Царь грозной Руси

35. КАТОЛИЦИЗМ ПЕРЕХОДИТ В АТАКУ

Во Франции, несмотря на казни и гонения, число протестантов умножалось. Ко времени гибели Генриха II у них насчитывалось 2 тыс. молельных домов — в одних местах тайных, в других они действовали открыто под покровительством местных властей и феодалов. И движение приобрело не столько религиозный, сколько политический характер, гугенотов возглавили принцы крови из побочных ветвей королевского дома. Престол им никак не светил, а власти хотелось. Чем они хуже короля, а тем более его министров и советников? Лидерами оппозиции стали принц Конде и Антуан де Бурбон — король крохотного государства Наварра, лежавшего между Францией и Испанией.

Противостояние усугубилось тем, что корона досталась слабому и инфантильному сыну Гениха, Франциску II. Реальную власть постаралась захватить его мать, Екатерина Медичи. Но ее очень трудно было назвать правоверной католичкой. Она окружала себя магами, колдунами, астрологами, выписывала их из разных стран. При ней собралась целая плеяда «светил» в данной области — Нострадамус, Гаурин, Дукале, Кардано, Джунктине [52]. А самым авторитетным колдуном считался Руджиери. Против него было официально возбуждено обвинение в некромантии и человеческих жертвоприношениях, но Екатерина дело прикрыла и назначила любимца аббатом монастыря Сен-Мар.

Впрочем, подобные увлечения были в Европе не редкостью. «Хороших» колдунов и предсказателей старались заполучить короли, епископы, папы. Огромный спрос был на астрологов и алхимиков. А жертвоприношения вполне легально совершались в Англии. Здесь практиковался какой-то древний обычай — когда возраст короля или королевы или число лет правления были кратны числу «7», казнили невиновного человека [36]. Чтобы обеспечить монарху благополучие на следующую «семерку». Ни в католическую, ни в англиканскую религию это совершенно не вписывалось, но, тем не менее, неукоснительно соблюдалось. Что поделать, «добрая старая традиция». И против нее не возражали ни граждане, ни парламенты.

Но у Екатерины Медичи, кроме магии, хватало и других увлечений. Давняя неудовлетворенность, подглядывание за мужем и его пассией развили в ней болезненную сексуальность. Оставшись в 40 лет могущественной вдовой, она не искала себе фаворитов, но ее страсть приняла иные формы. Она заставляла придворных дам обнажаться перед собой и забавлялась, если те смущались. Слугам и служанкам приказывала вступать в связь на своих глазах. А колдуны, зная о слабостях хозяйки, баловали ее темными эротическими ритуалами. Подрастали младшие детишки Екатерины — Карл, Генрих, Маргарита, Франсуа, и их католическая вера тоже была весьма сомнительной. Они, например, в своих играх, наряжались епископами и ездили по улицам, водя за собой шутовскую процессию в монашеских одеждах.

Французских католиков возглавила не королева-мать, а Гизы. Таким образом, возникло даже не две, а три партии. Гугеноты угрожали целостности государства и престолу. Но и Гизов, выдвиженцев Дианы Пуатье, Екатерина ненавидела, только поделать с ними ничего не могла, они набрали слишком большую силу. Ведь и Франциск II был женат на шотландской королеве Марии Стюарт, по матери из рода Гизов. Эта семейная пара получилась просто карикатурной. Высокая, огненно-рыжая Мария слыла ослепительной красавицей, а тщедушный Франциск был физически недоразвитым. Зато жена всецело прибрала мужа к рукам, и Гизы принялись вертеть им как угодно, настраивая на гонения гугенотов.

В свою очередь протестанты в 1560 г. задумали перехватить пешку-короля под собственное влияние. Просто-напросто выкрасть его, когда он находился в замке Амбуаз. Возглавлял операцию принц Конде, в лесу собирались отряды. Но о заговоре донесли. По иронии судьбы, перепуганный Франциск поручил ликвидировать злоумышленников тому же Конде. И принц, спасая собственную шкуру, рьяно взялся выполнять приказ. Прочесал леса, выловив несколько сот человек. А чтобы не проболтались, Конде велел их сразу же казнить. Целыми дюжинами вешали на стенах замка, топили, рубили головы. Казни шли несколько дней, и на них, как пишут современники, «очень любила смотреть женская часть двора». А в замок вели на смерть все новых подозреваемых. Прекратилась вакханалия лишь тогда, когда короля и придворных выгнала из Амбуаза невыносимая трупная вонь.

Доказательства виновности Конде все-таки обнаружились, его арестовали и осудили на казнь. Но в конце 1560 г. здоровье Франциска II ухудшилось, и в декабре он преставился. Считается, что от болезни и неправильного лечения. Хотя ходили слухи и об отравлении, и о том, что хилого юношу «заездила» жена. Королем был провозглашен его младший брат Карл IX. Но ему было всего 10 лет, и тут уж Екатерина Медичи получила полную власть регентши. И одним из первых своих актов она… помиловала и освободила Конде. Как противовес Гизам. Поспешила избавиться и от их коронованной родственницы. Марию Стюарт, по французским обычаям, на 40 дней заперли в строгой изоляции. Не ради траура, а для проверки, не успел ли король зачать наследника, и изоляция требовалась, чтобы королева не схитрила на стороне. А по истечении контрольного срока Екатерина выслала ее вон из Франции. Преследования протестантов она свернула — назло Гизам. И ересь с новой силой стала разливаться по Франции.

Ну а в Англии религиозные проблемы переплелись не только с политикой, а еще и с элементарной наживой. Елизавету I возвели на престол те же самые круги, чей разгул окоротила Мария Тюдор. Организатор переворота Уильям Сесил при Эдуарде VI входил в круг временщиков, занимал пост госсекретаря — а теперь он возглавил правительство, стал лордом-казначеем, лордом-смотрителем королевских покоев. Он же формировал окружение новой королевы. Разумеется, из своих ставленников. От самой Елизаветы в данном отношении ничегошеньки не зависело. Ее использовали как знамя, под которым вернулись к власти деловые и предприимчивые «новые люди», и политику они повернули в старое русло.

Первым делом были отменены все католические законы Марии и принят еще один «Акт о единообразии богослужения». Англия снова становилась протестантской страной. Непосещение англиканской церкви наказывалось еженедельным штрафом. Неделю пропускал службу — плати. А за переход из протестантского вероисповедания в католическое полагалась смертная казнь. Однако религиозного «единообразия» это отнюдь не принесло. Появились «церковные паписты», ходившие в храм лишь во избежание штрафов. Появились «отказники», предпочитавшие платить и не ходить. Появились пуритане и прочие радикальные секты, требующие вообще упразднить храмы и церковную организацию.

Монастыри, восстановленные Марией Тюдор, опять конфисковали — что позволило обогатить казну (и новых временщиков). А по стране возобновилось безудержное огораживание. Землевладельцы спешили вознаградить себя за годы прошлого правления, когда приходилось подчиняться законам. Сгоняли крестьян и арендаторов, заводя дополнительные стада овец. На дороги, как и прежде, выплеснулись толпы нищих и бездомных. Но Елизавета и ее советники приняли законы против бродяжничества, еще более жестокие, чем при Эдуарде.

Отныне каждый человек в возрасте от 20 до 60 лет, независимо от пола, обязан был трудиться. А безработный поступал в полное распоряжение того, кто о нем донесет. Продолжительность рабочего дня определял хозяин, он получил право наказывать работников плетью. За побег осуждали на пожизненное рабство и клеймили, выжигая на щеке «S» (раб). За второй побег ставили клеймо на вторую щеку. За третий вешали. Впрочем, беглый или уклоняющийся от найма мог прокормиться только воровством, а за это вешали сразу [17]. Выносил приговоры единолично любой мировой судья, и по всем городам в базарные дни публика собиралась поглазеть, как будут вздергивать очередную партию бродяг и воров. Среди осужденных было много тех, кому труднее всего заработать кусок хлеба: женщин, подростков — по британским законам, дети считались совершеннолетними с 12 лет. А зрители хохотали, подшучивали, заключали пари: сколько времени будет дергаться в петле старик или девчонка.

Почему же правление Елизаветы прославили как «золотой век» Англии? Но ведь прославили не те, кого вешали и клеймили. Прославили люди, в чьи карманы потекли барыши. Елизавета была достаточно умной, чтобы осознать, какие силы вознесли ее к трону, и выбрала «оптимальную» линию. Принимала почести, играла в самостоятельность — но не претендовала на нее и не мешала советникам делать все что хочется. Сесил в короткий срок стал одним из богатейших людей Англии, отгрохал себе великолепные дворцы Берли-Хаус и Тиболдс, его компаньоны по власти тоже себя не забывали. Если не считать ребенка Эдуарда, Елизавета стала первой королевой Англии, не лезшей в дела парламента. Заседавшие в нем землевладельцы, джентри, купцы могли уже не опасаться, что за ослушание им снесут головы. Сокращали налоги, перераспределяли их, чтобы самим платить поменьше. Елизавета закрывала глаза на огораживания, хотя официально они по-прежнему запрещались.

В Европе хватало принцев, готовых получить «руку и сердце» королевы, но временщики опасались, что потенциальный муж захочет изменить сложившуюся идиллию. И в этом отношении Елизавета тоже пошла навстречу их чаяниям. Объявила, что желает «ради блага подданных остаться девственницей». Насчет ее девства в общем-то никто не заблуждался. Она заводила любовников, периодически меняла их. Но это уже было ее личное дело, а не государственное. «Новые люди» за такую лояльность поддерживали королеву и не лезли в ее личные дела, а парламент выделял ей субсидии, достаточные для содержания двора и развлечений.

По настоянию Сесила Елизавета сделала протестантскую религию основой не только внутренней, но и внешней политики. Провозгласила себя покровительницей реформатов всего мира. Это дало прекрасные результаты. В Англию поехали эмигранты — и, естественно, не нищие. Куда было ехать нищим, на виселицу? Перебирались богачи со своими капиталами, ценные специалисты. В аграрную отсталую страну эмигранты принесли новейшие технологии: фламандцы — изготовления сукна, немцы — добычи руды и обработки металлов, французы — выделки шелковых, трикотажных изделий. В Англии стали расти мастерские, мануфактуры. А законы против бродяжничества обеспечивали их дешевой рабочей силой.

Но изображать начало промышленной революции блестящим достижением европейской цивилизации, право же, не стоит. Труд устанавливался каторжный, от зари до зари — и попробуй сбеги! Размер заработной платы, по законам Англии, определяли мировые судьи. А владельцами мануфактур были их друзья, родные, деловые партнеры или они сами. Они и определяли зарплату, чтобы не обидеть себя и коллег. Платили по несколько пенсов, да и то часто не деньгами, а продукцией. Селили рабочих в бараках, куда набивали вповалку мужчин, женщин, детей. Современники сравнивали условия труда и жизни на этих предприятиях с адом (более оптимистичные писали о «преддверии ада»). Отчаявшиеся люди опускались до скотского состояния, царили дикие нравы, мордобой, пьянство, разврат. Во множестве умирали от истощения, антисанитарии, эпидемий. Ну так не беда, владелец набирал других.

Покровительство протестантам Елизавета стала использовать и для вмешательства в в дела других стран. Для начала подобную политику применили в отношении Шотландии. В этой стране дошло до полного разброда. К привычным для шотландцев феодальным междоусобицам добавились еще и религиозные. Равнинные кланы приняли протестантские вероисповедания, чтобы поживиться церковной землей, а горные сохранили католицизм — чтобы удобнее было враждовать с равнинными. Сперва верх взяли католики во главе с кардиналом Битоном, сожгли главного проповедника реформатов Уишарта. Потом реформаты убили Битона. В склоки полезли соседи, и сама независимость государства оказалась под вопросом. Протестантов поддерживала Англия, католиков — Франция.

Когда французы увезли к себе Марию Стюарт, в шотландской столице Эдинбурге стали править наместники Гизов. Подавляли реформатов, отправили на каторгу их лидера, Джона Нокса. Он сумел бежать, обосновался в Женеве и стал помощником Кальвина. Воцарение в Англии Елизаветы Нокс, будучи женоненавистником, воспринял враждебно, написал трактат «Первый трубный глас против чудовищного правления женщин» с грубыми выпадами в адрес королевы. Но… она сочла полезным проглотить обиду. Сделала вид, будто даже не знает об оскорбившей ее книге, предложила Ноксу помощь и финансирование — с условием, чтобы он вернулся в Шотландию и проповедовал там. Диверсия сработала как нельзя лучше, в 1560 г. под влиянием Нокса шотландский парламент признал кальвинизм государственной религией.

А в 1561 г. на родину вернулась Мария Стюарт. Она выросла в роскоши французского двора, была королевой Франции — а попала в нищий Эдинбург, в королевский замок Лайнлайтгоу, где текли потолки, чадили камины, не на что было сделать ремонт, и даже расходы на питание приходилось строго рассчитывать. Нет, гордая Мария сочла, что такие масштабы не для нее. Она с ходу провозгласила себя королевой не только Шотландии, но и Англии! Ведь она была племянницей Генриха VIII, Елизавету когда-то объявляли незаконнорожденной, а безобразия и разорение народа в Англии давали надежду поднять там смуту.

Но не тут-то было. Елизавета в ответ приняла закон, грозивший смертью любому, «кто назовет королеву еретичкой» или будет приписывать ее права на корону «другому лицу». А Марию и в собственном государстве никто не слушался. Бароны совсем разболтались, не выказывали ей ни малейшего уважения. Они уже привыкли обходиться без королевы, а тут, надо же, свалилась им на головы! Парламент считаться с ней не желал. В Эдинбурге в церкви св. Гилберта выступал Нокс, поливая грязью как католицизм, так и «чудовищное правление женщин», и Мария ничего не могла с ним поделать. Авторитет королевы оказался настолько низким, что один из придворных, Шастеляр, ночью залез к ней в спальню. Без всяких ухаживаний, без знаков расположения с ее стороны — как к уличной девке. Королева выгнала его вон, но на следующую ночь он вломился снова. Тогда уж Мария совсем рассердилась, предала кавалера суду, и его обезглавили.

Во Франции женская власть Екатерины Медичи тоже оказалась шаткой. Она-то придумывала хитрые комбинации, надеялась опереться на гугенотов против Гизов, а в результате вместо одной оппозиции получила две. Принцы во главе с Антуаном Наваррским и Конде обнаглели. Требовали, чтобы королева-мать уступила им регентские права. Но Екатерина из своих болезненных пристрастий сумела извлечь неожиданную практическую пользу. Она увеличила число фрейлин с 80 до 200, отбирала их по внешности, телосложению, и сформировала, как его называли, «летучий эскадрон». Через этих девиц королева принялась окручивать политиков, военных, дипломатов, вызнавать секреты, привлекать сторонников.

Кстати, «эскадрон» и впрямь превратился в подобие военизированного подразделения. Фрейлины обязаны были соблюдать дисциплину, ряд строгих правил: сохранять безусловную верность королеве-матери, безоговорочно повиноваться ей, обязательно оберегаться от «раздутия живота». Изменницу ждала смерть, не сумевшую избежать беременности изгоняли или отправляли за решетку. Девиц обучали искусству соблазнять мужчин, утонченным приемам в постели. Проводились и практические «тренировки», на которых любила присутствовать Екатерина. Но они становились профессионалками высокого класса и мощным оружием королевы. Одну из красоток, Луизу де Лаберодьер, она подослала к Антуану Наваррскому, и любовница настолько сумела вскружить ему голову, что лидер оппозиции объявил о переходе на сторону Екатерины. Мало того, «предложил ей полностью распоряжаться королевством Наваррой»! Гугеноты были в ужасе, сам Кальвин писал Антуану, требуя одуматься. Куда там! Ласки Луизы оказались гораздо эффективнее, и король Наваррский перекинулся в католицизм.

Однако Гизы по-прежнему вели себя как независимые властители. 1 марта 1562 г. герцог Франсуа де Гиз с большой свитой проезжал через местечко Васси. Узнал, что здешние гугеноты собрались на общие моления, напал и устроил погром. Было убито 74 человека (из них 24 женщины), 114 ранены. Это стало искрой в пороховой бочке. И протестанты, и католики взялись за оружие, копившееся взаимное озлобление прорвалось гражданской войной.

На юге Франции зверствовали гугеноты. В Анжере, Монтобане, Монпелье, Лектуре было разорено 60 церквей, убито 1200 католиков. В Блуа и Турени священников, монахов и монахинь раздевали догола и пороли до смерти, посыпая раны солью и поливая уксусом. В долине Рош собрал отряд барон Андрэ, со страшной жестокостью истребляя всех католиков вплоть до детей. Конде, возглавив войска протестантов, захватил Орлеан, в городе разграбили храмы, осквернили алтари. В свою очередь, католики вырезали гугенотов в Сансе, Руане, 200 человек утопили в Туре. В Каркасоне с протестантов сдирали кожу, перепиливали пилой. Армию католиков возглавил герцог де Гиз, и его удары сопровождались повальными репрессиями. Герцог Монпансье, взяв Анжер, вешал, сжигал, колесовал гугенотов. В Бурже, где протестанты разгромили церкви, их тащили в тюрьму, а там всем перерезали горло.

Екатерина Медичи пыталась остановить это жуткое безумие, используя авторитет короля. Взяла Карла IX, остальных своих детей и весь двор, поехала по стране. Образовалась эдакая «бродячая столица» из нескольких тысяч человек. Путешествовали из города в город, и там, куда они прибывали, ситуация действительно успокаивалась. Во Франции вообще было принято глубоко почитать монарха. Карла с матерью радушно встречали все, независимо от религиозных и политических взглядов. Чествовали, преподносили подарки, делегации дворян и горожан обещали примириться, начинались переговоры между представителями разных конфессий. Но стоило «бродячей столице» отправиться дальше, погромы повторялись.

И вместо достижения согласия получился какой-то кошмарный фарс. Там, где находился король, шли веселые празднества, люди плясали и пели. А по соседству валялись изуродованные мертвые тела и коптили пожары. В большинстве районов католики брали верх, и начался массовый исход гугенотов в Ла-Рошель, Монтобан, Монпелье и другие места, где победили их единомышленники. Уходили тысячами — с семьями, стадами скота, обозами повозок, нагруженных добром. Ну а в выигрыше оказалась… Англия. Елизавета начала оказывать помощь гугенотам, а они за это подарили ей город Гавр. А там, где вмешались одни, найдутся и другие. Гизов взял под покровительство Филипп II Испанский. С иностранной помощью резать соотечественников оказалось еще удобнее.

Побоища между католиками и протестантами развернулись как раз в том момент, когда в Италии наконец-то завершил работу Тридентский собор, призванный определить позицию католической церкви в отношении Реформации. Он с перерывами заседал 18 лет, с 1545 по 1563 гг. Собор проделал большую теоретическую работу, разобрал и отверг протестантские трактовки покаяния, богослужений, причастия и призвал к непримиримой борьбе с ересями. На Реформацию Рим ответил Контрреформацией. Точнее, это называлось Католической реформой. То есть и сама католическая церковь не оставалась прежней, она тоже реформировалась. Но «сверху», организованно, под руководством папы.

Причем главное преобразование стало весьма радикальным. На словах подтверждая неизменность устоев религии, на деле католическая церковь начала отходить от оснований Веры и отдавать приоритет человеческому разуму. Намечалось открывать школы, готовить квалифицированных богословов, проповедников, которые смогут в спорах побеждать протестантов. Ставка делалась и на искусство — для пропаганды католицизма планировалось привлекать талантливых художников, скульпторов, литераторов, поэтов.

Большое внимание обращалось на искоренение пороков, которые стали толчком Реформации — невежества и неграмотности священнослужителей, их пьянства, неряшества, грубости, блуда, половых извращений в монастырях. Впрочем, и это оставалось чисто внешней стороной. Конечно, епископы и кардиналы не отказались от любовниц, балов, карточной игры, но все такие дела требовалось совершать в рамках «приличий», не смущая народ. А в отношение мирян католическая церковь вообще взяла негласный курс на… поощрение разврата. И для того чтобы противостоять протестантам, подобная установка оказалась крайне важной.

Дело в том, что почти во всех европейских странах со времен Раннего Средневековья существовали законы против прелюбодеяния. О них давно успели забыть и на практике не применяли. Но протестанты их реанимировали. Кстати, главные учителя ересей аскетизмом отнюдь не отличались. Лютер, например, писал: «Кто не любит вина, песен и женщин, тот навсегда останется дураком», лишь со временем он остепенился, женившись на расстриженной монахине Екатерине фон Бора. Представитель Кальвина во Франции Теодор де Без, по словам современников, «жил со всеми красивыми женщинами», приходившими к нему поговорить по религиозным вопросам. А сам Кальвин предпочитал юных мальчиков [12]. Но они-то были «избранными», все себе прощали. Зато для простых смертных провозглашался возврат к ветхозаветным «библейским» (т.е. иудейским) законам, в том числе смертной казни за блуд. Уличенных в прелюбодеянии побивали камнями, топили, вешали. Для католической церкви это было настоящим подарком. Она стала еще мягче, чем раньше, относиться к подобным грехам, запросто отпускала их. И люди потянулись к ней. Именно такая политика послужила одним из главных факторов, остановивших распространение Реформации!

Но Контрреформация предполагала уже не оборону, а решительное наступление. Вести его следовало всеми возможными методами: и карательными, и пропагандистскими, и агентурными. Для этого мобилизовывались силы инквизиции, реформированных монашеских орденов бенедиктинцев, кармелитов. Особая роль отводилась иезуитам. Их структуры успели оформиться, разрастись, охватывая всю Европу. Члены ордена проходили всестороннюю подготовку, были образованными, умелыми, дисциплинированными. В католических государствах иезуитов старались протолкнуть на посты духовников монархов, обеспечивая на них влияние Рима. В протестантских странах они становились шпионами. В нехристианских — миссионерами. Утверждалась задача: взамен той паствы, которую папа потерял из-за Реформации, дать ему новую за счет африканцев, индейцев, индусов, малайцев.

И опять самое пристальное внимание обращалось на Россию. С одной стороны, требовалось поддержать против нее католическую Литву. Но, с другой, сама Русь представляла колоссальный резерв «паствы»! Мало того, обращение ее к унии, сулило дальнейшие чудесные перспективы. Уже никуда не делись бы, автоматически попадали в сети Ватикана православные на Украине, в Белоруссии. Открылись бы возможности распространять папское влияние среди православных народов в Османской империи. Но было уже хорошо известно, что русские от подчинения Риму отказываются. Значит, требовалось «смирить» их. Разгромить, загнать в безвыходное положение, заставить просить о помощи. Вот тогда и станут сговорчивыми…