Броквен. Город призраков

Глава 16. «Да благословит вас Отец!»[29]

Плоский серый камушек проскакал по зеленовато-синей воде, создавая плавные водные круги. Когда камень утонул, поскакал ещё один, более изгибистый и с белой полосой посередине. Кругов оказалось не так много, они были несуразными и неаккуратными. Не проскакав до другого конца озера, камушек последний раз плюхнулся и потонул. Филса раздраженно хмыкнула, топнула ногой и позволила себе скверно ругнуться. Наверняка думала, что её услышат только ели, ивы и воды озера Бэддайнилейкер.

Но мимо озера проходила я. Сегодня был очередной бестолковый девятый день, когда Круговорот Того Света не появился. Будучи совсем-совсем маленькой, я плакала и грустила из-за этого, а сейчас, спустя полтора года после уезда бабушки из Броквена и её тихой кончины я взяла себя в руки.

Амели Гостлен почувствовала, что скоро умрет, и поэтому решила бежать из Броквена как можно скорее, чтобы дожидаться своей кончины в маленьком коттедже в деревне, находящейся в трёх километрах от Броквена. Организовали проводы, она писала завещание и, когда я готовилась ко сну, бабушка попрощалась со мной лично. Она передала мне Призрачную брошь, заклинания в письменном виде и, обнимая, приказала не поддаваться тоске. Даже если призраки не могут отправиться на Тот Свет, я должна помогать им: утешать, разговаривать на экзистенциальные темы и стараться помочь освоиться в Броквене уже без тела. Ведь только так я смогу быть нужной этому аномальному городу, сейчас этого будет достаточно для Гостлен. Это будет большим, что я смогу сделать для Броквена.

Несмотря на совсем молодой возраст, я отнеслась ответственно к указаниям бабушки. Жизнь Гостлен тяжелая уже с пяти лет, потому я знала все о круговороте жизни, смерти, Небесах и Преисподних. К шести годам я неплохо разбиралась в психологии и темах характера бренности бытия. К семи — в парапсихологии и спиритизме. А к восьми уже полностью освоилась в Броквене и знала почти каждую аномалию.

Поэтому уже год я помогаю несчастным душам существовать. Уже нет слез, апатии и тоски, только чуть-чуть присутствует чувство вины. Я стала призракам самым лучшим для них помощником и психологом, а также немножко философом.

Сегодня после школы я решила пройти озером, посмотреть за очередными душами. По дороге успела успокоить пятилетнюю девочку, чьё присутствие упорно игнорировала мать; помочь мужичку, которого чуть не сбил какой-то парень с ружьем на костлявом коне и два призрака в кислотно-зелёных одеждах. Видимо, ловили хулигана с Броквеновского моста. И утешила самоубийцу, который уже сожалел о содеянном.

Проходя мимо Бэддайни, я была удивлена, что встретила Филсу на озере. Её голова заболела ещё на изо, и Фил ушла раньше, как я предполагала, домой. Но рюкзак с бабочками валялся на влажной от недавнего дождя траве, так же как и коричневые ботинки, а сама Филса с голыми ногами кидала с мостика камушки блинчиками. Казалось, она была очень сосредоточенной, кидая камни, она будто думала о чём-то, судя по плотно сомкнутым губам и прикрытым глазам. Волосы взлохматились, с коленки наполовину отлепился пластырь, показывая часть ранки, а на коричневых кожаных шортиках остались следы от капель.

Божечки, неужели ей похорошело?! Это же прекрасно!

На уста сама натянулась улыбка, я поднялась на цыпочки, перепрыгивая камыши и папоротники, и, буквально задыхаясь от радости, прокричала:

— Филса!

Не успев кинуть камень с кучки, Филса резко повернулась на звук. Заметив меня, она распахнула глаза, раскрыла широко рот и так же вскрикнула:

— Елена!

Запыхаясь и посмеиваясь, я ринулась к мосту, не обращая внимания на воду, что заполняла туфли, и на ветер, который сбил любимую шляпку.

Добежав и чуть не поскользнувшись, я крепко обняла Фил. Я была так рада видеть здоровую и невредимую Филсу, румяную и со сверкающими изумрудными глазами, а не бледно-голубое лицо с тоскливыми белыми очами. Несмотря на то что я чётко следовала указаниям бабушки и привыкла к призракам Броквена, видеть их грустные неспокойные физиономии долгое время становилось тяжело, у меня появлялась тревога и то самое чувство вины. Хотелось побыть в окружении живых людей с бьющимся сердцем, искорками в глазах и быстрыми, хаотичными эмоциями и движениями. А Филса, как я уже говорила, являлась той, с кем переживания насчёт призраков пропадали, поэтому я была рада, что мы вновь оказались вместе.

— Ох, Фил, как ты себя чувствуешь? — вопросила возбужденно я, смотря на всколыхнувшуюся Хьюстон. Туфли промокли насквозь, захотелось тоже их снять.

Филса прикусила губу, хихикая.

— Н-ну, голова все ещё болит, но мама говорила, что когда много гуляешь на природе, то все проходит. Что может быть лучше озера Бэддайнилейкер?

Я фыркнула, надувая губы. Оказывается, Филса чувствовала себя на аномальном озере вполне хорошо и комфортно, как я. Меня оберегали волны, а вот Филса… даже не знаю, возможно, когда мы вместе, моя магия охраняет и её. А может этот кулон старается. Хотела бы я у Фил увидеть такую же магию, и мы бы вместе колдовали!

— Ты одна, Фил, — я постаралась принять серьёзный вид, шепелявя. — Ты точно уверена, что находиться на озере безопасно?

Хьюстон кинула камушек. Получился отличный блинчик. Она усмехнулась, поворачивая голову ко мне.

— Не переживай, Ель. Я здесь одна не в первый раз, и со мной все ещё ничегошеньки не случилось. Я точно уверена, что мне здесь не опасно находиться. Да и твои волны подоспели, так что со мной на двести процентов все хорошо!

Сняв с себя чёрное пальто в катышках, Филса села и прилепила пластырь обратно. Подул ветер. Послышался шум густых зелёных деревьев, некогда спокойное и переливающееся синим и болотным оттенком озеро Бэддайнилейкер покрылось аккуратной рябью, точно облачаясь в кружева. Перед нами пронеслась волна белой сияющей пыльцы, давая прочувствовать чуть сыроватый аромат озера. Гул машин вдалеке стих, слышалось только стрекотания кузнечиков, кваканье жаб и легонький плеск воды. Тина казалась похожей на рисунок каких-нибудь богатых нарядов. Узорчатая, закрученная и округлая, она соединила тонкими зеленоватыми нитями кувшинки с росой. На секунду показался лучик солнца, который отразился на кулоне Филсы.

Бэддайни было блаженным, светлые волны спокойно, без всякой боязни проходились по глади и деревьям, придавая всему бирюзовый цвет. Убедившись, что озеро не причинит зла ни мне, ни Фил, я так же сняла ветровку, кинула на мостик и присела.

Хьюстон вложила камушек в мою открытую ладонь и прошептала:

— Сегодня девятый день. Давай расслабимся и на полчаса забудем о мертвых, думая только о красоте озера. М, Елена?..

Я выдохнула, кинула камушек и улыбнулась. Все хорошо. Я помогаю призракам другими способами, и им, кажется, от этого намного спокойней. Пока я здесь, в этом аномальном городе, с ними все будет в порядке, они не сходят с ума от горя благодаря мне. Не о чем переживать.

Вдох.

Я ни в чем не виновата. Я делаю все, что в моих силах и пока в таком возрасте это лучшее, что я могу сделать. Вот подрастем с Филсой и спасём Броквен, освободив призраков. Тогда мы будем героями. А сейчас я делала то, что пока должна. Не виновата, не виновата, не виновата.

Выдох.

— Я за, — прыснула, легко толкая Хьюстон в плечо, — раскроем свои чакры на этом прекрасном озере.

Филса засмеялась. Её звонкий смех отразился на деревьях, на опушке зашуршали и забегали призрачные кролики и белки. От яркого света, что исходил из Фил, коим пестрили даже кончики её пальцев, даже плесень исчезла у деревяшек мостика.

Я забыла о заунывном говоре и тяжелом звоне поржавевших цепей уже спустя пять минут. Испарилась полностью смутная тоска, все мышцы расслабились, когда призраки животных на том берегу пропали.

В отличие от обычных граждан я чувствовала себя на озере Бэддайни до затаенного дыхания свободно. Здесь я испытывала умиротворённость, что будто целовала прикрытые веки и заплетала косички; нескрываемое блаженство, что отдавалось приятной дрожью в коленях и заставляло дышать ровно и глубоко.

Для меня это было священное, особенное место. Казалось, что эта загадочная неземная красота предназначалась только мне, и озеро не подпускало к родному мостику людей, дабы сберечь себя для меня. Я словно приходила к себе домой, гуляла у истоков своей природы, дышала воздухом, из которого была создана, и смотрела на Бэддайни с негустым леском, которое принадлежало мне, которое было моим сердцем и душой. Да, с этого места я все ещё не могла провожать призраков, но тем не менее каждая ель пестрила бирюзовой магией Гостленов. Моей силы было так много, что все двести квадратных километров Бэддайнилейкер заполонили волшебные волны, все сорок пять метров воды.

Через темно-зелёный лесок с высокими кустами, что окружал озеро кругловатой формы, пролетала тоненькими ниточками белая-белая дымка, сливаясь с магией. Она оседала над водами, игралась с карасями и вместе со мной слушала волнующий шелест деревьев, казавшийся шепотом ста близких людей. Ближе к спуску в Бэддайни все поросло травой и голубыми цветами, в которых кипела жизнь нескольких тысяч живых и мёртвых сверчков. Пасмурное, но белесое небо отражалось в темно-синих озёрных водах, осветляло призрачных животных, которые скакали за магическими проводниками вокруг местности. Тишина. Лесок. Бэддайнилейкер. Все здесь было моим.

Филса так же старалась изо всех сил, чтобы не дать мне снова загрустить. Она помогала озеру бесконечной болтовней о мультиках, новых выпусках журналов «Винкс», коллекциях «Барби»… А ещё она убеждала меня, что по гороскопу тельцов сегодня ждёт радостное событие, планета Венера окутает их нежностью, а в моем созвездии «Богини Айи» все ещё преобладает удача и жизнерадостность. Фил обожала астрологию и знаки зодиака. Она была увлечена этим, искренне верила в то, что нашими покровителями являются могущественные планеты, которые в будущем смогут наделить людей бессмертием, когда придёт время. Хьюстон верила в гороскопы и следовала им каждый день.

Судя по нашему оживленному общению и громкому смеху, голова Филсы прошла, а я вновь могла спокойно воспринимать маячащие голубые фигуры за кустами.

— Как там призраки? — Фил поинтересовалась настороженно, видимо, боясь спугнуть мое веселье. — Не сильно переживают?

Я дала понять Филсе, что со мной все хорошо, чуть улыбаясь и глубоко вдыхая сырой воздух.

— Кажется, остальные призраки дали понять новым, что этот аномальный брак — обычное явление для Броквена. Я практически не встретила плачущих душ, за исключением одной девчушки, — взяла длинную травинку, смахнула божью коровку и принялась водить травинкой по носкам туда-сюда.

Филса тихо охнула.

— Что случилось? Она потерялась?

— Не понимала, почему мама игнорирует её, — я пожала плечами. — Ну, пришлось объяснить, что призраков обычные люди не способны видеть, и она может общаться с мамой через меня, ведь я — главный посредник между двумя мирами.

— А… ты рассказала ей про… — Хьюстон прикусила губу, сминая складки капроновых носков пальцами. Она всегда нервничала, когда речь заходила об этом.

— Нет, про срок сорока дней я умолчала. Хотя девочка уверяла, что всячески привлекала внимание, катаясь на игрушечной машинке, поворачивая заводной ключик у игрушек и тому подобное…

— И как ты оправдалась? — Филса часто заморгала.

Я провела костяшками по воде сквозь дымку и волны.

— Оправдалась коряво, но для мозга пяти лет сойдёт. Сказала, что даже полет предметов и звуки, которые совершает призрак, люди не замечают. Не хочу, чтобы дети знали и жили в Броквене с тем фактом, что близкие люди знают об их присутствии и специально игнорируют, дабы не сойти с ума в этом городе. Не представляю, как буду это говорить, мол: Вот, Джон, твоя мама хочет сберечь свой рассудок и жизнь и не нести на себе груз скорби и боли. Вот, видишь, Джон, она игнорирует тебя, ёжась от холода, зато спасает себя, а тебе становится так грустно, что цепи все плотнее вжимаются в почву, и ты покидаешь её. Классно, Джон? Это Броквен, привы…

Филса перебила меня, ложась на пальто и закрывая уши руками:

— Прекрати, Ель! Я поняла!

Я покрылась мурашками, прикрывая рот ладонью. Снова я не смогла контролировать себя и начала нести всякий бред при Филсе. Она… не любила говорить о страданиях умерших.

Вздохнув, я тоже легла рядом и погладила подругу по голове, боясь, что она заплачет.

— Прости, Фил, — промолвила я тихо, опуская взор на карасей, — я… не специально, честно.

Хьюстон положила ладони на живот, свесила ноги к озеру и посмотрела на меня пустыми глазами. Черт, я затронула запретную тему.

— Все нормально, — сказала она монотонно. — Я знаю, что ты не назло.

Мы пролежали в тишине где-то две минуты. Уже начинало подташнивать.

— Это несправедливо, — Филса первая нарушила тишину.

— Что? — пискнула я.

Фил тяжело сглотнула. В её очах отражались серые облака.

— Несправедливо, что мертвые должны так страдать. Они же не хотели умирать, а вынуждены страдать. Сначала бродят девять дней без тела и права голоса и движений, потом их куда-то насильно забирают с любимого мира; проходит сорок дней, год, два, и живые просто забывают о мертвых, о том, что они наблюдают за ними, навещают и хотят побыть вместе.

Я скрестила пальцы, что похолодели от слов Филсы. Она стала размышлять на такие темы довольно часто, что не на шутку тревожило меня. Почему-то…

— Это… круговорот жизни и смерти, Фил. Отживший своё человек находит покой на Том Свете и освобождает место новой жизни, новой личности, новому человеку, чьё сердце жаждет биться для яркого мира. Потом этот человек расцветает, рожает потомков и освобождает место уже им и…

— А ведь умершие просто исчезают с лица земли, забывается их голос, лицо, привычки, таланты… их душа видна единице людей. Остаются только кости, — хмыкнула Филса, пиная камушек в озеро.

— Они не исчезают, Фил, — спокойно проговорила я, кладя руку на грудную клетку и томно вздыхая. — Они остаются в наших сердцах. Сознание нечасто вспоминает мёртвых, а сердце помнит все: каждую прядь волос, каждое слово и поступок. Души откликаются на знакомый зов сердца и оберегают близкого, и этого им достаточно. Пока бьется наше сердце — существуют усопшие.

— Это все хорошо, но… — Хьюстон посмотрела на меня снова, — я не хочу, чтобы люди умирали. Я хочу, чтобы люди жили вечно. Чтобы со мной всегда была мама и папа, дедушка, ты… даже когда душа вот-вот покинет тело!

Филса боится смерти и той боли, которую ей придётся перенести в будущем. Фил тяжело смириться со смертностью людей…

— Ты же знаешь, это немного невозможно, Филса, — я стала говорить чуть тверже. — Мы все умрем и будем навещать и защищать потомков в виде душ. Только так мы будем жить вечно, никак иначе.

— А если сделать так, чтобы призраков смогла видеть не только ты и твои потомки? — голос Филсы отдавал возбуждением. — Наверняка есть способ сделать призраков видимыми, и чтобы их не забирала Смерть, и-и они жили с нами! Какая-нибудь скрытая формула Гостленов или ключ к бессмертию у госпожи Смерти и господина Жизни…

Такими мыслями она выводила меня из себя. Она хотела у высших сил слишком много.

— Нет никакого способа и быть не может, — отчеканила я, принимая сидячее положение. — Человек живет, затем умирает, и душа покидает тело и идёт в мир иной. Все. Не ломай концепты Небес, Филса.

Фил шумно фыркнула. Она резко поднялась, скривившись в явном недовольстве. Под дикий шорох и шелест деревьев и травы Хьюстон натянула ботинки, затем в два шага оказалась у рюкзака и надела на плечи. Что-то шипя и бормоча, Филса широко зашагала по мокрой тропинке, придерживая рюкзак за лямки.

— Куда ты? — крикнула я вслед подруге, начиная жевать травинку от прилившего волнения и недопонимания всей сложившейся ситуации. Распахнутые очи слезились от ветра.

— Небеса могут ошибаться! — закричала отдаленно в ответ Филса, вступая в лесок. — А ошибки надо исправлять, Елена.

Когда Фил зашла вглубь леса, мои волны вдруг остановились и не последовали за ней дальше. Они чертыхнулись, потемнели и сиганули обратно ко мне, будто ошпаренные. Поднялся сильный ветер, сдувая белую пыльцу и былое блаженство. Я быстро накинула ветровку, настолько сильным повеяло холодом.

Кролики панически зафыркали и поскакали от деревьев, которые рядом с Филсой мгновенно поросли зелёными лианами и корнями.

У одной зацветшей ивы, которую Хьюстон быстро прошагала, послышался звон. Такой аккуратный, легонький, хвалящий Фил за её выпады, будто ива надела кучу колец и хлопала подруге.

И так звенел точно не кулон Возрождения Филсы.

Паника.

Сон резко закончился, перед глазами наступила темнота, и меня затрясло от дикой паники. Страх заставил сердце колотиться с бешеной силой. Я чувствовала, как глаза под веками бегали туда-сюда, как на шее запульсировала вена, как во рту скопилась кислая слюна. Голова затрещала, загудела, в висках застучало.

Надо собраться с мыслями, но я не могла. Не могла, ведь… что это вообще за чертовщина только что была?! К-как вообще понять то, что показали волны?!

Спустя несколько секунд в мозг врезалась мысль, что считать помыслы Эрнесса исконно благими — ошибка, гребанная ошибка. Да, он хотел сделать город особенным, исследовать подробнее источник магии двух ипостасей, почву этих земель и круговорот жизни и смерти в этом городе. Он однозначно хотел прийти к какой-то разгадке данных даров, оповестить другие рода об открытиях, пролить свет на завесу Небесной тайны… Это безусловно гениально, хорошо для Человеческого Мира, но…

Какой ценой Эрнесс хотел добиться разгадки или бессмертия? Все эти странные формулы, ядерные жидкости в множествах пробирок, осколки… Он явно накачивал себя и осколки какой-то дрянью, которая состоит из… его крови, её крови, клочка волос Жизни и посмертной пыльцы Смерти. И его бормотание и схемы, что он должен вколоть отравленный осколок в иву и отравить почву… Должен убить её. Кого? Сабо?

И мертвесила… Она упоминается уже не первый раз. Её упоминала Сабо и другие Особенные, я слышала это слово в том кошмаре. Такое страшное, вызывающее совершенно недобрые ассоциации. Мертвесила в моем сне являлась ядерно-зеленой отравой, которая заполняла Броквен как в виде жидкости, так и в виде дыма. Ею были покрыты призраки с ног до головы, страшные и гневные, они разбрасывались мертвесилой туда-сюда. По-моему, люди в том сне называли чудовищ мертвепризраками…

Подождите. Неужели события из того сна постепенно повторяются и в реальности? Тот же яд, Портал Безрассудия, отравление почвы, призраков и Ивы… Это все дело рук Отца. А мертвесилу, полностью идентичную дичи Отца, создал Эрнесс.

Отец хочет устроить апокалипсис, а Эрнесс…

«Я хочу облегчить всем жизнь. Если я выкачаю всю силу воскрешения из этой земли, распространив в небо, то не только ты сможешь видеть умерших, Сабо. Их смогут видеть все. Сначала эта сила распространиться по нашему будущему городу, а потом и… по всему миру! Представляешь, мы сможем сломать эту гнусную гармонию, и никакие рамки больше не будут ограничивать связь с умершими!»

А когда после похожих слов Филсы одобрительно зазвенело нечто за ивой… Тот звон перстней, от которого содрогался Поезд-призрак…

Это получается…

О Господи.

— Предлагаю после «Отец-спаситель — молодец» добавить «Меж ягодиц тухлый огурец».

По саркастичному голосу Кёртиса я поняла, что уже просыпаюсь. Надо привести себя в порядок. Только спокойно, не надо пугать ребят.

— Боже правый, Кёртис! — Мартисса хихикнула, хотя старалась держаться строгой. — Мы пишем поэмы о восхвалении Отца, а не частушки пьяного солдата!

— А черт его знает! — усмехнулся Эйдан. — Может, Отцу и Джайванцам нравится чёрный юмор в восхваляющих балладах и стихах… А может у Отца и вправду огурец…

— Не при ребёнке! — полушёпотом погрозила Мартисса, а мальчики тихо засмеялись и, видимо, дали друг другу пять.

— Эй, да что в этом такого, я уже взрослая! — вскрикнула недовольно Телагея.

Ну, удачи, Елена.

— Что обсуждаете? — вопросила я, поднимаясь с лавки, словно воскресший мертвец.

Мы находились в каком-то домике, похожем на заброшенный магазин сувениров. Горел противный желтый свет, с деревянных темно-бордовых стен стекала смола, трескалась от времени краска. Изодранный коричневый пол в граффити и обгорелых бумажках шумно скрипел от движений цепей Особенных. Пахло здесь не шибко приятно, — дешевым табаком и порохом.

Призраки и Эйдан стояли по разным углам и занимались чем-то довольно странным… Эйд наглаживал откуда-то взявшимся утюгом угольно-синие длинные плащи с широкими капюшонами, а около плащей прыгал Юнок; Кёртис и Телагея раскрашивали бирюзовым и приделывали нитки некогда чёрным повседневным тканевым маскам, а Мартисса из испачканного в пыли белого полотна делала флаг, рисуя перманентным маркером что-то типа предвыборных девизов.

Ребята вылупились на меня, отвлекаясь от своих дел. С кисти Телы капнула акриловая краска на сарафан, а у Эйдана утюг задымился на одном плаще.

— Эйд, утюг! — вскрикнула я, поднимаясь с лавки. Голова немного кружилась, поэтому я прислонилась к стене, заодно и помогла волнам стряхнуть с себя листики.

Тайлер тут же повернутся к доске, убирая утюг с тряпки и дуя на неё:

— Вот блин!

Мартисса закрыла маркер колпачком и подошла ко мне, касаясь холодной ладонью сначала лба, а затем и щеки.

— Холодненькая… — прошептала Марти, стряхивая с меня последние сгнившие листки. — Слава Богу, не поранилась.

— Что произошло? — поинтересовалась я, чувствуя, как голова переставала кружиться, а пальцы больше не были скованы из-за страха.

Де Лоинз немного отошла назад, собирая руки в замок.

— Пока ты была в отключке в бункере, наверняка предназначенном для засад, мы расправились с теми сумасшедшими. Пули Кёртиса оказались фамильными, сделанными из настоящего серебра, а серебро значительно вредит призракам.

— Мы их так там и оставили валяться без сознания, — провозгласил Кёртис, просовывая тонкие ниточки через дырки маски. — Благодаря моему дробовику и силам Особенных Адыгеи и Марины, приправленных Эйнарой, они заснули и ещё долгое время не проснутся.

— Потом мы нашли тебя, — продолжила Мартисса. — Твои волны так добры, они вывели нас на след. Теперь мы прячемся от празднования в этой заброшенной лавке недалёко от дороги, ведущей в сам Джайван.

Я сложила руки на груди, выдыхая через рот. Даже не знаю, как мы будем пробираться к четвёртому Особенному… Что-то подсказывает мне, что Джайван и вправду благословлен Отцом. Джайванцы — первые призраки, которые на боятся называть его имя, которые говорят о нем не со страхом, а с нескрываемым уважением и верностью. Его плакатов и портретов так много всего в одной лавке, а значит и все аномальное место увешано его символикой. В Джайване даже этой зеленой дымки просто туча, все здесь подчиняется силе Отца. Они даже праздник в честь Ночи Активации устроили, ну какие ещё могут быть сомнения?!

— Супер, — я откашлялась, возвращая голосу былое подобие уверенности. — Но вы уже наверняка догадываетесь, что в Джайване нас не ждут и не жалуют.

Эйдан с поглаженным плащом подошёл ко мне, хитро улыбнулся, во взгляде промелькнули искорки, и он надел на меня тряпку, завязывая бантик на груди.

— Отлично сидит! А как эффектно, как на солдатах в окопах! — свистнула Телагея, мечтательно подпирая щеки ладонями и надувая губы трубочкой. Осколок запестрил ярким розовым. — Я же говорила, что тёмные плотные плащи идеально подходят по обстановке. Скрывают весь облик, только капюшон да маску надеть!

— Мы уже догадались, — ухмыльнулся Эйдан, надевая на голову ещё и капюшон. — В Джайване Отец бывает явно чаще, неспроста же здесь проводятся главные расследования в его пользу, отсюда идут все слухи, и именно призракам Джйвана Отец отдаёт приказы. Говори «спасибо» Теле — именно она вспомнила про военную маскировку и предложила эти шикарные плащи.

Марати горделиво выпрямила спинку и плечи, накручивая на пальце пряди синих волос.

— Я — главная лампочка! Да-да! — прыснула она, поглаживая озорного Юнка.

Маскировка выглядела хорошо. Плащ, пахнувший утюжной водой, скрывал и Призрачную брошь, и весь мой наряд, и знакомые рыжие косички. Магия тут же запряталась вглубь плаща, пробуя прятаться. Бирюзовая сияющая тканевая маска в виде растянутой морды привидения точно спрячет лица. Кажется, я догадывалась, что задумали ребята…

— Мартисса дополнила эту хитрую задумку гениальной идеей — притвориться предвестниками Отца, его избранными, Детьми… главными фанатами, короче! — Эйдан потёр вспотевшие ладони, возбуждённо вздыхая.

Кёртис тут же закатил глаза и показательно высунул язык, продолжая просовывать нитки в маски. Мартисса улыбнулась и покачала головой.

— Конечно, эта идея не очень понравилась верному родине Кертису…

— Не очень, хах, — перебил Марти Керт, громко хмыкая. — Мне вообще не понравилась эта затея! Я, главный патриот города, поднимающий против Отца восстания, сейчас должен начать воспевать его! Это… это же о-отвратительно!

— Но тем не менее Кёртис сделает все ради спасения Броквена, — громче Револа промолвила Мартисса, шире улыбаясь и постукивая зонтиком, — поэтому я научила его говорить об Отце с удовольствием!

Телагея нервно захихикала, начиная качаться и смотреть в одну точку. Эйдан почесал затылок, странно улыбаясь.

— Полчаса… — хихикала Тела, — полчаса длилась великая пытка госпожи Мартиссы… Бедный Кёртис так кричал, так кричал… Мы держали его за локти, пока Мартисса промывала ему рот с мылом и заставляла говорить все по слогам…

— И восстали машины из пепла… — забормотал Эйдан, — и сделала госпожа Мартисса из Кёртиса предвестника Отца…

Мартисса охнула, покрываясь румянцем. Она прикрыла рот ладошкой, пустив тихий смешок. Стукнув громко зонтиком так, что взволнованные Тела и Эйдан вскрикнули вместе с Юнком, де Лоинз повернулась к Кертису. Он, казалось, был готов к любой напасти, только увидев блестящие очи и вытянутую руку Мартиссы.

— Покажи Елене, чему ты научился, отважный Кёртис, — пропела она, кивая Револу.

Керт удрученно вздохнул, так тяжко, что даже мне на грудь будто надавило что-то невидимо. Положив пластмассовые морды привидений на пол, Кёртис встал, выпрямился, хрустя костями. Желтый свет озарил призрачную крепкую фигуру в центре и отразился на цепях. Револ плюнул на большой испачканный в краске палец и разгладил им брови. Затем смахнул в бок челку, накинул мантию и закашлялся.

От любопытства скрутило живот, я принялась кусать пальцы, стараясь скрыть улыбку. Волны закружились вокруг Кёртиса, смахивая катышки. Даже с аккуратно зализанной челкой и застегнутой рубашкой молодой революционер сам не себя стал не похож, хотелось протереть глаза и ущипнуть себя. А когда Керт воодушевленно улыбнулся и положил руку на сердце, я вообще очумела. Вечный бардак на голове, смятая, расстегнутая на груди рубашка, бойкий взгляд и ухмылка — вот настоящий Кёртис Револ, а не то зализанное чудо, что сейчас стояло передо мной.

Потом он вопросил меня:

— В кого ты веришь, юная гражданка?

Его голос был таким слащавым, без хрипов и толики самоуверенности, что я даже не знала, что ответить.

— Ээ… в Бога?

Кёртис задрал нос так высоко, что он засиял.

— А я верю в Отца! — Керт встал на табуретку, произнося это имя с таким трепетом, что я чуть не упала. А ребята захихикали. — Я верю только в него. Он мой создатель, он мой господин, а я и все мертвое и живое здесь — его верные рабы. Здесь все его: поля, леса, горы, скот его и я тоже его. Я буду нести его доброе имя через весь мир, понесу знамя города, который создал Отец. Я служу ему верой, любовью и правдой, я буду защищать свою Родину — Родину, которая принадлежит Отцу! Так возлюби же Отца и ты, юная гражданка! — и Кёртис дал мне бумажку, которая гласила «Отец наш спаситель, Отец наш пророк, пускай его победа задаст тебе урок!»

Руки сами потянулись к бумажке. С открытым ртом и распахнутыми глазами и запрятала её в карман.

— Хорошо… спасибо, Ке…

— Ребёнок Отца! — подправил с энтузиазмом Кёртис и встал в странную позу, улыбаясь и прикрывая глаза.

— Браво, Кёртис! — Мартисса рьяно захлопала. — Это великолепно! Точное попадание в роль!

Эйдан и Телагея также зааплодировали, пуская одобрительный свист и подобие свиста.

— Благодарю, — Керт вновь заговорил в своём привычном тоне, что вернуло меня на землю.

— Я в шоке, — промямлила я, оглядывая прилизанную челку с нескрываемым ужасом. — Ты ли это, Кёртис?

Револ икнул, тут же разлохматил челку, засучил рукава, расстегнул пуговицы на груди и показательно щёлкнул дробовиком.

— Я, и стать сосунком Отца? Только через мой труп, ма хорошая! — он подмигнул мне и улыбнулся уголком губ. Слышу родные слова!

— Ах, Кёртис так все быстро схватывает налету, он прекрасный ученик! — прощебетала Мартисса. Её глаза чуть слезились от радости. А она все же хороший учитель, раз даже К-е-р-т-и-с смог надеть на себя маску преданного патриота, только вывернутого наизнанку. Страшная женщина…

— Теперь ты поняла, что мы хотим сделать? — Эйдан вновь подошёл ко мне вплотную, не скрывая азарта во взгляде.

Я кивнула, водя зубами по губе. Идея была не без риска попасться бдительным призракам Джайвана, случайно выдать себя мыслями или голосом. Но если постараться, вжиться в роль истинных предвестников Отца, устроить настоящее шоу, что потрясёт призраков… Мы наведём шума с такими костюмами и масками, плакатами и возгласами и заставим Джайванцев спалить местоположение четвёртого Особенного! Можем же мы, предвестники Отца, исполнить его волю и отравить Особенного? Можем, ещё как можем! Ха-ха, да мы станем настоящими актерами погорелого театра! Я, конечно, не актриса, но вертеться как-то придётся… Очень умело вертеться.

— Мы притворимся предвестниками Отца, устроим на Празднике сущий хаос и таким способом найдём четвёртого Особенного, — озвучила я наш план, поправляя складки плаща и завязывая тугой узел, чтобы мантия не выдала ни единой знакомой детали. Ткань оказалась плотной и широкой, а потому скрыла все тело, оставляя открытыми лишь туфли и гетры. Даже тяжело оказалась водить руками под мантией. Шикарно.

Мартисса вдохнула полной грудью и надела на жезл Эйнари флаг с Отцовскими лозунгами. Затем взяла тоненькую деревяшку с плакатом и осторожно просунула в дуло дробовика, облизывая губы. Кёртис скривился, драматично охая и ахая, но все же дал Марти полностью всунуть деревяшку. Телагея взяла маленький флажок и надела маску. Заместо миленького круглого личика теперь была расплывчатая физиономия привидения с чёрными впадинами, тканевыми слезами и растянутой пастью.

— Ну как, страшно-о-о? — Тела изобразила злобный смех, выдвигая ручки вперёд и рьяно двигая пальцами. — Я привиде-е-е-ение, ме-е-е-ерзкое и отдающее запахом тухлых яиц!!! У-у-у, я люблю Отца-а-а-а!

Юнок отпрыгнул от хозяйки, растеряно блея, а мы дружно засмеялись с маленького Отцовского предвестника с писклявым скрипучим голоском и в неприметных туфельках.

Мартисса сняла свою фирменную шляпку и убрала в рюкзак к Эйдану, а на зонтик прикрепила на кнопки последнюю поэму с воспеваниями Отца.

— Прости, зонтик папеньки, так надо, — засипела Марти, тихо усмехаясь, — возвращение настоящей любви требует жертв. Никогда бы не подумала, что обклею свой зонтик такими ужасными поэмами, мы действительно примеряем роль других Особенных, как бы такими не стать!

— Фамильный дробовик Револов… — простонал Кёртис, заклеивая красивую позолоченную гравировку с фамилией пластырем. — Эх, что же с тобой стало… что стало со мной…

— У-у, вот это у меня будет опыт! — весело загоготала Телагея. — Буду на Небесах рассказывать всем-всем-всем, как мне пришлось побывать в теле врага!

Мартисса надела на себя плащ и маску, за ней охающий Керт. Особенные призраки из доблестных героев превратились в жутких мертвяков, от которых прямо-таки веяло духом Отца, смердело могильной пылью и химикатами ядовитого смога. Темно-синие плотные тяжелые мантии создавали впечатление, что по людские души пришли сами всадники апокалипсиса. Маски с выразительными мордами внушали страх и восхищение одновременно, если посмотреть на яркие зеленые плакаты с девизами и лозунгами. Даже у Юнка была маленькая маска! Действительно не узнать…

Эйдан надел плащ и маску, протягивая мне такую же.

Когда посмотрела на себя в зеркало, то сначала испугалась.

— А из меня ничего такая мертвячка, — хохотнула я, чувствуя, как магия Призрачной броши собирается в большой комок и прячется в глубинах мантии, — симпотная…

— А то, — я увидела поднятые уголки губ Эйдана, что уже крепко держал недо Эйнари. — Твоя бледная Броквеновская кожа дополняет ещё!

Сказал Эйдан, который, живя в Броквене, также обладал бледной не загорелой кожей, хах.

Вздохнув и проверив, готова ли моя магия к выходу, я вытянула руку вперёд.

— Каждому нужен Отец? — вопросила, словно какой-то депутат.

Вы спросите, почему я не рассказала ребятам об Отце? Несмотря на то что сходства были, я все-таки… не спешила страшиться. Я уже за жизнь научилась внушать себе, что все страшные мысли — всего лишь в моей голове и только, они не происходят в реальности. Так может быть я нашла сходства там, где их нет и не было в помине? Может, я все же ошибаюсь? Запрограммированный отрицать все страшное, мозг отказывался верить в мои догадки и находил оправдания. Упорно. Мне было так страшно это осознавать, что просто не верилось. Поэтому я решила в кои то веки не наводить суету, собраться с мыслями и подождать до следующего показа воспоминаний. Может, магия ещё даст ответ? Хоть бы это все было неправдой, пожалуйста…

— Каждому нужен Отец, — Эйдан также уверенно протянул замаравшуюся пылью ладонь с растопыренными фалангами.

— Каждому нужен Отец! — ручка Телагеи оказалась третьей.

— Ме-е… — и Юнок потянулся.

— Каждому нужен Отец, — промолвила Мартисса, убирая прядь волос за ухо. Её тонкая нежная ладонь почти замкнула круг.

— Съел протухший огурец, — широкая рука Кёртиса его и замкнула.

Заброшенная лавка наполнилась смехом.

— Кёртис!

— С наступающей Ночью Активации! — крикнул с нескрываемым восхищением призрак, на белой футболке которого красовалось вытянутое жуткое лицо, обведённое зелёным сердечком. Очевидно, это было предполагаемое лицо Отца.

— И вас тоже, Ребёнок! — ответил дружелюбно Эйдан, махая флагом с надписью «Мы любим Отца». — Да благословит вас Отец!

Мы были в откровенном шоке, когда вышли из леса на большую дорогу. Валялись конфеты, обертки от фастфуда, разбитые колбы и пробирки.

Дорога была усыпана конфетти, остатками пиньят в форме дробовика, мячика, зонтика и других предметов, связанных с Особенными. Я ощущала гнев Эйдана, когда мы натыкались на наши изуродованные фотографии, непонятно откуда взявшиеся: виднелись обгорелые края у моих детских фото с игрушками, глаза Эйдана покрасили зелёным; портрет Телагеи с Юнком оказался испачкан в рвоте, на фотографии маленького Кёртиса в обнимку с щенком красовались непристойные маркерные надписи, портрет изящной Мартиссы просто порвали, а фото женщины средних лет прожгли кислотой.

Вокруг висели разных мастей плакаты и баннеры, на которых часто красовался Отец со шпагой в руках. Высокие, расплывчатые и волнистые фигуры со впадинами вместо глаз сопровождали нас самодовольной ухмылкой, кончики нарисованных шпаг вызывающе блистали. Самые разнообразные надписи вызывали мурашки, они рассказывали о безграничной любви к Отцу, предстоящей Ночи и восстании мёртвых броквеновцев. На зацветших ярко-зелёных деревьях, чьи переспелые плоды светились желтым и белым неоном, висели праздничные ленты, украшения в виде колб с ядом, вытянутых призрачных лиц и маленькими Порталами Безрассудия.

В воздухе витала проклятая зелёная дымка, она объяла каждый пень, покрывая ядовитым блеском. Лужи слизи были на каждом шагу, склизкие и вязкие, они разъедали каменистый асфальт. Живые лианы, словно змеи, расползались по уголкам Джайвана, пропитывая атмосферу смрадом резкой, противной отравы. Коттеджи призраков, которые все до единого являлись химиками и физиками, оплели ядовитые плющи, они были своеобразными заборами. Музыка играла громко, с каждого радио, висевшего на фонарях. Животные-мутанты затаились в кустах и ели упавших с неба рыб и птиц.

А Джайванцы были вообще отдельным видом искусства. Они оделись празднично, в пышные короткие юбки и шаровары с блестящими оборками. Много было тех, кто носил странные маски с рогами или цветами. Оделись призраки и в тематические костюмы, чаще это были длинные плащи, украшения на руках и ушах, ботинки со шпорами и стальные рапиры. Джайванцы нанесли грим с преобладающим зелёным, таскали повсюду плакаты и флажки с лозунгами. В лавках покупали фигурки с Отцом, Порталом Безрассудия и ромбами. Фуд-корты распродавали яд в стаканчиках от кофе, плесневелый фастфуд, которые активно раскупали призраки. Проводились разные конкурсы на улице, дуэли, стрельба, создание зелий… Не осталось и места, где бы не остался след от Праздника.

Мы убедились, что Джайван действительно был местом, которое сделал священным Отец. Здесь было все наизнанку, не так, как в других аномальных местах. Здесь любили и восхваляли Отца, не боясь его, каждый переулок был отравлен, зелёная Отцовская дымка свободно плыла по улицам. Джайванцы знали планы Отца насчёт Портала Безрассудия и Ночи Активации. В Джайване не осталось ни одного призрака, который ждал спасения от меня и Особенных. Здесь их бранили, желали отравления и проклятия Отца. Сабо Гостлен была главным еретиком, а Елена Гостлен — жалким отродьем первой. Заслуги основателей, тех пяти людей, передали Отцу. Природа города — Отец, закон — Отец, культура — Отец, малый бизнес — Отец и даже здравоохранение было заслугой Отца. Джайван полностью переписал историю в угоду своему главному мэру и, можно даже сказать, божеству.

Подавляя гнев, что нарастал в душе с каждой пройденной улицей на пути к главной площади, мы развлекались как могли. Репетировали, одним словом.

— Если попадёте в Телагею Марати, то выиграете большого плюшевого медведя, — громко и весело басил мужик-владелец призового тира, кладя перед Кертисом специальные патроны, — за попадание в Амабель Пруденси вы получите уникальный сборник философствований Отца, за Мартиссу де Лоинз — билеты в Броквеновский театр на «Фауста»…

— А что будет за Кёртиса Револа? — поинтересовался с усмешкой Керт, заряжая винтовку. — Недавно слышал, как он обматерил нашего Отца. Руки чешутся надрать ему зад, хотя бы так!

— За Кёртиса Револа набор редких растений призрачного Броквена, которые можно будет вырастить самим! — хохотнул мужик, ударяя себя по пивному пузу.

Телагея заверещала, хлопая в ладоши. Она задергала Кёртиса за накидку, прерывисто выдыхая.

— Зелёный Патрон, давай Кёртиса! — возбуждённо молвила Тела, подпрыгивая к винтовке. — Хочу цветочки, чтобы вырастить и сложить из них имя Отца!

Револ глухо усмехнулся, трепля Марати по голове.

— Как пожелаешь, Звезда Безрассудия.

Да, вы не ошиблись, ребята правильно называют друг друга. Обращаться к друг другу на настоящие имена было бы грубейшей ошибкой и мгновенным раскрытием. Если бы мы придумали иные имена, то сами же запутались, а вот псевдонимы… Мы выбрали такие, которые характеризуют нас, только добавили сленг Отца. Теперь для вас и Джайвана я Мертвое Светило, Эйдан — Ядерное Пламя; Телагея — Звезда Безрассудия, Кёртис — Зелёный Патрон, а Мартисса — Отцовское Сердце. Перестраховавшись, Юнку мы тоже придумали погоняло, и теперь он носит гордое «Козел Возрождения».

Кёртис-Зелёный Патрон кинул на тарелку несколько монет и наклонился к винтовке. Нога его чуть отодвинулась назад, а другая согнулась. Напряженными руками, стертые костяшки которых мы прикрыли пластырями, он взялся за оружие. Обнаружив мишень в виде злого лица второго Особенного, Керт прицелился. Длинный палец коснулся курка, начал постепенно нажимать. Мишень находилась довольно далеко, и попасть с первого раза для обычного призрака было трудно, но только не для Кёртиса Револа, о меткости которого знал весь город призраков.

Керт выстрелил, но мимо. Вообще не в ту степь. Револ сбился с цели и сделал это специально.

Телагея наиграно всхлипнула.

— Ничего, у вас ещё две попытки! — свистнул утешительно торговец.

Кёртис поохал, поахал, а затем вновь наклонился у винтовке.

Он промахнулся второй раз. Тела уже начинала рыдать, а Мартисса принялась орать на Кёртиса.

— Позор, Патрон! — Де Лоинз даже ударила Кёртиса по спине.

— Д-да сейчас я! — захныкал Керт, перезаряжая ружье.

— Ты что, испугался нарисованной морды этого чурбана?! — размахивала руками Марти.

— Хорошо, что Отец не видит, — присвистнул насмешливо торговец.

— Вот да! — согласилась Мартисса, а затем сама наклонила Керта. — Стреляй давай!

Револ, хныкая и содрогаясь, опять нажал на курок и прицелился. На этот раз удачно. Мишень с Кертисом с лязгом упала на пол, представляя нашему вниманию набор для посадки сияющих растений озера Бэддайнилейкер.

Телагея захлопала как сумасшедшая, а Юнок удачно подыграл, начиная жевать край мантии Кёртиса. Тот облегченно выдохнул и принял из потных лап призрака подарок.

— Отличная работа, господин! — забасил мужчина. — Счастливого Празднования, развлекайтесь во имя Отца!

— Да благословит вас Отец! — произнесла надоевшую фразу Мартисса и показательно потащила Кёртиса за ухо. «Радостные до слюней», мы пощеголяли следом.

По дороге на главную площадь Джайвана мы ещё немного «поразвлеклись»: ловили из бассейна сшитых трупиков Особенных, пробовали делать различные зелья по Джайванскому справочнику от Отца, причём рукописному. От закруглённых и удлиненных букв двоилось в глазах, было много маленьких схематичных набросков с замысловатыми узорами и смазанными формулами внутри. Пергамент переливался зеленой пыльцой, на корешках присутствовала подпись и печать в виде цветка. Мы успели поучаствовать в различных лотереях…

— Перед вами трое практически одинаковых образцов растений из Ботанической лаборатории, — говорила тягуче призрачная дама, ставя перед напыщенной Мартиссой три круглых сосуда на неоновые высокие подставки. — Вы должны отгадать, какой из них является образцом нефритового сорняка. Отгадаете — получите пропуск к сердцу Харона, чтобы идти прямо с ним.

— Ох, это же интуиция! — встревожилась Тела. — Сложно…

— Да, поэтому можете даже не стараться, — усмехнулась противно старуха.

— Это ещё почему? — возмутилась громко Марти.

Женщина закурила.

— Эту загадку не может отгадать даже Джайванец. Нефритовый сорняк — штука-перевертыш. Так что… тут поможет только чудо.

Мартисса, фыркнув и подправив внутри декольте, вытянула руку и заговорила:

— Я — трехкратный чемпион своей деревни в «Горячо-холодно» и «Салочках». И, поверьте, я таковой остаюсь!

Рука де Лоинз забегала по трём сосудам, резво и быстро. Марти часто задышала, забормотала проклятия на пиратском. Несколько движений, и Мартисса указала на грязный коричневый цветок на оборке шляпы торговки.

— Вот он, нефритовый сорняк! — победно отрезала она. — Это точно он!

Игроки поблизости зааплодировали стоя. Торговка выронила трубку изо рта от удивления.

…И для вида купили одну фигурку с Отцом и его отраву в картонном стаканчике. Конечно, Мартисса незаметно вылила дрянь на траву, вмиг сделав длиннее.

Вскоре мы, наконец, дошли до площади. Это оказалось самым большим местом в Джайване, после него оставалось лишь несколько частных секторов в глуши. Широкую округлую местность с чёрным асфальтом окружили двухэтажные домики с особым количеством глаз-фонарей и электростанциями. Это были самые лучшие и элитные лаборатории, в которых проводились исследования видов Отцовского яда разной дозировки, всех свойств смога, растительности города призраков, корней Ивы, вод Бэддайнилейкер… В лабораториях парапсихологических наук проводились терапии и опыты над отравленными призраками, а в философских поднимались вопросы насчёт Харона, Предвестницы Отца и какой-то новой расы, наверняка тех самых мертвепризраков. Я взяла направленности главных лабораторий аномального места не из неоткуда. Круглые фонари летали над каждым домом, высвечивая по очереди буквы, которые складывались в отдельные названия.

На длинных еловых ветках висели Джайванские рапиры, которые пропитывала странная мутная жидкость. Были вывешены портреты самых выдающихся ученых, среди которых мы узнали лица тех, кто напал на нас. Растительность на площади оказалась самой густой и яркой, огоньки зелёных слез и голубых глаз походили на шахматную доску.

На Площади Просветления и проходило основное Празднование. Здесь играл яркий оркестр из нескольких струнных и медно-духовых инструментов. Сплочённый и яркий, он играл торжественно и гордо, а хористы пели сложные и насыщенные партии с возбуждением. Они чувствовали каждую паузу, каждый гласный звук и акценты в словах. Мелодии были похожи на праздничные марши и гимны, в которых пелось про Ночь Активации и спасение Отца. Джайванцы жгли костры и со свистом прыгали через них, водили хороводы вокруг огромных чучел Отца, распевали баллады и чокались бокалами с ядом. Призраки будто не ощущали тяжесть цепей и ненормальной худобы с длинными пальцами и синяками. Мертвые ученые ликовали, гордились собой и своими успехами. Пестрые фейерверки не прекращались, казалось, они доставали до самого месяца. Множество пушек с конфетти, воздушных ракет и бенгалок освещали праздничные баннеры, огни заполонили всю площадь.

А посреди красивых малахитовых фонтанов с салатовой водой, льющейся зигзагом, стояла большая каменная статуя. Фигура мужчины в плаще стояла на горе черепов, сплетённых кандалами, и лучезарно улыбалась. Одной рукой он тянулся к небу, а второй держал покрытую лианами и цветами шпагу. Каменный мужчина прямо-таки блестел на свету и точно держал месяц для преданных граждан, пока те жгли костры, танцевали и пели в его честь.

— Ну что, вот и главная площадь, — выдохнула я, содрогаясь от хлопков пушек.

— Какое же отвратительное зрелище, — присвистнул Эйд, ставя Эйнари-флаг перед собой. Он дышал через маску тяжело. — Вот это я понимаю — любовь к Отцу. Кабачане вообще в курсе, что им с их Танцами на костях до Джайвана как до Луны ползком?

— В курсе, — прохрипел Кёртис. — Они накладывают в штаны, только услышав «А вот в Джайване..»..

— Наша Этисовая еда действительно пустая похлёбка в отличие от… этого, — Телагея брезгливо указала на плесневелый картофель в лавке. Она держала Юнка на руках, чтобы даже его копыто не коснулось той подозрительной грязи на асфальте.

— А Лайланд вообще выпадает по всем фронтам… — икнула Мартисса. — Какой университетский городок, у Джайвана их куча! Ах, а грязно как!

— Одним словом, Джайван — сущий кошмар, — я истерично хихикнула, аккуратно идя по поребрикам. Мы должны быть максимально скрытными, чтобы сделать сюрприз. — Вы ведь помните мою схему? Кёртис свистит, я начинаю, Эйдан и Телагея подхватывают, а Мартисса ведёт.

Ребята твёрдо и уверенно кивнули. Мартисса приготовила зонтик, Эйд и Тела — флажки, а Кёртис прочистил горло. Я же провела рукой по асфальту, чтобы магия Призрачной броши создала волшебный блистающий туман, чтобы появление было эффектным. Стёрла пальцы в кровь и заставила голову болеть от потока просьб, но это стоило того, чтобы волны почти избавились от бирюзы и стали серыми. Я держала кулаки сжатыми и везде таскала магию за собой, чтобы удерживать маскировку как можно дольше. Я была ответственна за все волшебство и спецэффекты. Конечно, за сближение с волнами у меня получалось полностью слиться с ними и совладать, стать одним целым. За это путешествие я, кажется, наколдовала так много, что даже реликвия наверняка очумела и просто сдалась моему напору. Или я просто постаралась?..

— Предлагаю вещать с этой статуи, — промолвил задумчиво Эйдан, идя сзади Кёртиса. — Там на нас точно обратят все внимание.

— Места много, — согласилась я, — и довольно символично. Как раз для предвестников Отца.

Мартисса, Кёртис и Телагея осторожно, крадучись взлетели к статуе. Магия Эйнари помогла взлететь и нам с Эйданом. Кёрт приземлился на голову, Телагея и Эйд за плечами, Мартисса притаилась за спиной, шепотом читая молитвы, а я за шеей.

— Песня заканчивается, — я начала постепенно окутывать статую туманом. — Думаю, как только начнётся другая, мы прервём концерт. Согласны?

Дружные кивки.

Музыка постепенно стихала, валторны успокаивались, а хористы вытянули последнюю строчку.

— Готовы? — от волнения я сжала кулаки прочней и волны стали ещё бледней.

— Всегда готовы, — увидела, как Керт в маске облизнул губы.

— Удачи, Елена, — прошептал Эйдан.

Сглотнув, я кивнула всем.

— И вам удачи, Особенные. Найдём четвёртого призрака.

Песня стихла полностью. Народ захлопал.

Потом прошло несколько мгновений, и вот, оркестр снова заиграл.

Но не успели хористы запеть, как их прервал Кёртис. Он встал на макушку статуи и громко и протяжно засвистел.

Джайван вмиг замер. Оркестр прервался, прекратились пляски у костра и вокруг чучел, ядерные фейерверки перестали освещать небо. Казалось, даже лианы спрятались в дупла. Фонари-глаза осветили нас, точно софиты. Сотни полузелёных призрачных очей направлялись на главную статую, от испуга Джайванцы схватились за ножны рапир, перестав есть. Бородатые агенты Отца, что пытались будучи пьяными охранять площадь, охнули. Джайван устремил свои отравленные взоры на нас — ЛжеПредвестников Отца.

Когда Кёртис прекратил свистеть, я пустила туман по площади. Волны оплетали каменную фигуру, фонари и лавки, а также пролетали сквозь белые халаты мертвых ученых. Моя магия заворожила призраков, приковала ещё больше взглядов.

Я на грязно-серой дымке перелетела через Керта, затем волны закружились передо мной. Выдохнув и собрав волю в кулак, я запела:

— Броквен преисполнился мудростью, познаниями о жизни и смерти и её высокой культуре.

Из левого плеча вылетел на волнах Эйдан, медленно размахивая флагом и возбужденно провозглашая:

— Особенная почва Броквена сделает из нас высших существ, наши цепи расцветут и породят новую природу.

Продолжила воодушевленно Телагея, изо всех сил стараясь не картавить:

— Горе исчезнет, обратится в прах, и в мире наступит вечное блаженство!

По каменному носу неспешно поплыла Мартисса, словно лебедушка, хрупкая и нежная, даже в страшной маске. Её пластичные движения и владение зонтиком, который она крутила, заставили Джайванцев восхищенно ахнуть. Мартисса остановилась на кончике носа, медленно выпрямилась, подняла голову. Она распустила зонтик, с которого полетели маленькие буклеты с лозунгами и торжественно, на вздохе проговорила:

— И все мы знаем, чья это заслуга. Отец — наша защита, наш господин и творец. Он тот, кто понесёт свет через весь мир, а мы те, кто будет охранять покой мертвых. Мы — настоящие Предвестники Отца, и сегодня, в этот великий Праздник, в канун Ночи Активации мы явились в священный Джайван, чтобы преисполниться любовью к Отцу и… наказать тех, кто все ещё его не любит.

Когда в наших руках сверкнули серебристые кинжалы, якобы от самого Отца, Джайван вздрогнул. Призраки коротко охнули.

— Бог мой! — крикнул один учёный из толпы, вышел вперёд и встал перед статуей на колени. — В нашем Джайване есть предатели?

Мартисса не растерялась. Она была той, кто мог подобрать красивый ответ даже на самый тупой вопрос.

— Да, и они среди вас, Дети Отца, — тепло промолвила Марти.

Джайванцы зашептались. Костры потихоньку возгорались с новой силой, а на Отцовских чучелах будто появились улыбки. От этого призраки мигом встали на колени. Получается.

— Сегодня от наших холодных рук падут еретики и отродья Особенных! — вскрикнула с трепетом де Лоинз. — Ведь мы — Отцовская кара! Да благословит наши души и защитит от извращений Отец!

Слова Мартиссы прозвучали очень убедительно. Мы это поняли, когда Джайван разразил зелёный гром, а призраки захлопали, крича:

— Да благословит и отчистит нас Отец! Да благословит и отчистит нас Отец! Да благословит и отчистит нас Отец!

Сердце ликовало, коленки подкашивались от радости. Мы начали спускаться со статуи, чиркая ножами. Волны кружились вокруг фонарей и костров, что показывали наши фигуры. В нас поверили. Нам подчинились.

Мы взяли священный Джайван в плен Особенных.

Только тсс, держите образ!