Царь грозной Руси

45. ПОЛЕ СЛАВЫ — У ВОСКРЕСЕНИЯ НА МОЛОДЯХ

На татарский набег ответили казаки. Днепровские казаки во главе с Ружинским «впали за Перекоп», погромили улусы. А волжские казаки отплатили за измену ногайцам, совершили рейд на их столицу Сарайчик, разорили и сожгли его. Но эти удары не шли в сравнение с ущербом России. Девлет-Гирей прислал к царю гонца с оскорбительным подарком — ножом (дескать, можешь зарезаться). Передавал, что прислал бы коней, но они «утомились», вывозя добычу. Насмехался — я, мол, «искал тебя в Москве», а ты не захотел встретиться, скрылся.

Но Иван Грозный умел смирять себя. После чумы, голода, татарского нашествия положение было крайне тяжелым. Требовалась хотя бы передышка. Царь делал вид, будто не заметил оскорблений, направил посольства в Бахчисарай, в Стамбул. Выражал готовность примириться, шел на очень большие уступки. Соглашался уйти с Кавказа, приказал срыть Терский городок, раздражавший турок — все равно почти все местные князья перекинулись к Девлет-Гирею, удерживать крепость было трудно. Государь соглашался платить «поминки» хану, даже отдать Астрахань. Впрочем, еще надеялся схитрить. Писал своему постоянному представителю в Крыму Афанасию Нагому — при переговорах надо постараться выторговать, чтобы астраханского хана утверждали совместно крымцы и Москва.

Но таких уступок врагам России было уже мало. В Турции русских дипломатов встретили грубо и заносчиво. Селим II соглашался на мир только в том случае, если царь уступит Казань и Астрахань, а сам станет «подручным нашего высокого порога», т.е. признает себя вассалом султана. В Крыму были настроены еще более решительно. Зачем брать часть, если можно взять все? Прошлый поход показал, как легко громить Русь. Значит, оставалось ее добить совсем. В Бахчисарае уже распределяли наместничества — кому из мурз дать Москву, кому Владимир, Суздаль. Евреи-работорговцы вызывались спонсировать следующий поход, а за это получали от хана ярлыки на беспошлинную торговлю в русских городах.

Девлет-Гирей повелел воинам «не расседлывать коней». А вслед за ним и турки намеревались двинуть свои армии, закрепить владычество над Россией. Стало известно, что Селим просит у Сигизмунда «одолжить» Киев — хочет сделать его промежуточной базой для операций на севере. Молдавский господарь получил приказ султана строить мосты на Дунае и запасать продовольствие для войск [49]. В общем, было ясно, что следующим летом предстоит жаркая схватка. И речь шла уже не о территориях, не о взятых или потерянных городах. Речь шла о самом существовании Российской державы…

Царь лично распоряжался восстановлением Москвы. Всех уцелевших жителей перевел в Китай-город. Запретил строить дома за пределами стен, а внутри — возводить высокие деревянные строения, которые легко поджечь стрелами. К концу 1571 г. наконец-то прекратился мор, два года свирепствовавший по стране. Открылось свободное сообщение между различными районами, перевозки продовольствия, товаров. И государь решил использовать зиму, чтобы нанести удар по самому слабому из врагов, Швеции. Избежать войны на два фронта — принудить Юхана к миру, а к лету перебросить все силы на юг. Приказал собирать войска у крепости Орешек, сам выехал в Новгород.

Но… вот тут-то открылось, насколько действительно ослабела Русь! Множество воинов умерло от чумы. Погибли основные силы сразу двух русских армий — одной под Ревелем, другой в Москве. А ведь дети боярские с малых лет обучались сидеть на коне, владеть оружием. Заменить таких профессионалов было некем. У других пострадали хозяйства, крестьяне умерли от эпидемии, разошлись из-за голода или были угнаны татарами. И помещики не могли привести положенное количество ратников. Раньше царское войско умножали черкесы, ногайцы, черемисы, башкиры. Сейчас одни из них перешли к врагам, другие стали ненадежны. Той непобедимой армии, которая брала Казань, Дерпт, Полоцк, больше не существовало! По призыву царя стекались жидкие отряды, на худых лошадях. Самым боеспособным ядром оказался корпус касимовских татар служилого царя Саин-Булата.

Вести наступление с подобными контингентами нечего было и думать. И тогда царь начал… отчаянно блефовать. Он вызвал шведских послов, все еще находившихся в России под арестом. Принялся нарочно брать их «на пушку», предъявив самые что ни на есть высокомерные условия. Даже называл себя «властителем Швеции» и указывал, что Юхан должен быть его вассалом. Лишь позже, в ходе переговоров, как бы смягчился, ограничился требованиями отказаться от Эстонии, вступить в союз с Россией и уплатить 10 тыс. ефимков за обиду русских дипломатов. И притворился, будто он только по просьбам послов соглашается до лета отложить вторжение в Швецию.

Хотя какое уж там вторжение! Наоборот, теперь нашествия ждала сама Россия. В феврале эвакуировали в Новгород казну, ценности, архивы. Надежды на то, что удастся защитить Москву, были не столь уж велики. И только ли Москву! При наступлении татар и турок должны были взбунтоваться казанские земли, Астрахань. Разгромом Руси никак не преминули бы воспользоваться поляки, шведы. Сил было так мало, а их еще требовалось разделять! Усиливать войска в Поволжье, гарнизоны крепостей на западе. На рубеж Оки ратников скребли «с миру по нитке». Командовать армией были назначены лучшие полководцы Михаил Воротынский и Дмитрий Хворостинин. Но сохранились данные, сколько войск было у них в подчинении. Разрядный приказ сообщал: «И всего во всех полках со всеми воеводами всяких людей 20043, опричь Мишки с казаки» [117].

Опричь Мишки с казаки — потому что спасать Россию пришел казачий Дон с атаманом Михаилом Черкашиным. Правда, население на Дону было еще небольшим, по разным оценкам отряд составлял 3–5 тыс. Но при такой численности армии это была весомая добавка великолепных, отборных бойцов. В числе 20 тысяч «опричь Мишки» было, как минимум, еще 2 тыс. казаков, документы указывают тысячу «казаков польских наемных с пищальми», и тысячу волжских казаков наняли на свой счет Строгановы. По планам, казакам предстояло действовать на стругах, прикрывать переправы Оки, а если хан будет отступать, нападать из засад, отбивая полон. Но ведь это «если». Силы были слишком неравными…

Воротынскому Иван Грозный отдал все лучшее, что у него было — опричников, московских стрельцов, гвардию из иноземцев. А оборону Москвы поручил князьям Юрию Токмакову и Тимофею Долгорукому, но у них воинов почти не было, вооружали жителей. В мае, проведя смотр войск в Коломне, царь выехал в Новгород. Нет, он никогда не был трусом, его не раз видели и в боях, и в эпицентре пожаров. Но требовалось в любом, даже в самом крайнем случае сохранить управление государством — а значит, сохранить и само государство. Собственной смерти Иван Васильевич не боялся, относился к ней по-православному.

Летом 1572 г., в Новгороде, он составил новое завещание. Очень необычное завещание. Это не дележка владений и богатств между наследниками, а большое, развернутое произведение. Здесь и подробнейшая исповедь царя перед Господом, и политическое завещание сыновьям Ивану и Федору — беречь Веру, Отечество, его целостность, крепить самодержавие. Иван Грозный предусматривал даже варианты, что его сыновьям не придется царствовать, что они станут изгнанниками. Писал, что они должны всегда стоять заодно, не позволять стравливать себя. Он на самом деле готовился погибнуть. Но погибнуть он мог только на последнем рубеже обороны, исчерпав все возможности борьбы. Пока царь был жив — и Россия жила.

И он снова блефовал! Делал вид, будто у него имеются другие сильные полки, будто он готовится исполнить свою угрозу, атаковать Швецию, и как раз для этого собирает войска. Хотя все, что удавалось собрать, конечно же, предназначалось не для наступления… Да, это был один из самых критических моментов в истории нашей страны. Девлет-Гирей поднял несметные полчища. Села на коней вся крымская орда, ногайцы. К хану пришли отряды кавказских горцев, собрались ополчения турецких городов Азова, Очакова, Кафы, Темрюка, Тамани. Султан прислал янычар, артиллерию. Великий визирь Турции Мехмед Соколович отправил к Девлет-Гирею многочисленных вассалов собственного двора. Исследователи признают, что поход был совершенно не похожим на прежние набеги татар [117]. Раньше они приходили как грабители, не обременяя себя лишним имуществом. Теперь шли завоеватели. С огромными обозами, прислугой. Численность армии достигала 100–120 тыс., а со слугами и обозными — до 200 тыс.

Летом эти тучи двинулись на Русь. При их приближении крестьяне прятались по лесам, спешили укрыться в крепостях, гарнизоны затворяли ворота. Но неприятели не отвлекались на пограничные города. Их целью была Москва. 27 июля они вышли к Оке у Серпухова. На противоположном берегу заняла позиции рать Воротынского, выставила батареи. Вдоль реки были вбиты ограждения из кольев, препятствие для конницы. Крымские разъезды были отброшены. Однако Девлет-Гирей и его полководцы заблаговременно распросили пленных, перебежчиков, собрали сведения о местности. Тоже выставили пушки, завязали перестрелку, показывая, будто готовятся форсировать Оку. А главные силы скрытно пошли вверх по реке и ночью стали переправляться через Сенькин брод. Сторожевой полк Ивана Шуйского, стоявший на этом направлении, был опрокинут.

Воевода Хворостинин поскакал к месту боя, узнал, что враг уже на левом берегу, и пытался задержать его, спешно направил полк правой руки на рубеж реки Нары. Но он даже не успел выйти на позицию, его с ходу отбросили. Неприятельская армия обошла русскую и по Серпуховской дороге устремилась к Москве. Казалось, прошлогодняя история повторяется. Но во главе русских войск стояли другие военачальники. Они не стали наперегонки с противником мчаться к столице, а затеяли другую игру. Смертельно опасную, но сулившую единственный шанс на успех. По дороге между лесов и болот лавина татар и турок растянулась длинной, многокилометровой змеей. И наши ратники вцепились этой змее в хвост, оттягивая на себя.

Хворостинин, собрав всю конницу, бросился в погоню. Ударил на арьергард, которым командовали крымские царевичи, разбил его, погромил обозы. Хан уже дошел до реки Пахры возле Подольска. Узнав о нападении на тылы, он остановился и выделил сыновьям еще 12 тыс. всадников, чтобы устранили досадную помеху. Мы не знаем, участвовали ли в разработке плана Черкашин и другие атаманы, но во всяком случае, был применен типичный казачий «вентерь». Русская пехота и артиллерия подтягивались следом за конницей и встали «у Воскресения на Молодях» — возле церкви Воскресения Христова в селе Молоди. Место было удобное, на холме, прикрытом рекой Рожайкой. Здесь поставили гуляй-город, передвижное укрепление из щитов на телегах. А наша кавалерия под натиском крымцев покатилась назад. И, удирая по дороге, подвела разогнавшихся татар прямо под батареи и ружья гуляй-города. Врага покосили огнем.

И хан сделал именно то, ради чего предпринимались все усилия. Не дойдя до Москвы 40 верст, повернул обратно, на русскую рать. Уничтожить, а потом уж продолжить путь. 30 июля разгорелось сражение. Противник обрушился всей массой. Шесть приказов московских стрельцов, 3 тыс. человек, прикрывавших подножие холма у Рожайки, полегли до единого. Татары сбили с позиций и конницу, оборонявшую фланги, заставили отступить в гуляй-город. Но само укрепление устояло, отражая все атаки. Были убиты ногайский хан, трое мурз. А лучший крымский полководец, второе лицо в ханстве Дивей-мурза, решил лично разобраться в обстановке, неосторожно приблизился к гуляй-городу. «Резвые дети боярские» во главе с Темиром Алалыкиным выскочили из укрепления, порубили свиту и захватили Дивея в плен.

Враг понес такой урон, что двое суток приводил себя в порядок. Но и положение руской армии было тяжелым. Она оказалась заперта в укреплении почти без еды и фуража, отрезана от воды. Люди и кони слабели, мучились. Воины пытались копать колодцы «всяк о своей голове», но ничего не получалось. Остается не до конца ясным, почему хан не использовал имевшуюся у него турецкую артиллерию. Возможно, берег ее для штурма Москвы, не хотел подставлять под меткий огонь русских пушек. Хотя ответ может быть и другим — Хворостинин, разгромив обозы, захватил или уничтожил возы с боеприпасами.

2 августа возобновился яростный штурм. Лезущие татары и турки устилали холм трупами, а хан бросал все новые силы, волна за волной. Подступив к невысоким стенам гуляй-города, враги рубили их саблями, расшатывали, силясь перелезть или повалить, «и тут много татар побили и руки поотсекли бесчисленно много». Уже под вечер, воспользовавшись тем, что противник сосредоточился на одной стороне холма и увлекся атаками, был предпринят смелый маневр. В укреплении остались Хворостинин и Черкашин с казаками, пушкарями и иноземной гвардией, а конницу Воротынский сумел скрытно вывести по лощине, двинулся в обход.

При очередном штурме неприятеля подпустили вплотную без выстрелов. А потом из всех ружей и пушек последовал страшный залп — по густой массе атакующих, в упор. Сразу же за смертоносным шквалом пуль и ядер, в клубах дыма защитники с криком бросились в контратаку. А в тыл хану ударила конница Воротынского. И орда… побежала. Бросая орудия, обозы, имущество. Ее гнали и рубили. Погибли сын и внук хана, «много мурз и татар живых поимали». Несмотря ни на какую усталость, измученность, незваных гостей «провожали» до самой Оки — здесь 3 августа прижали к берегу и уничтожили 5 тыс. крымцев. Многие утонули при переправе. Вышли из крепостей гарнизоны южных городов, прятавшиеся крестьяне, преследуя и истребляя бегущих.

И по всей Руси радостно затрезвонили колокола, зазвучали песнопения благодарственных молебнов. Победа! Да еще какая победа! Огромные полчища рассеялись и погибли. Передавали, что до Крыма добралось лишь 20 тыс. татар (хотя это, очевидно, было преувеличением). Полный разгром многократно превосходящих врагов был настоящим чудом… Кому-то в дни битвы было видение, что на помощь нашим ратникам явились семь святых князей — Александр Невский, Борис и Глеб, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Юрий и Ярослав Всеволодовичи. Пришли с Небесным Воинством и помогли одолеть неприятельскую рать [22]. Чествовали великомучеников и чудотворцев князя Михаила Черниговского и болярина его Феодора (Воротынский был прямым потомком св. Михаила Черниговского). После победы государь распорядился о торжественном перенесении мощей свв. князя Михаила и болярина Феодора из Чернигова в Москву, сам написал тропарь в их честь. Да наверное, и другие святые заступники земли Русской помогли…

К сожалению, повальное очернительство Ивана Грозного «заодно» испачкало всю его эпоху. Ну неужели в его «мрачные» времена могло происходить что-то яркое и великое? Стерлась и память о битве при Молодях. Хотя это фактически «второе Куликово поле». На Куликовом поле началась борьба за освобождение Руси от татарского ига, победа при Молодях пресекла последнюю реальную попытку восстановить это иго. Но если интересно, можете сами побывать на месте сражения, оно находится совсем рядом с Москвой. На машине — по Варшавскому шоссе между Подольском и Столбовой. На электричке — станция «Колхозная» по Серпуховскому направлению. Вдоль шоссе растянулось село Молоди, под мостом течет речка Рожайка. Есть здесь и храм Воскресения Христова. Конечно, уже не тот, древний, он построен в XVIII в. Но построен на месте старого, как раз там, где стоял гуляй-город, где хоронили наших воинов. А неподалеку от храма есть скромный камень-часовня, поставленный усилиями энтузиастов в 2002 г. Посмотрите на него, помолитесь и помяните хотя бы мысленно тех безвестных героев, которые на этом месте спасли Россию.