Броквен. Город призраков

Глава 3. Туда, откуда родом[1]

Что было потом, я помнила смутно. Помнила то, как конечности заныли, в висках загудело, а сердце громко застучало. Я помнила мамино лицо, полное шока, как она клала мне на лоб влажный платок. После того, как мне стало лучше, мы с ней целую ночь не спали, обсуждая страшные новости и мой внезапно созревший план.

— Ты хочешь поехать туда? — вопросила мама настороженно.

Я кивнула, облизывая губы. Перед глазами все еще плыли картинки с крушащимся Броквеном.

— Да. В Броквене что-то нечисто. Сама слышала, никто не может понять причину этих аномалий.

— Я понимаю, — она легонько обняла меня. Голос ее дрожал. — но там так опасно. Все везде разрушается, призраки бунтуют… Я переживаю, сможешь ли ты спасти Броквен и ее. Ты уверена, что готова на такой рискованный шаг? Еленочка, ты не возвращалась туда целых шесть лет, ты так боишься его. А вдруг с тобой там что-то случится? Мы с отцом ведь не переживем.

Я глубоко вздохнула, целуя маму в щеку.

— Твои опасения оправданы, но… Я сейчас осознала, что зря уехала оттуда. Только я могу видеть призраков, вдруг это было мне знаком все это время, а я испугалась ее смерти.

— Ты была мала.

— Знаю, но додуматься-то надо было раньше.

— Ох, Елена…

Еще час мы разговаривали с мамой. Она сомневалась, не хотела отпускать меня в Броквен для спасения, а я настаивала на своем, хотя в глубине души все еще была не очень уверена. Мама настоятельно рекомендовала подождать и не ехать. Она жутко переживала за меня. Но спустя еще час я все-таки настояла на своем. Мама, глубоко вздохнув, проговорила тогда:

— Ладно, твоя взяла, Елена. Отцу ничего не говорим, завтра поедешь на десятичасовом. Я отпрошу тебя на две недели. Клянись, что будешь осторожна и найдешь безопасный ночлег.

Около остановки притормозил автобус, сразу же обдавая меня и других людей горько пахнущим облаком пыли. Я закашляла, словно старый туберкулёзник, прикрываясь шарфом. Знаете, я никогда не любила всю эту пыль, грязь и дым. Эти вещества так отвратительно пахли, что мне хотелось выплюнуть легкие и проветрить их, а заодно ещё и мылом намылить и духами попрыскать, настолько я не любила эти мерзкие запахи. Сам автобус выглядел, так скажем, тоже не очень презентабельно. Испачканные в глине шины, поцарапанные окна и огромные капли луж на грязно-оранжевом покрытии побуждали на раздумья: «И это автобус для двухчасовой поездки? Точно не для переезда через пешеходный переход за два цента?»

Но выбора у меня, к сожалению, не было. Отец в командировке вместе с машиной, мама не умеет водить. Конечно, вы сейчас подумаете, что такси было бы отличным решением, но вот лично я так не думаю. И мама моя тоже. И почки мои тоже. Не, а мало ли, вдруг это какой-нибудь маньяк, который повезёт меня не той дорогой? А вдруг мне попадётся какой-то алкаш, вместе с которым я утону в болоте? Такие «а вдруг» я могу перечислять вечно, ведь паранойя — моя лучшая подруга на все времена! Так что такси сразу отменяется, и в итоге остаётся только прокуренный, пыльный жухлый автобус, на спинке которого я благополучно усну в окружении орущих детей, паникующих матерей, храпящих мужчин и бормочущих под нос стариков. Знаю, обстановочка не очень, но… это лучше, чем тишина; тишина, высасывающая жизненные соки, и от которой леса и поля будут казаться мертвыми, пустыми и прогнившими насквозь. Особенно зная, в какой город я еду, эта тишина была бы ещё страшней и хищней.

Пока я откашливалась, на мою голову, плечи и рюкзак присели сияющие белым души пузатых птичек. Они что-то чирикали и перебирали своими лапками, будто пытаясь помочь мне. По ногам проскочила призрачная белочка, которая убегала от пушистой лисы, чей мех переливался золотыми искрами. Эх, я вижу таких чистых и невинных душ в последний раз на этой неделе, так что можно смело помахать им ручкой и прокричать «пока-пока!». А всего через два с половиной часа мои глаза защипит смрад сырости, ушам станет неприятно из-за лязга цепей и…

Господи Иисусе, меня аж передергивает!

Двери автобуса со скрежетом открылись, давая увидеть худощавого водителя с толстой сигаретой в зубах. Люди начали стремительно подниматься по мокрым ступенькам, в наглую опережая меня, задевая сумками и локтями. Ну, вот что за манеры!

Я тоже столбом не стояла и, юрко подправив лямку рюкзака, поднялась по ступенькам, достала из кармана ветровки пару тройку купюр, вручила водиле и проскочила мимо садящихся людей почти что в самый зад автобуса. Я жуть как не люблю сидеть впереди и скакать по всем кочкам, поэтому зад буханок-на-колёсах — идеал для меня.

Когда все расселись по своим местам и пристегнули ремни безопасности, водитель выплюнул в открытое окно, нажал на газ и с характерным хрюканьем автобус двинулся с места, начиная постепенно набирать скорость. Я поставила полный всякой брехни рюкзак на крайнее кресло, а сама пристроилась у окна, от которого шёл легкий, но пробирающий холодок. Затем я достала из грудного кармана ветровки смартфон со связанными белыми наушниками. Быстренько настрочив маме СМСку с информацией о том, что я села и со мной все хорошо, я воткнула белый проводок в отверстие для наушников. Открыв плейлист с песнями, я начала свою поездку с первой композиции.

Положила локоть на подоконник, по привычке устремляя взгляд в большое окно. Руки чуть подрагивали от легкой тряски в автобусе, но на это я не обращала внимания. Ну трясутся и трясутся, что бубнить-то? Я была заворожена другим. Меня будто манил, притягивал к себе этот загадочный и прекрасный вид быстро мелькающих лесов, полей, машин и белых полос на дороге. Леса и поля никак нельзя разглядеть нормально, от скорости транспорта они превращались в мутные, размытые пятна, что были похожи на картины какого-нибудь художника. «В быстро мелькающих елях нет ничего такого, Елена, ты с дуба рухнула?» Вы же ведь так подумали, да? Не отнекивайтесь, по глазам вашим можно понять, что подумали. Если по-честному, то я могу согласиться с тем утверждением, что в таких пятнах нет ничего сверхъестественного. Но согласиться я могу только частично. Быстро сменяющийся вид за окном имел для меня свою красоту и даже смысл, — глубокий смысл. Мелькающие поля, машины и ели как бы доносили, что жизнь так коротка и так быстра. Вот не наслаждался ты этой красотой деревьев, обращая внимание совершенно на другие вещи, более малозначимые. А осознание того, что ты что-то пропустил, приходит слишком поздно, ведь жизнь убегает от тебя. За ней невозможно угнаться и вернуть какие-то моменты, которые ты упустил. Она превращается в такие же размытые пятна, которые нельзя разглядеть поближе и не спеша. Ты уже постарел, а жизнь со всеми моментами все отдаляется и отдаляется…

Пока смотрела в окно, я не заметила, как автобус остановился. Даже через наушники я могла слышать противный скрип дверей и шуршание пакетов выходящих людей. Вновь посмотрев в окно, я увидела остановку и надпись на знаке: «Армсбург». Вокруг были золотые поля, где-то вдалеке виднелись качели и статуя горгульи. М-да, в этом городке полицаи явно не часто следят за вандалами. Такая статуя красивая и вся изрисована какими-то сектантами-любителями фиолетовой краски.

Как только пассажиры удалились из чахлого автобуса (счастливые!), двери вновь с противным скрипом закрылись и буханка-на-колёсах двинулась дальше. До этого города осталось ехать ещё час двадцать или чуть больше. Я поняла это по постепенно меняющейся погоде; солнце мало-помалу окутывали пасмурные облачка, становилось все больше лесов и, конечно же, кочек, черт бы их побрал. Если проехать Армсбург, то спустя десять минут автобус выедет на так знакомое «Шоссе Чузена» или, как я его называю, — «Дальше-Бога-нет Шоссе». Вот после того, как автобус выедет туда, погода окончательно испортится. А, вы сейчас подумаете, что я снова себе все накрутила и это снова моя лучшая подруга паранойя. Я бы тоже так хотела думать, честно. Я бы тоже хотела сбросить то, что там души скованы цепями на простую галлюцинацию и то, что мой «О великий дар» слегка барахлит. Но нет. Поверьте, не все можно списать на самовнушение. От реальности трудно убежать, даже невозможно. Как только мы выезжали на то самое шоссе, там менялась не только погода, — там менялось ВСЕ. Животных становилось меньше, воздух приобретал запах сырости и дождя, и… аура. Аура в этих местах менялась больше всего. Она становилась будто давно умершей и заживо сгнившей. Эти мертвые, гнилые руки уныния, скорби и страха забирали тебя в объятия, заставляли прильнуть к заросшей груди и услышать, как сердце того города верно разрывается на лоскуты, обрывки нитей и обрастает болью, а ещё цепями. Цепями, что сдавливают кожу до крови, не дают выбраться из хищного мрака всем, кто после тяжелой жизни хочет на Свет… И тем, кто ещё преодолевает препятствия жизни, кстати. Признаться, они почти сковали меня шесть лет тому назад, но я сумела выбраться. Хех, ненадолго!

Чтобы доказать, что в этих краях меняется все, я могу вот прямо сейчас привести пример. В наушниках заиграла волнующаяся скрипка, запел монотонный, бархатный мужской голос. Ох, это «Ахиллес» — песня моего детства. С самых юных лет я могла слушать эти прекрасные загадочные напевы вечно. В них было что-то, что ложилось мне пуховым одеялом на душу. Что-то, что заставляло погрузиться в раздумья.

А думать я люблю.

Вот, совсем-совсем скоро я окажусь в городе моего детства; странном, мистическом и в какой-то мере болезненном. Целую неделю или даже больше мне предстоит исследовать его намного глубже, чем в юности. Теперь-то я, узрев по телевизору весь тот ужас, что творится в моем городе прямо сейчас, буду приглядываться к электрическим столбам намного пристальней. Хоть я ещё даже не приехала, я уже точно знаю, что Броквену нельзя доверять и нельзя слепо считать его городом с небольшим браком в виде не упокоенных душ. О нет, вообще никак нельзя так считать. Вот сами посудите: жили-жили призраки в Броквене, а потом — БА-БАХ! — и они уже крушат город в пух и прах, непонятно для чего и для кого. А люди, которые живут в Броквене, одновременно жутко бояться его, недосказанность и совершенно мутнейшую историю, но и одновременно… не могут его покинуть. Броквен — жадина, который не хочет раздавать своих жителей кому попало, и поэтому он словно гипнотизирует людей, а затем сковывает цепями.

Даже меня этот город заставил вернуться. Заставил вернуться одну, вновь проскакать на этом автобусе. Я чувствую, что уже все в этом городе хотят, чтобы пролился свет на историю, чтобы все стало понятно. Никто не знает ровным счетом ничего о Броквене и его прошлом. Никто не знает, почему именно в Броквене такая аномалия, почему Господь не видит этот город. По факту, люди просто слепо живут там, даже нет, не живут. Существуют. Именно, люди в Броквене существуют, боясь выкрутасов своего родного, такого непостижимого и мутного города.

Когда я увидела новости и вспомнила про кошмар, повторяющийся месяц, поняла, что именно мне нужно раскрыть загадку Броквена. Девочке из единственного рода, который видит душ, нужно отпустить заблудших призраков окончательно и избавить город от проклятия. Кажется, это даже похоже на древнее пророчество: «Единственный наследник Гостленов должен спасти Броквен и вознести душ к небу». Звучит пафосно, не находите? Но, как уже говорила, я еду в Броквен не только для вымышленного пророчества, но и ради того, чтобы встретиться с ней. Больше всех я хочу спасти её, обнять, попросить прощения и сказать, что не забыла о ней. Мне все эти шесть лет на самом деле хотелось приехать хотя бы на пять минут в Броквен, найти её и сказать, что я не забыла про нашу клятву.

Но я боялась. Боялась этих призраков, боялась этого темно-синего неба, боялась этих видений. Я была такой трусихой до сегодняшнего дня, честно признаюсь. Мне нужно было взять себя в руки и поехать в Броквен раньше. Я повторяю эту мысль уже второй раз, но все же. Я просто хочу донести до вас, что больше всего на свете боялась того, что эта аномалия коснётся и её, а в итоге струсила и испугалась, так и не оказав помощь Броквену.

Я должна искупить свою вину. Я должна заглянуть страху в глаза и спасти свой город, пусть и совсем одна, только со своей магией. Я должна выполнить обещание и сохранить клятву. Правда то, как я раскрою тайну Броквена и спасу его, я ещё не продумала. Блин, даже как-то неловко… Ой ладно, вот окажусь в Броквене, ко мне придёт вдохновение и на ходу решу!

Из затяжных, дотягивающих до дремоты, мыслей меня вывел резкий скачок автобуса. О буханку-на-колёсах что-то стукалось, да яростно так. Оставшиеся люди в автобусе чуть поднапряглись, но только чуть, также как и водитель, который продолжал курить сигару и морщить веснушчатый лоб. Я же поспешила снять наушники, сразу же выглянув в окно. Мы проезжали мимо знакомых мне Синих гор. Опустив глаза, я увидела виновников торжества: голубые, бледные призрачные волки с белыми глазницами и кандалами на лапах активно стучались об автобус. Кончики моих пальцев закоченели от этой картины. Я уже подъезжаю.

Стукание так же быстро прекратилось, как и началось. Волков резко оттянуло назад, они заскулили и проехались по всем кочкам телами. Цепи не дали им выйти за пределы местности.

Я постепенно успокоилась и вновь села прямо. Только кончики пальцев все ещё дрожали. Все моё нутро почувствовало приближение этого города, а он почувствовал моё.

Спустя несколько минут моё сердце окончательно остановилось. По дороге начали появляться знаменитые электрические столбы и электростанции. Появились горы, появился туман, что шалил с горными елями. Появились яркие жилые дома и староватые, пошарпанные от времени, здания. Я помню эти здания, помню этот туман и эти электростанции. Мой мозг мгновенно растворился в воспоминаниях из детства, а в нос ударил запах розмарина и дождя с легкой горчинкой от травы. Запах ностальгии. От него слегка щипало нос, жгло глаза и тело покрывалось колючими мурашками. Призрачная брошь запульсировала, почувствовав знакомую ауру и магию. Даже через закрытые окна я могла слышать лязг цепей и шуршание травы. По дорогам шли и плыли призраки, те самые, о которых я рассказывала. Голубые, бледнеющие, с белыми мертвыми глазами и кандалами на поясах.

Это он. Это точно он, я ни с каким городом не перепутаю его.

Это Броквен. Город призраков.

Дыхание сперло, в голове стремительно всплывали воспоминания. Как мы с ней пробегали мимо обшарпанных зданий, как забирались на травянистые горы и катились с них сосиской, смотря на чуть пасмурное небо. Белые мотыльки все так же парили по Броквену, садясь на каждый фонарь, ободранные дворняжки выпрашивали мяса у мясников, а дети в вычурных легких шапках резво бегали по улицам. Ну и, конечно же, мои любимые дороги с ямами и кочками, по которым сейчас скакал автобус, стараясь как можно быстрее доехать до первой остановки. В этом городе все осталось таким же, время в Броквене, казалось, замедлило свой ход. Будто я отсюда и не уезжала вовсе. Хотя, кому я вру, Броквен всегда выглядел так, будто время здесь остановилось. Даже захотелось переодеться, надеть старую шапку с козырьком, папино пальто в катышках, длинную юбку и побежать за свежим хлебом к дяде Синамону. Дядя Синамон был мне крёстным. Они с моим папой учились в школе и потому являлись отличными друзьями. Даже когда они нашли себе вторых половинок, папа и Синамон не переставали все так же тесно общаться. Я каждый день до школы заходила к нему, чтобы пообщаться о том о сем, рассказать о делах семьи, пожаловаться на кучу домашнего задания, а он потом давал что-то из своего булочного ассортимента, звонко смеясь над моими рассказами. Помню, в пекарне вместе с ним сидела ещё одна девочка, вроде как его дочь. С ней я тоже общалась, тоже обсуждала то, как сложно учить таблицу умножения.

Думаю, мне стоит зайти к дяде Синамону. Он точно тот, кому можно доверять и, возможно, сможет дать мне ночлег. Хотя бы временный, потому что регистрироваться в местной гостинице придётся сто лет. Как раз и узнаю, что, черт возьми, творится в Броквене.

Я аккуратно встала с места, убирая телефон с наушниками в карман ветровки. Взяла рюкзак за ручку, и трясущейся походкой начала проходить мимо остальных кресел и оставшихся людей. Вдруг автобус резко подпрыгнул, и я, тихо ойкнув, пошатнулась, но продолжила путь до водителя.

— Эм, извините, — взявшись рукой за спинку свободного кресла, я окликнула водилу.

Мужчина сплюнул в окно, поморщился и неохотно кивнул в мою сторону.

— Да?

— Э, можно остановить на Хосприл-стрит, около фонтанов? — Да, в Броквене даже названия улиц странные. От каких слов их вообще образовывали?

Водитель схематично оглядел дорогу, сжал пальцами руль, а затем вновь кивнул:

— Можно.

Он резко повернул в противоположную сторону, и меня вновь шатнуло вместе с буханкой-на-колесах. Водитель, заметьте, даже не повёл бровями. Ох уж эти Броквеновские водилы, ни о ком не заботятся!

Проехав ещё несколько улиц со светскими домами с явными трещинами от агрессивных призраков, автобус выехал на небольшую площадь с каменными дорожками. Появились фонтаны, из которых лилась мутная, с кусочками мусора, вода. Проходили мимо них люди, как всегда погружённые в свои мысли, и призраки, которые… очень даже себя спокойно вели. Они плыли мимо граждан, сквозь дома и фонари, лязгая цепями и прожигая пустым взглядом сгущающийся с гор и ветвей елей туман. Не пойму, что с ними не так? Как работает эта их агрессия, о которой говорили в новостях?

— Выходите, девушка!

Я вздрогнула, только услышав недовольный вскрик водителя. Пару раз моргнув глазами, я увидела, как двери предо мной распахнулись, пропуская сгустки тумана. Ох, опять задумалась и ничего не заметила, вот балда! Ничего не сказав, я пулей выскочила из автобуса на остановку, чуть не споткнувшись о поребрик.

Оказавшись на родных и в то же время чужих улицах, мои бирюзовые волны, исходящие из броши, сразу же поплыли в разные стороны, оплетая дома и электростанции. Магия будто изучала вновь этот город, снова сливаясь с аномальной аурой. Она изучала и призраков, но они все лишь окинули меня мутным и непонятным взглядом. «Вернулась наконец-таки» — такие слова я прочитала в мертвых глазах заблудших душ. Находиться в Броквене ещё непонятней и неуютней, чем смотреть на него за стеклом. Небо было пасмурным; несколько лучиков света хотели вырваться из западни, но темно-серые, бесконечные облака закрывали их собой. В местностях, где находились горы и леса, небо будто становилось темней и отчужденней. Создавалось ощущение, что собирается дождь. Воздух здесь был спертым, от него отдавало сыростью и чем-то приторным, словно он впитал в себя яд. Издали шёл густой туман, небольшие клубы его уже оседали на крышах и деревьях. Вот вроде бы Броквен и остался таким, каким был всегда, за исключением воздуха и ненормально густого тумана, но его полностью выдавала атмосфера. От неё у меня бежали противные мурашки, а глаза безостановочно слезились. Повсюду витала странная, серовато-голубая дымка, что уже впиталась в каждую чёртову лавочку. Она делала асфальт мокрым, от него пахло озером, тем самым озером. Атмосфера повисла на кандалах призраков. Её на них больше всего. Эта атмосфера была настолько явной, настолько устрашающей, что её даже мог почувствовать человек без дара. Но люди… эти странные горожане словно ничего не замечали и не чувствовали на своих шкурах. Все также куда-то торопились, гуляли и общались, правда, с кислыми лицами и побледневшей кожей.

Так, надо взять себя в руки. Нужно быть решительной и твёрдой. Я сюда приехала для того, чтобы дрожать от через чур странного Броквена? Ха, не дождётесь!

Поправив рюкзак и вдохнув полной грудью сырого воздуха, я уверенной походкой, перешагивая маленькие заплесневелые камушки на дорогах, поковыляла к дяде Синамону.

Зайдя в такой знакомый переулок с домами из темного кирпича, я не спеша начала идти по гладкому, чуть шершавому асфальту. В этом изысканно-мрачном переулке так ничего и не поменялось, за исключением парочки согнутых фонарей и тоненьких трещин на вывесках местных магазинов. Множество лавочек со всяким антикварным товаром так и работали в полной мере. Дорогие, фарфоровые чайные сервизы, вычурные кальяны, цветочная мебель и кружевные блузки на слегка испачканных витринах пробуждали в моем животе бабочек что ли?.. В отражениях витрин я видела маленькую себя, бегущую вместе с нежно улыбающимися мне призраками в школу. Я давно не была на этой улице, и сейчас эти призраки, провожающие взглядом мою шатающуюся фигуру, магазины и пасмурное небо даже… притягивали, соблазняли остаться и отдаться в объятия города детства.

Туман где-то там, далеко-далеко уже покрыл центр Броквена.

Я встряхнула головой, заставив хищных душ отвлечься. Ох, не нравится мне этот туман.

Я уже вышла в центр Хосприл-стрит, где находился один из городских торговых центров, кафе и пекарни. Прямо по курсу я увидела булочную дяди Синамона. В нос ударил приятный запах сдоб, а лаковая чёрная вывеска на секунду ослепила меня. Подойдя к прозрачной двери, я, глубоко вздохнув от сдавливающего сердце чувства ностальгии, зазвенела дверным колокольчиком.

Я зашла в небольшое помещение, выполненное в темных и светлых коричневых тонах. Вокруг стояло несколько деревянных столиков, макушку нагревали приглушённые лампы округлой формы. Тихая, монотонная старинная музыка доносилась из маленького радио, что стояло на булочной стойке, как я раньше называла. А обилие свежей, нежной, политой сладким сахарным сиропом, выпечки за кассой так и притягивало взгляд. Я прикусила губу от мыслей о том, как хрущу горячей хлебной корочкой.

К моему счастью, несколько молодых людей закончили трапезу, и уже надевали пальто и ветровки. Я быстренько юркнула к стойке, уселась за высокий чёрный стул, начиная прислушиваться к каждому звуку. А вот когда ребята уже покинули пекарню, я осмелилась позвать хозяина заведения:

— Дядь Синамон!

За дверью на кухню послышалось глухое шуршание. Чтобы докричаться до конца, я позвала ещё раз:

— Дядя Синамон!

Ещё мгновение и дверь отворилась. Не находя источника звука, бегая туда-сюда карими глазами, вышел высокий, с небольшим животом, мужчина. Смуглая кожа блестела при бархатном свете, темные, как молочный шоколад, волосы слегка разлохматились, а белая рубашка вместе с красным фартуком помялись. Хах, а ведь… дядя Синамон так и не поменялся за эти шесть лет. Такое ощущение, что он даже не постарел. Поношенный фартук и вечно не ухоженные волосы дают о себе знать.

Только мужчина столкнулся со мной взглядом, как тут же замер на месте, разинув рот.

— Да ладно… — Он медленно стянул со своей головы миниатюрный колпак.

Улыбка вырвалась сама собой, также как и смешок. Дядя Синамон все с тем же раскрытым ртом сел за стул и положил шершавые локти на стол. Он оглядел меня, затем остановился на лице и расплылся в родной улыбке, которую даровал маленькой мне каждое утро.

— Гостлен, ты?..

— Ага, она самая, — подмигнула я, — здрасьте, дядь Синамон.

Синамон улыбнулся ещё шире, посмеиваясь и часто хлопая глазами. От него так и исходил вкусный запах выпечки. За дверью на улицу послышались лязги цепей, и я тут же окунулась в воспоминания детства. Казалось, будто сейчас я, будучи второклассницей, сижу за прилавком доброго дяди и жду булочки, ругаясь писклявым голоском на шум от заблудших душ. По сверкающим глазам дяди Синамона было видно, что он так же вспоминает те беззаботные времена.

— Боже мой, Елена, как я давно тебя не видел! — вскрикнул мужчина и крепко обнял меня, нагнувшись через прилавок. Я же охотно обняла старого папиного друга в ответ, понимая, что дядя Синамон — единственный лучик света в этой Броквеновской пасмурности.

— А вы все такой же веселый и молодой, дядя Синамон! Меня это радует!

Мужчина усмехнулся, показательно накручивая на палец свои усы.

— А ты как думала, для покупательниц я должен быть даже бессмертным!

Я активно закивала, бросая рюкзак на кафельный коричневый пол.

— Да вы выглядите на все двадцать пять!

Пустив короткий смешок, дядя Синамон, сдувая хлебные крошки и корицу со своего помятого фартука, хитро повёл бровями и взглядом указал на прилавки с множеством горячей выпечки. У меня вмиг скопилась слюна во рту.

— Ну, долгожданное возвращение самой Елены Гостлен надо обязательно отметить парой улиток с ягодами! — Заметив мой голодный взгляд, дядя надел перчатки и взял лопатку явно для того, чтобы наложить мне выпечки.

Вот за что я люблю дядю Синамона, так это за то что он понимает все только по одному взгляду! Он прямо в этих делах профессионал!

— Спасибо, дядь Синамон, — тепло улыбнулась уголками губ, — вы все ещё помните, что я люблю…

От улыбки у мужчины появились морщинки. Он бережно наложил булочки, приправив кленовым сиропом со стойки и пододвинул мне, делая жест «вуаля». Под звук лязгания, шума городских ветров и заунывного шепота призраков я полностью отдалась ностальгическим чувствам, вновь привыкая к обстановке Броквена. Знаете, спустя шесть лет этот город мне кажется не таким уж и страшным. Будто я снова оказалась в детстве. И ни один призрак не казался мне подозрительным. Может, аномалии Броквена — всего лишь шумиха на новостях? Кажется, тут ничего не поменялось, кроме слишком густого наступающего тумана и обезображенных зданий.

— Кофе будешь? — спросил весело дядя Синамон, включая кофемашину.

Я облизала обсохшие губы.

— Ванильный капучино есть? Или уже в Броквене он вышел из моды?

Мужчина потянулся за сливками.

— Ещё чего! В моей пекарне ванильный капучино будет жить вечно!

— Тогда давайте бахнем капучино! — Я стукнула по столу, представляя на своих губах вкусную ванильную пенку.

Дядя Синамон налил мне фирменный кофе, подал безумно вкусные булочки и, когда он снова сел за стойку, мы начали оживленно общаться на все возможные темы. Я рассказывала ему о жизни в Дарли, о своих новых друзьях. Поведывала о красотах, о том, какие там всегда зеленые деревья и горы. И, конечно же, рассказала о белых сверкающих душах, которых я провожала на Круговорот Того Света. Дядя внимательно меня слушал, улавливал каждую деталь и удивлялся тому, что происходит в Дарли. Его приятно поразил рассказ о Цветущей горе и желтых звёздах. Думаю, он был искренне рад за меня, за то, какая спокойная жизнь у меня сложилась после переезда. Но дядя Синамон ничего не рассказывал про Броквен. Абсолютно ничего. Я так была увлечена рассказами о Дарли, что совсем не заметила этого. Синамон только слушал и хлюпал кофе, чья пенка стекала по усам. Так, я же тут не булок поесть пришла, а по делу. Надо спро…

— Елена, а в Броквене ты че забыла-то? — Мужчина поднял взгляд на меня, изогнув бровь.

О, как раз.

— Та… тут по новостям увидела, что в Броквене-то неспокойно последний год, — Я помешивала ложкой кофе, всматриваясь в гущу. — аварии на пустом месте, здания и прочие достопримечательности сами собой рушатся, гравитация пропадает… Призраки что-то у вас взбунтовались не на шутку. Я приехала сюда, чтобы разобраться со всеми этими аномалиями.

Дядя Синамон чуть не подавился кофе, выпучив глаза. Он хотел что-то сказать, но вдруг на улице послышался резкий грохот. Пол под нами ощутимо задрожал, а с потолка посыпалась штукатурка. В нос ударил резкий запах сырости, послышался нечеловеческий гул. Я перепугалась, сердце сжалось, по вискам побежал пот, а кофе вмиг стал каким-то пресным.

— Дядя Синамон, это что?..

Я заметила на лице дяди маленькое удивление, хотя сейчас происходило что-то явно неспокойное. У меня в ушах даже звенело. Он не трясся, а только удивленно смотрел на меня, хлопал глазами, раскрыв рот. Я правда не понимала, куда пропал весь его испуг. Мужчина поставил свою чашку на прилавок, поправляя колпак.

— Ты о чем, Елена?

Меня будто молнией прошибло.

— Земля трясётся и что-то грохается на улице! Вы разве не чувствуете? — мой голос задрожал.

Господи, только не атака!

Дядя Синамон нахмурил брови и скрутил губы в трубочку.

— Какая земля трясётся? Ниче не трясется и не грохает. — дядя пожал плечами. — Тебе просто кажется.

И тут я будто выпала из транса. Все вокруг словно поменялось, исказилось, стало безумно чужим и пугающим. Я почувствовала ту самую напряженность, которую чувствовала в детстве. Лязг цепей давил на уши, в то время как Синамон прожигал мою паникующую фигуру своим до одури спокойным и холодным взглядом.

— Дядь Синамон, вы чего?..

— Кажется, Елена, — молвил он монотонно. — Тебе все кажется.

Не в силах больше сидеть в этой похолодевшей и пропитавшейся ужасом, пекарне, я быстро накинула рюкзак на плечо, бросила ложку и, в последний раз взглянув в до жути спокойные глаза дяди Синамона, выбежала на улицу.

Когда я, чуть не споткнувшись о порог, выскочила на свежий воздух, мое сердце ушло в пятки окончательно. Хосприл-стрит полностью окутал густой, белый мутный туман. Город почти не было видно, только очертания домов и зловещих электростанций виднелись в этом потоке. И… я четко видела множество призраков с кандалами. Их взгляды были устремлены только в мою сторону, хотя пробегало ещё куча людей. Они смотрели на меня со злостью и презрением, оскалив зубы. Тела вдруг покрылись плесневелого цвета пятнами, а цепи безостановочно звенели, создавая гул.

Я, выдохнув, побежала сломя голову по каменным дорогам.

Вдруг мои ноги резко оторвались от земли. Камни, фонари, машины и остальные люди поднялись в воздух. Вся улица принялась парить, начался полнейший беспредел, сопровождаемый какофонией из криков и заунывного воя призраков, что синхронно размахивали руками. Они собрались в цепочку, каким-то образом поднимая все в воздух. Меня особенно мотало из стороны в сторону, то резко поднимая выше, то ниже, почти что у земли. Туман оплетал мое тело, но магические волны отчаянно боролись с ним, не давая забрать меня куда-то в неизвестность. Под взгляды пустых глаз я вместе со своей магией выбивалась из хищного тумана. Но в этом гуле слышался голос, что ослаблял мой разум.

«Елена-а-а…»

«Гостле-е-ен…»

«Иди сюда-а-а…»

Тело становилось ватным, руки и ноги не слушались, и, пока я с пеленой на глазах из последних сил старалась освободиться, увидела, как в мою сторону летел призрак с разинутым ртом, держа в руке заострённый клинок. Вот черт…

— Ох, ек-макарек, берегитесь!

Мою тушу кто-то резко поднял и полетел в сторону, прямо на газон. Я и мой спаситель в потрепанной белой рубашке и темной жилетке неожиданно упали, ударившись головой.

Перед тем, как отключиться, я увидела в тумане чьё-то знакомое голубое лицо с белыми длинными волосами.