Торен
Фейт была в комнате ожидания, когда мы прошли через двойные двери отделения неотложной помощи. Прижимая телефон к уху, она расхаживала вдоль задней стены, не отрывая взгляда от линолеума.
Дженнсин пошевелила пальцами, пытаясь высвободиться из моей хватки, но я держал крепко.
Кроме Фейт и медсестры, дежуривших у стойки администратора, в приемной никого не было. Сегодня вечером меня не волновало, что они увидят нас вместе. Я буду держаться за Дженнсин, чтобы не упасть, пока не узнаю, что с Авелем все в порядке.
— Мы скоро будем дома, — сказала Фейт в трубку. Когда мы подошли ближе, она подняла глаза, и в них отразилось облегчение, когда она заметила меня. Ее взгляд метнулся к Дженнсин, к нашим сцепленным рукам, но если она и была удивлена, увидев меня с женщиной, то не подала виду.
Я протянул свободную руку, и она подошла прямо ко мне и прижалась ко мне.
— Все в порядке, Бек. Все будет хорошо, — сказала она. — Торен только что приехал, так что я вешаю трубку. Я позвоню тебе, когда мы выпишемся из больницы. Я люблю тебя.
Что бы он ни сказал, это заставило ее кивнуть и шмыгнуть носом. Затем она отняла телефон от уха и сунула его в карман.
— Привет. — Я, наконец, отпустил руку Дженнсин, чтобы обнять свою тетю.
— Привет, — ее голос был хриплым, как будто она старалась не заплакать. — Спасибо, что приехал.
— Конечно. Ты в порядке?
— Не особенно. — Фейт отпустила меня и встала, вытирая слезы под глазами. На ней были красно-синие фланелевые пижамные штаны и старая толстовка, принадлежавшая дяде Эвану. На ногах у нее были тапочки-угги, которые я купил ей на Рождество в прошлом году.
— Могу я его увидеть? — Я указал на деревянные двери, которые вели в отделение неотложной помощи.
— Да. Я просто вышла позвонить Беку. Убедиться, что дома все в порядке. Он в шоке.
— Хочешь, я съезжу туда? Останусь, пока ты не вернешься домой?
— Нет, я думаю, у них все в порядке. Дэйн и Кейб спят. И доктор сказал, что мы скоро сможем уехать.
— Ладно. Что случилось?
Фейт подошла к ближайшему стулу и присела на краешек, ссутулившись.
Сиденье рядом с ней было больше похоже на скамью, где хватало места для двоих, поэтому я сел на один конец и похлопал по темно-синему винилу, приглашая Дженнсин.
Она на мгновение заколебалась, затем грустно улыбнулась и втиснулась рядом со мной, зажав руки между коленями.
Я схватил одну из них и переплел наши пальцы, в то время как другой рукой обнял Фейт за плечи.
— Завтра и в пятницу у детей нет занятий в школе, — сказала она. — У учителей дни повышения квалификации. Поэтому Авель спросил, может ли он переночевать у Робби. И, по-видимому, Робби спросил своих родителей, может ли он переночевать у нас дома.
— Черт, — пробормотал я. Дети — идиоты. — Куда на самом деле они собирались?
— В горы, на костер. Они собирались разбить лагерь, но, кажется там была бывшая девушка Авеля, и произошла какая-то драма. Я не смогла узнать все подробности, потому что мой сын… напился, — голос Фейт дрожал то ли от страха, то ли от ярости. Вероятно, и от того, и от другого.
Я глубоко вздохнул.
— Черт.
— Робби не пил. Он был единственным, кто мог сесть за руль. Они ехали по гравийной дороге, слишком быстро повернули и перевернули «Эксплорер» Авеля.
— Черт, — пробормотал я, когда рука Дженнсин крепче сжала мою.
— Могло быть намного хуже. — Фейт с трудом сглотнула, уставившись в невидимую точку на полу. — С Робби все в порядке. У него порез на лбу и еще один на руке от разбитых окон. Он ушел с родителями около десяти минут назад.
— А что с Авелем?
— У него глубокая рана на голове и небольшое сотрясение мозга. Врач как раз заканчивал накладывать швы, когда я вышла, чтобы позвонить домой. — Она закрыла лицо ладонями, но вместо того, чтобы заплакать, издала приглушенный, сердитый вздох.
Когда Фейт опустила руки, она выпрямилась и сделала глубокий вдох, чтобы набраться сил. Затем посмотрела мимо меня на Дженнсин.
— Привет. Я Фейт.
— Я Дженнсин. — Она грустно улыбнулась моей тете. — Приятно познакомиться с вами. Мне так жаль вашего сына.
— Мне тоже. — Фейт вздохнула.
Как бы я хотел, чтобы они встретились не в это время и не в этом месте. Черт возьми, я вообще не думал, что они когда-либо встретятся. Позже я объясню Фейт ситуацию. Мне придется попросить ее сохранить все в тайне. Но это будет в другой раз. После того, как Авеля выпишут из отделения неотложной помощи.
— Хорошо. — Фейт вскочила на ноги и сжала кулаки. — Я так зла на него, что с трудом могу смотреть прямо перед собой. Его машина разбита вдребезги. Им очень повезло, что ни один из них не получил штраф за употребление алкоголя, хотя они еще несовершеннолетние, но Робби был оштрафован за неосторожное вождение. Его родители в ярости и обвиняют в этом меня. Я просто… они могли разбиться насмерть.
Когда ее глаза вновь наполнились слезами, я встал и снова заключил ее в объятия.
— С ним все в порядке.
— С ним все в порядке. — Ее тело затряслось, когда она начала плакать. — Я не могу…
— Я знаю. — Она не могла потерять еще одного человека. Она не могла потерять ребенка. — Пойдем, посмотрим на него.
Она кивнула, глубоко вздохнув. Затем вытерла лицо и направилась к дверям.
— Хочешь, я подожду здесь? — спросила Дженнсин.
Я не хотел, чтобы она оставалась одна в этой продуваемой сквозняками, наводящей тоску комнате ожидания. Теперь она была в центре событий, независимо от того, был ли кто-то из нас готов к этому или нет. Завтра нам нужно будет решить, что делать дальше. Сегодня я просто хотел пережить это.
Если она хочет остаться здесь, я не стану ее винить. Но если она готова, я был бы не против взять ее с собой.
— Выбор за тобой. — Я протянул руку.
Она без колебаний переплела свои пальцы с моими.
Я позволил себе насладиться этим единственным успокаивающим прикосновением лишь на мгновение, прежде чем мы последовали за Фейт на поиски Авеля.
В отделении неотложной помощи было пусто, если не считать нескольких медсестер. Мы прошли мимо ряда темных палат, пока не достигли открытого пространства, разделенного бледно-зелеными занавесками. Занавески были задернуты только у места Авеля.
Мой кузен лежал на узкой больничной койке. Когда мы проскользнули в щель между занавесками, он резко открыл глаза. Один взгляд на лицо матери, и Авель побледнел. Его взгляд расширился, когда он увидел меня за ее спиной.
Фейт скрестила руки на груди, остановившись в изножье его кровати.
Дженнсин отпустила мою руку, задержавшись за занавеской, а я подошел к тете и тоже скрестил руки на груди.
Что ж, он был жив. Узел в моем животе немного ослаб.
— Привет.
Авель с трудом сглотнул.
— Привет.
— С тобой все в порядке? — спросил я.
— Не совсем. — Его налитые кровью глаза наполнились слезами, и он откинул голову на единственную подушку, уставившись в потолок. — Я такой гребаный идиот.
Фейт усмехнулась, ее челюсть напряглась, когда она сморгнула очередную порцию слез.
Я вздохнул и присел на край его кровати.
У него задрожал подбородок, поэтому я взял его за плечи, притянул к себе и обнял.
— Мне жаль. — Он прижался ко мне, всхлипывая, и его голос надломился.
— Я знаю.
— Я просто хотел, блять, повеселиться со своими друзьями, расслабиться, и наплевать на блядский футбол, и на блядскую школу, и на всю прочую блядскую херню.
Было очень много «блять». Каждое было слегка невнятным.
— Я понимаю. — Я прижал его к себе еще крепче, ощущая дрожь, сотрясавшую его тело, когда он начал плакать.
— Я облажался, — всхлипнул он. — Я так сильно облажался.
— Сделай вдох, — приказал я.
У него перехватило дыхание.
— Мне ж-жаль.
— Я знаю, что тебе жаль. Мы разберемся с этим.
— Моя жизнь закончится, если я не смогу играть. Закончится. Папа перевернется в гробу.
— Мы кремировали его, — пробормотала Фейт, вытирая глаза.
Услышав ее голос, Авель отстранился и посмотрел мимо меня на свою мать.
— Мне жаль, мам.
— Я знаю, что тебе жаль, малыш.
Его губы скривились в недовольной гримасе. Его волосы, такие же каштановые, как у меня, падали ему на глаза. Чем старше он становился, тем больше походил на дядю Эвана.
— Миссис Грили? — За занавеску проскользнула медсестра и подняла стопку бумаг в руке. — Вам нужно подписать это для его выписки.
— Хорошо. — Фейт выскользнула из-за занавески, когда Авель откинулся на спинку кровати, опустив глаза.
Я положил ладонь ему на плечо и сжал его.
— Главное, что никто серьезно не пострадал. Вы, ребята, сделали правильный выбор, позволив Робби сесть за руль, если он был трезв. С твоей машиной, с остальным мы разберемся.
— А как насчет футбола? Тренер выгонит меня из команды. Робби тоже. Я просто знаю это. Нам крышка.
— Ты этого еще не знаешь. Ты не первый парень, у которого возникли неприятности во время футбольного сезона.
— Он уже сказал, Тор. Если кого-нибудь из нас поймают за пьянством, мы вылетаем.
Это было похоже на тренера. Он говорил то же самое много лет назад, когда я был одним из его детей. Зная его, он бы довел дело до конца, и Авель получил бы отличный урок.
— Тогда ты выбываешь до конца года. Ты будешь играть в следующем сезоне.
— Я не могу пропустить ни одного года. Я не могу. Вся моя жизнь будет разрушена. Я никогда не получу стипендию. — Он разразился новым приступом рыданий и закрыл лицо руками. — Папа был бы так разочарован во мне. Я должен играть.
Откуда, черт возьми, это взялось? Да, Эван любил футбол. Но он никогда не относился к тому типу людей, которые полностью отдают себя спорту. Ему было бы наплевать, играют ли его дети.
Все, о чем он когда-либо заботился, — это чтобы они были счастливы.
— Авель. — Я отнял его руки от лица, ожидая, пока он посмотрит на меня. — Твоего отца не волновала бы стипендия. Ему было бы все равно, даже если бы ты совсем бросил футбол. Он всегда хотел только одного — чтобы ты, твоя мама и твои братья были счастливы.
— Но футбол был нашим увлечением. Он был нашим гребаным увлечением. И нашим с тобой тоже.
Мое сердце сжалось. Это не его увлечение. А наше.
— Тебе вообще нравится футбол, Авель?
— Хм. — Его нерешительность была достаточным ответом. — Да. Нравится. Просто… не так, как раньше.
Пришло время двигаться дальше. Расширять его интересы. До того, как он разлюбит гонять мяч ради развлечения. До того, как он начнет переключать канал всякий раз, когда будут показывать игру.
— Может быть, это и есть скрытое благо, — сказал я. — Дело не в выпивке. Об этом мы еще поговорим. Но если в этом году твой тренер все-таки исключит тебя из команды или посадит на скамейку запасных, то, возможно, тебе нужна эта передышка. Если тебе это не нравится, остановись. Все в порядке. Мне все равно. Твоей маме будет все равно. Твоему отцу было бы все равно.
Его лицо исказилось, как будто мысль о том, что он уйдет, разобьет всем сердца.
Авель сильно изменился за последние четыре года. Он превращался в молодого человека. Но в тот момент он выглядел как тот печальный, сломленный мальчик, который держал меня за руку на похоронах своего отца и плакал у меня на плече, когда его мать стоически стояла перед толпой, чтобы поблагодарить их всех за то, что они пришли.
— Эй. — Я взял его лицо в ладони и прижался лбом к его лбу. — Это всего лишь игра.
— Моя машина испорчена.
— Это просто машина.
Он заплакал еще сильнее.
— Мне жаль.
— Я знаю. — Я притянул его к себе, чтобы еще раз обнять, и крепко прижимал к себе, пока Фейт не вернулась с медсестрой.
— Мы можем ехать домой, — сказала она, выглядя более измученной, чем за весь вечер, как будто стресс наконец-то прошел, и все эмоции иссушили ее.
— Я поведу. — Я встал и выудил из кармана ключи от грузовика.
Фейт прошаркала в комнату, подхватывая куртку Авеля, висевшую на стуле у его кровати. Она слегка улыбнулась сыну и протянула руку, чтобы помочь ему подняться на ноги.
Он сглотнул, когда встал, оказавшись на четыре дюйма выше своей матери.
— Мне жаль, мам.
— Я знаю, малыш. — Она заключила его в объятия и крепко прижала к себе.
Я проскользнул за занавески, чтобы дать им минутку побыть наедине.
Дженнсин стояла у ближайшей стены, обхватив себя руками за талию. Что-то в выражении ее лица заставило меня остановиться. Что-то твердое и настороженное.
Но прежде чем я успел спросить, все ли с ней в порядке, рядом со мной появились Фейт и Авель. Он держал мать за руку, словно она поддерживала его. Этот мальчик, вероятно, понятия не имел, что его мать была самым сильным человеком, которого я когда-либо встречал.
Она была сильнее, чем должна была быть.
— Готова? — спросил я.
Фейт кивнула.
— Спасибо, что пришли.
— Я отвезу вас домой, ребята. Дженнсин может взять мой грузовик.
— У нас все в порядке, — сказала Фейт. — Отправляйтесь домой.
— Ты уверена?
— Да. — Она улыбнулась Авелю. — У нас все хорошо.
Он кивнул, выглядя так, словно снова собирался расплакаться, но, когда она подтолкнула его вперед, он пошел рядом с ней по коридору мимо поста медсестер и пустых палат скорой помощи к выходу.
Я вздохнул, давление в груди ослабло, затем протянул руку Дженнсин.
Она оттолкнулась от стены и ухватилась за меня, затем мы вместе вышли из больницы. Когда мы забрались в мой грузовик, она стянула капюшон с головы, а затем сняла мою бейсболку.
Не было необходимости прятаться, когда мы были одни.
Дорога домой прошла в тишине, тяжесть всего, что произошло сегодня вечером, тяжело давила на кабину грузовика. Не только авария с Авелем, но и все остальное.
Фильмы, которые она принесла с собой. Больница.
Тот поцелуй.
Мы нарушили все правила. Вечеринка в честь Четвертого июля — это одно. В этом случае я мог сослаться на неведение.
Но сегодня вечером? Все изменилось.
Что теперь? Что будет дальше?
У меня не было ответа, и я сомневался, что он был у Дженнсин, поэтому я не спрашивал. Я просто ехал по тихим улицам Мишна, пока не припарковался в своем гараже, и дверь за нами не закрылась.
— Спасибо, что поехала со мной, — сказал я.
— Не за что, — прошептала она. В ее глазах была такая печаль, что у меня защемило сердце.
— Что не так?
Она пожала плечами.
— Я слышала, что ты ему сказал. О футболе. Жаль, что у меня не было тебя, когда я была в его возрасте.
Она хотела, чтобы кто-нибудь сказал ей, что бросить волейбол — это нормально. Чтобы кто-нибудь спросил, нравится ли ей вообще игра.
В тот вечер, когда я нашел ее у себя во дворе после игры, в тот вечер, когда мы с ее отцом были в спортзале и смотрели, как она играет, она сказала, что подумывает об уходе. Этого ли она хотела?
За последние несколько недель я не выдержал и потратил слишком много времени на изучение волейбола в Гугле. Стэнфорд был одним из лучших университетов в стране, и у них была одна из лучших волейбольных программ. Почему она променяла такое образование, такой уровень игры на УШС? Мы были хорошим университетом, но не Стэнфордом. И она была так близка к окончанию, оставался всего один год. Так почему же она уехала из Калифорнии?
— Почему ты перевелась в этом году? — Это был вопрос, который я хотел задать уже несколько недель.
Был ли этот ход ее способом медленно остановиться? Не внезапным отказом, а постепенным выходом из игры?
— Потому что у меня не было тебя, чтобы сказать мне, что я могу уйти, — прошептала она.
— Ты же знаешь, что можешь. Ты можешь уйти.
— Пока нет. Я даже не уверена, что это то, чего я хочу.
И слишком мало людей спрашивали ее, чего она хочет.
Дженнсин выдавила из себя легкую улыбку и взялась за ручку двери.
— Прощай, Торен.
Все, что мне нужно было сделать, это взять ее за руку. Все, что мне нужно было сделать, это завести ее внутрь. Мы могли бы продолжить с того места, на котором остановились. Но я неподвижно сидел за рулем, наблюдая, как она выпрыгивает из грузовика.
Дженнсин прошла к двери, которая вела внутрь, сняв мои кроксы. Затем она направилась к боковой двери, той, которая должна была привести ее домой.
И она исчезла в ночи.
— Прощай, Дженнсин.
Вечеринка
Торен
Дженнсин кончиком пальца обвела мой сосок. У большинства женщин, которых я знал, были ухоженные ногти, покрытые блестящим лаком, но у нее они были просто коротко подстрижены.
Вытянувшись рядом со мной, она приподнялась на локте и под простынями водила ногой вверх-вниз по моей икре.
Я закинул руку за голову, мое сердце все еще колотилось после последнего оргазма.
— Ты когда-нибудь раньше не спал с кем-нибудь всю ночь? — спросила она. — Вот так?
Как будто мы были настолько увлечены друг другом, что пытались бороться со сном как можно дольше. Как будто мы не могли насытиться. Как будто мы не могли остановиться, даже чтобы отдохнуть.
— Нет. — Ни с одной другой женщиной это даже не приходило мне в голову. — А ты?
— Нет.
С каждым движением ее ноги мое тело, казалось, вибрировало, а член пробуждался к жизни для очередного раунда. Ее палец продолжал кружить по моему соску.
— У нас закончатся презервативы, если ты будешь продолжать в том же духе, — пробормотал я.
Она улыбнулась, такая красивая и яркая, что осветила темную комнату.
— Это похоже на вызов.
Я усмехнулся и прыгнул, перекатившись, чтобы подмять ее под себя так быстро, что она ахнула.
— Мне нравятся вызовы.