Карина устраивается в комнате Дашки, я вижу, что она подавлена, но старается быть тихой и почти незаметной. Внутри меня поднимается настоящий спор. Я могу оставить все, как есть, потому что уже предпринимала много попыток наладить отношения, а с другой стороны сейчас, когда нас настигла общая беда, и я вижу, что старший ребенок не справляется с эмоциями, я ведь могу с ней поговорить, поддержать.
Быть мудрее в конце концов.
Свои же мысли и чувства держу под контролем, мне ужасно страшно, мне хочется просто лечь на пол и закричать… Почему, когда жизнь только более менее наладилась, когда мы с Дашулей обосновались в городе, начали кайфовать, происходит это?
Почему моего любимого и важного человека, мою ягодку так беспощадно наказывают? За что?
Говорят, что дети расплачиваются за грехи родителей… Что же я такого натворила, что она сейчас несет на себе наказание? Или не я? Саша… Мы вместе.
Мы что-то сделали не так.
Завариваю ромашку, чтобы хоть немного успокоиться. Когда у меня были нервные срывы, как только мы переехали в Питер, мой психотерапевт прописала мне Атаракс. Он тогда хорошо помог угомонить разбушевавшуюся тревогу перед новой главой в жизни. Но я знаю, что сильная, что во мне много характера и воли, чтобы справиться без вспомогательных веществ.
Начну хотя бы с ромашки…
— Что ты пьешь, мам? — Карина бесшумно входит на кухню. Челюсть плотно сжата, чувствуется напряжение в теле.
— Ромашку. Хочешь тебе тоже нелью? Помогает снять стресс.
— Нет, — она морщит нос, — Не люблю запах трав. Любых.
Как жаль, что я не знаю то, что любит моя дочь. Вернее я знаю какие-то вещи, но не так, чтобы учитывать нюансы. Ведь за эти пять лет Карина выстроила высокий забор в наших отношениях, не подпускала к себе, не давала мне быть матерью. Но я ею и осталась.
Просто я готова быть рядом, если ей это нужно. А если нет, то навязываться тоже не стану. Слишком дорого мне обходятся эти попытки, потом каждый раз склеивать расколотую душу, невероятно сложно.
— Хотя давай, — вдруг резко прерывает мои размышления, — Меня немного тошнит.
— Болит живот? Желудок? Что случилось? — я тут же начинаю переживать, немного суечусь, подходя ближе.
— Нет, — она машет ладонью, — Так всегда, когда я нервничаю.
— Раньше такого не было, Кариш. Давно у тебя это?
— Мам, — она прикрывает глаза, — Есть много вещей, о которых ты не знаешь, если я начну рассказывать сейчас все, то нам и месяца не хватит, чтобы обсудить.
Режет без ножа, по самому больному.
Я мечтаю знать обо всем, что в твоей жизни, доченька.
— Три года назад мне понравился мальчик, — она берет из моих рук чашку, неожиданно начиная откровенничать. Усаживается на барный стул, на тот самый, где обычно любит сидеть Дашка. Также подгибает под себя ноги, копируя жесты младшей. А может это младшая переняла манеру, — Он поспорил на меня с другом, а я влюбилась. Сказал мне, что я толстая и что таких не любят.
От ее слов у меня все сжимается внутри, становится тесно и неуютно в собственном теле. Мне хочется обнять ее, сделать этот порыв, разрешить себе.
Но я боюсь ее реакции.
— Алена тогда сказала, что толстых и правда не любят. И… В общем я стала много голодать, а потом это все переросло в расстройство пищевого поведения. И тошнота теперь часто меня сопровождает, усиливаясь при стрессе.
Я в шоке смотрю на дочь, почти не моргая. Тело цепенеет, а потом внутри что-то щелкает, и по телу разрастается огромная непередаваемая сила. Я злюсь до такой степени, что мне кажется, я могу даже ударить.
Похожее чувство однажды уже было… Тогда. Пять лет назад.
Когда эта сука разворошила всю мою жизнь, оставив лишь пепел. А теперь я узнаю, что она тактично измывалась над моей дочерью, делая вид, что заботится?
— Мам, ты чего? — Каринно обеспокоенно смотрит на меня, а я сама не замечаю, как сильно сжимаю в руках фарфор. От давления моих ладоней он просто лопается, осколки вонзаются со всей силы в мягкие ладони.
— Кровь, — Карина подскакивает, хватает с крючка ватное полотенце, тут же прикладывая его к моим рукам, — Я не должна была тебе это рассказывать. Не нужно было…
— Нет, — мотаю головой из стороны в сторону, — Нужно было, Кариш. Обязательно нужно. Любят любых, дело же совсем не во внешности. Разных любят… Да и не было у тебя никогда проблем с лишними килограммами. У тебя женственная округлая фигура, невероятно красивые бедра, миловидное лицо, тонкая талия. Ты у меня красавица.
— Ты правда так думаешь, мам? Потому что Алёна…
— Мне плевать, что говорит Алёна. Я знаю, что у меня красивые дети. И я так думаю, не потому что ваша мать, а потому что у меня есть глаза на лице.
Мы обе замолкаем. Сейчас между нами какой-то новый уровень, совершенно незнакомый. Мы словно позволили себе чуть больше, чем планировали. Открыли что-то потаенное, что прятали очень глубоко.
— Мам, Даша обязательно поправится. Она у нас такая, боевая. Хоть и внешне аленький цветочек, внутри у нее есть характер. Она в тебя.
Дочь опускает свои руки от моих, смотрит с сожалением. Я вижу ее мимолетный порыв, она словно хочет обнять, но не делает этого.
— Тебе помочь обработать раны?
— Не нужно, — машу головой, — Я сама. Спасибо.
— Окей, тогда пойду отдыхать. Спасибо за ромашку.
Она забирает кружку со стола и уходит. А я остаюсь с кровью на ладонях, осколками у ног и новыми мыслями в голове, над которыми я буду еще размышлять не одну ночь.