— Мы завтра утром будем у вас, — благодарно улыбаюсь врачу, который нас так тепло принял.
Он сразу взял Дашу лаской и заботой, увидев, как моя куколка переживает. Хотя она храбрится, подбородок чуть выше обычного держит, руки покорно складывает на коленях, словно это ее немного заземлит, поможет держать баланс.
Мамы всегда все замечают и чувствуют, я слишком хорошо выучила все повадки дочери, чтобы не увидеть эти малейшие изменения в ее движениях, даже в том, как ее брови слегка насупились, обычно смотрящие чуть вверх, открывая взор на красивые большие глаза.
Я все вижу… И от этого только больнее. Роман Владимирович Корзин.
Наш лечащий врач. Сомнений в том, что именно этот сильный характером с закалкой мужчина поможет моему ребенку снова стать здоровой, окрепнуть и наслаждаться жизнью.
— Юлия Марковна, — аккуратно обращается ко мне, очень деликатно и с осторожностью, — Могу я вас попросить оставить Дашу уже сегодня с нами?
Дашка тут же бросает беглый взгляд в мою сторону, она хочет домой. И когда я говорю про дом, я не имею ввиду квартиру в Хамовниках, я имею ввиду Питер.
Там осталась вся ее жизнь: друзья, школа, кружки… И она мне по секрету рассказала, что даже скучает по приставаниям ее одноклассника Артема Солдатова.
Она еплется за любовю возможность быть хотя бы мысленно там, откуда мы уехали, но где жизнь продолжает кипеть. Ощущение, что и я, и Дашка поставили свои жизни на паузы.
Мы не знаем, что нас ждет завтра. Мы не знаем, как себя вести до конца. Потому что за пять лет Москва стала определенно чужой, холодной, несмотря на то, что в Питере погода куда сквернее. Этот город сломал нас, однажды.
И вот он позвал меня и дочь в свои объятия вновь. Только повод ужасный.
— В этом есть необходимость, да?
Я не успеваю встать со стула, как вновь присаживаясь обратно. Приходиться сжимать крепко руки на ручке от сумки, так почему-то проще удерживать баланс.
Эта привычка стала появилась недавно. Буквально с момента, как мой младший ребенок попала в больницу. Но с того момента, когда я чувствую, что мир словно расплывается под ногами, что я становлюсь неустойчивой, я вцепляюсь в ручку сумки, как за спасательный жилет.
И становится легче.
Мой психолог говорила, что фиксация на предмете — это некий якорь. Когда мы якоримся, то пытаемся вернуть себя в физический мир, чтобы заглушить душевные муки.
— Планируем Дарье Александровне поставить капельницу. Профилактическую. А еще у нас сегодня веером мастер-класс по рисованию.
Он подмигивает Дашке, а она слабо улыбается в ответ. Мне приходится на считанные секунды уйти в раздумья, хотя что я сегодня смогу решить?
Если врач говорит, что надо, значит надо.
— Мам, — Даша подходит вплотную ко мне, опуская свою тоненькую ладонь на мое плечо, — Врач прав. Я останусь, зато буду под присмотром. А вы с папой завтра с утра приедете, и не забудь, — заправляет выбившуюся прядь за ухо, — Сразу побольше сыра и ветчины. Если слойки найдешь где-то в пекарне, то вообще пушка. Мне же можно?
Тут же обеспокоенно тараторит врачу.
— Можно, Дарья Александровна. Пойдемте, я вам палату покажу. А потом с детьми познакомитесь, они у нас шумноватые и активные.
Даша вновь храбрится, идет впереди, таща за собой большой плотно набитый рюкзак в виде панды с двумя игрушками, висящими на карабине.
Роман Владимирович Дашку похлопывает по спине, шутит, отчего она тут же улыбается. Я чуть успокаиваюсь, понимая, что оставляю ее в надежных руках.
Ей помогут. Это ведь самое главное!
Прощание у нас выходит быстрым, потому что ее сразу же уводят на процедуру, да и лишние эмоции сейчас нам не нужны.
До дома еду на метро. Москва стоит, все в пробках. Я тут же вспоминаю свою жизнь в столице, как водила машину, ездила по делам фонда. Ностальгия неприятно колет где-то в груди. И вновь сравниваю себя ту, что живет сейчас в Питере.
Спокойную, уверенную в себе. Даже если встаю на набережной в пробке, то обычно поток машин двигается довольно быстро, а если задержаться на часок на работе, то пробки можно уже и не застать.
В Москве такие фишки не срабатывают.
Захожу в несколько пекарен у дома, милая девушка в третье по счету пекарне говорит, что завтра с утра обязательно слойки с ветчиной и сыром будут, прошу ее отложить для меня штук пять, и что я обязуюсь зайти утром.
Дома прошу включить Алису для меня медитативную музыку, чтобы немного успокоить нервы. Набираю ванну, заполняя обильно пеной.
До Карины дозвониться не могу, зато Дашка в телеграмме присылает смешные селфи и показывает свои рисунки.
Я улыбаюсь широко, чувствуя как в рот попадают соленые капли от слез. Я хочу, чтобы она всегда так улыбалась. Каждый день. Чтобы не знала бед, горечи и печали.
Звонок в дверь отвлекает меня как раз в тот момент, когда я уже почти сбрасываю халат, чтобы залезть в ванну. Карина, наверно, ключи забыла. Но я очень рада, что она приехала.
На энтузиазме, ожидая старшую дочь, широко распахиваю дверь, даже не спросив, а кто собственно пришел.
А лучше бы я это сделала…
Опрометчиво, Юля. Очень опрометчиво.
— Добрый день, Юля! Вернее уже вечер. Пустишь?
Поправляю на себе халат, делая шаг вперед.
— Нет, Алена. Не вижу смысла в твоем визите. Нам нечего обсуждать.
— Я так не думаю… — она смыкает свою ладонь на дверном косяке, постукивая красными ногтями по поверхности, — Мне, видишь ли, очень не нравится, что ты тесно общаешься с моим мужчиной.