Торен
Девятое октября.
Это был один из трех дней, которых я боялся каждый год.
Шестнадцатое января. Седьмое сентября. Девятое октября.
В этот день семнадцать лет назад умерла моя мама. Год спустя не стало и папы.
Я прожил без мамы дольше, чем с ней. Это было чертовски несправедливо.
Боже, чего бы я только не отдал, чтобы быть занятым сегодня. Провести изнурительную тренировку или игру, чтобы отвлечься. Только в этом году девятое октября пришлось на вторник. Самый тихий день недели.
Тренировка была не более чем краткой встречей. Предполагалось, что игроки немного разомнутся, но в остальном вторник был днем, когда они могли выполнять школьные задания и дать своему телу отдохнуть.
Во вторник тренеры занимались электронной почтой и административными задачами. У меня не было настроения что-либо делать, кроме как идти домой и смотреть фильмы на диване, но я заставил себя прийти сегодня в офис, зная, что, если буду сидеть дома один, это будет намного сложнее.
— Торен. — Паркс влетел в мою открытую дверь, захлопнул ее и плюхнулся на один из пустых стульев напротив моего стола. — Помоги.
Речь шла о женщине. Еще до того, как он открыл рот, я понял, что речь идет о женщине.
— Что случилось?
— Это насчет девушки, с которой я встречаюсь.
— А. — Конечно, так и было. Они, вероятно, познакомились в Интернете.
— Мы познакомились в Тиндере.
— Лааадно, — протянул я. И либо она его отшила. Либо он хотел расстаться, но при этом заниматься сексом.
— Я думаю, она собирается покончить с этим.
— Почему ты так думаешь? — Я откинулся на спинку стула, радуясь, что хоть раз в жизни он был ужасен в отношениях. Сегодня я воспользуюсь любым способом отвлечься.
— Она перестала мне писать.
Тогда она не собиралась заканчивать, она уже закончила. А Паркс не был готов признать поражение.
Каждый из нас в тренерском штабе был склонен к соперничеству, но Паркс доводил это до крайности во всех аспектах своей жизни. Он преуспевал в атаке. Это срабатывало, когда он был на поле, и он давил на своих игроков сильно, но не слишком. Он знал, когда нужно отступить, если дело касалось футбола и тренерской работы.
Но с женщинами? Не очень.
— Как долго вы встречались? — спросил я.
— Три недели, плюс-минус.
— Последние три недели? — Двое из трех выходных мы были в разъездах на выездных матчах. В течение недели мы были загружены тренировками почти каждый вечер. Это означало, что женщина, с которой он встречался, вероятно, приходила к нему по вторникам и не более того. — Как часто вы с ней виделись?
— Я не знаю. — Он пожал плечами. — Мы встречались пару раз. Я писал ей, но нам было сложно согласовать наши планы.
— Может, ей просто хотелось чего-то повседневного.
— Да, наверное. — Он покачал головой. — Честно говоря, я не понимаю, почему это меня так беспокоит. На нашем последнем свидании она сказала, что футбол — это мелочь.
Ой.
— Тогда я бы не слишком расстраивался, что она не отвечает тебе.
Он застонал.
— Ты прав. Она мне просто… нравилась. Она была милой.
— Если она не понимает, каким изнурительным может быть сезон, если она собирается бросить тень на игру, которую мы любим, я думаю, тебе лучше двинуться дальше.
Не за это ли мне нравилась Дженнсин? Потому что она понимала, на что похож этот мир? Она понимала, что такое преданность спорту. Команде. Что напряженный график поездок и тренировок был жертвой, на которую мы все были рады пойти.
— Да, — проворчал он, откидываясь на спинку стула, и выдохнул. — Свидания — отстой.
— Так и есть. — Не то чтобы я часто ходил на свидания. Секс на одну ночь, конечно. Но свидания?
Я редко встречал женщину, которой хотел бы уделить то немногое время, что у меня было в запасе в это время года.
Пока не появилась Дженнсин.
Я не видел ее три недели. Почти месяц. В этот момент я чувствовал себя изголодавшимся мужчиной. Было бы хорошо, если бы это время и расстояние разделили нас. Дали чувствам исчезнуть. Но они не исчезли.
Она была в отъезде, участвовала в своих играх, и в те выходные, когда мы играли дома, волейбольная команда была в Колорадо. Я не видел, чтобы она приходила или выходила из дома. И не находил ее больше на своем заднем дворе.
Если бы не яркие кадры, размещенные в социальных сетях, я бы даже не увидел ее лица. Но я стал самым преданным поклонником волейбольной команды. Я постоянно проверял свой телефон, надеясь увидеть обзор или видео с игры. Надеясь увидеть ее улыбку после победы.
Они все еще были непобедимы. Она все еще играла с огнем.
И, к черту мою жизнь, я скучал по этому. Я скучал по ней.
— Похоже, мы возвращаемся к Тиндеру, — пробормотал Паркс, поднимаясь со стула. — Но сначала я должен сказать двум своим парням на линии, что если они не улучшат свои оценки, то в субботу будут отстранены.
— Удачи.
— Спасибо. Дверь оставить открытой или закрыть?
— Закрыть. — Мне нужно было несколько минут побыть одному.
— Увидимся. — Он вышел, закрыв за собой дверь.
Я щелкнул мышкой на своем компьютере, собираясь проверить оценки своих игроков, когда раздался стук в дверь. Прежде чем я успел ответить, в комнату заглянул Форд.
— Привет.
— Привет. — Форд вошел внутрь и закрыл дверь, затем сел на место, которое только что освободил Паркс, и откинулся на спинку. — Есть минутка?
— Конечно. Как дела?
— Угадай, кто приехал в Мишн в субботу.
Судя по ужасу в его голосе, это, должно быть, была его бывшая жена.
— Сиенна.
— Да.
— Черт. — Я съежился. — Мне жаль.
Я знал Сиенну в колледже, когда она встречалась с Фордом. Тогда она была настоящей трагедией, и после всего, что он рассказал мне об их разводе, она все еще трагедия. Но он был привязан к ней, по крайней мере, до тех пор, пока их дочь Джоуи не окончит среднюю школу.
— Как долго она здесь пробудет?
Он пожал плечами.
— Понятия не имею. Ради Джоуи, надеюсь, что больше, чем одни выходные.
Сиенна не видела их дочь с тех пор, как Форд переехал. Он получил полную опеку над Джоуи, а Сиенна все еще жила в Сиэтле.
— Ты в порядке? — спросил я.
— Не особенно. Милли хочет взять перерыв, пока Сиенна в городе. Что бы, черт возьми, ни значил этот перерыв.
Перерыв. Это означало, что было с чем повременить. Ни один из них официально не подтвердил свои отношения, хотя я подозревал, что они были вместе какое-то время.
— Так что… у вас с Милли официальные отношения?
— Мы держим это в секрете. По понятным причинам.
— А как это будет сочетаться с работой? — спросил я.
Он провел рукой по волосам.
— Я не знаю. Но если это означает, что мне придется уволиться, то я уволюсь.
Черт. Он бы все бросил ради Милли?
Работать на Форда в этом году было моей мечтой. Он был сильным лидером и никогда не оставлял нас в неведении. Но при этом он не вмешивался в наши дела. Он доверял нам выполнять нашу работу, а мы верили, что он прикроет нас.
Мне претила мысль о другом начальнике. Но я бы предпочел, чтобы мои друзья были счастливы. Кроме того, мне понравилось, что Форд уволился бы ради Милли. Что он знал ей цену. Что он будет бороться за то, чтобы удержать ее, даже если это будет стоить ему карьеры.
— Ты знаешь, я ничего не скажу, — сказал я.
— Я никогда и не боялся, что ты это сделаешь. — Форд глубоко вздохнул. — Я не хочу, чтобы она чувствовала себя одинокой во время этого гребанного перерыва или что-то в этом роде. Если ты свободен, не мог бы ты как-нибудь вечером угостить ее чизбургером или еще чем-нибудь? Заключи с ней одно из тех пари, которые ты заключаешь, чтобы узнать, кто съест больше картошки фри.
Я усмехнулся.
— Принято.
За эти годы мы с Милли поспорили на множество глупостей, и все это ради забавы. Кто быстрее пробежит. Кто быстрее всех съест дюжину куриных крылышек. Кто дольше всех сможет задержать дыхание.
Мы уже давно не заключали пари по пустякам. Может быть, сегодня вечером, чтобы отвлечься от мыслей о девятом октября и немного успокоить Форда, я приглашу Милли куда-нибудь поужинать. Посмотрим, кто сможет съесть больше тако.
— Спасибо. — Он хлопнул ладонями по коленям, прежде чем встать. — Хочешь перекусить?
— Вообще-то, я, пожалуй, пойду в спортзал. — Мне не хотелось вставать с постели, чтобы позаниматься этим утром, но сидение за этим столом все утро сделало меня напряженным и беспокойным. — В другой раз?
— Конечно. — Он ушел, помахав на прощание рукой.
Прежде чем кто-либо еще успел заскочить ко мне за советом по отношениям, я схватил телефон и наушники и направился в раздевалку, чтобы переодеться.
Когда я вошел в тренажерный зал, меня встретил лязг металла. Зал всегда был открыть в обеденный перерыв. Милли позаботилась о том, чтобы каждый день у студентов и сотрудников департамента было время позаниматься спортом.
Когда я надевал наушники, на заднем плане раздавался равномерный стук ботинок по беговой дорожке, заглушая шум.
Обычно во время обеденного перерыва здесь не было студентов, только преподаватели. Двое сотрудников, которые работали наверху вместе с Милли, пришли потренироваться. Но на беговой дорожке я заметил взмах короткого светлого хвостика. Длинные ноги. Подтянутые плечи и тонкая талия.
Воздух со свистом вырвался из моих легких.
Дженнсин смотрела перед собой, экран ее беговой дорожки был черным. Она бежала легкими, грациозными шагами, размахивая руками и расправив плечи.
На мгновение я чуть не развернулся. Чуть было не оставил ее заниматься спортом, пока не нашел другой способ очистить голову. Но прошло уже три недели.
Я скучал по ее лицу.
Это было девятое октября.
И сегодня мне было наплевать на правила. Я просто хотел увидеть ее улыбку.
Поэтому я пересек зал, кивнув парню, который растягивался на матах в углу. Затем забрался на беговую дорожку, расположенную в трех шагах от нее, и, не удостоив ее даже взглядом, нажал на кнопки и побежал.
Взгляд Дженнсин скользнул в мою сторону через зеркала на дальней стене, и она внимательно посмотрела на меня. Ее рот приоткрылся, как будто у нее перехватило дыхание, и, черт возьми, это было почти лучше, чем улыбка.
На ней были черные легинсы и белый спортивный бюстгальтер на бретельках. Мгновение она изучала меня, прищурившись. Затем склонила голову набок, как делала, когда пыталась меня понять.
Когда она снова посмотрела вперед, между ее бровями пролегла морщинка. Но вскоре она нашла в этих зеркалах невидимую точку и сосредоточила на ней все свое внимание.
Я сделал то же самое, сосредоточив внимание на том, что было впереди. Но она была там. Она была близко.
Этого было достаточно.
Поэтому, я пробежал одну милю, затем две. После трех я обычно останавливался, чтобы поподтягиваться, но она все еще бежала, уверенно и энергично. Я еще не был готов уйти.
У нее слегка блестел лоб и горели щеки, но в остальном она держалась непринужденно.
К четвертой миле мои ноги начали уставать. Я не тренировался как бегун на длинные дистанции и, кроме простой разминки, никогда не проводил много времени на беговых дорожках. Но Дженнсин не останавливалась, и я тоже.
Она нажала на кнопку, и на мгновение я вздохнул, радуясь, что наконец-то закончил. Вот только эта кнопка была не для того, чтобы остановиться. Она увеличивала скорость.
Сукин сын. На ее губах мелькнула тень улыбки, как будто она призывала меня остановиться. Вызов принят.
Я нажал на «Плюс» на своем тренажере и ускорил шаг, пытаясь сравняться с ней, пока не преодолел пять миль. Мои легкие горели, а по лицу стекал пот.
Блять. Я больше глотал воздух, чем дышал. Но не останавливался. Я не сбавлял темпа. Пока, наконец, пробежав почти шесть миль, Дженнсин не перешла на шаг, поднимая руки над головой на вдохе.
Я бежал еще минуту, дожидаясь, пока стрелка на табло не достигнет шести, прежде чем нажать на кнопку «Стоп». Затем я убрался к чертовой матери с этой гребаной беговой дорожки и направился к питьевому фонтанчику, чтобы глотнуть воды. Я вытер лицо краем футболки, хотя пот продолжал капать с меня.
Вытащив наушники, я засунул их в карман и уперся руками в колени. Моя грудь тяжело вздымалась, когда я пытался восстановить дыхание.
В поле моего зрения появилась пара неоновых оранжево-белых теннисных туфель. Дженнсин.
Она стояла ближе, чем должен стоять студент к тренеру. Но когда я осмотрел тренажерный зал, он был пуст. Пока я пытался привести себя в порядок, остальные уже разошлись.
— Ты в порядке? — Дженнсин уперла руки в бока. Судя по голосу, она совсем не запыхалась.
— Да. — Я отмахнулся. — Я не бегун.
— Я спрашиваю не о тренировке. — Она грустно улыбнулась мне. — У тебя грустный вид.
Что ж, мне было грустно. И единственным человеком, который заметил это, была эта женщина.
Женщина, которую я хотел заключить в объятия и целовать до тех пор, пока она тоже не начнет задыхаться.
— Сегодня не самый лучший день, — сказал я.
— Тебе стоит посмотреть какой-нибудь дрянной фильм, чтобы взбодриться. — Ее красивые губы изогнулись в ослепительной улыбке. Улыбка, благодаря которой эти шесть гребаных миль стоили каждого шага.
— Какие-нибудь рекомендации?
— «Манекен». Или «Выходной день Ферриса Бьюллера».
И то, и другое лежало в стопке, которую она вернула в прошлом месяце.
Они были одними из самых любимых у моей мамы. Именно их я должен был посмотреть девятого октября.
Дженнсин понятия не имела, но, вероятно, это была лучшая рекомендация, о которой я мог просить.
Я кивнул, проглотив комок в горле.
— Хорошая идея.
Мне потребовалось все, что было в моих силах, чтобы остановить это. Чтобы не пригласить ее посмотреть фильм на моем диване сегодня вечером.
Она снова склонила голову набок, пока ее взгляд блуждал по моему телу с головы до ног. Он был не чувственным. Он был беспокойным, как будто она пыталась найти источник боли.
Ее взгляд остановился на моей груди. На моем сердце.
— Торен…
Дверь открылась, и вошла Милли, одетая в шорты для бега и майку, с волосами, собранными в длинный хвост.
Дженнсин вздрогнула, затем обошла меня и направилась к фонтанчику с водой, ведя себя так, словно мы были просто двумя людьми, которым нужно было попить.
Милли улыбнулась, когда заметила меня, хотя улыбка не отразилась в ее глазах. Вероятно, из-за того, что происходило с Фордом. Скорее всего, она пришла сюда, чтобы пробежать десять миль, пытаясь отвлечься.
Я пересек комнату и остановился перед ней.
— Привет. Хочешь сходить куда-нибудь поесть тако сегодня вечером? Спорим на десять баксов, что я съем больше, чем ты.
— Я в деле. — Во взгляде Милли промелькнула тень, которую она не смогла скрыть, хотя и пыталась. — Спасибо.
— Пожалуйста. — Когда она направилась к беговой дорожке, я рискнул бросить взгляд в сторону фонтанчика с водой.
Но Дженни уже ушла.
Вечеринка
Торен
Дженнсин, зевнув, провела пальцем по моему подбородку.
Моя рука обвилась вокруг ее талии под простынями, пальцы выводили крошечные круги на ямочках внизу ее спины.
Мой рот тоже растянулся во время зевка. Было три часа ночи, и я чертовски устал. С каждой секундой мне становилось все труднее и труднее держать глаза открытыми. Но будь я проклят, если не заставлю себя бодрствовать, пока она не заснет.
— Когда-нибудь тебе стоит отрастить бороду, — прошептала она, проводя пальцем по моей щетине.
Я приподнял брови.
— Бороду?
— Да. Бьюсь об заклад, ты бы выглядел сексуально с бородой.
— Ты хочешь сказать, что я не сексуальный?
Она рассмеялась.
— Отрасти бороду, Торен.
Когда она произносила мое имя вот так, низко, с придыханием, я был готов сделать все, что она хотела.
— Нам нужно поспать. — Она снова зевнула.
— Пока нет. — Я перекатился на ее обнаженное тело, устраиваясь между ее бедер. Мой член пульсировал, прижимаясь к ее влажному центру.
Она застонала, когда я завладел ее ртом.
И вся эта зевота прекратилась.