Бриллиантовое ожерелье

ГЛАВА I. Лиззи Грейстокъ.

Всѣ друзья Лиззи Грейстокъ и всѣ ея враги -- которыхъ, правду сказать, было больше и они были дѣятельнѣе ея друзей,-- сходились на одномъ пунктѣ, что миссъ Лиззи съумѣла устроиться очень хорошо. Мы намѣрены разсказать здѣсь исторію Лиззи Грейстокъ съ самаго начала, но не станемъ останавливаться на ней долго такъ-какъ не чувствуемъ никакого расположенія къ этой изумительно ловкой дѣвицѣ. Лиззи была единственнымъ ребенкомъ стараго адмирала Грейстока, которому она дѣлала не мало заботъ, и онъ подъ старость не разъ задумывался, что для него было-бы удобнѣе имѣть сына или вовсе не имѣть дѣтей. Адмиралъ любилъ поиграть въ вистъ, выпить и покутить и желалъ до конца дней своихъ наслаждаться жизнью и не измѣнять своихъ привычекъ. Кажется, его желаніе вполнѣ осуществилось;-- говорятъ, что даже наканунѣ смерти, прикованный къ постели, онъ игралъ въ вистъ, прихлебывая вино изъ стакана, и отвѣчая на многочисленные тосты своихъ друзей и собутыльниковъ. У адмирала не было значительнаго состоянія, и однакожъ его дочь, какъ только вышла изъ дѣтства, всюду показывалась разряженная, блистая дорогими украшеніями изъ драгоцѣнныхъ камней: на пальцахъ кольцы съ алмазами, на шеѣ уборъ съ красными драгоцѣнными камнями, въ ушахъ, серьги съ желтыми драгоцѣнными камнями; въ черныхъ волосахъ нитки крупнаго жемчуга. Ей едва минуло девятнадцать лѣтъ когда умеръ ея отецъ и она переѣхала въ домъ своей тетки, леди Линлитгау, скучной сварливой старухи. Лиззи гораздо охотнѣе переѣхала-бы жить къ какому-нибудь другому родственнику или другу, если-бъ у нея были родственники или друзья, имѣвшіе собственный домъ въ Лондонѣ.

Ея дядя, Грейстокъ, деканъ въ Бобсборо, точно также охотно предложилъ-бы Лиззи поселиться у себя въ домѣ; его жена принадлежала въ числу самыхъ добродушнѣйшихъ женщинъ, какія не часто встрѣчаются въ свѣтѣ; въ деканствѣ жили три веселыя, добрыя дѣвушки, прибѣгавшія къ различнымъ маленькимъ хитростямъ, чтобы подружиться съ кузиной Лиззи;-- но Лиззи мѣтила повыше чѣмъ прозябаніе въ какомъ-нибудь деканствѣ въ Бобсборо.

Лиззи ненавидѣла леди Линлитгоу. При жизни своего отца, когда она надѣялась пристроиться до его смерти безъ помощи тетки Лиззи не считала нужнымъ скрывать свою ненависть въ леди Линлитгоу. И тетка, въ свою очередь, была не очень любезна съ племянницей, къ тому-же она была вовсе не такого характера, чтобы съ нею легко было ладить. Но когда адмирала похоронили, Лиззи не колебалась ни минуты переѣхать къ этой старой "колдуньѣ", какъ она называла графиню въ своей случайной перепискѣ съ кузинами въ Бобсборо.

Адмиралъ, умирая, оставилъ такъ много долговъ, что невольно напрашивался вопросъ, какъ это купцы могли вѣрить ему. Движимаго и недвижимаго имущества у него осталось слишкомъ мало, лучше сказать, ничего не осталось, и опечаленнымъ кредиторамъ пришлось только махнуть рукой и мысленно обругать себя за свое легкомысліе и недостатокъ предусмотрительности. Однакожъ господа Бартеръ и Бенжаминъ изъ старой Бондъ-Стритъ рѣшились попытать счастія, для чего посѣтили домъ леди Линлитгоу въ Брук-Стритѣ и просили ея сіятельство, чтобы она уговорила племянницу возвратить имъ драгоцѣнныя бездѣлушки, забранныя ею изъ магазина въ теченіи послѣднихъ двѣнадцати мѣсяцевъ. Лиззи протестовала противъ такого требованія и утверждала, что у нея нѣтъ никакихъ драгоцѣнныхъ украшеній, нѣтъ ничего, что стоило-бы возвращать. Леди Линлитгоу очень хорошо знала, что у племянницы было много брилліантовъ, и потребовала болѣе обстоятельнаго объясненія. Лиззи отвѣтила, что она разсталась съ брилліантами по приказанію адмирала, и что вырученными за нихъ деньгами ея отецъ заплатилъ нѣкоторые свои долги. Леди Линлитгау не повѣрила ни одному слову изъ этого объясненія, но, дѣлать было нечего, она хорошо знала, что ей не добиться правды. На самомъ-же дѣлѣ брилліанты были заложены за извѣстную сумму денегъ, крайне необходимую Лиззи. Нельзя-же было остаться ей совсѣмъ безъ денегъ. Мало-ли на что нужны деньги дѣвицѣ ея лѣтъ: надо платить горничной, надо купить кое-что, безъ чего обойтись невозможно; наконецъ нельзя не имѣть карманныхъ денегъ для путешествія по желѣзной дорогѣ и покупки разныхъ мелочей, которыхъ невозможно получить въ кредитъ. Девятнадцатилѣтняя Лиззи знала, что дѣвушки ея лѣтъ легко могутъ обходиться безъ денегъ, она и сама съумѣла-бы обойтись безъ нихъ, но вѣдь есть требованія, которымъ нельзя противиться, есть долги, которые даже она должна платить.

Однакожъ Лиззи не прекратила вовсе своего знакомства съ господами Гартеромъ и Бенжаминомъ. Не прошло еще восьми мѣсяцевъ послѣ смерти ея отца, а она уже явилась въ ихъ контору и заперлась въ кабинетѣ мистера Бенжамина, чтобы потолковать съ нимъ безъ помѣхи объ устройствѣ одного небольшого дѣльца. Лиззи объявила м-ру Бенжамину, что она пришла къ нему тотчасъ-же по достиженіи своего совершеннолѣтія, что она имѣетъ намѣреніе взять на себя уплату долга за брилліанты и готова подписать счетъ, росписку или какой нибудь-другой документъ, какой укажетъ ей фирма, лучше ея знающая, что слѣдуетъ брать въ такихъ случаяхъ. Конечно, у нея нѣтъ ничего своего и никогда не будетъ. М-ръ Бенжаминъ знаетъ это хорошо. Что-же касается уплаты этого долга ея теткой, то это невозможно, потому-что графиня Линлитгау бѣдна какъ Іовъ; впрочемъ, Лиззи увѣрена, что м-ръ Бенжаминъ и самъ никогда не разсчитывалъ на такой невозможный исходъ дѣла. Но... тутъ Лиззи остановилась и м-ръ Бенжаминъ съ пріятной и веселой улыбкой поспѣшилъ замѣтить, что, можетъ быть, миссъ Грейстокъ намѣрена вскорѣ выйти замужъ. Лиззи, раскраснѣвшись прелестнымъ дѣвичьимъ румянцемъ, созналась, что такая перемѣна въ ея жизни весьма вѣроятна. Сэръ Флоріанъ Эстасъ уже просилъ ея руку. Конечно, м-ру Бенжамину, какъ и всѣмъ въ Лондонѣ, извѣстно, что сэръ Флоріанъ Эстасъ очень богатъ; м-ръ Бенжаминъ также, вѣроятно, не сомнѣвается, что сэръ Флоріанъ, сдѣлавшись ея мужемъ, не откажется заплатить счетъ за забранные ею брилліанты, какой представитъ ему фирма. Прекрасно; во чего-же тогда желаетъ отъ него, м-ра Бенжамина, миссъ Грейстокъ? М-ръ Бенжаминъ не смѣетъ и предполагать, что миссъ Грейстокъ посѣтила его только затѣмъ, чтобы заявить ему о своемъ намѣреніи предложить будущему мужу заплатить ея прежній долгъ ихъ фирмѣ. По всей вѣроятности, миссъ Грейстокъ необходима извѣстная сумма денегъ для выкупа заложенныхъ ею брилліантовъ, и только, получивъ ее, она будетъ въ состояніи отвѣчать за полную сумму долга. Отчего-же, можно выдать эту сумму, но только предварительно нужно навести кое-какія справки.

-- Не выдавайте только меня, замѣтила Лиззи,-- а то партія можетъ разстроиться.

М-ръ Бенжаминъ обѣщалъ соблюдать величайшую осторожность.

Въ признаніяхъ, сдѣланныхъ миссъ Грейстокъ ювелиру, было много лжи, но отчасти была и правда. Она солгала, сказавъ, что она совершеннолѣтняя, слѣдовательно ея будущій мужъ вовсе не былъ обязанъ во закону уплачивать ея долги, сдѣланные ею въ это время. Она также солгала, что сэръ Флоріанъ Эстасъ просилъ ея руку. Оба эти важныя признанія были лживы. Однакожъ кое-что въ нихъ было и справедливо. Сэръ Флоріанъ дѣйствительно былъ у ея ногъ, и она, во время пустивъ въ ходъ своя прелести,-- включая сюда и заложенные брилліанты,-- могла смѣло разсчитывать, что очарованный вздыхатель сдѣлаетъ ей предложеніе. М-ръ Бенжаминъ, наведя свои справки, сначала задумался, но затѣмъ, разсчитавъ всѣ случайности, рѣшилъ, что можно согласиться на предложеніе миссъ Грейстокъ. Онъ не упрекнулъ Лиззи, что она ему солгала, назвавъ себя совершеннолѣтнею, хотя онъ достовѣрно узналъ, что она сказала ложь. Онъ былъ убѣжденъ, что сэръ Флоріанъ не станетъ докапываться, обязанъ-ли онъ уплачивать счетъ, подписанный его женой, въ то время еще несовершеннолѣтней дѣвицей: онъ безъ замедленія тотчасъ-же уплатитъ по предъявленному документу. М-ръ Бенжаминъ по наведеннымъ справкамъ легко могъ заключить, что бракъ непремѣнно состоится и слѣдовательно спекуляція будетъ для него выгодна. Лиззи получила обратно свои брилліанты и взамѣнъ выдала росписку, въ которой заявила, что это долговое обязательство написано ею по достиженіи совершеннолѣтія. Ювелиръ остался очень доволенъ заключенной сдѣлкой. Лиззи, въ свою очередь, не имѣла повода жаловаться.

Леди Линлитгау видѣла, что драгоцѣнныя украшенія снова появились въ бюро ея племянницы; она видѣла, какъ кольца, одно за другимъ, блестѣли на маленькихъ тонкихъ пальцахъ, какъ рубины горѣли на шеѣ, а желтыя серьги качались въ ушахъ. Хотя Лиззи носила еще трауръ по отцѣ, но она позволяла себѣ носить эти драгоцѣнныя украшенія. Графиня была не изъ тѣхъ женщинъ, которыя видятъ и молчатъ, не рѣшаются спросить, хотя имъ очень хочется удовлетворить свое любопытство. Графиня спрашивала, и даже слишкомъ настоятельно. Она угрожала, протестовала, поднимала бурю. Она пыталась даже захватить силой ящикъ съ брилліантами молодой леди. Но ея нападеніе было отражено. Лиззи ворчала, бранилась и поставила на своемъ, главное потому, что въ это время интрига ея съ сэромъ Флоріаномъ близилась въ развязкѣ и можно было ожидать, что не сегодня, завтра онъ сдѣлаетъ ей предложеніе, а графиня слишкомъ хорошо понимала, какія выгоды представляетъ этотъ бракъ и къ какимъ дурнымъ послѣдствіямъ можетъ повести открытый разрывъ ея съ племянницей въ этотъ моментъ.

Такимъ образомъ въ маленькомъ и неудобномъ домѣ графини въ Брук-Стритѣ жилось далеко не весело и не счастливо. Самая большая комната въ домѣ принадлежала сыну графини, графу Линлитгау. Впрочемъ этотъ молодой человѣкъ почти никогда не бывалъ дома; едва-ли пять ночей въ году онъ проводилъ подъ родительскимъ кровомъ, остальное время скитался по разнымъ мѣстамъ. Слѣдовательно его нечего считать постояннымъ обитателемъ дома въ Брук-Стритѣ. Осѣдлыми-же жильцами его были тетка и племянница, ненавидящія другъ друга, и четверо слугъ, въ числѣ которыхъ была собственная горничная миссъ Лиззи. Спрашивается теперь, зачѣмъ графиня, знавшая, что ей не ужиться съ племянницей, сама пригласила къ себѣ эту племянницу? Отвѣтъ не замысловатъ: графиня пригласила ее потому, что считала это своей обязанностью. Леди Линлитгау была женщина свѣтская, скупая, своенравная, себялюбивая и далеко не честная. Леди Линлитгау охотно обсчитала бы мясника на баранью ногу или повара на его мѣсячное жалованье, если-бы она могла такимъ неблаговиднымъ поступкамъ придать хотя тѣнь законности. Она готова была хоть тысячу разъ солгать для достиженія того, что она называла успѣхомъ въ обществѣ. Разсказывали, что она даже обманывала въ картахъ. Если нужно было кого-нибудь оклеветать, то въ этомъ искуствѣ съ нею не могла сравниться ни одна злоязычная кумушка на всемъ пространствѣ отъ Бонд-Стрита до Парк-Лена, и -- что еще болѣе удивительно -- ни одинъ старый клубный сплетникъ. Но при всемъ томъ она признавала извѣстныя обязанности и исполняла ихъ даже и въ томъ случаѣ, если исполненіе этихъ обязанностей возбуждало въ ней самую искреннюю ненависть. Она ходила въ церковь не столько для того, чтобы ее видѣли тамъ -- объ этомъ, правду сказать, она мало заботилась,-- сколько потому, что посѣщеніе церкви она считала своимъ непремѣннымъ долгомъ. Она приняла къ себѣ въ домъ Лиззи Грейстокъ, которую ненавидѣла, потому, что жена адмирала приходилась ей сестрой, Лиззи осталась сиротой, а дать пріютъ сиротѣ въ подобныхъ обстоятельствахъ графиня тоже считала въ числѣ обязанностей, налагаемыхъ на нее ея положеніемъ. Но съ той самой минуты, какъ красавица Лиззи вошла въ ея домъ, леди Линлитгау почувствовала непреодолимое желаніе поскорѣе отдѣлаться отъ племянницы, къ чему самымъ лучшимъ средствомъ представлялось, конечно, замужество. И хотя ей было-бы очень пріятно видѣть, что ея племянницу мучаютъ ежечасно, хотя она искренно была убѣждена, что Лиззи заслуживаетъ, чтобы ее мучили, но тѣмъ не менѣе графиня также искренно желала составить Лиззи блестящую партію. Она желала этого изъ побужденій чисто эгоистическихъ, желала только за тѣмъ, чтобы имѣть возможность ежедневно колоть племянницѣ глаза, напоминая, что весь окружающій ее блескъ есть дѣло рукъ ея тетки. Замужество съ сэромъ Флоріаномъ Эстасомъ могло, по всей справедливости, считаться блестящей партіей, вотъ почему леди Эстасъ воздержала себя въ вопросѣ о возвращенныхъ брилліантахъ и не позволила себѣ дѣйствовать съ обычною настойчивостію, какую она непремѣнно выказала-бы при другихъ обстоятельствахъ.

Бракъ Лиззи съ сэромъ Флоріаномъ былъ уже рѣшенъ, и Лиззи была убѣждена, что она сдѣлала самый удачный выборъ. И въ самомъ дѣлѣ, сэръ Флоріанъ былъ молодой человѣкъ, лѣтъ 28 очень красивый собой, чрезвычайно богатъ, не обремененъ долгами, принадлежалъ къ избранному свѣтскому обществу, настолько остороженъ, что никогда не рисковалъ своимъ состояніемъ на конскихъ скачкахъ или въ игорныхъ домахъ, пользовался репутаціей храбраго воина и преданнаго любовника. Чего-же болѣе. Правда, были тутъ два важныя обстоятельства, но они -- смотря но тому, какихъ кто держится воззрѣній на этотъ счетъ -- могли служить и не служить препятствіемъ къ браку. Сэръ Флоріанъ былъ человѣкъ развратный и умирающій, по крайней мѣрѣ, каждому было ясно, что этотъ молодой человѣкъ проживетъ очень недолго. Но когда одинъ другъ намекнулъ леди Линлитгау о вѣроятной недолговѣчности жениха ея племянницы, почтенная леди замигала, прищурилась, закивала головой и поклялась, что она имѣла уже совѣщаніе съ медиками объ этомъ важномъ предметѣ. Медики утвердительно сказали ей, что сэръ Флоріанъ непремѣнно выздоровѣетъ, если женится; нечего и говорить, что совѣщаній никакихъ не было и слова ея сіятельства были чистѣйшей ложью. Но когда тотъ-же самый другъ вздумалъ на этотъ счетъ вразумить миссъ Лиззи, она рѣшила въ своемъ умѣ непремѣнно отмстить этому другу. Такимъ образомъ бракъ ея съ сэромъ Флоріаномъ долженъ былъ состояться во что бы то ни стало.

Мы сказало, что сэръ Флоріанъ былъ развратенъ, но нельзя сказать, чтобы онъ былъ ужъ совсѣмъ дурной человѣкъ и развратенъ въ общепринятомъ смыслѣ этого слова. Онъ былъ просто человѣкъ не считавшій нужнымъ отказывать себѣ въ удовольствіи, какой-бы цѣной оно ни покупалось: здоровьемъ, карманомъ или нравственностію. По всей вѣроятности, онъ не могъ себѣ составить никакой идеи о порокѣ. Онъ не вѣрилъ, что добродѣтель можетъ существовать въ окружающемъ его свѣтѣ. О чести онъ размышлялъ очень много и, если хотите, составилъ себѣ благородное понятіе, что если ему много дано, съ него много и спрашивается. Онъ былъ высокомѣренъ, вѣжливъ и очень великодушенъ. Даже самые пороки его отзывались знатностью. Во всѣхъ его дѣйствіяхъ замѣчалась какая-то особая храбрость, но мы, признаться, не можемъ рѣшить, заслуживала-ли она удивленія или нѣтъ. Ему сказали, что онъ можетъ скоро, очень скоро умереть, если не измѣнитъ образъ жизни. Медики совѣтовали ему провести извѣстное время въ Алжирѣ. Но онъ отвѣтилъ, что не находитъ нужнымъ прибѣгать къ подобной крайности. Если онъ умретъ, у него останется братъ Джонъ, который будетъ его наслѣдникомъ. И боязнь смерти никогда не омрачала его величественно-прекрасный лобъ.

-- Всѣ Эстасы умирали въ раннемъ возрастѣ, твердилъ онъ.-- Чахотка была наслѣдственной болѣзнью въ нашей фамиліи и унесла у нея много жертвъ. И все-таки это была знатная фамилія и никто изъ ея членовъ не боялся смерти.

Однакожъ, при такихъ качествахъ своего характера, сэръ Флоріанъ сильно влюбился. Обсуждая этотъ предметъ съ своимъ братомъ, который, можетъ быть, былъ его единственнымъ искреннимъ другомъ, сэръ Флоріанъ объявилъ, что если любимая дѣвушка отдастся ему, онъ, за свою смерть, вознаградитъ ее княжескимъ обезпеченіемъ. Джонъ Эстасъ, котораго вопросъ объ этомъ обезпеченіи касался довольно близко, не сдѣлалъ никакого возраженія на слова брата. Въ этихъ Эстасахъ всегда было что-то величественное. Сэръ Флоріанъ тоже былъ величественный джентльменъ, но вѣроятно его умственныя способности были слишкомъ тупы, онъ былъ слишкомъ неразборчивъ и совсѣмъ ужъ плохъ по части умѣнья отличать хорошее отъ дурного, если могъ принять Лиззи Грейстокъ за самую правдивую, непорочную и честную изъ всѣхъ женщинъ, которыхъ ему приходилось встрѣчать въ свѣтѣ. Мы уже упоминали, что сэръ Флоріанъ не вѣрилъ вообще въ добродѣтель. Онъ часто выражалъ свое недовѣріе къ добродѣтели женщинъ, окружавшихъ его; смѣялся надъ добродѣтелью женщинъ всѣхъ классовъ общества. Но онъ вѣрилъ въ свою мать и сестеръ, какъ въ существа небесныя. Онъ былъ изъ тѣхъ людей, которые могутъ вѣрить въ свою жену, какъ въ чистаго ангела. Онъ вѣрилъ въ Лиззи Грейстокъ, онъ былъ убѣжденъ, что въ ней въ совершенствѣ соединены умъ, непорочность, правда и красота. Умъ и красота у нея дѣйствительно были, но непорочность и правда.... гдѣ были глаза у сэра Флоріана, если онъ могъ повѣрить, что эти качества существуютъ у его невѣсты?

Сэръ Флоріанъ былъ мало свѣдущій человѣкъ, но самъ онъ считалъ себя совсѣмъ дуракомъ. Считая себя неучемъ и не теряя надежды поумнѣть, онъ желалъ -- нѣтъ, болѣзненно жаждалъ войти въ соприкосновеніе съ женщиной, обладающей большимъ запасомъ свѣденій. Лиззи хорошо читала стихи, она читала ему ихъ, сидя очень близко подлѣ него, въ почти темной комнатѣ, освѣщенной лампой съ густымъ абажуромъ, бросающей свѣтъ только на одну книгу. Онъ самъ удивлялся, какъ это онъ находитъ теперь въ поэзіи столько прелести. До сихъ поръ самъ онъ никогда не могъ прочесть ни строчки стихотвореній, такъ они казались ему скучны; но эти-же стихи, произносимыя ея губами, стали для него очаровательными и онъ восхищался ими. Это было новое для него удовольствіе, и хотя онъ прежде смѣялся надъ нимъ, но теперь домогался, чтобы оно чаще повторялось. При томъ она такъ искусно развивала передъ нимъ свои удивительныя идеи, съ такимъ одушевленіемъ раскрывала передъ нимъ картину радостей, которыя являются послѣдствіемъ мышленія, что нельзя было ее не заслушаться! Я замѣтилъ уже, что сэръ Флоріанъ былъ высокомѣренъ, но, сравнивая себя съ нею, онъ безмѣрно унижалъ себя и дѣлалъ себѣ слишкомъ скромную оцѣнку. Она была для него божествомъ, и могло ли это удивительное существо казаться ему чѣмъ-нибудь инымъ, когда въ ея голосѣ для него звучала божественная нота!

Наконецъ, пришелъ день, когда онъ заговорилъ рѣшительно. Отвернувшись отъ нея, онъ спросилъ ее: хочетъ-ли она быть его женой? Онъ проситъ ее не торопиться отвѣтомъ и прежде выслушать, что онъ долженъ передать ей. Медики увѣряютъ, что ему по всей вѣроятности предстоитъ ранняя смерть. Самъ онъ не вѣритъ этому. Правда, онъ бывалъ иногда боленъ, и даже серьезно боленъ, но за то часто бываетъ совсѣмъ здоровъ. Но какъ-бы тамъ ни было, если она захочетъ подвергнуться съ нимъ риску, онъ постарается, насколько это будетъ возможно, вознаградить ее своимъ богатствомъ. Его рѣчь была нѣсколько длинна, и, когда онъ говорилъ, онъ старался почти не глядѣть въ лицо своей очаровательницы.

Но ему необходимъ былъ знакъ, по которому-бы онъ могъ судить о томъ, какое впечатлѣніе на ея чувства производила та или другая часть его рѣчи. Лиззи поняла его желаніе. Когда онъ говорилъ о своей опасности, изъ ея гортани выходила слабо журчащая трель жалобы, мягкій, почти музыкальный, звукъ горя, и эти сочувственные звуки, казалось, придали ему бодрости и рѣчь его стала несравненно краснорѣчивѣе. Когда онъ говорилъ о своихъ надеждахъ, звукъ, ею издаваемый, нѣсколько измѣнился, но все еще продолжался. Когда-же онъ упомянулъ о томъ, какъ онъ намѣренъ распорядиться своимъ состояніемъ, звукъ замеръ и тотчасъ-же смѣнился словами. Она упала къ его ногамъ и твердила:

-- Не то! Не то!

Онъ поднялъ ее и, обнявъ ея станъ своей рукой, попытался увѣрять ее, что заботиться о ней есть его прямая обязанность. Но она вырвалась изъ его рукъ и объявила, что не желаетъ слушать его. Но... но... когда онъ снова началъ говорить ей о своей любви, она склонила голову къ нему на грудь. Нечего и добавлять, что она согласилась съ его желаніемъ.

Однакожъ слѣдовало ковать желѣзо, пока оно горячо. Жертва легко могла выскользнуть изъ ея рукъ. Со дня смерти ея отца прошло только десять мѣсяцевъ, и какой отвѣтъ могла она дать, когда услышала весьма обыкновенную въ подобныхъ случаяхъ просьбу поторопиться свадьбой. Теперь былъ іюль. Сэра Флоріана слѣдовало непремѣнно женить до наступленія суровой зимы. Она взглянула ему въ лицо и поняла, что имѣла причины бояться. О небо! если всѣ ея радужныя мечты разлетятся прахомъ и про нее станутъ говорить, что она была только невѣстой покойнаго сэра Флоріана!.. Но, къ ея благополучію, и самъ сэръ Флоріанъ торопилъ свадьбой, руководствуясь подобными-же соображеніями.-- Мнѣ совѣтуютъ, говорилъ онъ,-- отправиться на югъ въ началѣ октября. Мнѣ-бы не хотѣлось ѣхать одному. Я полагаю, Лиззи, вы понимаете, на что я намекаю?

Свадьба ихъ была отпраздновала въ сентябрѣ.

Ихъ медовый мѣсяцъ продолжался шесть недѣль и они провели его въ Шотландіи. Первый ударъ поразилъ его въ Лондонѣ, гдѣ они остановились на время, по пути изъ Шотландіи въ Италію. Господа Гартеръ и Бенжаминъ представили свой небольшой счетъ не превышавшій 400 фунтовъ, были представлены къ уплатѣ и другіе небольшіе счеты, подписанные миссъ Лиззи Грейстокъ. Сэръ Флоріанъ принадлежалъ къ числу людей, которые безъ замедленія очищаютъ подобные счеты, но точно также онъ былъ изъ тѣхъ людей, которые не станутъ платить, не узнавъ хорошенько, за что они платятъ, не уяснивъ себѣ происхожденія предъявленнаго документа. Насколько онъ уяснилъ себѣ это происхожденіе -- Лиззи не знала, за то она знала хорошо, что онъ уличилъ ее въ обманѣ. Однакожъ она могла дать иной ходъ этому дѣлу: если-бъ она призналась во всемъ заранѣе, то, по всей вѣроятности, ея мужъ, не говоря ни слова, постарался-бы поскорѣе уплатить ея долги и болѣе никогда не возвращался бы къ этому предмету. Она, впрочемъ, не понимала свойства подписаннаго ею документа, и полагала, что ювелиры предъявятъ ея мужу счетъ какъ-бы за недавно забранные товары. Она дала мужу ложное объясненіе дѣла и обманъ былъ открытъ. Но я не думаю, чтобы это могло потревожить ее. На сколько въ ней было мало истинной нѣжности, на столько-же мало она руководилась указаніями совѣсти. Впрочемъ, несмотря на размолвку, они вмѣстѣ поѣхали за границу. Проживъ въ Неаполѣ ползимы, онъ узналъ, наконецъ, какое сокровище пріобрѣлъ въ своей женѣ. Передъ самымъ концомъ весны онъ умеръ.

До этихъ поръ Лиззи удачно вела свою игру и постоянно выигрывала свои ставки. Но кто можетъ сказать, сколько она вытерпѣла горя, сколько мучили ее угрызенія совѣсти, когда она видѣла, какъ день за днемъ умиралъ ея мужъ, когда онъ наконецъ умеръ? Если мы знаемъ, что человѣкъ недостаточно силенъ, чтобы могъ находить наслажденіе въ постоянномъ дѣланіи добра; то имѣемъ-ли мы право допустить, что человѣкъ настолько дуренъ, что можетъ вполнѣ удовлетвориться зломъ, которое онъ безпрерывно дѣлаетъ своимъ ближнимъ. Мы смѣло допускаемъ, что Лиззи должна была чувствовать угрызенія совѣсти, глядя на покрытое смертной блѣдностью лицо своего мужа, на которомъ ясно выражалось обманутое ожиданіе, и слыша жалобные вопли и стоны, слыша его суровый голосъ, уже болѣе нерасточавшій пылкія слова любви. Она должна была страдать, размышляя о томъ ужасномъ злѣ, какое она ему сдѣлала, и которое, навѣрное, ускорило его смерть. Въ первый періодъ своего вдовства она чувствовала себя несчастной и не хотѣла никого видѣть. Потомъ она вернулась въ Англію и заперлась одна въ своемъ небольшомъ домѣ въ Брайтонѣ. Леди Линилитгау написала ей, что намѣрена навѣстить ее Лиззи отвѣтила, что проситъ покорнѣйше, чтобы ее оставили одну. Быстрота, съ которой въ продолженіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ событія слѣдовали одно за другимъ, поражала и сокрушала ее. Только двѣнадцать мѣсяцевъ прошло съ той поры, какъ она узнала человѣка, ставшаго ея мужемъ, и теперь она уже вдова -- правда, богато обезпеченная вдова -- и носитъ подъ сердцемъ плодъ любви своего мужа!

Но даже и въ это время друзья и враги не обинуясь твердили, что Лиззи Грейстокъ отлично устроилась; всѣ они указывали на то, что покойный мужъ обезпечилъ ее съ необыкновенный щедростью и что, слѣдовательно, она сдѣлала выгодную партію.