Бриллиантовое ожерелье

ГЛАВА VI. Посольство леди Линлитгау.

-- Леди Линлитгау? повторилъ Франкъ Грейстокъ, всплеснувъ руками.

-- Она, конечно! сказала миссъ Мекнэльти.-- Я съ ней не говорила, но видѣла ее собственными глазами. Она велѣла кланяться леди Эстасъ и велѣла сказать, что желаетъ ее видѣть.

Леди Эстасъ до того была поражена докладомъ, что не могла выговорить ни слова. Ссора ея съ теткой была такого рода, что ей казалось невозможнымъ допустить, чтобы леди Линлитгау рѣшилась пріѣхать въ ней въ Маунт-Стритъ. Лиззи поступила очень дурно съ теткой, такъ дурно, какъ только могла поступить молодая женщина съ старухой. Она получала столъ, квартиру и даже платья отъ тетки; но съ той минуты, когда судьба ея перемѣнилась и она нажила свой домъ, свое хозяйство, свои платья,-- она тотчасъ-же отвернулась отъ прежней своей благодѣтельницы. И вдругъ ей докладываютъ, что леди Линлитгау стоитъ у нея въ домѣ, внизу, въ прихожей, и что она приказываетъ кланяться своей племянницѣ!

-- Я не хочу ее видѣть! крикнула-было Лиззи.

-- Мой совѣтъ лучше повидаться съ ней, замѣтилъ Франкъ.

-- Я не могу ее видѣть! повторила Лиззи.-- Господи Боже мой! Моя милая, вы не знаете, что ей отъ меня нужно? спросила она, обращаясь къ миссъ Мекнэльти.

-- Она говоритъ, что ей необходимо переговорить съ вами объ одномъ важномъ дѣлѣ, отвѣчала миссъ Мекнэльти.

-- Право, вы должны ее принять, вмѣшался опять Франкъ.-- Позвольте мнѣ сначала удалиться, а затѣмъ прикажите провести ее сюда. Не робѣйте, Лиззи, я приду къ вамъ завтра и вы мнѣ разскажете, въ чемъ дѣло.

-- Смотрите, приходите непремѣнно, сказала ему Лиззи.

Франкъ простился съ нею и она велѣла принять тетку.

-- Джулія, не уходите далеко, произнесла тревожно леди Эстасъ, обращаясь къ Мекнэльти; -- можетъ быть, вы мнѣ еще понадобитесь. Я приму ее въ парадной гостиной.

Говоря это, леди вышла изъ комнаты и, дрожа какъ листъ отъ невольнаго страха и ожиданія, опустилась въ кресло въ большой гостиной. Франка Грейстока успѣли провести въ другія двери, такъ-что онъ не встрѣтился съ старухой, но для этого, конечно, понадобилось нѣсколько минутъ. Затѣмъ миссъ Мекнэльти передала слугѣ приказаніе леди принять тетушку и тотъ исполнилъ это немедленно. Леди Линлитгау, не смотря на крѣпкое сложеніе, была уже очень стара. Движенія ея были медленны, или, лучше сказать, величественны. Она принадлежала въ числу тѣхъ старухъ, въ преклонныхъ лѣтахъ которыхъ нельзя сомнѣваться;-- про нихъ обыкновенно молодые люди говорятъ, что онѣ всегда были старухами; но старость не дѣйствовала на леди Линлитгау разрушительно. Если рука ея и дрожала иногда, то она дрожала только отъ гнѣва; если ноги ея спотыкались, то спотыкались не безъ причины. Въ нѣкоторомъ отношеніи Линлитгау была замѣчательная женщина. Она не знала, что такое страхъ, милосердіе, снисходительность, о нѣжныхъ чувствахъ и понятія не имѣла. Воображенія у нея совсѣмъ не было. Она любила свѣтъ, деньги и отъ природы была черства. Она старалась быть правдивой и честной, хотя иногда дѣйствовала наоборотъ; понятіе о долгѣ было ей не чуждо, къ себѣ она относилась чрезвычайно строго, характеръ и воля были у нея желѣзные, за то довѣриться ей можно было вполнѣ. Любить ее никто не могъ; но очень многіе поминали ее добрымъ словомъ. Она отказывала себѣ во многомъ, стараясь выполнить свой долгъ въ отношеніи своей племянницы Лиззи Грейстокъ, когда та осталась сиротой и безъ крова. Нѣтъ сомнѣнія, что Лиззи, ночуя подъ кровомъ тетки, не всегда спала на розахъ, но дурно-ли, хорошо-ли ей жилось, молодая дѣвушка переносила эту жизнь, пока ей это было нужно. Она принудила себя покоряться теткѣ, но въ первую-же минуту свободы отъ ея ярма, не задумавшись, отреклась отъ нея. И вотъ теперь тяжелые шаги тетки слышались по ея лѣстницѣ! Лиззи была въ своемъ родѣ храбрая женщина. Она смѣло шла на встрѣчу опасности, если было для чего рисковать собой. Но по молодости лѣтъ у нея не доставало той силы характера и того самообладанія, которыя составляли отличительную черту леди Линлитгау.

Когда графиня вошла въ гостиную, Лиззи поднялась съ мѣста но не сдѣлала ни шагу впередъ. Старуха была невысокаго роста, съ длиннымъ и широкимъ лицомъ, четырехугольнымъ лбомъ и такимъ-же подбородкомъ. Носъ ея слишкомъ выдавался впередъ, но это былъ не горбатый носъ, какъ клювъ, а носъ багроваго цвѣта, прямой и крѣпкій, съ широкой переносицей; глаза у нея были сѣрые и очень проницательные, ротъ большой, а на верхней губѣ росло столько волосъ, что ихъ хватило-бы на усы любому юношѣ. Губы и подбородокъ у леди Линлитгау отличались суровымъ, холоднымъ выраженіемъ. Волосы ея все еще были темно-каштановые, и сѣдина только пробивалась въ нихъ. Сѣдина чрезвычайно украшаетъ старость; но леди Линлитгау, вѣроятно, никогда совершенно не посѣдѣетъ. Вообще вся ея наружность не имѣла ничего поразительнаго, за то могла служить олицетвореніемъ твердости и силы воли. Леди не носила фальшивыхъ волосъ, корсетовъ и не употребляла притираній; все, что она показывала свѣту -- все это у нея было свое, натуральное и хотя въ ней не было ничего ангельскаго, но вы видѣли передъ собой живую женщину, а не размалеванную куклу.

Когда Лиззи взглянула на лицо тетки, она догадалась, что ей предстоитъ сильная борьба и приготовилась въ ней. Кто изъ насъ, мужчинъ или женщинъ, не находился въ подобномъ положеніи и не чувствовалъ необходимости призвать на помощь все свое мужество въ виду предстоящей борьбы. Увы! иногда борьба начинается, а мужества недостаетъ. Леди Эстасъ, при входѣ тетки въ комнату, почувствовала себя не въ своей тарелкѣ. "Скажите, что принесли вы мнѣ -- войну или миръ"! собиралась она спросить гостью, но у нея не хватило духу заговорить первой. Тетка приказала ей кланяться -- такъ, кажется, сказалъ слуга? Но что-жъ у нея можетъ быть общаго съ теткой?

Графиня прямо приступила къ дѣлу, безъ всякихъ намековъ на неблагодарность Лиззи въ отношеніи въ ней,

-- Лиззи, сказала она,-- меня просилъ м-ръ Кампердаунъ посѣтить васъ. Если вы позволите, я сяду.

-- Пожалуйста, тетушка Пенелопа! Вы назвали, кажется, м-ра Кампердауна?

-- Да, м-ра Кампердауна,-- вѣдь вы, надѣюсь, знаете, кто онъ такой? Онъ обратился ко мнѣ потому, что я ваша ближайшая родственница. Онъ не ошибся, вотъ почему я и пріѣхала, хотя, признаюсь, мнѣ этого очень не хотѣлось.

-- Что касается вашего визита, тетушка Пенелопа, то вы-бы вѣрно не поѣхали ко мнѣ, если-бы сами того не захотѣли, возразила Лиззи съ обычною своею дерзостью, давно уже знакомою леди Линлитгау.

-- Нѣтъ, сударыня, я не хотѣла этого, повторяю вамъ. Пріѣхала я сюда совсѣмъ не для радости; мнѣ нужно отстоять родовыя права и спасти фамильную честь. У васъ гдѣ-то тутъ заперты брилліанты вашего покойнаго мужа,-- вы должны возвратить ихъ.

-- Брилліанты, принадлежавшіе моему мужу, принадлежали и мнѣ, гордо отвѣчала Лиззи.

-- Это родовые брилліанты Эстасовъ, наслѣдственная вещь, древнее достояніе фамиліи Эстасовъ, все равно, какъ ихъ родовыя помѣстья. Сэръ Флоріанъ не могъ отдать ихъ въ чужія руки, онъ не имѣлъ на это права, а если-бы даже и имѣлъ, то и тогда этого не сдѣлалъ-бы. Такія вещи передаютъ только законнымъ актомъ, а не на словахъ. Это все пустяки и вы должны возвратить брилліанты.

-- Кто это говоритъ, позвольте спросить?

-- А хоть-бы и я.

-- Это ничего не значитъ, тетушка Пенелопа.

-- Ничего не значитъ? воскликнула старуха.-- Посмотримъ! М-ръ Кампердаунъ говоритъ и весь свѣтъ твердитъ то же самое, что и я. Если для васъ и это ничего не значитъ, то васъ, моя милая, потянутъ въ уголовный судъ и присяжные повторятъ вамъ все то, что я теперь сказала. Вотъ чѣмъ дѣло кончится. И на что вамъ эти брилліанты? продать вы ихъ не можете; носить ихъ, оставаясь вдовой, вы не захотите. Если вы вторично выйдете замужъ, вы не рѣшитесь оскорбить честь мужа, выставляя на показъ родовые брилліанты Эстасовъ. Впрочемъ, съ вами нельзя толковать о благородствѣ чувствъ, вы о нихъ не имѣете ни малѣйшаго понятія.

-- Я столько-же ихъ понимаю, сколько и вы, тетушка Пенелопа, и прошу васъ не читать мнѣ наставленій, прервала тетку племянница.

-- Отдадите-ли вы ожерелье м-ру Кампердауну? сказала старуха рѣшительнымъ тономъ.

-- Нѣтъ, не отдамъ.

-- Не ему, такъ ювелирамъ?

-- И тѣмъ не отдамъ. Я намѣрена сохранить брилліанты для моего ребенка.

Лиззи зарыдала, по щекѣ ея покатилось слеза, и она поднесла платокъ къ глазамъ.

-- Вы хотите сберечь его для вашего ребенка? повторила графиня.-- Да развѣ ювелиры не съумѣли-бы сохранить ихъ для него лучше, чѣмъ вы? При томъ мнѣ что-то не вѣрится, чтобы вы очень заботились о своемъ ребенкѣ.

-- Тетушка Пенелопа, прошу васъ быть осторожнѣе въ выраженіяхъ.

-- Я говорю, что думаю, Лиззи. Меня испугать нельзя. Дѣло въ томъ, что вы безчестите фамилію вашего мужа, а такъ-какъ вы моя племянница...

-- Я никого не безчещу. Вотъ вы такъ каждаго безчестите.

-- Такъ какъ вы моя племянница, продолжала своимъ невозмутимымъ тономъ графиня,-- я рѣшились пріѣхать къ вамъ и сказать, что если вы ровно чрезъ недѣлю, считая съ нынѣшняго дня, не возвратите брилліантовъ кому слѣдуетъ, васъ призовутъ къ суду за кражу!

Произнеся это страшное слово, леди Линлитгау покачала головой съ самымъ угрожающимъ выраженіемъ въ лицѣ. Рѣчь ея, тонъ голоса и жестъ, взятые вмѣстѣ, были поразительны.

-- Я ихъ не украла, возразила Лиззи.-- Мой мужъ вручилъ мнѣ ихъ лично самъ.

-- Но вы не отвѣтили ни на одно письмо Кампердауна. Вотъ уже первая улика противъ васъ. Послѣ этого нечего больше говорить съ вами. М ръ Кампердаунъ -- старый стряпчій дома Эстасовъ: онъ пишетъ къ вамъ письмо за письмомъ, а вы обращаете на него столько-же вниманія, какъ на послѣднюю собаку!

Старуха произнесла это слово съ такимъ выраженіемъ, что леди Эстасъ внутреино покраснѣла.

-- Зачѣмъ вы не отвѣчали на его письма, если вы чувствовали себя невиновной? продолжала тетка.-- Вотъ вамъ доказательство, что вы сознавали свое преступленіе.

-- Нѣтъ, я ничего не сознавала. Женщина не обязана отвѣчать всѣмъ и каждому на письма, которыя къ ней пишутъ.

-- Отлично! Повторите все это предъ судомъ! Васъ вѣдь подъ судъ отдадутъ. Говорю вамъ, Лиззи Грейстокъ или Эстасъ,-- какъ васъ тамъ зовутъ,-- что такого рода дѣла по нашему называются утайкой или кражей. Я увѣрена, что вы собирались продать брилліанты.

-- Тетушка Пенелопа, этого ужь я вамъ не позволю! сказала Лиззи, вскакивая съ кресла.

-- А почему-же нѣтъ? вамъ придется выслушать и не то еще. Не воображайте, пожалуйста, чтобы м-ръ Кампердаунъ заставилъ меня пріѣхать сюда изъ-за пустяковъ. Если вамъ не хочется, чтобы васъ публично назвали воровкой...

-- Какъ вы смѣете! крикнула Лиззи.-- Чего вы ко мнѣ лѣзете? Чего вы суетесь не въ свое дѣло и говорите мнѣ дерзости? Вы забываете, что вы въ моемъ домѣ!

-- Я говорю то, что хочу, объявила старуха.

-- Миссъ Мекнэльти, пожалуйте сюда, крикнула Лиззи, открывая дверь въ сосѣднюю комнату. Она не отдавала себѣ отчета, можетъ-ли ей помочь такой слабый союзникъ, какъ миссъ Мекнэльти, но пораженная силой нападенія тетки, она рада была хоть въ чемъ-нибудь найти себѣ опору. Миссъ Мекнэльти, все время сидѣвшей у дверей и непропустившей ни одного слова изъ шумнаго разговора, оставалось одно -- выйдти на сцену. Изъ всѣхъ личностей, ей извѣстныхъ, леди Линлитгау была въ ея глазахъ самой страшной, но между-тѣмъ она по своему любила старуху. Миссъ Мекнэльти была существо покорное, трусливое и рабски угодливое, но дурой ее никакъ нельзя было назвать и она очень хорошо понимала разницу между истиной и ложью. Она вытерпѣла страшныя гоненія отъ леди Линлитгау, и не смотря на то, въ ней все-таки гнѣздилось убѣжденіе, что старуха, при всей своей ненависти къ ней, болѣе вѣрная для нея опора, чѣмъ Лиззи съ ея притворной. привязанностью.

-- А! а! такъ вы здѣсь? вотъ какъ! сказала графиня, увидя приживалку.

-- Да-съ, я здѣсь, леди Линлитгау, робко отвѣчала миссъ Мекнэльти.

-- Вѣрно подслушивали у дверей? Прекрасно!-- тѣмъ лучше. Вы теперь все знаете и потому можете сказать ей свое мнѣніе. Вѣдь вы не дура, хотя отъ трусости пожалуй и рта не розинете.

-- Джулія, замѣтила леди Эстасъ,-- будьте такъ добры, прикажите проводить тетушку до ея кареты. Я не могу болѣе выносить ея колкостей и уйду къ себѣ наверхъ.

Съ этими словами Лиззи, граціозно повернувъ свою спину теткѣ, пошла въ заднюю гостиную и оттуда убѣжала въ спальню. Тетка крикнула ей вслѣдъ слѣдующую фразу:

-- Лиззи, повторяю вамъ, если вы не поступите такъ, какъ я говорю, то вы очутитесь въ тюрьмѣ въ четырехъ стѣнахъ.

Видя, что племянница уже далеко, старуха обратилась къ миссъ Мекнэльти:

-- Мекнэльти, слышали вы что-нибудь о брилліантовомъ ожерельѣ? спросила она.

-- Я знаю, что оно у нея, леди Линлитгау, отвѣчала приживалка.

-- А она на него имѣетъ столько-же правъ, сколько и вы. Конечно, вы не осмѣлитесь передать ей моихъ словъ, замѣтила старуха,-- потому-что побоитесь, чтобы она васъ не выгнала за порогъ, но не мѣшало-бы, чтобы вы ей все пересказали. Я исполнила свой долгъ. Звать лакея для меня не трудитесь. Я сама найду дорогу къ выходу.

И говоря это, старуха вышла. Не смотря на запрещеніе, миссъ Мекнэльти позвонила и графиню съ должнымъ почетомъ усадили въ карету.

Лиззи вмѣстѣ съ миссъ Мекнэльти отправились въ оперу и только по возвращеніи оттуда, передъ тѣмъ какъ ложиться въ постель, онѣ заговорили объ ожерельѣ и о визитѣ старой графини. Миссъ Мекнэльти не рѣшалась завести рѣчь о такомъ щекотливомъ предметѣ, а Лиззи съ намѣреніемъ отклоняла разговоръ, но происшествіе, случившееся вечеромъ, ни на минуту не выходило изъ головы леди Эстасъ. Музыку она вообще не очень любила, хотя увѣряла, что страстно ее любитъ и мысленна воображала себя артисткой въ душѣ. Но въ этотъ вечеръ ей было положительно не до оперы. Угрозы старухи тетки глубоко запали ей въ душу. Обвиненіе въ воровствѣ, тюрьма, присяжные, судьи -- все это ошеломило ее какъ громомъ. "Неужели они дѣйствительно затѣятъ со мной дѣло о покражѣ"? думала Лиззи. "Вѣдь я леди Эстасъ, и никто, кромѣ леди Эстасъ, не имѣетъ права владѣть этими брилліантами? Кто кромѣ нея можетъ носить ихъ? Ни одинъ человѣкъ въ мірѣ не осмѣлится сказать, что сэръ Флоріанъ не вручилъ мнѣ ихъ собственноручно. Неужели мнѣ вмѣнятъ въ преступленіе такой пустякъ, что я не отвѣтила на письма м-ра Кампердауна? А впрочемъ, кто ихъ знаетъ"?

Понятія Лиззи о законѣ и судебныхъ дѣйствіяхъ были весьма неясны. Она никакъ не могла съ точностью опредѣлить, что можно дѣлать и чего нельзя. Внутренно она сознавала, что у нея было поползновеніе украсть фамильные брилліанты Эстасовъ, но она не понимала, какимъ образомъ законъ могъ предупредитьъ ея намѣреніе и наказать ее за поползновеніе къ воровству. "Ожерелье, конечно, не совсѣмъ мнѣ принадлежитъ, разсуждала Лиззи, но въ мою пользу есть такъ много обстоятельствъ, что нужно быть очень жестокимъ, чтобы имѣть смѣлость подозрѣвать меня въ воровствѣ. Развѣ я не единственная леди Эстасъ, находящаяся въ живыхъ? Что-же касается угрозъ м-ра Кампердауна и леди Линлитгау, то я не избѣжала-бы ихъ во всякомъ случаѣ,-- была ли-бы я виновата или нѣтъ. Положимъ, что я теперь отдамъ ожерелье; ну, а какъ впослѣдствіи окажется, что Кампердаунъ только пугалъ меня, и что онъ ничего не могъ-бы сдѣлать мнѣ, если-бы брилліанты остались у меня. Вѣдь я не переживу этого! Кто-жъ, наконецъ, скажетъ мнѣ правду?"

Лиззи была на столько умна или скорѣе подозрительна, что на совѣты Мопюса не очень полагалась. "Онъ ждетъ только удобнаго случая, чтобы подать мой вексель ко взысканію", разсуждала она, подъѣзжая къ дому.

-- Зайдите ко мнѣ на минуту въ спальню, моя милая, сказала леди Эстасъ миссъ Мекнэльти, въ то время, когда онѣ обѣ поднимались по лѣстницѣ на верхъ, но возвращеніи изъ оперы.-- Скажите, вы все слышали, что тетушка со мной говорила?

-- Я не могла не слышать, отвѣчала приживалка, слѣдуя въ спальню за хозяйкой.-- Вы сами приказали мнѣ не отходить далеко, а дверь была отворена.

-- Мнѣ именно и нужно было, чтобы вы насъ слышали, потому-что все, что она говорила -- былъ чистѣйшій вздоръ.

-- Не знаю, замѣтила миссъ Мекнэльти.

-- Развѣ это не вздоръ, что меня посадятъ въ тюрьму за то, что я не отвѣчала на письма стряпчаго?

-- Да, это, я полагаю, вздоръ.

-- Притомъ она такая злая, сварливая баба -- старая ворона. Не правда-ли, что она злая, сварливая баба? повторила Лиззи и замолчала, ожидая, что миссъ Мекнэльти будетъ ей вторить.

Но миссѣ Мекнэльти не захотѣла бранить бывшую свою покровительницу, которая впослѣдствіи могла опять ей пригодиться.

-- Неужели вы не чувствуете къ ней ненависти? сказала Лиззи. Неужели послѣ всего, что вы отъ нея вытерпѣли, вы еще не чувствуете къ ней ненависти? Если такъ, то я васъ презираю! Скажите, настаивала Лиззи,-- неужели вы не чувствуете къ ней ненависти?

-- Мнѣ кажется, что у нея очень непріятный характеръ, отвѣчала миссъ Мекнэльти.

-- О, несчастное созданье! Вотъ все, что вы осмѣливаетесь осуждать въ ней! воскликнула леди Эстасъ.

-- Я по неволѣ несчастное созданье, замѣтила миссъ Мекнэльти, и при этихъ словахъ два яркихъ пятна выступили у нея на лицѣ.

Леди Эстасъ поняла всю ненависть, которая высказалась въ этихъ словахъ приживалки и смягчила тонъ.

-- Зачѣмъ вы робѣете, продолжала она,-- скажите мнѣ смѣло свое мнѣніе.

-- На счетъ брилліантовъ? спросила миссъ Мекнэльти.

-- Да, именно на счетъ брилліантовъ.

-- Развѣ они вамъ мало хлопотъ надѣлали? Я-бы давно ихъ отдала, только-бы быть спокойной, отвѣчала миссъ Мекнэльти.

-- Нѣтъ, я ихъ не отдамъ, мнѣ они нужны. Мнѣ пришлось послѣ смерти мужа покупать такъ много вещей. Они мнѣ надѣлали тысячу гадостей, заставили меня заплатить за всю мебель въ Портрэ-Кестлѣ.

Это была неправда, но за-то былъ несомнѣнный фактъ, что Лиззи пробовала забрать въ свои руки всѣ доходы съ имѣнія Эстасовъ для покупки мебели въ свой новый загородный домъ.

-- У меня совсѣмъ нѣтъ денегъ, продолжала она.-- У меня завелись даже долги. Вездѣ говорятъ, будто я страшно богата, а какъ дойдетъ дѣло до расходовъ, смотришь и нѣтъ ничего. Зачѣмъ-же я буду отдавать брилліанты, если они моя собственность?

-- Конечно, зачѣмъ отдавать, если они ваши, вторила миссъ Мекнэльти.

-- А какъ-же иначе? Представьте, что я вамъ сдѣлала подарокъ и затѣмъ умерла; неужели могутъ придти и отнять у васъ вещь, потому только, что я не упомянула о ней въ своемъ завѣщаніи. Тогда никто не сталъ-бы дѣлать никакихъ подарковъ.

Лиззи произнесла послѣдній аргументъ съ особеннымъ удареніемъ,-- такъ она была убѣждена въ его силѣ.

-- Но вѣдь это ожерелье чрезвычайно дорогое, осмѣлилась замѣтить приживалка.

-- Что-жъ за бѣда! воскликнула Лиззи.-- Если мнѣ безспорно принадлежитъ какая-нибудь вещь, надѣюсь, что я могу дарить ее кому хочу? Это не домъ, не ферма, не лѣсная дача или вообще что-нибудь въ этомъ родѣ; это вещь, которую мой покойный мужъ могъ носить всюду съ собой -- почему-жъ онъ не могъ и подарить ее?

-- Можетъ быть, сэръ Флоріанъ не намѣренъ былъ отдавать вамъ это ожерелье навсегда, возразила миссъ Мекнэльти.

-- А почему вы это знаете? Надѣвая мнѣ его на шею, онъ сказалъ, что оно мое, и я его оставлю у себя. Однако, пора кончить разговоръ. Вы можете идти спать,

Миссъ Мекнэльти удалилась немедленно. Оставшись одна, Лиззи принялась снова размышлять и убѣдилась, что со стороны ея гостьи нечего ждать помощи. На миссъ Мекнэльти она не могла сердиться, бѣдная дѣвушка была по неволѣ несчастнымъ созданіемъ, но гдѣ-же отыскать надежнаго друга? Фаунъ, хоть и пэръ,-- ровно ничего не стоитъ; оставался только Франкъ Грейстокъ и на него-то Лиззи возложила свои надежды, какъ на каменную гору.