но и представить многовековую историю ряда стран в виде непрерывного лнтературного повествования. В отличие от летописи рассказ в «Хронографе» ведется не по годам (за исключением глав, излагающих события русской истории), а по «царствованиям». И каждая глава или статья «Хронографа» представляет собой как бы небольшой сюжетный рассказ, главным героем которого выступает тот или иной правитель, повествуется о примечательных чертах его характера, о наиболее важных или просто любопытных событиях его царствования.
Составитель «Хронографа» искусно переработал свои обширные по объему источники — библейские книги, «Летописец Еллинский и Римский», византийскую «Хронику» Константина Манассии, русскую летопись, жизнеописания сербских королей и князей. Он сокращал, пересказывал их, упрощая при этом лексику и синтаксическую структуру, но сохраняя литературные достоинства оригиналов — их образность и эмоциональность. Именно поэтому язык хронографического повествования приобрел большую популярность у древнерусских книжников, охотно подражавших ему в своих оригинальных произведениях вплоть до начала XVII в. Фрагменты из «Хронографа» были включены в самый авторитетный летописный свод XVI в. — Никоновскую летопись и в многотомный летописно-хронографический Лицевой (то есть иллюстрированный) свод. Сам «Хронограф» в своих нескольких редакциях XVI—XVII вв. усердно переписывался.
Для данной публикации избраны фрагменты из 197, 198, 201—204 и 206-й глав «Хронографа», в которых повествуется об истории Сербии с конца XIII и до середины XV в. Это было тяжелое время для сербского народа: страну раздирали междоусобицы, она познала горечь военных поражений, тщетность попыток противостоять турецкой экспансии. Несмотря на героизм и государственную мудрость таких деятелей сербской истории, как Стефан Дечанский, Стефан Лазаревич, Георгий Бранкович, несмотря на героическое сопротивление народа, Сербия в 1459 г. полностью оказалась под турецким господством. Шестью годами ранее турки захватили Константинополь, и прекратила свое существование когда-то могущественная Византийская империя (древнерусская повесть о взятии Константинополя опубликована в наст. изд., т. 7).
Источниками рассказа о сербской истории в составе «Хронографа» были в основном два сербских жизнеописания: «Житие краля Стефана Дечанского», написанное в начале XV в. выдающимся болгарским писателем Григорием Цамблаком, и «Житие деспота Стефана Лазаревича», написанное в 30-х гг. XV в. другим болгарским писателем — Константином Костенечским, учеником крупного деятеля болгарской культуры Евфимия Тырновского. Оба жития едва ли укладывались в рамки агиографического канона: хотя в них и говорится о благочестии, нищелюбии и «мнихолюбии» сербского краля и деспота, основное внимание этих обширных произведений уделено сложной политической жизни Сербии, описанию борьбы сербского народа против турецкой экспансии. Поэтому оба жития являются ценнейшими историческими источниками.
В основу публикации положен один из старших и лучших списков «Хронографа» — рукопись РНБ, собр. Вяземского, F. XCVII, 1538 г. Исправления сделаны на основе других списков памятника. Публикация соответствует тексту, находящемуся в издании «Русского хронографа» (ПСРЛ, т. XXII, ч. I. СПб., 1911) на с. 403—408, 410—411, 417—422, 426—429, 434—435.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги