Блиц

Глава 10

Торен

Дверь гаража Дженнсин открылась, когда я заехал на подъездную дорожку к своему дому. Как и в случае с моим домом, у них в гараже было три отсека. Открылась дверь отсека Стиви, а не Дженнсин.

Я не должен был знать, какой отсек был ее. Я не должен был знать, что она парковалась дальше всех от моего дома. Я не должен был знать, что она ездила на спортивном черном «БМВ», которому этой зимой понадобятся зимние шины.

Знала ли она, что ей понадобятся зимние шины? Что ей скоро нужно будет заказать их в местной шиномонтажной мастерской, иначе в декабре ей придется туго?

Не мое это дело. Эта женщина, блять, меня не касается.

И все же, сколько бы раз я ни напоминал себе, что она не моя проблема, что я не несу ответственность за ее машину и шины, я не мог выбросить ее из головы.

Каждый раз, когда думал, что нахожусь на пути к забвению, я видел ее, мое сердце замирало, и я возвращался к началу.

Это было в точности то, что произошло на игре ранее. Один взгляд на ее лицо, и у меня в груди все замерло. На краткий миг я почти улыбнулся. Почти преодолел расстояние между нами, чтобы поцеловать ее. Затем реальность обрушилась на меня, и я заставил себя отвернуться, пока никто не заметил.

Что за бардак. Это нужно было прекратить. Как мне это прекратить?

После вечеринки этим летом прошло уже несколько месяцев, но я, казалось, не мог перестать собирать обрывки информации о ней. О машине, на которой она ездила. О том, где она парковалась. Сегодня, в конце перерыва, когда мы готовились вернуться на поле, я услышал, как диктор матча назвал ее имя.

Она была восьмым номером. Внешним нападающим.

Не то чтобы я имел хоть малейшее представление о том, что это значит.

До сих пор я не позволял себе искать информацию о Дженнсин в интернете, но у меня было чувство, что сегодня вечером я нарушу это правило. Я ни черта не знал о волейболе. У меня не было причин узнавать. Но я хотел знать правила. Позиции. Я хотел всего этого.

Я хотел ее. Все еще. Даже несколько месяцев спустя я хотел ее.

Эта привязанность, влечение, пагубное пристрастие — как бы это, черт возьми, ни называлось — к Дженнсин Белл должно было прекратиться.

Это увлечение должно было пройти. Должно было пройти.

Может быть, после того, как она уедет. После того, как закончит университет. Если я буду терпеть эти мучения в течение года, это может вывести меня из себя, но у меня нет другого выбора.

Я любил свой дом. Я любил этот район. И я не собирался переезжать, чтобы сбежать от нее. Я также не собирался бросать свою работу.

— Это пройдет, — пробормотал я, загоняя свой грузовик в гараж, глубоко вздохнул и заглушил двигатель.

Черт возьми, я так устал. Радость от сегодняшней победы давно улетучилась. Сегодня вечером не было запланировано никакого послематчевого мероприятия, поэтому вместо этого я отпраздновал победу с Фейт и ребятами на ферме.

В течение часа я бросал мяч Авелю, чтобы он мог попрактиковаться для своей школьной программы. Бек и Кейб поссорились из-за видеоигры, так что я был миротворцем. Затем я помог Дэйну нанести последние штрихи в палатку, которую он соорудил в своей спальне, прежде чем приготовить бургеры для тети Фейт, чтобы она могла провести немного времени в своем кабинете, улаживая дела на ферме.

Сезон был в самом разгаре, и у меня было не так много возможностей навещать ребят. Но сегодня вечером я был уставшим. Таким уставшим я давно не был.

Я никогда не чувствовал себя таким уставшим после выигранной игры.

В этом году было что-то странное. Что-то было не так. Я не мог понять, что именно, но просто… ощущалось по-другому.

Возможно, потому, что мы все еще были на взводе после прошлогоднего весеннего скандала. Мы все были на грани срыва. Форд был находкой для команды, как для тренеров, так и для игроков, и все по-прежнему вели себя наилучшим образом, включая Форда.

За исключением случаев, когда дело касалось Милли.

Ни один из них не сказал ничего определенного, но что-то там происходило. Что-то, что шло вразрез с правилами.

Зная Форда, он бы послал к черту правило о запрете отношений на работе. Но Милли? Милли нравились правила. И она любила свою работу. Если они действовали тайком, если они рисковали всем, что ж… тем лучше для них.

Может быть, какая-то часть меня завидовала. Может быть, какая-то часть меня хотела, чтобы у меня было хоть немного их мужества.

Не то чтобы то, что произошло с Дженнсин, могло сравниться с этим.

Два спящих друг с другом сотрудника, — это одно. Но тренер и студентка? Это будет еще один скандал, который может вот-вот разразится. На кону стояла моя работа и мое будущее. И будущее Дженнсин тоже.

В любом случае, она была слишком молода для меня. Она была предназначена для гораздо большего, чем Мишн, штат Монтана.

Это пройдет.

Пока эти чувства не пройдут, я просто буду двигаться вперед. Поэтому, я вылез из своего грузовика и, с ключами в руке, направился через темную улицу к почтовым ящикам, забирая изнутри стопку, которая, скорее всего, была мусором.

— Здравствуйте, тренер. — Стиви помахала мне рукой, когда вышла из гаража и остановилась на подъездной дорожке, освещенной светом уличных фонарей.

— Привет, — сказал я, не сводя с нее глаз и не пытаясь найти Дженнсин внутри. — Как прошла ваша игра сегодня вечером?

— Еще одна победа. — Она улыбнулась, когда Лиз вышла, одетая в мешковатые спортивные штаны и футболку с надписью: «Дикие кошки».

— Здравствуйте, тренер Грили. Хорошая игра сегодня. Поздравляю.

— Похоже, вас тоже можно поздравить, — сказал я.

— Да. — Лиз рассмеялась. — Мы разгромили их.

— Дженнсин сегодня была в ударе, — сказала Стиви. — Ее и обычно невозможно остановить, но сегодня она превзошла сама себя.

— Это здорово. — Прилив гордости, которого я не должен был испытывать, наполнил мою грудь.

Она была хороша, не так ли? Насколько хороша? Я воздержался от вопроса, не позволяя своему взгляду блуждать по их гаражу. Не позволяя себе искать ее или надеяться, что она будет следующей, кто выйдет на улицу.

— Что вы собираетесь делать сегодня вечером? — спросил я.

— Тусоваться с девчонками из команды, — сказала Лиз. — У нас поздний ужин.

— Желаю хорошо провести время. — Я поднял руку с почтой, помахав им обеим, а затем нырнул в свой открытый гараж.

Мой выдох был одновременно разочарованием и облегчением.

Тишина в моем доме резко контрастировала с хаосом, который я оставил в доме Фейт. Обычно мне нравилось возвращаться в тихий дом, вдыхать тишину и покой. Но сегодня вечером в пустых комнатах было одиноко.

В этом была проблема? Мне просто было одиноко?

В прошлые годы в дни игр я обычно отправлялся в бар или ресторан с другими тренерами холостяками. Мы пили пиво. Иногда отправлялись в центр города. Послематчевая суета обычно означала, что я приведу женщину в свою постель. Возможно, останусь у нее.

Вот только, у меня не было случайных связей со времен Дженнсин. С тех пор ни одна женщина не привлекала меня.

Я изголодался по сексу. Возможно, именно по этой причине я чувствовал себя не в своей тарелке. Мне нужно было потрахаться. Мне нужна была достойная разрядка.

Принимая утренний душ, я сжимал свой член в кулаке и кончал, представляя себе лицо Дженнсин, вот только каждый из этих оргазмов был неглубоким и быстрым, что не шло ни в какое сравнение с нашей ночью, проведенной вместе. Не слишком ли я раздул ту ночь? Не убедил ли я себя, что это было нечто большее, чем просто интрижка на одну ночь?

— Это нужно прекратить. — Я бросил почту на кухонный стол и, подойдя к холодильнику, достал пиво. Вот только после первого глотка пиво показалось мне несвежим. Это была новая упаковка из шести бутылок.

Дело было не в пиве. Дело было во мне. Я сделал еще глоток, просматривая почту, и мой взгляд упал на записку от почтальона.

Должно быть, почтовый ящик был переполнен, и всякий раз, когда это случалось, он оставлял записку, что оставит мою посылку на крыльце.

С пивом в руке я направился к входной двери и отодвинул засов. На коврике стояла простая коричневая картонная коробка.

Мой желудок скрутило. Не от этой коробки, а от стопки из пяти DVD-дисков, лежавших сверху.

Дженнсин принесла фильмы, которые одалживала. Она вернула их, когда меня не было дома.

Хорошо. Это было хорошо, не так ли? На одно взаимодействие меньше.

Я отхлебнул еще пива, затем поднял коробку и фильмы, и отнес их на кухню. Пиво из несвежего превратилось в кислое, поэтому я оставил его на столе вместе с упаковкой и фильмами, а затем прошел через дом к раздвижной двери и вышел в темную ночь.

Прохладный воздух наполнил мои легкие, и давление в груди ослабло, когда я пересек двор, направляясь к тому месту, где любила сидеть Дженнсин. На черном небе сверкали звезды. Пахло листьями, землей и соснами. Над мерцающими огнями Мишна сиял полумесяц луны.

Я проводил здесь мало времени. Я купил этот дом отчасти из-за этого вида, но в последнее время я бывал здесь только из-за Дженнсин.

Она оставила свой след в этом дворе. Я сомневался, что когда-нибудь снова буду думать об этом месте иначе.

Она вернула мне фильмы. Это не должно было меня так сильно беспокоить.

Но беспокоило. Это, черт возьми, беспокоило.

Я повернулся, собираясь зайти внутрь, когда мое внимание привлек свет в соседнем доме. Теплый свет струился из окна спальни наверху. А в раме за стеклом, расчесывая влажные волосы, стояла Дженнсин, устремив взгляд в мой двор.

Она не перестала расчёсываться, когда поняла, что я ее заметил. Она просто подняла свободную руку и прижала кончики пальцев к стеклу.

У меня екнуло сердце.

Блять.

Я сунул руку в карман брюк, вытаскивая телефон, и, прежде чем позволить себе слишком долго об этом думать, набрал ее номер.

Ее контакт не был сохранен. И уж тем более я стал бы сохранять его под вымышленным именем.

Ее номер был десятью цифрами.

Десятью цифрами, которые я запомнил в июле.

Дженнсин отошла от окна и ответила после второго гудка.

— Привет.

— Ты не пошла со Стиви и Лиз на ужин с командой.

Последовала долгая пауза.

— Нет.

— Почему?

— Мне не хотелось этого делать. После игры я люблю расслабиться.

У нее не было сил на сплетни или светскую беседу, потому что она оставила их на волейбольной площадке. Или, может быть, команда не пригласила ее. Возможно, девушки завидовали ее таланту.

Звездные игроки иногда держались особняком от команды. Обычно это происходило из-за того, что они чувствовал себя выше своих товарищей по команде. Но Дженнсин была не такой. Она не была высокомерной. Она не хвасталась.

Черт, если бы она была так уверена в своем таланте, я бы узнал на вечеринке, что она играет за «Диких кошек».

Но в тот вечер она ни разу не упомянула о волейболе. А это означало, что ей действительно нужно было немного отдохнуть. Иначе ее выгонят.

Я надеялся, ради нее, что это не последнее.

— Ты вернула мои фильмы, — сказал я.

— Да.

— Когда меня не было.

— Да, — ее голос понизился почти до шепота. — Ты поэтому позвонил мне?

— Нет. — Я позвонил, потому что не мог смотреть на нее и не слышать ее голоса. Потому что хотел поговорить с ней на игре, но вместо этого ушел.

Я позвонил, потому что скучал по ней.

— Я не успел поздороваться с тобой на игре.

Она заправила прядь волос за ухо.

— Ты, кажется, был не слишком рад видеть меня на игре.

Вместо того, чтобы улыбнуться ей, я нахмурился.

— Ты застала меня врасплох. — История моей чертовой жизни, когда дело доходило до этой женщины.

— Мы были на поле в перерыве, Торен.

— Я знаю.

Она прислонилась к подоконнику, как будто устала не меньше меня. Она была слишком молода, чтобы чувствовать такую усталость.

Дом Дженнсин стоял под углом, так что с этого места мы могли смотреть друг на друга. Из-за поворота улицы соседи на другой стороне были расположены под углом в противоположную сторону.

Я пересек двор, вышел на веранду, взял один из стульев и поставил его на лужайку. Если кто-то не будет стоять прямо рядом со мной, у нас будет уединение. Я — во дворе. Она — в той комнате.

Я откинулся на спинку стула, и со стороны это выглядело так, будто я просто разговаривал по телефону.

— Ты ладишь со Стиви и Лиз?

— Да. Они хорошие соседки.

— А как подруги?

Она пожала плечами.

— На самом деле мы не… подруги.

— Значит, они тебе не нравятся?

— Они мне нравятся.

Я моргнул, а затем рассмеялся.

— Я не понимаю женщин.

Даже на расстоянии я заметил, как ее губы тронула милая улыбка.

— Я приехала сюда, чтобы провести здесь год. Они милые, и жить с ними будет легко, но я не думаю, что мы станем хорошими друзьями. Я здесь только для того, чтобы закончить учебу и провести год в волейболе на своих условиях.

На ее условиях. За этим заявлением стояло многое.

— Хочешь поговорить о том, что именно это означает??

— Не особенно.

— Хорошо.

Я оставлю эту тему. Но, видимо, ее условия подразумевали: «Я останусь сегодня дома. Одна.».

Хотя на самом деле она не была одна.

И я тоже, теперь уже нет.

— Что будет после этого года? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Еще не решила.

— Ты хочешь продолжать играть?

Должно быть, это был тяжелый вопрос, потому что она прислонилась головой к стене, когда воцарилась тишина.

Ответом любого моего игрока было бы немедленное «да». Но, возможно, это было потому, что все они знали, что у них не будет шанса.

Для большинства старшекурсников это была последняя остановка. Они заканчивали учебу и двигались дальше, чтобы найти работу и наладить свою жизнь. Единственным, у кого был талант играть профессионально, был Раш Рэмзи. Хотя, учитывая тихие разговоры по всей команде о том, что от него забеременела девушка, никто из нас, включая Раша, не был уверен, куда он пойдет дальше.

Но мои старшие защитники, ребята, которых я тренировал много лет, проведут этот сезон, а потом все закончится. Так что, если бы я спросил их, хотят ли они большего, они бы все сказали «да».

— Профессиональная игра — это то, ради чего я работала всю свою жизнь, — сказала она. — Играть за международную команду было бы мечтой, ставшей явью.

Ровный, отрепетированный тон заставил меня выпрямиться. Она говорила так, словно разговаривала с репортером или агентом.

— Чьей сбывшейся мечтой? — спросил я.

Она резко подняла голову и уставилась на меня, покусывая нижнюю губу. Затем она выдохнула так громко, что это было похоже на порыв ветра, донесшийся из ее дома до моего.

— Моя мама была профессиональной волейболисткой. Она прошла весь путь до Олимпийских игр, чтобы завоевать золото.

— Черт возьми. — Я присвистнул. — Это большое достижение.

— Она очень хочет, чтобы я пошла по ее стопам, — сказала она. — Это ее мечта, ставшая реальностью. Когда-то она принадлежала и мне.

— Что изменилось?

Она указала пальцем на окно, выводя слово на стекле.

— Я.

В ее голосе была такая грусть, что я пожалел, что ее здесь нет. Что мы вели этот разговор не в моей гостиной или на кухне, и между нами не было такого большого пространства. Но если бы она была здесь, я сомневался, что смог бы сдержаться. Сдержаться, чтобы не заключить ее в объятия, не сделать что-нибудь, чтобы прогнать эту грусть. Поэтому я оставался во дворе, а она — в своей комнате.

— О чем ты мечтаешь? — спросил я.

— Я хочу быть счастливой, — прошептала она, как будто это был секрет, в котором она боялась признаться. — Я учусь на последнем курсе университете, и у меня нет никаких желаний, кроме как чаще улыбаться. И чтобы было достаточно денег, чтобы покупать вкусную еду и брать напрокат дрянные фильмы восьмидесятых и девяностых годов.

Я усмехнулся.

— Приоритеты.

Ее улыбка стала шире, и она написала что-то еще на окне, но я не мог разобрать, что именно.

— Не странно ли, что у меня такие низкие ожидания?

— Полагаю, большинство людей возлагают на тебя большие надежды?

— Заоблачные.

— Устанавливай любые ожидания, какие хочешь, — сказал я. — Но, на мой взгляд, желание улыбаться чаще, не значит, что ожидания занижены.

Она положила руку на стекло, почти как в объятии. Когда она опустила руку, я подумал, что она закончит разговор, но она прислонилась к окну и поднесла телефон к другому уху.

— А что насчет тебя? Ты всегда хотел стать тренером?

— Да. Еще со средней школы.

— Правда?

Я кивнул и указал в сторону городских огней.

— Я вырос здесь. Мой тренер все еще работает в средней школе. Он хороший человек. Именно такой человек был мне нужен, когда я был подростком. Он всячески подталкивал меня к тому, чтобы я смог заработать стипендию. Мне нравилось играть, и я был довольно хорош. Может быть, даже великолепен. Но недостаточно хорош для НФЛ. Я всегда знал, что «Штат Сокровищ» — это то место, где я проведу свою последнюю игру.

Когда я оглядывался на свое время в качестве игрока, я ни о чем не жалел. В колледже мне нравилось играть в команде. Мне посчастливилось завести друзей на всю жизнь, таких как Форд.

— И что было дальше? — спросила она.

— После окончания университета я устроился на работу в Орегон тренером «Дакс». Когда я подавал заявление, это было рискованно, но мне повезло. Я многому там научился. Работал как проклятый. Затем, несколько лет назад, в «Штате Сокровищ» открылось место, и я ухватился за возможность вернуться домой.

Дядя Эван умер, и Фейт нуждалась в помощи. Не то чтобы она когда-нибудь попросила бы меня вернуться домой, но в тот день, когда я появился с нагруженным грузовиком, тащащим за собой фургон, на ее лице было такое облегчение. Как будто она была в нескольких секундах от того, чтобы упасть в обморок.

— Если повезет, я буду тренировать «Диких котов» до скончания своих дней. — Эта работа приходилась мне по душе. Мне не нужно было быть главным тренером. Мне не нужно было переходить в более крупный и престижный университет. — Возможно, это означает, что мои ожидания тоже занижены.

— Мне нравятся твои ожидания, — тихо сказала она.

Между нами установилась тишина, пауза, которая означала бы окончание большинства звонков. Но я не мог заставить себя повесить трубку. И она не отходила от окна.

— Торен? — Она не повесила трубку, но отошла от стекла, прячась где-то в своей комнате.

— Куда ты пошла?

На заднем плане послышался шорох, как будто она опустилась на край кровати.

— Я случайно услышала, как ты разговаривал с Милли на днях. Я наполняла свою бутылку водой в коридоре перед кабинетом.

— А. — В тот день я заставил двух своих подопечных, у которых упала успеваемость, уделить больше внимания учебе и меньше — футболу и девушкам. Убедившись, что они устроились, я пригласил Милли поесть пиццу. И в течение часа позволял ей уклоняться от любых попыток завести разговор о Форде.

— Милли — одна из моих самых старых подруг. Мы вместе учились в колледже.

— А она, эм, знает? О нас?

— Никто не знает.

В трубке послышался еще один долгий вздох.

— Вы двое…

Мне даже понравилось, что она не смогла закончить предложение. Мне даже понравилась нотка зависти в ее мягком голосе.

— Нет. Такого никогда не было.

Только не между нами. Милли и Форд? Это была другая история.

— Хорошо, — выдохнула она.

— Хорошо.

Потребовалось еще одно затишье, еще один отрезок тишины, но затем она вернулась к окну, лениво проводя пальцем по стеклу.

— Ты хорошо смотрелся сегодня у скамейки запасных, Торен.

Торен. Не тренер. Не тренер Грили.

Торен.

Она назвала меня по имени. Потому что для нее я никогда не был тренером. А для меня она всегда была Дженнсин.

— Мне понравилось видеть тебя там, — признался я.

Два утверждения, которые ни один из нас не должен был произносить, но все равно произнес.

— Уже поздно, — сказала она. — Мне, наверное, нужно немного поспать.

— Да, — кивнул я. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — Она повесила трубку, но не отошла от окна.

А я не встал со стула.

Вечеринка

Дженнсин

Я провела пальцем по нижней губе Торена. Простыни были спутаны вокруг нас, вплетены в наши обнаженные ноги. Я лежала на его обнаженной груди, а он на руке, закинутой за голову.

Было уже слишком поздно. С того первого поцелуя у бильярдного стола в подвале прошло много часов. К тому времени, как мы наконец поднялись наверх, уже наступила полночь. Но я не собиралась спать, пока. Сегодняшний вечер был одним из лучших в моей жизни, и я не была готова к тому, что он закончится.

— У тебя такие нежные губы. — Нежнее, чем у любого мужчины, которого я когда-либо целовала. — Ты пользуешься бальзамом?

— В ящике стола. — Его серо-зеленые глаза метнулись к прикроватной тумбочке.

Я перебралась через его грудь и, потянувшись к лампе у кровати, включила ее. Она залила комнату золотистым светом. Открыв ящик, я выудила маленькую розовую баночку.

— Мятный бальзам для губ. — Я открутила крышечку и, поднеся палец к углублению, выдавила немного бальзама, нанесла его на губы и в завершение причмокнула ими. Затем отставила баночку и придвинулась к Торену, раздвинув ноги, чтобы обхватить его бедра.

И поскольку его губы выглядели немного сухими, своими я намазала бальзам на его.