Бьется пульс Конго

БЕЛЫЕ СУТАНЫ В КОНГО

Первый конголезский епископ, сын первого обращенного в христианство конголезского короля, посвященный в сан папой Львом X, проливал горькие слезы. «Почему, о Аллах, я не принял веру пророка? Коран запрещает мусульманам порабощать друг друга. Африканцы, принявшие ислам, не отправляют своих единоверцев в цепях на невольничьи рынки, тогда как их христианские величества, короли Испании и Португалии, не обращают внимания на Евангелие. Без раздумий и зазрения совести они позволяют грузить на корабли в гаванях Гвинейского залива африканцев любого возраста…»

Корабли с невольниками направлялись в Америку. Торговля рабами велась открыто, с таким бесстыдством, что конголезский король, брат во Христе и союзник португальского короля, умолял его хотя бы ограничить торговлю невольниками портом Пинди. Напрасно.

Система испанцев обеспечивала успех. В Гвинее они обменивали стекляшки и ром на рабов, а в Америке — рабов на табак и хлопок, которые везли к себе на родину. Этот «треугольник» понравился пуританам Амстердама и Ливерпуля, которые так энергично взялись за дело, что оставили испанцев без добычи. Пуритане даже расширили богоугодную торговлю; кроме рома они доставляли африканцам еще и ситец. В конце XVII века английская «Ройял Африкен Компани» выплачивала акционерам высокие дивиденды. Клиенты же по ту сторону великой реки получали сходные цены: взрослый раб или. трое детей стоили одну гинею, а грудной ребенок был. бесплатной придачей к матери.

К концу XVIII века работорговля пошла на убыль. В Европе начались революции, и в 1815 году великие державы подписали в Вене декларацию о запрещении работорговли. Декларация, однако, ничего не изменила. По-прежнему невольники в цепях брели через Табору, направляясь на Занзибар, невольничий остров. При отправке в «страну свободы» лишь каждый пятый невольник оставался в живых. За триста лет Черная Африка потеряла почти шестьдесят миллионов человек. Церковь об этом умалчивала, хотя пыталась усовестить работорговцев. Церковники хотели сами здесь закрепиться.

Во владениях мани (короля) Конго церковь «потеряла свое лицо». В Ниаангве и Лузамбо, в Центральном Конго, еще в 1886 году существовали невольничьи рынки.

Захват Конго Стэнли и бельгийским королем Леопольдом широко раскрыл двери белым сутанам, которые прибыли лишь с одной целью: защитить души черных от проникающего в страну ислама и вечного проклятия.

Нелегко пришлось христианскому кресту в Конго! Так много здесь у бога помощников, гораздо больше, чем я видел в Испании и в Италии, и все же им невероятно трудно отнимать африканцев у черта.

В 1883 году в Бома была основана первая католическая миссия, немного позднее в Квамуте — протестантская. Еще через два года церковь обосновалась уже в. Лулуабурге. Африканцы относились к церковникам недоверчиво. Люди в сутанах жили без жен, носили бороды — это казалось неестественным. Когда африканцам говорили, что дьявол — черный, а ангелы — белые, они только качали головами. Но миссионеры не отступали. Ничто не могло их остановить в заботах о благе душ африканцев. В 1908 году было уже четыреста живых и. сто восемь мертвых миссионеров. Через пятьдесят лет они одержали полную победу. Накануне провозглашения независимости в Конго насчитывалось шестьсот католических миссий и двести восемь евангелических миссионерских обществ. Не осталось уголка, где бы христианская церковь не пеклась о спасении душ населения.

Усердие конкурирующих между собой миссионеров казалось странным африканцам, однако при крещении они получали чудотворные иконы, изображения святых и… муку. Местные колдуны не могли соперничать с миссионерами. К тому же у белых были лекарства, которые действительно исцеляли больных.

В 1962 году в Конго подвизались шесть тысяч католических и тысяча шестьсот евангелических миссионеров и священников, не считая монастырских послушников и монахинь. Из оставшихся сейчас в стране европейцев — их около шестидесяти тысяч — каждый восьмой — духовное лицо. Могущество церкви, опирающееся на вполне реальную силу, не раз угрожало независимости Конго.

В 1947 году церкви принадлежало сто шестьдесят тысяч гектаров земельных угодий, не облагаемых налогами, и монополия школьного обучения. Церковь контролировала влиятельные газеты. В каждом населенном пункте была церковь, в каждом районном центре — епархия. Миссии размещались в самых лучших зданиях, их склады ломились от продуктов, благодаря чему они могли оказывать давление на постоянно голодающее население. Каждый праздник — при конфирмации, на пасху, на рождество — верующие получали подарки. Закон всегда был на стороне церкви. Для обработки своих плантаций она пользовалась трудом воспитанников из числа так называемых сирот. Закон о воспитании сирот подтверждал, что церковь должна принять в свое лоно сирот, а кто — сирота, кто — нет, решали миссионеры. Каждый внебрачный ребенок, росший без отца, считался сиротой. Большинство браков африканцев не скреплялось церковным венчанием, поэтому «сирот» было достаточно.

Без свидетельства о крещении африканских детей не принимали в школы. Африканцы поняли, что с ним их детям будет легче жить. Свидетельство и школьный аттестат открывали двери к профессиям и должностям, которые ранее были для них недоступны. Патер Пьер-понт откровенно говорил в 1921 году, что «взрослого негра уже нельзя цивилизовать». Нужно начинать с детей.

На плантациях миссии подрастали миссионерские мальчики и миссионерские девочки, которые за свою работу получали от святых отцов небольшие подарки: галстуки, памятные медали… Позднее этих надежных, рабочих передавали плантаторам, которые часто назначали их надсмотрщиками.

Знания миссионерские школы давали весьма скудные.

В поселках Кило и Мото, где акционерное общество по добыче золота обеспечивало рабочих всем, начиная от столовых и кончая богадельнями, не было, разумеется, недостатка и в миссионерских школах. Там царил) неписаный закон: учи меньше, но основательно.

Бельгийские колониалисты оценили этот девиз по достоинству. Правда, часть их до последней минуты считала, что неграмотный народ легче эксплуатировать, однако церковь была убеждена, что наилучший слуга — конголезец, приученный к смирению и послушанию. Да и быстро растущие промышленные предприятия все настойчивее требовали дисциплинированных служащих. Они нужны были на почте, на железных дорогах и в других учреждениях.

Под давлением прогрессивной общественности Бельгии в 1914 году церковь в Конго была отделена от государства. В 1961 году между нею и государством был подписан конкордат. Однако он ничего не изменял. В 1960 году в миссионерских школах занимались свыше миллиона детей, государственные же школы посещали немногим более ста тысяч. На теологическом факультете университета Лованиум в Леопольдвиле занимались две трети всех студентов. В 1959 году церковь подготовила триста шестьдесят африканских священников. К этому времени уже имелось двадцать епископов-конголезцев.

Влияние церкви распространялось и на семейную жизнь. Ни один чиновник не отваживался жениться без венчания в церкви. Тот, кто жил в свободном браке, не имел шансов на продвижение по службе. Кроме того, закон охранял права жен и детей лишь при условии надлежащего оформления брака.

Как-то в рождество наш повар загрустил. Моя жена, спросила, что его угнетает.

— Ах, мадам, Новый год на носу.

— Ну да, подарки. Не бойся, мы не забудем.

— И для семьи?

— Как же, как же. Для жены и четверых детей.

— Для семерых.

— Откуда? В трудовой книжке записано только четверо.

— Верно, мадам. Трое от Марселлы, моей второй жены.

Однако и у церкви были свои заботы. Ей удалось отвоевать у ислама лишь небольшую узкую полоску на востоке страны, но еще больше ее донимала конкуренция в собственном лагере. Как в Европе во время Реформации, борьба реформаторов в Конго часто сочеталась с национально-освободительным движением против чужеземных угнетателей. В Конго появилась собственная евангелическая церковь, направленная против колонизаторов.

В Нижнем Конго Евангелие проповедовал некий Симон Кимбангу, основавший свою церковь. В 1921 году он провозгласил пришествие черного Христа и стал выдавать себя за его пророка, за гунзу. До поры до времени бельгийцы считали его безвредным, но когда движение разрослось и даже захватило Французскую Экваториальную Африку, оно стало опасным для белых господ. Кимбангу прибегнул к бойкоту, как к оружию борьбы против колонизаторов. Он призывал бойкотировать бельгийские больницы, миссионерские школы, плантации и, прежде всего, отказаться от уплаты налогов. Бельгийцы почуяли опасность. Симон Кимбангу предстал перед судом. Подобно тому как Понтий Пилат вопрошал Иисуса, губернатор Росси спрашивал Симона:

— Ты называешь себя мвулузи?

— Да, господин, — отвечал Кимбангу.

«Мвулузи» означает «благовест», «глашатай». То же означает «гунза», как себя называл Кимбангу. Губернатор получил нужные доказательства. За подстрекательство к неповиновению властям Кимбангу приговорили к смертной казни, которая была заменена пожизненным заключением. До 1954 года он томился в тюрьме Жадо-виля. Его незаконная «церковь» незадолго до провозглашения независимости была снова разрешена, а ее «законный представитель», третий сын Кимбангу — Диангиенд признан правительством. Церковь эта имеет официальное название — церковь Иисуса Христа, основанная на земле Симоном Кимбангу. Движение, разумеется, имеет своих апостолов. Один из них, Лубилакио из Леопольдвиля, подтвердил мне, что Кимбангу действительно основал эту церковь, хотя и не был мессией. Он предсказывал пришествие Христа, который принесет конголезцам избавление. До сих пор Христос не думал об африканцах, доказательство этого — белые. «Они ведь, — сказал Лубилакио, имеют все, а мы — ничего». Но теперь Христос вот-вот появится в Конго.

Господин Лубилакио водит автомобиль.

На востоке Конго подвизаются китавалисты, черная евангелическая церковь, ответвление американской негритянской церкви «Сторожевая башня». Ее проповедники пришли в 1924 году в Катангу из Северной Родезии. Они появились в Киву и достигли Восточной провинции. Эта церковь также провозглашает учение о черном Христе и опирается на Апокалипсис, который предвещает гибель белой расы. Китавалисты воинственны и имеют много последователей, особенно среди горняков в Маноно и Кабало (Северная Катанга), где под предводительством китавалистов происходили восстания, жестоко подавленные колониалистами.

Однажды мы ехали из Бута в Акети. В машине произошла поломка. Когда я снял колесо, к нам подошел конголезец. Он вежливо поздоровался с моей женой и спросил меня:

— Не могу ли я вам помочь?

— Охотно воспользуюсь вашими услугами. Большое спасибо.

— Нет, спасибо вам.

— За что же? — спросил я смущенно.

— Не узнаете меня? Вы вылечили мне ногу.

— О, это меня радует!

Когда мы устранили неисправность, я предложил ему сигарету, он отказался.

— Спасибо, теперь мы квиты. Вам я, собственно, не должен был помогать.

— Простите, но я не понимаю.

— Я последователь Китавалы.

— Ну и что же?

— Мы не должны помогать монделе. Впрочем, никто и не может вам помочь: черный Христос уже в пути и скоро будет конец всем монделе. Только не вам! — добавил он. — Вы монганга. Вы за нас.

Святые отцы жили среди африканцев. В воскресенье жители ходили в церковь. Справа сидели мужчины, слепа женщины с грудными детьми за спиной. Случалось, что в разгаре проповеди в церкви скулила собака. Никто ее не выгонял. Никто не мешал младенцам сосать грудь. Святые отцы проявляли терпимость. А в понедельник конголезцы отправлялись к своим колдунам за советом: какой день наиболее благоприятный для покупки второй жены или для обрезания во время праздника инициации. Святым отцам приходилось быть терпимыми: что годится в Риме, не годится в джунглях, где еще существуют свои традиции.

Однажды я узнал, что десять старух решили креститься. Нашим ребятам это показалось очень смешным, и они все время подтрунивали над ними.

— Что же тут смешного? — спросил я, но они промолчали.

Конголезцы не любят рассказывать чужестранцам о своих делах, им это даже запрещено родовыми традициями. Я спросил пастора, как он относится к странному случаю:

— Может быть, они желают быть похороненными по христианскому обряду?

— Да, и это тоже. На них снизошла благодать.

Заметив мою ироническую улыбку, он, в свою очередь, засмеялся и добавил:

— Кроме того, каждый, кто крестится, получает по килограмму сухого молока.

Его слова подействовали на меня как холодный душ. Однако далеко не всегда святые отцы столь откровенны.

В миссии нашего городка работал, например, один послушник, который говорил по-немецки. Из него немного можно было выудить, он вроде бы был туг на ухо. Миссионеры тоже ничего о нем не рассказывали. Он участвовал во второй мировой войне, вот и все. Австриец. Со мной он всегда был приветлив, и если что и говорил, то вроде: «Все на свете дерьмо». Странный послушник! В одной газете я как-то раз прочел сообщение, что при эвакуации американцами миссионерского пункта был эвакуирован сын Бормана, который носил сутану, то есть был миссионером.

И все же миссионерам нашего городка мы можем дать отпущение грехов: они заботились о прокаженных.