Броквен. Город призраков

Глава 24. «На чьей ты стороне?»

Особенная искренности еле плелась по полуразрушенной площади, сжимая в объятиях трясущегося Юнка. Она с ног до головы была испачкана в зелёно-чёрной жиже, что жирными ошмётками стекала с одежды и волос, впитывалась в бархатную кожу с многочисленными родинками-созвездиями. Эта субстанция потихоньку поглощала яркую дыру в грудной клетке, из-за чего казалось, что маленькая звездочка постепенно угасала… С круглого личика Телы исчез синий румянец и лучезарная улыбка, а в глазах заместо искорок сновали клубки дымки. Теперь она была похожа на замученного жизнью человека, тусклого, израненного и грязного, из которого высосали всю жизнерадостность. Марати хмуро оглядывала бесконечно убивающих мертвепризраков, поджимала губы от вида людей, яростно плачущих над свежими трупами. Чем дальше она продвигалась, тем больше ее пачкали кровью и истязали отвратительным говором чудовищ…

Вот один из Агентов — Питер Фонклич с повисшей гнойной кожей, которого Кёртис в Джайване полоснул ножом, сидел позади одной пухленькой дамы, приставив коготь к ее горлу. Поглаживая женский живот и вслушиваясь в хриплое испуганное дыхание, он раскатисто молвил, иногда проглатывая слова:

— Как тебе… новый я?… Теперь никуда… от тебя не уйду…

Затем мертвепризрак наклонился ближе к уху и… принялся отгрызать его!

— Давай же… — сквозь пронзительные крики продолжал монстр, — умри и все станет… возможно… Поглоти сок вечной жизни и…

Телагея видела, как быстро Портал Безрассудия извергал на новые души потоки мертвесилы. Она тут же разъедала синюю плоть, выворачивала кости, растягивала конечности. Слезы высыхали на щеках, заместо гримасы ужаса и муки появлялась широкая улыбка и животный огонь в глазах. Новоиспеченные призраки реагировали так на лужи крови под их ногами, на собственные мертвые тела и дома, затянутые зелёным туманом.

— Прекра-а-асно… — шептал один монстр. — Новый ми-и-ир… Так хорошо-о-о…

По сорняку спустился другой мертвепризрак, медленно кивая и облизывая толстым длинным языком кровь с асфальта.

— Это то, что нам нужно-о-о… — по порванному наряду времён девятнадцатого века и заколке, воткнутой в висок, я поняла, что это была та самая Сандра Д’Жармен… — Нужно спасти больше люде-е-ей от сме-е-ерти… От этой проклятой смерти-и-и, которой они все жду-у-ут, купаясь в сладкой лжи жизни-и-и!

Эти два чудовища ухмыльнулись друг другу, а затем, взглянув на прячущихся людей по ту сторону, оскалились в гневе, вставая на четвереньки.

Телагею забила дикая дрожь, она чуть не выронила Юнка из тонких рук. Глаза ее остекленели, из носа потекли сопли, а губы скатались от накативших слез и кома в горле. Она вновь встретилась с жестокой кровавой реальностью лицом к лицу, дыша с ней одним ядовитым воздухом и топчась на земле, где пять дней назад цвели пышные одуванчики… И, судя по потухающему отверстию на грудной клетке, в этот раз она напугала Телагею намного больше. Теперь отчаяние захватило ее, оно точно тьма постепенно забирало в свои тесные и липкие объятия, желая утопить в крови и жестокости. Она так и встала перед высокими устрашающими чудовищами, как вкопанная; судорожно всхлипывала, будто боялась сделать лишний вздох, и качала головой тихонечко.

— Что ж вы г-говорите… — звонкий голос Телы, что когда-то запевал веселые песни на бис, теперь охрип. Все визгливые и певучие нотки исчезли, словно их никогда не было. Это уже был голос не Телагеи Марати, а загнанного в угол зверька… — Это ведь совсем не то, что нужно нам и б-будущим поколениям… Вы не хотите крови и хаоса, я же в-вижу! Вы в самом деле желаете покоя и мира, п-просто этот яд, он… грызёт это желание, как волчара! О-одумайтесь!

Один из мертвепризраков с отвращением хмыкнул, клацая зубами. А изуродованная Д’Жармен прошипела, отталкивая Телагею в сторону:

— Мы никогда… не умрем… И вёсны будут для всего мира вечными, все будет вечно цвести-и-и от спасительной мертвесилы… Нам незачем… мир, где есть гниль и смерть…

Пусть и напуганная, с содранными в кровь коленками и локтями, Тела пыталась встать и преградить путь ползущим к горожанам монстрам, истерично крича и стукая кулачками по асфальту:

— А убитые вами невинные люди в сто раз хуже! В двести раз хуже эта дыра с ядом, которая превращает все живое в монстров, даже цветы! В триста раз хуже постоянная разруха, которая будет мешать всем нам нормально существовать и обретать покой спустя время!!! Почему, почему до вас никак не дой… а-а-а!

Неожиданно возникший Отец вдруг поднял Телагею на руки, точно огнедышащий дракон напал на принцессу. Правда, шипящая рана от патрона явно мешала ему нормально двигаться, поэтому при захвате из всех частей тела снова хлынула зеленая жидкость. Но тем не менее вскоре Эрнесс усадил ее на плечо и хихикнул, состроив ту самую кривую и заплесневелую гримасу доброго дядечки:

— А мне кажется, такой мир будет намного лучше того, в котором ранее жили мы все…

И в этот раз мы с Эйданом уже хотели напасть на Отца со спины и забрать Телу, но путь нам и нашей магии вновь преградил зелёный смог… Он был таким плотным и крепким, будто перед волнами выросла крепость, а не туман. Прорваться через него нельзя было ни под каким углом, он ещё и жёг кожу при малейшем прикосновении… Так ещё и эти гибридные растения мешали, они как стервятники клевали нас! Мы были словно немощные инвалиды, что лишь слышали голоса и наблюдали две фигуры…

Юнок, вдруг громко проблеяв, принялся яростно кусать ноги Отца, пытаясь защитить хозяйку. А Телагея, взвизгнув, потянула Вайталши за хвостик:

— Вы! Вы тут главный заговорщик! — несмотря на то, что она кричала, было слышно в голосе бессилие, даже какое-то смирение… И била, и тянула за волосы Марати так рвано и прытко, будто вот-вот взорвется от истерики. Плохо, очень плохо… — Все рассказывали горожанам сказки о вечных радугах и безграничном счастье и в этот же момент накачивали ядом! Вы врали, врали каждый день! Дурацкий лицедей! Из-за вас все страдали на протяжении многих лет и будут страдать дальше!

Отец широко улыбнулся, облизывая капли яда, скопившиеся у уголков рта, и закатил белые очи в неимоверном блаженстве. Он задрожал всем телом, уже испытывая извращенное удовольствие, а не режущую боль и отвращение ко всем Особенным. Почувствовался душистый, через чур сладкий аромат плющей, от которого поднималась тошнота и подкашивались ноги. Раскрыв маленькие зубастые рты, они начали испускать пыльцу, что залетала в пасти мертвепризракам. Она делала чудовищ только сильнее, чтобы они могли продолжать убивать броквеновцев и пополнять ими ряды Отцовских колоний нового времени…

— Моя маленькая Марати… — Отец начал пускать короткие смешки, снова благоговея. Ну действительно вампир, все соки выжимает! — В силу своего возраста ты немного не понимаешь мои идеи, и как они улучшат жизнь всего рода человеческого…

Эрнесс расслабленно положил руки Телы на ее колени и начал медленно крутиться. Он точно показывал ей разрушенный город во всей красе: бушующие леса, вертящихся в смоге людей и небо, которое почти покрыл бесчинствующий Портал Безрассудия.

— Смотри, внимательно смотри, — молвил Отец, поглядывая искоса на сжавшуюся пред хищной площадью Телагею и пиная настырного Юнка куда-то в сторону убежищ. — Не отрицаю, трупов и крови полно. Слышатся свисты и выстрелы. Но что же делается с погибшими людьми? — он остановился на буйствующих безжалостных мертвепризраках. — Они не начинают гнить, существование их тел не заканчивается похоронами, они не исчезают в каких-то других мирах. Люди все ещё здесь, с телом и душой, с роднёй, которой не придётся горевать, а затем забывать их. Покончим с щитом, и умершие выйдут на свободу и будут радоваться продолжающейся жизни. Разве твоя мечта не чтобы все на свете жили счастливо и не знали боли? Разве мир, где есть горе, переживания и смерть — лучший? М, Телагея?

Снова поникнувшая Марати слетела с Эрнесса и опустилась на землю. Она прижала ручки к груди, стиснула губы и единожды шмыгнула носом, оглядывая мертвепризраков. Потом взор Телы переместился на портал, что подсветил ее лицо ядреными цветами. Создавалось ощущение, что эти оттенки рисовали на Телагее ложную улыбку и звёзды в глазах, все маня шагнуть в пропасть этого хаоса.

Но в самом деле Марати была смятенна, запутана, видно, в голове ее закручивался клубок из разных мыслей, смущающих детский разум.

— Но как же покой?.. — неуверенно заговорила Тела, поворачиваясь к Вайталши. — Как же Рай? Это же такое… такое место, где тебя уже ничего не волнует, где только вечное спокойствие и пушистые облака, с которых как раз и можно любоваться миром и защищать хороших людей. Получается, по-вашему, Рай — это зло и все описанное в книжках — обман?

— Да, — кивнул хладно Отец, уже пристально смотря на Марати. — Наш дом здесь, а не в Раю или Аду. Небеса просто хотят отобрать его у нас и заключить в какой-то облачной тюрьме, отчистив еще и сознание и превратив в призрачных амеб. Поверь, это не то, что тебе нужно. Тебе нужен мир, где нет печали и скорби, крови и слез; где всегда будет мирное голубое небо, радости и счастье. А чтобы жить в этом мире, тебе нужно принять его новые устои и законы, — он наклонился к Телагее, указывая длинной рукой на чудовищ, борющихся с горожанами.

Эрнесс ровно прошептал:

— Прими и примкни к рядам тех, кто стремится к лучшему миру, Телагея Марати.

Он слегка толкнул Телу в плечо и отстранился, расплываясь в едкой противной ухмылке. Кажется, ломать маленьких детей этому ублюдку нравилось особенно. Отец смотрел на потемневшую трясущуюся Марати и довольствовался ее видом, нетерпеливо ожидая следующих действий малышки, которой он промыл мозг своими речами.

А Телагея в свою очередь все всматривалась в каждого мертвепризрака, широко раскрыв глаза и часто дыша; наблюдала, как они сползались к ней, смотря прямо в душу, на чуть сверкающую прорезь в груди. И шептали, бурчали замершей Теле об идеальном мире без смерти и испытаний жизни…

Но Марати из коматозного состояния тотчас вытащило блеяние Юнка; он словно пел, зазывая Телу на светлую сторону, вытаскивая из липких объятий лжи и мрака. Я заметила, что блеял козлёнок из убежища, где сидело трое женщин, столько же мужчин с винтовками, а в их кругу несколько детишек с разными игрушками, примерно ровесники Телагеи.

И она повернулась туда. Обратила внимание на ребят, любопытно оглядывающих ее призрачную фигуру. И Телагея вновь засветилась, яркие лучи резко начали прорезаться сквозь грязь на груди. Глаза ее засверкали, тело стало подвижным, а изо рта наконец стал выходить пар.

Отец вопросительно изогнул бровь и наклонил голову, мол, чего не встаёшь с моими Детьми. А Тела восхищенно заулыбалась и бросила:

— Нет…

— Что сказала? — переспросил Эрнесс.

— Если будет ваш новый мир, то случится беда, — смотря сквозь него, отвечала Телагея, начав активно жестикулировать. — Вот такая! Без круговорота Жизни и Смерти наше существование станет… бессмысленно! Станет больше гибелей из-за вашей бамбучи, и призраки не смогут обретать покой на Том Свете, а будут бродить по миру, вкушая скупые крупицы радости. Почему? Да потому что не имея продолжения души, по-настоящему радоваться будет нечему! В итоге планета переполнится призраками и все — чик! Пропадёт уже абсолютно все! — Марати решительно поправила хвостики, отряхнула капли жижи с сарафана и направилась к убежищу. Она смело вскрикнула: — И надо вернуть этих призраков с вашего сладкого неба на землю! Эй, ребята, привет!

Потрепав обрадовавшегося Юнка по головке, Телагея подошла к детям, что раскрыли рты в удивлении, также как и взрослые.

Она спросила у ребятишек:

— Хотите, чтобы вон те монстры стали добрыми?

Мальцы активно закивали, становясь ближе к Марати.

— Тогда поднимитесь, и я кое-что покажу вам… — маня их рукой, приговаривала Телагея, хитро играя бровями.

Сначала дети наверняка чисто из любопытства поднялись к Марати. Она же начала что-то шептать, активно прыгать и показывать разные движения. Потихоньку детки принялись повторять за ней, смеяться и улыбаться. Не знаю, что там за секта образовалась, но от этого Телагея становилась все светлей, как и прежде!

И вот спустя несколько минут, покуда Отец старался что-то наговорить мертвепризракам, Телагея Марати вместе с повеселевшими и похрабревшими ребятами прошли мимо него и выстроились в линеечку перед мешкающими чудовищами. Как только они завидели улыбчивых детей с вытянутыми игрушками, то сразу замерли, так и не зарычав. Когтистые лапы зависли в воздухе, а внутри тел перестал бурлить яд. Они все смотрели на детишек, сложив лапы и сутулившись. Точно собачки увидели новорожденных малышей!

— Что застыли? — Эрнесс раздраженно поправил пряди волос. — Это очередное мясо, просто убейте их! — но монстры уже будто не слышали его…

Телагея же, крутя светящийся ярко-желтый мячик в ручках, бодро свистнула:

— Приготовились… И-и начали!

И под мурлыканье Марати маленькие ребята принялись танцевать с игрушками. Телагея под нос напевала мелодию вальса, а детки легко кружились, водили руками и ногами. Пусть и немного двигались они неуклюже, но танцы действительно были похожи на вальс — нежный и чуткий. Ребята звонко смеялись и успевали крепко обниматься, с детской любовью глядя на монстров. А они прямо таки растаяли, свет мячика окутал всех. Теперь улыбки их были тёплыми, глаза слезились, на склизких щеках стал виден слабый румянец. Мертвепризраки хлопали малышам, умиленно перешептываясь:

— Дети-и-и… Как они прекрасны-ы-ы…

— Будущее поколение-е-е… Таких надо бере-е-ечь…

— Вот они — цветы жизни-и-и… Благодаря им мы будем продолжать жи-и-ить…

— Наше счастье-е-е…

Радостная пестрая Телагея, точно комета взлетела над детьми-звёздами и смягчившимися мертвепризраками, с которых желтый свет мячика смывал всю грязь и тьму. Ее счастье и тепло передалось и нам. Господи, как же мне нравилась такая Тела!

— Да! Это правда! — визжала весело она. — Все-таки дошло до вас, дошло-о-о!

Чудовища с блестящими глазами хихикали с детьми, играли с ними в игрушки, а Телагея обнимала Юнка и весело взвизгивала, с нескрываемым обожанием глядя на монстров снизу. В это время Отец, опустив брови и коротко хмыкнув, рассеял зелёный туман и отошёл от них в другую сторону. Зубастые растения тут же потянулись за ним, крутя цветками словно склизкие черви и изворотливые змеи. Они точно кого-то искали, то поднимаясь до самых крыш домов, то опускаясь глубоко в землю. А хозяин их тоже рыскал глазами повсюду, напрягшись и втянув воздух через зубы.

Но тут Отец остановился у одной неглубокой ямки, поверх которой стояло что-что наподобие шалаша — палки, за которые зацеплены грязные полотна. Эрнесс заглянул в яму, странно сощурился, а затем тягостно, устало вздохнул. Правда, еле слышная сипота казалась ещё и признаком раздражения.

Хищные плющи полезли в углубление и достали оттуда за руки… Милтона. Русые волосы стали сальными от пота, очки с объемными линзами почти съехали с переносицы, а рубашка и халат испачкались в грязи и яде. В груди был виден тускло мигающий огонёк, изредка переливающийся когда-то родными цветами. От Милтона веяло тревогой; склонив голову, он ошарашено смотрел на толстые ядовитые стебли по бокам, дышал так, словно задыхался, и рвано двигал руками. А потом Крейз завидел кожаные ботинки со звенящими шпорами и вообще начал трястись, точно осенний лист, не решаясь поднять взор выше.

— Милтон, друг мой, мы же договаривались…

Большая рука Отца с золотыми перстнями взяла и подняла Милтона за подбородок, чуть приблизив худое лицо к нему. Теперь Крейз смотрел Эрнессу прямо в глаза, даже не моргая и не дыша. Только маленькие клубы пара изо рта окутывали слегка позеленевший, покрытый венами лик Вайталши.

— Договаривались же, что ты не посмеешь сложа руки сидеть в никчемных убежищах, а будешь усердно помогать мне и идти со мной через трупы и кровь, — он хрипло дышал, пристально разглядывая каждый дергающийся мускул на лице Милтона. — А в итоге тебя под рукой нет, и пришлось искать тебя по всей площади. Это отнимает много времени! Мы ведь даже репетировали эту ночь, коллега! Я показывал макеты обрушенных зданий, делал из кустов трупы, знакомил с моими плющами, рассказывал стратегию… Ты должен был даже к репетициям быть готовым сто раз, потому что и эксперименты проводил не самые приятные. А в итоге сидишь, как серая маленькая мышка. Что не так, Милтон?

Только Крейз дернулся снова, растения резко, до синяков сжали его запястья. Милтон вскрикнул глухо, кусая губы и на секунду жмурясь. Но потом быстро открыл глаза и снова взглянул на Отца, шумно сглатывая:

— В-все так, Отец…

Эрнесс притянул Милтона ещё ближе, уже чуть ли не столкнувшись носами. Он выдохнул на него, кривясь в подозрении:

— Точно?.. Может, хочешь сидеть тут и смотреть, как Особенные отнимают у тебя возможность увидеться с семьей… А вдруг уже и не хочешь к ним, но сказать боишься…

— Нет, о нет, я хочу к ним, очень хочу! — неожиданно затараторил Миль, нервно смеясь. — Вы ведь знаете, что это моя главная мечта, Отец!

— Тогда вколи в каждого ребёнка со стороны Марати по пять миллиграммов яда, хорошо? — Отец после ответа Крейза вновь приобрёл весёлый и игривый вид, со всем дружелюбием хлопая его по плечу и опуская на землю. — Они немного сбивают и путают Детей. Так мы никогда не дойдём до Агаты и Гарри…

Милтон активно закивал, доставая из глубокого внутреннего кармана шприцы с ядерно-зелёной мертвесилой. Его руки, на которых выступили ярко-синие вены, неистово тряслись. Белёсые зрачки сузились до мельчайших размеров, даже линзы очков не могли их увеличить. Крейз нервничал так, как я никогда не паниковала. В нем смешался и страх, и нерешимость. Но тем не менее Миль, сжимая шприцы в руке, тронулся с места.

— Дойдём, обязательно дойдём, — бубнил озабоченно он, утирая с висков пот. — С-сию минуту, Отец! Я не заставлю вас ждать!

Посмеявшись и показав большой палец вверх, Эрнесс развернулся и пошёл в ту сторону, где лишь руками с оставшимися гневными мертвепризраками дралась Амабель, прикуривая трубку. Растения поползли вместе с ним, перестав наблюдать за Крейзом.

— Благодарю, — прыснул Отец напоследок. — А я пока отлучусь на леди Пруденси.

А Милтон, все ещё распыляя смутную тревогу по площади, и вправду направился со шприцами с ядом прямо к детям… Гнилые персики, дело дрянь! Он переступил стебли цветов, затем несколько выступивших камней и коряг, а после один труп старика. До детей и Телагеи ему оставалось совсем немного. Эйдан уже приготовил жезл Эйнари, зло насупившись, а я напрягала пальцы, прося магию защитить ребят. И сверлила взглядом Крейза, все ещё не понимая его позицию. Он точно стал одним большим нервом на ножках, что с одной стороны доказывало его неуверенность и даже нежелание совершать ужасные вещи. Но и с другой стороны Миль все ещё шёл, отмеривая дозу мертвесилы.

И он даже не сразу заметил, как на его пути встала Жозефина Тайлер, — знатно измазанная в крови мертвепризраков, но все ещё держащаяся бодрячком. Она выпрямилась и поставила ноги на ширине плеч, так, чтобы Милтон дальше никуда не прошёл.

— Не дело делаешь, Милтон, совсем не дело, — закинув арбалет на плечо, Жозефина саркастично усмехнулась. Но в глазах ее читалось сочувствие, пускай и неявное, прикрытому уверенностью.

Крейз поднял голову и вздрогнул, поджав губы. Он чуть не выронил шприцы, споткнувшись о невидимую преграду. Но потом Миль повёл носом и выпучил глаза, оскалившись в недовольстве:

— Ну вот только не начинайте, миссис Тайлер! И без вас тяжело!

Бабушка Эйдана наклонила голову в бок, вопросительно подняв бровь.

— О, так все-таки тяжело, — ещё одна усмешка. — Тогда почему ты все водишься с Отцом?

Милтон, отвернувшись, сдавленно задышал, его кадык часто запульсировал, и задергались оба глаза. Он словно был на грани истерики, готовый закричать и разреветься, как малое дитё.

— Потому что у нас с Отцом такая дружба, — Миль говорил вкрадчиво и придушено, то и дело на каждом слове глотая слюну. — Если я не буду помогать ему, то эта дружба разрушится…

— Ого, — охнула Жозефина. — И что тогда?

— Тогда Отец обидится, — ответил Крейз, снова переводя взгляд на неё. В уголках глаз скопилась влага, и сильно задрожали плоские губы, — и не воссоединит меня с семьей. Не поможет найти, не наведёт хотя бы на след, та даже в ряд с армией не поставит! Просто выкинет…

Морщинки на лице бабушки Эйдана дрогнули. Она принялась кивать и водить губами туда-сюда, будто переваривая ответ Милтона.

А потом вопросила без всякой доли сарказма и насмешки:

— И ты считаешь это нормальным?

— Д-да, — сглотнул Милтон. — Потому что мы с ним друзья и должны помогать друг другу. Если я не помогу Отцу воплотить все его задумки, то будет справедливо, если он не поможет мне взамен…

— Все задумки Отца полны безумия, — покачала головой миссис Тайлер. — И воплощать их за него — грязная работа.

Жозефина открыто давила на Крейза. Каждое ее слово было провокацией, от которых у Милтона сжимались зубы и слезились глаза. Пространство вокруг него становилось холоднее, проявлялись странные вибрации. Казалось, все происходящее вокруг миссис Тайлер и Миля замедлилось и превратилось в какую-то мыльную картинку. Даже тоны разных звуков сделались низкими, аж в ушах бухало. И волны броши передали всю ту духоту, образовавшуюся между ними, — страшную, напряжённую…

— Да знаю, знаю, — произнёс Миль скрипуче и надрывно, делая резкие движения головой. Вот ещё чуть-чуть, и Крейз того гляди пронзительно заревет на всю округу. — Но я выполнял и буду выполнять эту грязную работу, миссис Тайлер! Иначе все планы Отца провалятся, мы не продвинемся дальше, и тогда я останусь закованным в Джайване навечно, так и не встретившись с семьей… А я сделаю все ради неё, даже самые отвратительные вещи, и вы это знаете!

Сначала Жозефина опустила глаза и принялась расслабленно водить ногой по асфальту. Потом начала рыться в нагрудном кармане сарафана, приговаривая с досадой:

— Я знаю, что эти ужасные вещи ты делал уже не ради семьи, — и достала оттуда то ли конверты, то ли открытки, я пока не могла разобрать. Она прижала это к своей груди и продолжила, смотря на смятенного Милтона: — Потому что под влиянием Отца твой осколок начал «гнить», и ты стал терять себя, забывая свою сущность, а впоследствии и семью. И очень хорошо, что Бэддайни передало осколок мне на хранение и восстановление до поры до времени. Оно дало тебе шанс вспомнить, кто ты такой, и какую цель ты преследуешь на самом деле.

Тут Крейз впал в ступор, выронив шприцы из рук. Он вытаращился на миссис Тайлер в изумлении, широко раскрыв рот.

— Ч-что? — мямлил Миль. — Что вы такое говорите? Что за чушь?

— К сожалению, это не чушь, а горькая правда, — глубоко вздохнув, Жозефина повернула бумажки лицевой стороной.

Это оказались черно-белые пленочные фотографии с жутким содержанием. На каждой был изображён человек, напоминавший обезумевшего лаборанта. Улыбчивый, с расширенными зрачками и тошнотворного цвета осколком. На первом фото он собирался вскрыть напуганного призрака, на втором наблюдал, как неизвестная жидкость уродовала тело призрачной дамы, а на третьем стоял с Отцом и уже несколькими превращенными мертвепризраками. И это был Милтон.

Крейз взял фотографии из жилистых рук и принялся неустанно рассматривать их поочерёдно. Его неистово затрясло, дыхание совсем сбилось, а лицо стало блестящим от пота. Кажется, Миль не верил своим глазам.

— Он обманом втянул тебя в своё болото, — молвила ровно миссис Тайлер. — Отец создал в твоей голове представление о том, что он — единственный луч света во мраке, глоток свежего воздуха, лучший друг, который поможет во всем, если ты будешь плясать под его дудку. Отец обещал, что воссоединит тебя с семьей, если ты поможешь сделать мертвесилу. Обещал и одновременно внушал, что без него ты так и останешься никому ненужным в Городе призраков и не встретишься с семьей, поэтому стоит продолжать воплощать его идеи в жизнь. И ты продолжил это делать, но уже не ради Агаты и Гарри, а ради Отца. Мысли о твоих родных находились где-то на подкорке, а мысль о том, что так ты сможешь стать ближе к Отцу, была главной. Ты нуждался не в семье, а в нем. Отец осквернил тебя, Милтон, очернил твое сердце… — Жозефина снова тяжело вздохнула, забирая фотографии назад. — Гарри и Агата всегда видели тебя героем. Ведь ты из кожи вон лез ради их счастья и умер за них, а это высшая степень любви и благородности… Они не хотели, чтобы ты стал делать зло. Не хотели видеть кровь на твоих руках и тысячи отравленных людей за твоей спиной. Агата и Гарри хотели сохранить только лучшие воспоминания о тебе.

Грудь Милтона начала неровно вздыматься, а кадык часто запульсировал. Послышались утробные, но шумные всхлипы, от которых болезненно содрогалось сердце. Крейз поджал губы и кое-как снял очки, даже не сложив. И тогда мы с Эйданом увидели его опухшие заплаканные глаза, из которых градом лились слёзы. Они стремительно стекали по щекам и впитывались в распахнутый ворот рубашки. Это были безутешные слёзы глубокой боли, неподдельного отчаяния и горького осознания, что мигом отрезвило Миля полностью. Одной рукой Милтон старался утереть нескончаемые слезы, а второй доставал из кармана рамку с семейной фотографией. Затаив дыхание, он бросил взгляд на неё. А потом не сдержался и громко заплакал.

Жозефина подошла к Крейзу и робко похлопала по плечу. Брови ее сделались домиком, а губы еле заметно дрогнули. Казалось, что Миссис Тайлер сейчас же кинется обнимать несчастного Милтона… Но вскоре опустила руку с плеча и вновь взяла арбалет, выпрямившись.

— Твоей изначальной целью было спасти Броквен, чтобы вознестись на Небеса и дарить своей семье мир и покой, — сказала приглушенно Жозефина, лишь мимолётно глядя на Миля. — Ты хотел жить в их сердцах и памяти. Но если вариант быть с Отцом в итоге устроил тебя больше, то я не смею перечить. В конце концов, все зависит только от тебя. Выбирай, Милтон.

— Ух ты ж, ёлки зелёные!

Мы услышали удивленный крик Амабель и увидели вдалеке огромные плющи над ней. Когда Отец успел их вырастить до такого состояния?!

Жозефина тут же сорвалась с места, оставляя Милтона наедине с фотографией. Она резво попрыгала по обломкам домов, спеша на помощь Пруденси. Эйдан тоже резко дернул меня за рукав, и мы побежали за миссис Тайлер. Последнее, что я успела заметить, была светящаяся рамка в руках Милтона.

Уверена, Отец почувствовал наше приближение, поэтому путь к Амабель был нелегким и из-за этого достаточно долгим… Нам приходилось на бегу преодолевать препятствия из скользких ядовитых луж, падающих с неба птиц и быстро вырастающих, брызжущих мертвесилой коряг и сорняков. Только теперь растения вырастали до ненормальных громадных размеров, а мертвесила стала яркой, точно зелёное пламя переполняло стебли и пасти… Кажется, это менялась сила Отца. Но пока у меня не было времени думать, почему и как она меняется, и что это значит для нас и Броквена в целом. В данный момент слух, зрение и магия концентрировались на маячащей фигуре Амабель и ее разговорах с Отцом.

Пруденси косо посмотрела сначала на плющи, сжав губы и сглотнув. А затем чуть опустила взгляд на Эрнесса и напрягла грязные кулаки. Она едко произнесла:

— Нечестно играешь, метсавайм[39] хренов.

— Кто тут из нас ещё нечестно играет, леди Пруденси, — он многозначно усмехнулся, улыбаясь во все тридцать два зуба. По-моему, раньше они не были такими острыми… — Напомню: незаконное проникновение на чужую территорию и впоследствии кража важных артефактов, названная «изучением истории Броквена» — приём ещё более подлый и нечестный, чем драка растениями заместо кулаков.

Отец внезапно поднял руки со шпагой. За ним всколыхнулись и плющи. Острыми концами листиков они разорвали рубашку на спине Амабель и полоснули ими по ее лопаткам. Пруденси вскрикнула, сжимая до вмятин трубку и сгибаясь от режущей боли. На лопатках виднелись неаккуратные глубокие царапины, с которых тонкими струями стекала густая синяя кровь. Растекшуюся по асфальту жидкость тотчас слизали последние мертвепризраки — колдуны из Силенту. Темные мантии все так же прикрывали тела и глаза, отчего казалось, что они практически не изменились, только пасти стали широки. Но этот собачий трепет перед Отцом и жажда крови Особенных выдавали наличие мертвесилы с потрохами.

Амабель сморгнула пару слезинок и сжала ткань рубашки на груди. Чувствовалось, что поведение чудовищ кольнуло ее в сердце вдобавок к ранам на спине. А Эрнесс тем временем сравнялся с Пруденси, ухватил ее за пару выбившихся прядей и потянул кверху. Он, довольно щурясь, принялся рассматривать на лице Амабель смазавшуюся тушь и помаду, кровавые ссадины и фиолетовые ушибы…

— Я всегда хотел расправиться с вами намного сильнее, чем с другими Особенными… — шептал гадко Отец, поглаживая большим пальцем царапины на оголенной лопатке.

— Вот это честь, — ухмыльнулась как ни в чем не бывало Амабель, сжимая трубку в руке. — С какой стати?

Эрнесс шумно выдохнул, пуская смешок и поднося указательный палец к щеке.

— Остальные Особенные всего лишь замедляли процесс отравления призраков своим духом и магией…

Но вдруг Отец помрачнел. Улыбка постепенно слезала с его лица, в белых зрачках промелькнули недобрые искры, а яд на щеках стал изредка булькать. Это бульканье напоминало зловещую мелодию.

— Они знали о городе и его истории ровным счетом ничего… — Эрнесс еле слышно зарычал, прожигая Амабель взглядом. — В отличие от вас, Амабель. Вы знали слишком много. И меня это выводит из себя даже сейчас.

— Ну слушай, то, что ты мужлан дурацкий, и так понятно по твоему лицу, — съязвила Пруденси. — Это не такое уж и великое открытие, на мой взг…

— ЗАТКНИ НАКОНЕЦ СВОЮ ВОНЮЧУЮ ПАСТЬ, ПАСКУДА!!! — неожиданно для нас всех выкрикнул Отец, снова поднимая шпагу.

Плющи сильно сжали шею Амабель. Она не успела даже пискнуть и потянуть руки к живой удавке, как растения со всей дури швырнули ее тело в ближайшее здание. Бросок был настолько сильным, что части дома тут же обвалились, а местность заволокло пылью. Я не сразу увидела, как Амабель выползла из-под обломков. Застала только то, как она уже лежала на асфальте и тяжело дышала, прикрывая живот обеими руками. Тело Пруденси оказалось усеяно страшными порезами и синяками. В щеки впились мелкие стекляшки. Прорезь в грудной клетке оказалась забита грязью. Глаза ее расширились, в них читался шок. А рот то открывался, то плотно закрывался. Хоть и манимые металлическим запахом крови, мертвепризраки тут же отпрыгнули, закачав головами и тихонечко улюлюкая. Они покорно пропустили Отца, что гневно зашагал к Пруденси с вьющимися цветами за спиной. Но она даже пошевелиться не могла, только кряхтела и барахталась! А мы все бежали и бежали, Эрнесс и она будто только отдалялись от нас! Тухлые персики, только бы добежать и спасти Амабель!

Отец возвысился над Пруденси, опустив голову аж до противного хруста, и вытаращил на неё свои злобные глазища. Он сжал шпагу так, что на рукояти появились вмятины. С уголков искривлённого рта и висков стекал яд, приземляясь на теле Амабель. Плесневелая рана на груди начала покрываться вздутыми венами, что трепыхались от каждого возмущенного вздоха. Зелёный туман около Эрнесса приобретал монструозные очертания, растения оскалились. Эта злость на Амабель прямо переполняла его, её не смогло скрыть фирменное лукавство и легкость. На Пруденси Отец полностью сорвался, не в силах натянуть улыбку вновь, хоть какую. А все из-за того, что она смогла узнать все секреты этого города…

— Ты раскрыла все тайны Броквена! — брызгал слюной Отец, рьяно качая головой в разные стороны. — Его волшебную природу, личности основателей и их настоящие деяния, происхождение главной аномалии… Никто не должен был знать это, понимаешь?! Я тщательно скрывал правду на протяжении многих лет в руинах призрачного Броквена, а затем топил их в мертвесиле, замуровывал растениями и хранил каждую важную деталь прямо под Резиденцией. Это было нужно, чтобы все поколения броквеновцев, а впоследствии и весь мир поверили в мою сказку, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что я — новый Ной[40], чей ковчег — Портал Безрассудия. Но надо же было родиться такому отродью у Пруденси, которое любит совать нос не в свои дела и этим все портить!

Амабель хрипло усмехнулась.

— Ну да, женщины-овны те ещё любопытные штучки…

— Нет бы быть простой серой мышкой, как и все в этом городе, и не задавать лишних вопросов… — продолжал раздражаться Эрнесс. — Но все-таки посягнула на то, что находилось за самой тяжелой и мрачной завесой — на загадки Броквена! Ох, и фильм хотела заснять, и всему миру показать, мол, раскрыть истину… А каким способом несусветным ты все узнала — общение с почвой, храм То Хомы, Боже милостивый! Это приём дешевой ведьмы с окраины, которая кроме шарлатанства ни на что не способна! Ты просто мелкая сошка, возомнившая себя великим историком и мудрецом!

Знаете, такие оскорбления меня нехило бы задели и знатно понизили самооценку, а заодно и заставили бы задуматься об истинном смысле своего существования… Да что уж там меня — каждому были бы неприятны столь резкие высказывания, может даже до слез. Но на лице Амабель не дрогнул ни один мускул, не собралась влага в уголках глаз, не опустились брови… Пруденси словно было начхать на все эти слова с высокой колокольни, ее совершенно не коробил жуткий вид Эрнесса и то, что он стоял прямо над ней. Она просто лежала и потирала окровавленный живот, как на чертовом пляже!

— В принципе да, я сошка, — отвечала спокойно Амабель, смотря на Портал Безрассудия, — ведь мои знания были всего лишь каплей среди океана неизвестности. И с этой каплей я посмела нырнуть глубже, — затем она перевела взгляд на Отца и закурила странно бьющуюся трубку: — также как и ты. Ты такая же сошка, желающая превратить каплю в этот самый океан. Мы оба стараемся это сделать, каждый своей ерундой; ты плюёшься этой зелёной бадьей направо и налево, а я общаюсь с почвой.

Наконец уголки губ Эрнесса начали подниматься, превращаясь в безумную улыбку, а в глазах заплясали черти. Он принялся крутить деталь в форме листика на конце шпаги. Послышалось несколько щелчков, а потом одинокий бульк. И Отец злорадно заклокотал, зависая с оружием над распахнутым глазом Амабель:

— Такая зараза… Тебя ничем не возьмёшь! Ни броском в стену, ни манипуляциями и ни одной дозой мертвесилы, что находится в моей шпаге… Но знаешь, что у меня ещё там есть? Призрачная кислота! Мое специальное изобретение для особо непослушных призраков. Эта кислота с примесью серебра прожигает внутренности настолько, что они более не смогут регенерировать! Я введу ее через твой глаз, и она разъест главное оружие против меня — твой мозг! Ты станешь бесхребетной амебой и поведёшь за собой таких же глупых мертвепризраков-Силентийцев, — он начал живо опускать острие. Черт, не успеем! — и ты никогда не сможешь рассказать миру правду!

— Немедленно прекратите это, Отец!

Быстрее нас перед Амабель возник вытянутый худой призрачный силуэт. Он широко расставил ноги и распахнул в разные стороны руки, не давая Отцу совершить задуманное. Тот изумленно попятился вместе с плющами, опуская шпагу, и произнёс вполголоса:

— Милтон?

Оцепенение Эрнесса сыграло мне и Эйдану с Жозефиной на руку — из-за него растения-гибриды перестали бесконечно вертеться и клацать своими пастями, и мы смогли ненадолго расслабиться, остановившись. Нужно было элементарно отдышаться и прийти в себя после таких испытаний, все-таки я необдуманно потратила большое количество магии. Восстанавливая дыхание, как раз и смогла нормально разглядеть неожиданно подоспевшего Крейза, что закрыл собой Амабель. Но он опять был на себя не похож. Голос стал уверенным и твёрдым. В глазах не томился страх, а блестела отвага. Исчезло с лица истощение, и появилась решимость. Спина была прямая, пальцы растопырены, и ярко мерцала в нагрудном кармане фотография семьи. От такого Милтона по спине невольно пошли мурашки.

— Милтон, друг мой… абсурдный, — Отец пару раз вопросительно проморгал, — это что такое? Я не давал тебе такой команды — прикрывать Амабель Пруденси.

— Не давали, — отрезал Миль. — Я сам этого захотел.

Амабель облегченно выдохнула, а миссис Тайлер тепло взглянула на Крейза.

— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — поинтересовался Эрнесс вкрадчиво.

— Очень хорошо понимаю, — Милтон нахмурился. — Я защищаю мою хорошую давнюю подругу и коллегу.

— О нет, — Отец покачал головой, не сдержав саркастичной усмешки. — Ты защищаешь своего врага. Отойди от неё.

— Не отойду, — когда Крейз отказал ему, я чуть не упала.

Эрнесс удрученно вздохнул, закатив глаза, и пояснил:

— Если не сделаешь то, что я говорю, то мы застрянем тут и не найдём твою семью.

Но Милтон ответил совершенно нежданно для всех:

— Хватит прикрывать свои истинные помыслы семьей.

От этой фразы Эрнесс мгновенно почувствовал себя в замешательстве: забегал глазами туда-сюда, неприметно вытер каплю пота со лба и недоуменно изогнул брови.

— Какие истинные помыслы? — спросил он с надутыми губами. — Не понимаю, о чем ты…

— Не стройте больше из себя святую невинность, — настойчиво гнул свою линию Миль, даже не тараторя. — Я знаю, что вы использовали меня все это время, кормя пустыми обещаниями, чтобы я так и остался с вами, продолжая делать то, что вам в голову взбредёт…

Но потом Отец сморщил нос и прищурился, бросая беглый взгляд на Жозефину.

— А ты знаешь, Милтон, что если будешь слушать всякий сброд, то разрушишь дружбу между нами? — голос его снова понизился.

— Ну и славно, — пожал плечами Миль. — В конце концов, дружбы как таковой и не было. Вы просто манипулировали мной с помощью Агаты и Гарри. Жозефина помогла мне это осознать.

— Переметнулся на их сторону, значит… — лицо Эрнесса вновь начало приобретать злобные оттенки. Он не спеша воткнул шпагу в асфальт, и растения тихонько зарычали, распахивая яркие лепестки и ползя к Крейзу.

— Да, — кивнул он. — Оказался с теми, с кем и должен был. А вам я больше никто.

— Вот как… — Отец коротко хмыкнул. — Ладно, Милтон. Не хочешь — как хочешь. Бывай.

Милтон вскрикнул, когда цветы рывком подняли его в воздух. Они сжали конечности и принялись разрастаться по телу Крейза. Его будто постепенно затягивало в цветочный кокон! Дело плохо!

— Господи, Милтон! — охнула гулко Жозефина, подбегая к зарастающему Милю, что болезненно кряхтел и обливался потом.

Панически дыша, она начала пускать одну за другой арбалетные стрелы в плотные стебли цветов. Они тут же огрызнулись на миссис Тайлер и попытались вынуть жгучие стрелы зубами. Из-за того, что отвлеклись на бабушку, растения чуть разжали Милтона. Но этого было все равно недостаточно. Они продолжали хоть и более медленней, но уверено покрывать его тело, пачкая зеленоватым молочком. Из него тоже вырастали маленькие зубастые цветки, также распространяясь по туловищу, рукам и ногам.

— Сейчас я помогу, бабуль! — к Жозефине на помощь подоспел и Эйдан, точно молния. Вместе с ней он принялся магией жезла Эйнари отцеплять ядовитые растения с кожи Крейза.

Отец же молча наблюдал за всем этим, только потирая кончиками пальцев острие шпаги, из которого потихоньку вытекала мертвесила. Но когда на ноги поднялась Амабель, подобрав с асфальта серебряный кинжал со знакомой золотой гравировкой, Эрнесс обратил внимание уже на неё.

— И ты пойдёшь спасать его? — с нотами брезгливости поинтересовался он.

Пруденси размяла шею, на которой наполовину зажили раны, и ответила Отцу, даже не смотря на него:

— Да, — она в очередной раз подложила в трубку табак. — Что-то не устраивает, лапуль?

— Он же предатель, — фыркнул Эрнесс, — самый настоящий. Милтон предал свой город, свою семью, тебя. Он весь этот путь был перед тобою в маске того самого друга и доброго дяди, умышленно скрывая своё опороченное мною нутро. Разве это не мерзко с его стороны, м? Считаю, Милтон получил по заслугам, и не стоит гнаться к нему с серебряным ножом.

Когда Амабель легко усмехнулась, ее трубка отлила буро-алым цветом. Это мерцание и бледно-зелёный свет фотографии Милтона одеялом осели на трепещущих Силентийцев — последних, кто был в плену у мертвесильного гнева. И пришедшее с сиянием спокойствие прогнало бесследно прогнало его.

— Даже если дядь Мил в чем-то провинился, то соответсвующее наказание он получит не на этой земле, — промолвила расслабленно Пруденси. — А пока дядя Мил здесь, ни к чему ему такие пытки. Потому что я его не виню.

На эти слова Отец ничего не ответил, а только что-то прошипел одними губами и… куда-то пошёл?

Я не сдержала улыбку. Хах, видимо, он осознал своё поражение перед Особенными. Ведь они не поддались его изощрённым манипуляциям, не позволили осквернить свою душу и силы! И Особенные передали ее мертвепризракам и излечили их от ядовитой злости! Осталось только очеловечить их полностью и в конечном итоге разгромить Отца…

Я вдруг ощутила на своих ногах тоненькие нити. Опустила голову и увидела, что лодыжки сцепили те самые ромашки — цветы Филсы. Они со всей силы потянули меня куда-то, поволокли тело по всем лужам и грязи. Я успела чуть не поперхнуться волосами, вдохнуть клубы пыли и поранить об коряги руки. И вот, растения кинули меня прямо перед Хьюстон, чью призрачную фигуру подсвечивал Портал Безрассудия. Ядерные оттенки совсем не шли ей. Они делали Филсу неестественной, жуткой, особенно с нижнего ракурса. А выражение лица было подстать Отцу. Но за ним что-то скрывалось. Что-то вроде… смятения?

— О, наконец-то ты нашлась, Еленочка, — она подала насмехающийся голос. — Площадь такая большая, что постоянно держать тебя в поле зрения довольно трудно, оттого я и никак не могла поймать тебя. Все бегала туда-сюда со своим дружком… Но теперь ты здесь — связана моими цветами! И я уж точно смогу побороть тебя.

Я сжала пальцы. Магия, хоть еще и не достаточно восстановившаяся, откликнулась на зов и избавила руки и ноги от липких растений Филсы. Затем я поднялась, сплёвывая ошмётки земли, и со всей серьёзностью посмотрела ей в глаза, нахмуривая брови и надувая губы.

— Хм, неплохо справляешься с моей магией, — цокнула задумчиво Хьюстон. — Значит, мы на равных.

— Я не буду с тобой драться, Филса, — сдувая прядь с лица, сказала я. — Сколько бы обидных слов не услышала от тебя, и насколько бы не страшилась твоих целей, я не буду вступать с тобой в драку. Потому что ты все ещё моя подруга, так или иначе. И я приехала в Броквен не ради драки, а ради того, чтобы поговорить с тобой.

— Поговорить, хах?! — Филса хохотнула. — Ты все уже сказала своим уездом! После него мне стало все понятно!

— Нет, не все понятно! — я утробно прорычала, стукая себя по лбу. — Я не лживая сучка, как тебе наговорил Эрнесс! И я оставила тебя не потому, что хотела лучшей жизни без тебя и Броквена! Об этом я и хотела поговорить по приезде! О том, что приняла решение уехать под гнетом эмоций и страха! О том, что сожалела об этом все следующие шесть лет и думала о тебе! О том, что осознаю свою вину перед тобой! Я хотела попросить прощение, рассказать обо всем пережитом, выслушать твои чувства, ведь это важно… А потом спасти с Броквен, как мы и мечтали!

Филса сначала замялась, начав водить носками по земле. Она сжала губы и опустила глаза. Кажется, Фил даже разжала своё копье. Я уж хотела облегченно выдохнуть, думая, что смогла отрезвить ее, и сейчас она кинется ко мне с объятиями. Но… как бы не так.

Хьюстон после неловкой паузы с новой силой схватила копье. От такой хватки оно засветилось зелёным, а острие из осколков Особенных завибрировало. Кулон Возрождения затрепетал на грудной клетке Филсы, и принялся извергать потоки магии жизни, что превращались в цветы.

— Что бы ты не говорила, я тебе больше не поверю, Елена… — Фил вновь враждебно нахмурилась, напрягшись и подставив копье ближе к груди. — Лучше давай побыстрее закончим с этим, — а потом нацелила его на меня. Сила кулона Возрождения светлыми лианами быстренько перешла в оружие, и затем из острия выплеснулись зелёные волны.

Закрывшись ладонями, я образовала с помощью волн маленький щит. И мне удалось отразить внезапную атаку, от которой немного жгло руки. Пока что было довольно слабо, но… Твою мать. Вот не хотела драться с ней ни в какую! Не только потому, что Филса моя подруга, но и еще потому, что моих сил мало! Она-то все это время ходила пешим шагом по площади и накапливала магию, а я уже как только ее не использовала! Освобождала людей от цветочных оков, помогала донести до убежищ, боролась с мертвепризраками и растениями… Такое ощущение, что Фил и рассчитывала на то, что я выдохнусь, и она уже тогда меня настигнет! И, прокисшие персики, кажется, у меня дежавю…

Я выпрямилась, расставила ноги и сжала руки в кулаки. Волны потемнели, стали больше, объемней. Раз Филса захотела борьбы, то у меня не остаётся другого выбора. Придётся бороться за свою жизнь и жизнь целого мира.

Я резко вытянула руки вперед, и темно-бирюзовые волны накрыли Хьюстон. Они так быстро атаковали, что она не успела увернуться. Филса отлетела к фонтану, сильно ударившись головой о каменное покрытие. Все ее тело оказалось в аккуратных, но глубокий царапинах, а из затылка пошла кровь. Пока она тряслась, я уже говорила шепотом следующее заклинание. Потоки магии подняли Филсу в воздух и через открытые раны проникли внутрь тела, разрывая там все мышечные ткани и сосуды. Послышались глухие стоны, что резали мне уши и заставляли слезы политься из глаз. Но тем не менее я продолжила магией разрывать Хьюстон изнутри. Затем уронила ее на асфальт, слушая хруст костей, и принялась возить туда-сюда по земле. Но заметив, что она совсем не двигается, прекратила. Знаю, должна была продолжать, но жалость затмила меня. Ноги сами понесли к лежащей Филсе, корпус сам наклонился к ней, руки сами легли на призрачные щёки. Но я прикусила язык в удивлении, увидев, как все раны Фил зажили как по щелчку. Такой быстрой регенерации никогда не бывало у призраков!

Я тут же пожалела, что подбежала к Филсе, как только она открыла глаза и мигом встала на ноги. Хьюстон, пользуясь моим шоком, прокрутила налитое зелёной магией копье, и из острия снова полились магические потоки вместе с жалящими искрами. Но теперь удар Фил оказался сильным, в несколько раз сильнее чем мой! Напор волн был словно ветер, что пронизывал насквозь, гудя и свистя. На несколько секунд я лишилась возможности дышать из-за жгучей режущей боли по всему телу. Моя одежда сразу пропиталась свежей алой кровью, обнажая через блузку раны и ушибы. Я почувствовала, как она текла ещё и по шее с левой стороны. То ухо стало плохо слышать, в него словно положили вату… Прикоснулась к уху и с ужасом осознала, что у него нет верхней части ушной раковины. Она как раз валялась неподалёку! А возможности регенерировать у меня не было!

Я еле встала на ноги, содрогаясь от боли, что только нарастала. Никак не удавалось сфокусироваться на Филсе, которая уверенно шла на меня с оружием… Но тем не менее я попыталась атаковать ее вновь, сжимая пальцы. Волны пролетели практически Хьюстон, лишь немного задели. Фил же выпустила из копья ещё магию, что ударила меня в живот. На это я кое-как создала бирюзовый вихрь, в который она все же попала… Но опять ненадолго. Острием Филса прорезала смерч и создала изгибистый виток, что незаметно ударил меня в затылок. Ее магия отражала все мои атаки и молниеносно наносила удары! Кажется, когда магия кулона переходила в бывший Ромб Возрождения, то становилась в несколько раз сильнее! Черт, черт, черт… Все так болит… В ушах звенит… Не могу двигаться, ноги подкашиваются… Глаза слипаются… Нет, надо… бороться… Нет, не подходи, Фил… са…

Я ощутила, как талию что-то схватило. Оно скоро обвило и руки с ногами. Такое склизкое, с щекочущими листиками. По специфичному запаху поняла, что это оказались плющи. Они неприятно давили на раны…

Потом услышала одним ухом ужасный шум: вздохи, крики, плач… Затем во всей этой какофонии различила надорванные голоса Особенных. А где-то рядом ругался Эйдан, требовал освободить… Боже, какие ужасные звуки они все издавали!..

Заскрипели деревяшки. Кто-то встал около меня, светя чем-то зелёным в лицо. А потом еще один человек тяжело зашагал куда-то вперёд.

— Я так долго ждал, так много работал, и вот — пришло это самое время! — ликующе говорил Отец. — Время, когда мы попрощаемся со старым гнилым миром и встретим новый!

Я медленно раскрыла сначала один глаз, потом другой. Хорошенько проморгала, сфокусировалась и… обнаружила деревянный пол под собой. Затем осмотрелась по сторонам, кое-как поворачивая голову. За спиной стояла величественная Филса с копьем, а слева от неё связанный плющами Эйдан. А конструкция, на которой мы стояли, походила на маленькую сцену с большими высокими палками по бокам. От такого зрелища я непроизвольно задрожала.

Это что, эшафот?