Глава 32 Юля

— Оставь, я уберу, — когда я отрываюсь от Озерова, словно вспомнив, что этот момент затянулся, то тут же наклоняюсь, чтобы взять осколок, но его слова останавливают.

Поднимаю на него заплаканные глаза, и он делает рваный вдох грудью, берёт меня за руки и поднимает, чуть отводя от места этой аварии.

— Ты не ответила, — всматривается он в глаза.

Его большие пальцы поглаживают костяшки моих рук, а меня эти касания будто делают слабой. Хочу дёрнуться от него, но Саша не даёт, удерживает.

— Юль, я не должен был… пять лет назад, — мотаю головой, а на глаза снова наливаются слёзы.

— Не надо, — сглатываю, хмуря лоб: — Ты видишь, что я уязвима и хочешь сделать ещё больнее? — спрашиваю у него отчаянным шёпотом.

— Нет, родная, нет! — он прижимает мои холодные руки к своей груди, словно пытается удержать, хоть и знает, что я ускользну: — Я просто, блядь, — он облизывает губы: — Я ведь любил тебя до одури, Юль. Всегда, — он с горькой усмешкой опускает глаза, но сейчас его слова выворачивают меня наизнанку.

— Саш, пожалуйста, отпусти, — прошу я, на что он, поджав губы, снова смотрит на меня и кивает.

— Прости… — потерянно выдаёт он.

Как тебя простить⁈ Вот как⁈

Пуская безмолвные слёзы, смотрю на него. Впервые такого убитого, я буквально ощущаю исходящую от него муку. Но поглубже вдыхая, утираю глаза.

— Мы с тобой договорились, что лечение нашего ребёнка — это то, что сейчас важно. Всё, что касается конкретно нас, оно останется неизменным.

Я не знаю, откуда я беру силы, чтобы проговорить эти без пауз и полным спокойствия голосом. Он понуро опускает глаза, прежде чем мне ответить.

— Это ты так решила, — мягко озвучивает он: — А я всё-таки попытаюсь растопить твоё сердце вновь. Даже если не получится, я буду знать, что приложил усилия…

Сердце даёт реакцию на его слова замиранием, а я в шоке оттого, что слышу. Вида не подаю, но отчётливо знаю расстановку приоритетов.

— Сейчас важны девочки…— начинаю я медленно.

— Безусловно.

Он перебивает, присаживаясь на корточки и начиная собирать осколки от посуды.

— Но одно другому не мешает, — смотрит исподлобья, а я действительно в ступоре.

— Саш, у тебя будет ребёнок, ты помнишь? — невольно я даже усмехаюсь, оттого, что всё это не вяжется в моей голове.

Он угукает, продолжая складывать в ладонь те куски стекла, что побольше.

Я не собираюсь лезть со своими вопросами, как он это видит, потому что это абсолютно не моё дело. Но от его этой тоскливой уверенности я в замешательстве.

— Я пойду расстелю в гостиной.

Единственное, что я озвучиваю, на что он резко переводит глаза на меня.

— Ради Карины, чтобы утром вы поговорили… — добавляю, потому что не хочу иллюзий.

Причём ни с чьей стороны.

— Что ради Карины? — слышится тихий вопрос, и мы оба смотрим на заспанные глаза дочери.

Озеров мгновенно встаёт, выкидывая осколки, и подходит к ней, я же, поджав губы, наблюдаю за ним.

— Где ты была вчера? — мягко интересуется он.

— У подружки, — озвучивает она ему: — А ты пап, что делаешь здесь? Сейчас же ночь… — хмурится Карина, и я вижу в ней сомнения.

От волнения прикусываю палец.

— Ты что-то хотела? Воды? — спрашиваю с лёгкой улыбкой.

А она переводит глаза на меня и вижу, как задумывается.

— Ты позвала папу? — спрашивает она, и в этом вопросе чувствуется вызов.

— Да, — отвечаю я: — Потому что так тебе комфортнее.

Она ещё больше хмурится, а Озеров в это время обнимает её за плечи.

— Может быть, молока с печеньем, как в детстве? — хочу разбавить эту гнетущую обстановку, на что Саша охотно кивает, да и Карина пожимает плечами. А в её случае это равносильно согласию.

Отворачиваюсь, подходя к столешнице и доставая из шкафа печенье.

— А что у вас тут стряслось? — слышу тихий вопрос Озерову от дочери: — Вы опять ругались?

Дальше следует секундная пауза и только после, ответ её отца.

— Нет, мы с мамой больше не ругаемся, — отвечает он уверенно.

— Это потому что вы не живёте вместе, — усмехается дочка.

Достаю молоко, стараясь не вслушиваться в их беседу.

— Нет, это потому что мы многое осознали, — отвечает Саша: — Каждый человек вправе ошибаться, но если он осознал свою вину, понял, что был неправ. А в довесок ощутил на себе все прелести неверных решений, то это…заслуживает уважения.

Глубоко дышу, потому что его слова, скорее адресованы мне, но и вместе с тем, он объясняет Карине важные вещи.

— То есть его не перестанут любить за то, что он сделал кому-то плохо?

Это уже почти шёпотом спрашивает Карина, а у меня сердце кровью обливается. Кладу печенье в миску и три стакана на поднос, а затем поворачиваюсь с нервной улыбкой, делая вид, что ничего не слышала. Хоть это и глупо.

— Я сейчас вернусь, — озвучиваю я, оставляя им обещанный ночной перекус.

Загрузка...