Царь грозной Руси

19. БЫТЬ ДЕРЖАВОЙ ИЛИ УЛУСОМ?

Казаки в XVI в. оставались разобщенными. Различные городки и станицы (изначально станицами назывались не населенные пункты, а отряды) существовали независимо, избирали собственных атаманов. Да и служили казаки разным правителям. Например, после того как турки и татары изгнали казаков из Азова, некоторые решили остаться в этом городе (или вернулись). В 1516 г. Василий III просил султана, чтобы тот запретил азовским казакам «тревожить нашу украйну (т.е. окраину) и хватать людей». Но позже упоминания об азовских казаках исчезают. Очевидно, они приняли ислам и постепенно слились с прочим населением.

В Литве покровителями и предводителями казаков по-прежнему были воеводы приграничных крепостей. Давали им места для поселения, снабжали, а за это получали военную силу. Да и сами магнаты Поднепровья еще очень отличались от аристократов центральных областей государства (и от тех панов, какими они станут во времена Богдана Хмельницкого). Это были суровые и отчаянные воины, другим на границе Дикого Поля было нечего делать. По вере они были еще православными, по языку — русскими (т.е. украинцами), с детства воспитывались на коне, в боях. Саблей создавали свои владения, саблей защищали. Они были близки казакам по духу, и казаки были для них лучшими союзниками.

Оборона от татар в Литве была слабой. Шляхта усердствовать в службе не спешила, у короля вечно не хватало денег, и он не мог себе позволить строить засечные черты, каждое лето собирать на границе войска, как это делали московские государи. В таких условиях казаки были единственной реальной силой, противостоявшей набегам. В 1517 г. за подвиги в боях с крымцами и турками (и за то, что в русско-литовской войне они не приняли сторону Василия III) Сигизмунд даровал казакам «вольность и землю выше и ниже порогов по обеих сторон Днепра». Даровал так запросто, потому что эти земли ему не принадлежали. Там никто не селился, только разгуливали шайки татар.

Донское казачество ни от кого не зависело, но поддерживало связи с Россией. В период распада Золотой Орды Сарско-Подонская епархия была перенесена в Москву, стала Крутицкой, но сохранила свою задачу окормлять православное население на бывших ордынских территориях, в том числе на Дону. Очень важной была для казаков и торговля. Они промышляли охотой, рыболовством, военными предприятиями, и им требовалось продать свою добычу, шкуры, рыбу, чтобы приобрести одежду, оружие, боеприпасы. Донские казаки все еще были разделены на верховых и низовых. Верховые приезжали торговать в русские города. У низовых для этого возник городок Ахас, куда съезжались купцы. Говорили: «Имей только огонь и соль, все остальное найдешь в Ахасе» [18]. Низовые казаки были частыми гостями и в Азове. Торговля с ними была очень выгодной для местных жителей, и турецкие власти пускали казаков в город. А донцы, в свою очередь, ценили сложившиеся отношения и не нападали на азовцев.

Контакты с казаками, разумеется, были полезными для русских пограничных воевод. От кого же еще можно было получить исчерпывающую информацию, что творится в степи? Их услугами пользовался и великий князь. Когда Василий III решил перевести на постоянную основу дипломатические отношения с Турцией, он пригласил для переговоров донских атаманов. Казаки высказали свои соображения, что обмениваться посольствами на Переволоке нельзя из-за опасности со стороны ногайцев и Астрахани. И установили такой порядок, что встреча и передача послов будет происходить в низовьях Дона и на Медведице, а охранять их во время путешествия по Дону станут казаки. За такую службу платилось жалованье. Но сама служба пока еще оставалась эпизодической.

Ошибкой многих историков является отождествление казаков с конницей. Знаменитая казачья кавалерия начнет свой боевой путь много позже, в середине XVII в. А в описываемое время хозяевами степи были татары. Им принадлежали и пастбища. Выиграть столкновение с массами татарской конницы или уйти в степи от конной погони было проблематично. А казаки селились по рекам, в зарослях, труднодоступных для степняков. Строили городки — насыпали вал, ставили частокол или просто плетень, сажали ограду из колючих кустов. Если налетят татары, на конях атаковать они не смогут, придется спешиваться. Но добычи им такой бой не сулил, только потери. Глядишь, и не станут осаждать, уйдут. Донские казаки писали крымскому хану: «Наши городки не корыстны, оплетены плетнями, увешаны тернами, да достать их надобно твердо головами» [58]. Ну а в крайнем случае, если враг все же прижмет, можно было бросить городок со скудными пожитками и уплыть на лодках.

Воевали тоже на лодках и пешими. Расчет строился на том, чтобы внезапно ударить десантом, захватить трофеи, а пока противник опомнится, казаки уже отчалили, попробуй достань их на воде. Налегли на весла и скрылись в протоках, плавнях. Все казаки были великолепными стрелками (а как же, ведь пропитание добывали охотой). В европейских армиях огнестрельное оружие еще не получило широкого распространения, но у казаков очень многие имели его и старались обзавестить любыми способами — захватить у неприятеля, выменять, купить. Делались и шаги к организации. Днепровские казаки выбирали гетмана. Донские объединялись и ставили над собой общего предводителя только на время совместных предприятий. В связи с этим у верховых и низовых казаков возникло два центра, где собирались для походов, а потом делили добычу. Выборы атаманов и дуван нередко сопровождались конфликтами, и эти центры носили характерные названия — Раздоры возле впадения в Дон Северского Донца и Верхние Раздоры на Медведице.

Жизнь в городках была тяжелой и опасной. И из царского указа более поздних времен известно, что многие донские казаки в XVI в. держали свои семьи в русских городах. Жены вели хозяйство, растили детей, а мужья приходили к ним на зиму. А о женах днепровских казаков польский историк Ян Сеннинский сообщал, что они жили в Каневе, Черкассах, и «женщины у них наравне с мужчинами участвуют в военных действиях» [34].

Ряды казаков пополнялись не только естественным приростом. К ним присоединялись добровольцы, которым нравился казачий образ жизни. Но принимали далеко не каждого. А если человек ненадежный? Если струсит и подведет в трудную минуту? Сперва новичок должен был несколько лет походить в «товарищах» у «старого» казака. К нему присматривались, проверяли, обучали, и лишь после этого, если достоин, круг признавал его полноправным казаком. В Поднепровье бежали и крепостные от панского гнета. Но, опять же, казаками становились не все. Беглых охотно принимали местные магнаты, давали льготы, селили на своих землях, и они оставались обычными крестьянами. И лишь некоторые, самые вольнолюбивые, смелые, выносливые вливались в отряды казаков.

В XVI в. казаки поселились и на Тереке. По преданиям, первый отряд во главе с Андреем Шарой пришел сюда с Дона. Весьма вероятно, что на Терек перебрались и вятские ушкуйники, изгнанные Иваном III — этнографы и фольклористы выявили у здешних казаков многие особенности, общие с Русским Севером [13]. Эта версия вполне логична и с исторической точки зрения. Когда великий князь присоединил Вятку к своим владениям, удальцы не могли обосноваться где-нибудь на Волге, она контролировалась казанцами и астраханцами. А добраться через Каспий на Терек было нетрудно. Как показывают исследования, сперва казаки «кочевали в гребнях» (горах) по рекам Аргун, Баас, Хулхулау, Сулак, Акташ, Сунжа, в Воздвиженском и Татартупском ущельях, по Качкалыковскому хребту. А потом выбрали постоянное пристанище по реке Сунжа (в фольклоре гребенцов ее зовут Сунжа-матушка). Здесь казаки установили тесную дружбу с кабардинцами, стали союзниками.

Косвенным подтверждением связей казаков с Вяткой может служить и то, что в период борьбы с Казанью в 1530-х – 1540-х гг. Вятка снова стала крупной казачьей базой. Но к этому времени казачьи отряды уже осваивали и Волгу, появились на Яике. Причем казаки, жившие по разным рекам, поддерживали связи между собой и считали друг друга братьями. Не мешало даже разное подданство. Монархи России и Литвы могли враждовать между собой, стараться нацелить татар на владения соседа, но для казаков обеих держав крымцы были общим врагом.

Как уже отмечалось, воеводе Дашковичу удалось соблазнить некоторых казаков, сколотить из них отряд, который вместе с татарами и литовцами нападал на Северщину и Рязанщину. Но польские документы свидетельствуют, что другие днепровские казаки сохранили дружбу с северскими и нередко промышляли рыбу на «северских реках». Рука об руку выступали против крымцев, украинские казаки извещали русских о движениях Орды. Сахиб-Гирей заключил с Сигизмундом союз против России, но в 1527 г. он жаловался королю: «Приходят к нам каневские и черкасские казаки, становятся под улусами нашими на Днепре и вред наносят нашим людям». Возмущался, что они напали на татарские тылы, когда «я шел на Московского князя… Хорошо ли это? Черкасские и каневские властители пускают казаков вместе с казаками неприятеля твоего и моего (т.е. русского государя) под наши улусы, и что только в нашем панстве узнают, дают знать в Москву» [34].

С начала правления Ивана Грозного казаки все чаще упоминаются в дипломатической переписке. В Москву сыпались жалобы на них из Крыма, от ногайцев. А российские власти в ответ разводили руками: «На поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные ходят баловни казаки, а и наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят». На самом деле ходили не только «баловни». Казаки, несшие службу на русской границе, не ограничивались пассивной обороной, сами совершали вылазки в степь, объединяясь с вольными казаками. В 1546 г. воевода Путивля доносил царю: «Ныне, государь, казаков на поле много: и черкасцев (украинцев), и кыян (из Киева), и твоих государевых, вышли, государь, на поле изо всех украин».

Ханские дипломаты ругали «казаков-севрюков» и «всю русь», осевшую на Дону, требовали «свести их» с этой реки. В 1549 г. возмущались атаманом Сары-Азманом, который со своим отрядом «на Дону в трех или четырех местах города поделали… да наших послов и людей стерегут и разбивают». (Кстати, и в упоминавшемся названии городка Ахас, и в имени Сары-Азман присутствует все тот же корень «ас». Это имя, как и слово «казак», не тюркское, в иранских языках оно переводится как «белый — или благородный, вольный муж»). Москва не отрицала, что Сары-Азман прежде служил царю, но потом ушел «в поле».

В общем, ответы были стандартными — за действия таких ватаг Русь не отвечает, они «как вам, так и нам тати», вот и разбирайтесь сами. Но воспринимать подобные объяснения буквально, как это делают некоторые историки, ни в коем случае нельзя. Донесения воевод показывают, что в столице о действиях казаков были хорошо осведомлены. И воеводы не получали никаких приказов пресекать их. Ну а дипломатия есть дипломатия. Ведь и крымские ханы заверяли, что на Русь нападают вовсе не они, а «непослушные» царевичи и мурзы. Москва с помощью казаков стала отвечать адекватно, но тоже «неофициально» — знать не знаем и ведать не ведаем.

«Малая» степная война послужила прелюдией большой. Пока в России заправляли временщики, ее положение на международной арене ухудшилось до крайности. Ливонский орден вообще перестал считаться с нашей страной, отбросил все договоры, прервал русскую торговлю с Западом. В Польше и Литве одряхлевший Сигизмунд уступил власть сыну Сигизмунду II Августу, и новый король даже не известил Москву о своем восшествии на престол! Пять лет не удосуживался прислать хотя бы гонца, игнорируя Ивана IV, как пустое место. Очевидно, выжидал, усидит ли он на троне.

А главная опасность нависла с юга и востока — альянс Крыма и Казани, который теперь поддерживался Османской империей. Наступление татар и турок на Северный Кавказ грозило объединить ханства. В их орбиту втягивались и соседние народы. Авторитет Сахиб-Гирея возрос, за ним видели непобедимые султанские полки. Ему взялась помогать и турецкая дипломатия. Сам Сулейман направил послание ногайскому князю Юсуфу, величая его «князем князей» — и тому, конечно, нравилось. А дочь Юсуфа Сююн-Бике была любимой женой казанского царя. Кроме нее, в гареме Сафа-Гирея были дочери астраханского, сибирского ханов. Родственные связи готовили почву и для политических. Крымский хан снова грезил о возрождении Золотой Орды. А Руси, соответственно, отводилась участь его «улуса». Да и куда она денется, когда могущественная татарская держава охватит ее полукольцом?

Петлю, которая стягивалась вокруг нашей страны, требовалось решительно разрубить. И Иван Васильевич, едва лишь избавившись от Шуйских, начал предпринимать усилия в этом направлении. В цепи врагов самым доступным для ударов звеном была Казань. Первые походы против нее, предпринятые в 1544–1545 гг., из-за своевольства и недисциплинированности воевод стали лишь карательными рейдами. Русские отряды вторгались на казанские земли, разоряли села. Но даже такие операции привели к важному результату. Ближе всех к границе жили «горная» черемиса (обитавшая на западном берегу Волги, в отличие от «луговой», восточной) и чуваши. Посыпавшиеся нападения им, конечно, совсем не понравились, они взбунтовались, отпали от Казани и направили послов в Москву просить о мире и подданстве.

Пошел раздрай и в самой Казани. Здесь многие были недовольны засильем крымских вельмож, ростом налогов. А как только русские начали активные действия, местные жители обеспокоилась. Заговорили, что пора опять налаживать отношения с Москвой. Сафа-Гирей воспротивился. Обвинил сторонников мира в измене, казнил ряд оппозиционеров. Но расправы озлобили подданных, в январе 1546 г. они восстали, выгнали хана с крымцами и обратились к Ивану IV, обещая быть ему верными вассалами.

Государь возвел на казанский престол касимовского царя Шаха-Али, который когда-то уже правил ханством. Но удержался он всего месяц. Сафа-Гирей получил помощь из Крыма, от ногайцев и двинулся к Казани. В городе у него тоже нашлось достаточно сторонников. Набеги на Русь, торговля рабами и их использование в хозяйстве приносили казанским вельможам и купцам огромные выгоды. А союз с Крымом и Турцией давал надежду отбиться от русских. Произошел переворот. Шах-Али был арестован, но сумел бежать. А Сафа-Гирей, вступив в город, подчистую уничтожил пророссийскую партию. Всех, кто принял участие в переговорах с Москвой, кто помогал Шаху-Али, он обрек на смерть. Казнили и их родных, близких. 76 князей спаслись бегством, попросились на русскую службу.

Для борьбы с Крымом и Казанью Россия нашла союзника — астраханского хана, враждовавшего с Гиреями. Но никакой практической пользы этот союз не принес и просуществовал недолго. В 1547 г. Сахиб-Гирей при поддержке турок захватил Астрахань. После этого и ногайцы признали его власть. «Новая Золотая Орда» становилась реальностью. И к чему это вело, красноречиво свидетельствует поведение татар. Русских купцов, торговавших в Крыму, принялись хватать и обращать в рабство. Государева гонца, приехавшего в Бахчисарай, ограбили и подвергли поруганиям. А царю Сахиб-Гирей хвастливо сообщил о взятии Астрахани, о подчинении кавказских горцев, и угрожал: «Ты был молод, а ныне уже в разуме: объяви, чего хочешь, любви или крови?» Если «любви» — требовал ежегодную дань в 15 тыс. золотых. Если же нет — «то я готов идти к Москве, и земля твоя будет под ногами коней моих».

Но Иван IV отреагировал жестко. За бесчестья своих дипломатов и насилия над купцами он велел посадить в тюрьму крымских послов. А следующий поход на Казань возглавил лично. Правда, из-за московского пожара и мятежей его пришлось отложить. Выступили по зимнему пути в конце 1547 г. Это был уже не набег «легким делом». Требовалось взять столицу ханства. Подготовились капитально, собралась многочисленная армия, артиллерия. Но зима выдалась необычно теплая, дождливая. Пушки вязли в грязи. От Москвы до Владимира и Нижнего Новгорода их тащили «великою нужею». Артиллерия и обозы тормозили войско. А в первых числах февраля, когда начали переправу через Волгу, случилась сильная оттепель, лед покрылся водой, под тяжестью грузов стал проваливаться. «Пушки и пищали многие проваляшесь в воду… и многие люди в протошинах потопиша».

Царь сам руководил переправой и спасательными работами, находился на острове Роботка. Лед разломало, и Иван Васильевич застрял там, трое суток не мог выбраться. После этого о штурме Казани не могло быть и речи. Летопись сообщает, что государь «с великими слезами» вернулся в Москву. Тем не менее, даже в подавленном состоянии, он принял верное решение: не отменять поход. Это совсем деморализовало бы армию, подняло дух казанцев. И царь приказал Дмитрию Бельскому с конницей все же дойти до Казани. Сафа-Гирей вывел свое войско на Арское поле, но был наголову разгромлен, русские полки «втоптали» его в город. Осаждать не стали, просто прошлись по ханским владениям, лишний раз наказали хищников. А ратники смогли, по крайней мере, разжиться трофеями — в тогдашних войнах это было вполне законно и немаловажно. Хоть как-то вознаградили понесенные труды и лишения.

Летом 1548 г. татары нанесли ответные удары. На южные районы обрушились крымцы, а орды Сафа-Гирея вторглись вдоль Волги, опустошая окрестности Галича и Костромы. Костромской воевода Яковлев вывел из крепости гарнизон, вооружил горожан и в сражении на Гусевом поле разбил одну из казанских дружин, которой командовал князь Арак. Врага погнали, истребляя без пощады, и остальные отряды, узнав об этом, предпочли убраться.

А затем в Казани произошли перемены. В обращениях к султану здешние жители всегда подчеркивали необходимость защиты ислама. Но сами не слишком строго соблюдали предписания своей религии — любили выпить. В летописях отмечены несколько случаев, когда русские пользовались этим и громили их нетрезвых. А Сафа-Гирей в пристрастии к вину далеко превзошел подданных. Гудел, что называется, по-черному, и в марте 1549 г. в пьяном виде поскользнулся, ударился головой «в умывальный теремец» и «убился в хоромах своих». Вполне может быть, что он и не сам поскользнулся. Вечно пьяный хан, отдающий под хмелем самодурские приказы, был не слишком приятным правителем. И мужем был далеко не лучшим — Сююн-Бике сразу же утешилась с любовником, крымским уланом Кощаком. Хроники рисуют его «свирепым», воинственным, властолюбивым. Словом, мужчина хоть куда.

А ханом казанская знать провозгласила двухлетнего сына покойного Утемыш-Гирея при регентстве матери, той же Сююн-Бике. Для всех удобно получилось. Вдобавок появился повод предложить России заключить мир — дескать, главного виновника войны уже нет, вот и отмените дальнейшие походы. Но казанцы лгали. Одновременно они направили послов в Крым. Просили Сахиб-Гирея — если он хочет, «чтобы тот юрт» от него «не отошол» и продолжилась война «с русскими людьми», пусть пришлет в Казань царя. И просили не кого-нибудь, а находившегося в Стамбуле Девлет-Гирея. Рассчитывали, что он лучше других сумеет получить от султана военную помощь, а потом унаследует и крымский престол. Но послы до Бахчисарая не доехали. Их перехватили казаки и представили письмо в Москву [138].

Узнав об истинных намерениях казанцев, Иван Васильевич все же не отказался от переговоров о мире, предложил прислать полномочных послов. Но они так и не прибыли. Русским всего лишь морочили головы, ожидая крымцев и турок. Однако и царь не смог воспользоваться благоприятной ситуацией для удара по Казани. Нужно было изготовить новые пушки взамен утонувших. А Пушечный двор сгорел во время пожара, ливонцы не пропускали в Россию медь. Война требовала и денег, а они были нужны на восстановление Москвы. Очередной поход готовился два года. И… чуть не сорвался.

Армия собралась во Владимире в ноябре 1549 г., возглавил ее снова царь. Но воеводы, невзирая на его присутствие, принялись местничать, отказывались исполнять свои обязанности. Между прочим, факт показательный и яркий. Правительство Сильвестра—Адашева находилось у власти уже два года, но, как мы видим, порядка в стране отнюдь не навело. Наоборот, боярская анархия колобродила пуще прежнего. И Иван Васильевич, которого любят изображать крутым «тираном», на самом-то деле не мог унять распоясавшихся аристократов. В итоге начальники спорили, полки стояли без дела и терялось время… Царь был вынужден вызвать во Владимир митрополита. Святитель Макарий убеждал воевод послужить царю и Отечеству «в любви и братстве», прекратить свары. Уговаривал «ради христианства», грозил церковными карами. Кое-как уломал, и лишь тогда войска выступили.

Этот поход тоже выдался тяжелым. Ударили сильные морозы, были замерзшие, много обмороженных. Царь подбадривал людей, вдохновлял их собственным примером — он все время находился с воинами, разделял с ними трудности [49]. Полки осадили Казань 14 февраля. Государь предложил городу капитулировать. Архимандрит Новоспасского монастыря Нифонт писал, что у Ивана Васильевича была и иная надежда овладеть городом, в Казани имелись сторонники России, обещавшие открыть ворота. Но их обещания оказались пустыми, а сдаваться город отказался. Царь повелел строить туры — осадные башни, ставить батареи. Загремели первые залпы…

И тут-то сказалась задержка из-за боярских склок. Уже приближалась весна, таял снег. А осада в грязи и воде была бы гибельной для воинов. Иван IV попытался решить проблему единственным возможным способом, взять крепость до распутицы. Бросил войска на штурм. Но он не был как следует подготовлен, а казанцы во главе с Кощаком оказали ожесточенное сопротивление. Рубка длилась целый день, бойцы врывались на стены, но их выбивали. Атаки захлебнулись… А потом зарядили дожди. Пошло бурное таяние снегов. От влаги намок порох. Дороги залило морями грязи, нарушая подвоз продовольствия. И пришлось отступить.

Дело могло обернуться полной катастрофой. Казанцы, видя, что русские уходят, воодушевились, вывели из города все свои силы и двинулись в преследование, грозя смять, прижать к Волге и уничтожить измотавшиеся и растянувшиеся на марше русские полки. Но молодой царь проявил себя настоящим героем. Он лично взялся командовать арьергардом из легкой конницы, осаживал врага и сдерживал напор, пока ратники сумеют протащить по грязи тяжелые пушки и обозы, переправят их через Волгу. По набухшему, опасному льду, среди промоин, покинули левый берег последними…

Да, «четыре евангельских заповеди» св. Макария царь выполнял строго. Первой из них как раз и была храбрость. Но второй заповедью была мудрость. В общем-то после нескольких неудавшихся походов впору было задуматься: а стоит ли раз за разом повторять одно и то же? Или следует поискать другое решение? И Иван Васильевич нашел его. Он обратил внимание на Круглую гору у впадения в Волгу реки Свияги. Гору, с которой открывался обзор на десятки верст вокруг. Это было не только красивое, а стратегически важное место. Предание об основании Свияжска рассказывает, что царю явился во сне св. Сергий Радонежский и повелел строить на горе крепость.

Конечно, «высококультурные» историки постарались не обращать внимания на легенду, заменили ее собственными домыслами, что идею внушил государю «кто-то» из воевод. Хотя тут позволительно усомниться. Ведь те же самые воеводы, которые сопровождали Ивана IV в походе — Дмитрий Бельский, Семен Микулинский, Шах-Али, Курбский и др., уже неоднократно бывали в здешних краях. И Круглую гору видели, но не придавали ей значения. А государь был здесь впервые. Гору заметил и понял, насколько выгодно ее положение. Что ж, он наверняка посоветовался и с воеводами. Это полное право главнокомандующего, взвесить все плюсы и минусы. Но кардинальное решение принял он сам. Даже и результат четко предугадал: «Стесним Казань; Бог даст нам ее в руки». И в этот раз, несмотря на неудачу, он вернулся в Москву не «с великими слезами», а «с веселым лицом». Поход 1549–1550 гг. имел еще одно следствие. Царь впервые увидел боевые качества казаков. И, судя по всему, высоко оценил их — именно с этого времени казаков начали широко привлекать ко всем боевым операциям русских войск.