Царь грозной Руси

22. ВЛАСТЬ И ВЕРА

Карта мира в XVI в. была нестабильной. В Средней Азии распалась держава, созданная некогда Тимуром Тамерланом. На ее обломках возникли Бухарское, Хорезмское ханства, мелкие княжества. В Бухаре воцарились Шейбаниды, потомки ханов Синей Орды, повели войны за объединение среднеазиатских государств под своей властью. Но в этих драках разрушались хозяйство, торговля, совсем заглох Великий Шелковый путь. Города начали приходить в упадок.

А последний из Тимуридов, Бабур, проиграл Шейбанидам и с теми воинами, которые остались ему верными, ушел через горы в Индию. И здесь он добился неожиданных успехов. Северная Индия была захвачена афганцами, создавшими Делийский султанат. Но эту державу разъедали внутренние болезни. Знать и администрация своевольничали, грабили народ, притесняли веру индусов. Когда вторглись пришельцы, большинство подданных не поддержало султана Ибрагима Лоди. В 1526 г. в битве под Панипатом Бабур разгромил его и занял Дели. Еще в Средней Азии он был научен опытом измен и феодальной анархии, поэтому не стал раздавать приближенным завоеванных земель и вообще не устанавливал никакой гражданской администрации. Начал править единовластно, опираясь лишь на свои дружины.

И ему суждено было основать новую империю — Великих Моголов. Он покорил Афганистан, Пенджаб, верховья Ганги. В державе Моголов хорошо знали о России. Сын Бабура Хумаюн направил в Москву посла Ходжу Хусейна, предлагая Василию III дружбу, торговые и дипломатические связи. Великий князь принял посольство доброжелательно, тоговлю разрешил, но контакты так и не установились из-за слишком далеких расстояний. В 1556 г. престол Моголов унаследовал внук Бабура — Акбар. Ему было 13 лет, и держава чуть не погибла. Родственники императора и вельможи начали растаскивать страну по уделам. Пошли заговоры и мятежи. Афганцы сбросили власть Моголов и снова захватили Дели. Но когда Акбар повзрослел, он сумел возродить империю.

Личностью он был незаурядной. В гневе был страшен. Молочного брата, уличенного в измене, оглушил ударом кулака и выбросил в окно с большой высоты. Но при этом умел быть добрым и человечным. До самой смерти Акбар оставался неграмотным, и тем не менее, проявил себя талантливым правителем. Взял под защиту крестьян. Их труд признавался службой государству, треть урожая они сдавали в казну, а это позволяло содержать большую армию. В своей многонациональной державе Акбар предоставил равные права мусульманам, индусам, сикхам, джатам. В его гареме были представлены женщины разных народов, их родственники занимали важные посты при дворе. Был отменен налог «с неверных», разрешены индуистские праздники, строительство храмов. А право решать религиозные споры Акбар оставил за собой, его власть стала считаться священной. В результате он сумел опереться на большинство населения, раздавил оппозицию, побеждал всех соседей, и держава Моголов раскинулась на две трети полуострова Индостан [17].

На юге Индостана, наоборот, развалилась обширная империя Виджаянагар. Мусульмане враждовали с индусами, вассалы отделялись от монархов, и возникло много государств: Биджапур, Ахмеднагар, Бидар, Голконда, Мадура, Танджур, Джиндж, Бендур, Майсур. А этим пользовались португальцы. Их колонии обсели все берега Индии: Гоа, Диу, Даман, Сурат, Сангаон, Хугли. Акбар, расширяя свои владения, тоже столкнулся с европейцами. Но у него не было флота, бороться за побережье и господство на море он не мог. Пришлось договариваться с португальцами, покупать разрешения на торговые перевозки и проезд мусульманских паломников в Мекку: сухим путем из Индии добираться туда было очень тяжело.

На руку европейцам оказалось и положение в Японии. Там наступил «период воюющих государств». Правительство сегуна Асикага в Киото утратило реальную власть, князья и феодалы сражались между собой. Португальцы очутились тут как тут, соглашались продавать враждующим сторонам огнестрельное оружие, а за это в 1542 г. получили право открыть в Японии первую факторию. Нет, европейцы никогда не отказывались «помочь». Но, разумеется, только тем, кто соглашался на ответные услуги.

В Конго царь Нзинга Мбемба попросил подсобить против соседей. За это он крестился, признал себя вассалом Португалии, пустил в страну миссионеров, купцов, принял чужеземных советников, «просвещавших» его. И государство приняло весьма своеобразный облик. Вожди племен получали титулы герцогов, маркизов, графов. Начали строить дворцы и виллы на европейский манер, одеваться по португальской моде, при дворе внедрился португальский этикет. Простонародье обходилось набедренниками и плясало под барабаны, а черные «герцоги» и «графини», еще вчера щеголявшие голыми телами, втискивали их в корсеты, чулки, цепляли шпаги. Брезгливо косясь на «некультурных» подданных, парились в камзолах и пышных платьях, танцевали чопорные менуэты, покупали импортную мебель, вина, отправляли детей учиться в Лиссабон. Правда, это стоило дорого. Но португальцы соглашались брать плату рабами. Чтобы добыть их, Конго ввязалось в войны. Знать, влезая в долги, стала расплачиваться своими подданными. А для Португалии это было очень кстати. Она как раз в 1540-е гг. развернула освоение Бразилии. Но здешние индейцы покоряться не желали, отступали в джунгли. Попробуй достань их там! И для плантаций стали завозить африканских невольников.

А испанцы в Гватемале и на полуострове Юкатан никак не могли сладить со свободолюбивым народом майя. Это была еще одна древняя культура. Майя были прекрасными архитекторами, скульпторами, художниками, имели сложную иероглифическую письменность, достигли поразительных успехов в астрономии, математике, медицине. Но их цивилизация уже пришла в упадок, испанцы застали полтора десятка городов-государств, враждовавших между собой. Несмотря на это, покорить их оказалось гораздо труднее, чем империи ацтеков и инков. Майя оказали ожесточенное сопротивление, и войны против них затянулись на 30 лет.

В Европе основные события были по-прежнему связаны с религией. Разные секты реформатов не ладили даже между собой. Лидер Цюриха Цвингли вел переговоры с Лютером, но не сошлись и союзниками не стали. Вместо этого последователи Цвингли решили под флагом его учения объединить Швейцарию. Не тут-то было! Берн, Женева, Базель возмутились и подчиняться Цюриху не пожелали. Протестанты из этих городов сразу нашли общий язык с католиками из лесных кантонов, ополчение Цюриха было разгромлено, Цвингли убит.

Возникали все новые центры Реформации. Бывший священник Сименс Менно, ездивший с тайными проповедями по Голландии, породил общины меннонитов — умеренных анабаптистов. В свою очередь, они разделились на секты вплоть до гюпферов — «попрыгунов», прыгающих на молитвах (поскольку библейский царь Давид «скакал из всей силы перед Господом») [103]. А в Базеле и Женеве начал проповеди Жак Кальвин. Он отвергал не только церковную иерархию и святыни, а вообще объявил богослужения «идолопоклонством» и отменил даже крестное знамение. Вдобавок он ввел теорию предопределения. Утверждал, что одни люди заведомо предназначены Богом к спасению, а другие нет. Различить их очень просто, «избранных» Господь отметил богатством. А долг «неизбранных» — всего лишь служить и повиноваться «избранным». Стяжание богатства и накопительство признавались добродетелями. Если имел возможность нажить деньги, но упустил ее, это грех — отверг «дар Бога». Оправдывались ростовщичество, рабство.

Для управления церковью вводились синоды пресвитеров, избираемых паствой (естественно, не всей, а только «избранными», богатыми). Пресвитеры контролировали всю жизнь верующих, имели право в любое время входить в каждый дом. Причем от них должны были зависеть и монархи! Кальвин разработал учение об «общественном договоре». Дескать, первые цари Израиля выбирались народом, чтобы творить «волю Бога». Но если властитель нарушает «божественный промысел», он нарушает договор и становится «тираном», подданные имеют право и даже обязаны свергнуть или убить его. А какова «воля Бога» и выполняет ли ее монарх, определяли те же синоды пресвитеров. Кальвинизм был суровой и мрачной религией. Сама радость, веселье объявлялись греховными. Из жизни изгонялось все, что украшало ее (и вело к греховному расточительству): искусство, танцы, песни, музыка. Кальвин поучал, что надо казнить даже ребенка, если в нем говорит «дух беса» — веселья, озорства, непослушания.

Однако католицизм, хоть и с запозданием, начал активно противодействовать разброду. Император и римские папы наконец-то примирились, смогли объединить усилия. В 1540 г. испанский дворянин Игнатий Лойола получил благословение папы Павла III на создание нового ордена — иезуитов. Особого ордена. Его члены, кроме монашеских обетов бедности и целомудрия, давали еще и обет безоговорочного подчинения начальникам. Иезуиты должны были действовать в миру, любыми путями распространяя и отстаивая влияние католической церкви. Создавались разветвленные структуры. Возглавлял их генерал ордена. В различных регионах учреждались подчиненные ему «ассистенции». Они, в свою очередь, подразделялись на «провинции». А девиз иезуитов гласил «цель оправдывает средства». Средства допускались любые. Фактически формировалась профессиональная и могущественная спецслужба, раскинувшая сети на разные страны.

В 1541 г. была реорганизована инквизиция. В Риме располагался верховный трибунал во главе с кардиналом Караффой, его комиссары направлялись во все католические государства. Инквизиция стала выполнять и функции цензуры, без ее разрешения не дозволялись никакие публикации. Папой был утвержден Индекс запрещенных книг. За их продажу, хранение, чтение грозили кары вплоть до сожжения — и за недоносительство тоже. А в 1545 г. по инициативе Павла III начал работу Тридентский собор. Перед ним ставились задачи, с одной стороны, положить конец раскольничеству, а с другой, оздоровить католическую церковь и исправить ее пороки, послужившие толчком к Реформации.

Император после бесконечных переговоров тоже применил силу. Немецкие лютеране настолько обнаглели, что вынесли принципы своего вероисповедания на рейхстаг в Аугсбурге и требовали распространить их на всю империю. Карл V разгневался, прервал работу рейхстага и объявил войну еретикам. Но протестантские князья сплотились и сформировали Шмалькальденскую лигу во главе с Филиппом Гессенским и Иоанном Фридрихом Саксонским. В 1546 г. Германию расколола Шмалькальденская война. Императору удалось перетянуть на свою сторону одного из сильных князей, прекрасного полководца Морица Саксонского. В 1547 г. в битве при Мюльберге лютеран разгромили. Начались репрессии.

А брат императора король Фердинанд наводил порядок в Чехии. Когда ее вместе с Венгрией принимали под власть Габсбургов, чехам обещали сохранить все их политические и религиозные свободы. Пользуясь этим, здесь множились протестанты, вовсю развернули агитацию, а местная знать и городские верхи принялись качать свои права, грозя выйти из повиновения вслед за немцами. Но сейм в 1547 г. получил название «кровавого». Четырех депутатов, возглавивших оппозицию, Фердинанд отправил на плаху. Было урезано самоуправление городов, распущены областные суды, запрещались собрания населения без разрешения короля.

Для решения внутренних проблем своей империи Габсбурги смогли в это время задействовать и войска, и все свои ресурсы, потому что ударов со стороны Франции, можно было не опасаться. Она оказалась отвлечена другими проблемами: умер Франциск I. В возрасте 56 лет король выглядел полной развалиной. В то время европейские хирурги уже делали вскрытие покойников, и у него обнаружили «прогнившие внутренности», «испорченные желудок, почки и легкие». Историки до сих пор гадают, умер ли он от туберкулезного гнойника или застарелого сифилиса. На престол взошел Генрих II.

Его коронация состоялась в том же 1547 г., когда короновался Иван Грозный, но церемония была очень даже не похожей на российскую. Генриха, как это было принято во Франции, короновали в Реймсе. У ворот его встретили губернатор и горожане. На стене было сделано огромное солнце, из него спустилась полураздетая девушка и вручила королю ключи от города. На главной площади было устроено подобие горы, и на ней «обнаженные дамы и наряженные сатирами мужчины изображали смелые сценки» [12]. Обряд коронации проводил кардинал Шарль де Гиз, которому исполнилось всего 18 лет (а архиепископом он стал в 9 лет). Но современников-французов шокировали вовсе не зрелища перед входом в Реймский собор и не возраст кардинала. При коронации рядом с королем стояла не королева, а фаворитка! А Екатерину Медичи скромненько усадили в сторонке.

Воцарение Генриха стало полным триумфом Дианы де Пуатье. Король целиком находился под ее влиянием. Постановил, чтобы ей воздавались почести наравне с королевой. Вместе с Дианой заседал в совете, согласовывал с ней государственные дела. Свою соперницу д'Этамп фаворитка отправила в ссылку, но оставила в живых. Отыгралась на протестантах, которым покровительствовала д'Этамп. Их хватали и десятками отправляли на костры. Кроме того, Диана проявила себя крайне жадной особой. Получила от Генриха герцогство Валантенуа, несколько замков, драгоценности короны. Но выпрашивала все новые «подарки», и король целиком отдал ей деньги с нескольких налогов, в том числе налог с колоколов. Рабле по этому поводу шутил: «Король подвесил колокола всего королевства на шею своей кобылы».

Фаворитка возвышала и своих друзей. Особенно утвердились при ней Гизы — побочная ветвь рода лотарингского герцогского дома (и родственники Дианы, ее дочь была замужем за Клодом Лотарингским). Шарль де Гиз получил одновременно архиепископства и епископства Реймса, Лиона, Нарбонны, Валанса, Альби, Люсона и Нанта, стал главой Личного совета короля. А Жана де Гиза, когда умер Павел III, Диана пыталась сделать папой римским. Но испанцы не позволили, провели своего ставленника Юлия III. Пожалования любовнице и ее близким опустошали казну. Чтобы добыть денег, король отдал на откуп соляной налог — откупщики платили наличными, а потом выжимали из народа с изрядной надбавкой. Это вызвало бунты в Бордо, Гиени, Керси, Лимузене, Сентонже. Подавляли их сурово: войсками, виселицами.

Английский король Гених VIII был ровестником Франциска I. От излишеств он точно так же одряхлел, и его последняя жена Екатерина Парр смогла сохранить голову на плечах — она стала сиделкой при больном муже. И скончался Генрих почти одновременно с Франциском. На престол возвели его сына, 10-летнего Эдуарда. А власть при нем захватила родня его покойной матери. Дядя короля, Эдуард Сеймур, принял титул лорда-протектора, быстренько «наградил» сам себя обширными владениями, стал герцогом Сомерсетом, графом Хертфордским. За другого Сеймура вышла замуж вдовствующая королева Екатерина Парр.

И первым делом новые правители ввязались в конфликт с Шотландией. Это государство в Европе стояло вообще особняком. Оно представляло собой самый яркий образец феодальных «свобод». Такой яркий, что дальше уж было некуда. Бароны, предводители кланов, совершенно не считались с властью короля. Даже «первым среди равных» его признавали чисто условно и весьма неохотно. А с какой стати первый? Поэтому в Шотландии сложилась весьма своеобразная «традиция» — все монархи здесь погибали молодыми. Одних убивали в междоусобицах. Другие, чтобы избежать подобной участи, могли сплотить вассалов только одним способом, вести их на войну. И погибали в сражениях. После смерти очередного короля престол наследовал его ребенок, и для баронов это оказывалось нормальным, они принимались увлеченно драться между собой. Пока монарх не подрастет.

Когда в Англии шли смуты, шотландцы грабили ее. Когда она преодолела разброд, стала громить шотландцев. Но они нашли себе сильную союзницу — сблизились с Францией. Английские короли пытались оторвать их от этого альянса и «привязать» к себе путем браков. Генрих VII выдал дочь за шотландского короля Якова IV, но родственной дружбы хватило ненадолго, зять полез на Англию и пал в сражении. Корону унаследовал годовалый Яков V. Повзрослев, он возобновил союз с Францией, женился на Марии де Гиз, тоже полез воевать и отправился на тот свет. Королевой стала его дочь Мария Стюарт, находившаяся в пеленках. Генрих VIII вынудил шотландцев к миру, скрепив его помолвкой своего сына и Марии.

Теперь Сеймуры обеспокоились, что шотландцы могут надуть их, и потребовали прислать пятилетнюю невесту в Лондон. Но шотландцы как раз и собирались надуть. Они хорошо понимали, что Англия с помощью брака может подмять их, и отдать Марию отказались. Благо повод нашелся, она была католичкой, а Эдуард — еретиком. Сеймур от имени племянника воспылал гневом и начал войну. Шотландцев разгромили, повторили требования. Но вмешалась… Диана де Пуатье. Ведь Мария Стюарт приходилась племянницей ее любимцам, Гизам. И всесильная фаворитка решила выдать ее за сына Генриха II, Франциска. Шотландцы с радостью согласились. Марию увезли во Францию, откуда англичане получить ее уже никак не могли. Война оказалась напрасной.

Но в Англии нарастали и внутрение проблемы. Экономика страны была слабой, хозяйство отсталым. Британские купцы и ростовщики ворочали крупными делами, сколачивали состояния, но и налоги были высокими, а при Генрихе VIII спорить с властью было нельзя. Чтобы увести деньги от налогов, их вкладывали за границей, в Нидерландах. Там развивалась промышленность, строились мануфактуры по производству сукна. А Англия по сути превращалась в их сырьевой придаток. Землевладельцы начали перестраиваться на производство «валютного товара» — шерсти. Но чтобы получить больше шерсти, требовалось увеличивать пастбища. И пошло «огораживание». В деревнях издревле существовали общинные земли, которые использовались под выгоны для скота, сенокосы. Теперь джентри захватывали их для своих овец. Увеличивали арендную плату крестьянам, а не можешь платить — иди вон.

Огораживание было запрещено королевскими указами, раньше его вели исподволь, выискивая юридические предлоги. Но при Эдуарде VI дорвались до власти «новые люди» — предприимчивые, алчные, рыцари не шпаги, а наживы. К ним принадлежали Сеймуры, эта категория знати группировалась вокруг них. И все формальности были отброшены, пошло повальное огораживание. Крестьян сгоняли с земли, выживали разными способами, а жаловаться было некому. Мировые судьи, депутаты парламента были из тех же джентри и спешили обогатиться. А Сеймуры первыми показывали пример. По дорогам побрели толпы бродяг, изгнанных из своих деревень. Скапливались в городах, искали заработков, побирались, воровали. В Лондоне при населении 200 тыс. жителей набралось до 50 тыс. бродяг.

Но временщики углубили и религиозный раздрай. Как уже отмечалось, Генрих VIII сохранил в англиканской церкви многое от католической. Однако Сеймур был ярым протестантом и, опираясь на архиепископа Кранмера, начал более глубокие преобразования, сближавшие церковь с лютеранской. Закрепили их в 1549 г., предложив королю поставить подпись под «Актом о единообразии богослужения». А для священников, которые нарушат «единообразие», устанавливались суровые наказания вплоть до смертной казни. Все это вызвало восстания. В Корнуоле и Девоне вспыхнул «Западный бунт». Против «Акта о единообразии» выступили дворяне, горожане, часть крестьян. Осадили г. Эксетер и выдвинули требования, чтобы до совершеннолетия короля никаких церковных реформ не производилось. А в Норфолке крестьяне во главе с Робертом Кеттом восстали против огораживаний, 16 тыс. мятежников захватили г. Норидж.

Сеймур растерялся, запаниковал, готов был идти на уступки. Но западные бунтовщики вели себя пассивно, за пределы своих графств не выходили. А повстанцы Кетта и вовсе были настроены миролюбиво. Надеялись, что власть оценит их лояльность, возьмет под защиту, а земельные магнаты устыдятся. Как же, устыдились… Знать получила время сорганизоваться, собрала войска. Отряды лорда Рассела двинулись в Корнуол и Девон, перебили 4 тыс. человек, предводителей бунта казнили в Лондоне, рядовых участников вешали по дорогам. А Джон Дадли с войском скрытно приблизился к Нориджу, внезапно напал на толпы мятежников Кетта, разогнал их и начал дикие расправы, истребляя всех, кого смогли поймать.

Но во время кризиса Сеймур утратил авторитет среди знати и фактически упустил из рук власть. Восстания подавляли другие. А Дадли давно враждовал с Сеймуром. Сейчас в его распоряжении была армия, английские джентри и купцы славили его как избавителя, за «победу» над Кеттом он получил титул герцога Нортумберлендского. И свой шанс он не упустил, произвел переворот. Сеймур, по доброй британской традиции, был осужден за государственную измену и кончил жизнь на эшафоте, а Дадли занял место регента при Эдуарде VI.

Впрочем, Дадли был из той же когорты «новых людей». Он, как и Сеймур, был протестантом, легко нашел общий язык с архиепископом Кранмером и в 1552 г. от имени короля выпустил второй, еще более радикальный «Акт о единообразии богослужения». И огораживание продолжилось. Но Дадли более основательно, чем его предшественник, защищал интересы хапуг и «навел порядок» в стране. Бездомных и бесприютных людей после восстаний признали социально-опасными, и были приняты законы против бродяжничества. Отныне собирать милостыню дозволялось только старым и увечным, а здоровые бродяги, независимо от пола, подлежали порке и направлялись на принудительные работы. Если попадались во второй раз, опять пороли, в третий — вешали [17]. Словом, Англию принялись расчищать от тех англичан, кого власть имущие сочли «лишними» в родной стране. Всего в ходе подавления бунтов и борьбы с бродяжничеством перевешали 70 тыс. человек…

В Германии тоже творились жестокости, и все же императору Карлу V до Дадли оказалось далеко. Он так и не смог добиться в своих владениях порядка и «единообразия богослужения». Казалось бы, Шмалькальденская лига разгромлена, в Чехии оппозиция подавлена… Но тут же обеспокоились немецкие князья, города — в том числе и те, которые раньше поддерживали императора. А ну как Карл V усилит свою власть, окоротит их собственные «свободы»? И Мориц Саксонский, помогший Карлу одолеть лютеран, перекинулся со своим воинством на их сторону. В очередной битве он разгромил армию императора, и в 1552 г. в Пассау стороны заключили перемирие. Была принята формула «cujus regio, ejus religio» — «чья власть, того и вера». Какую религию исповедует князь, той пусть придерживаются и его подданные. Как нетрудно понять, от самого понятия «вера» в данном контексте уже мало что осталось.

Но, кстати, банкиры Фуггеры — те самые, которые в свое время развернули широкий бизнес на индульгенциях, вызвавший протест Лютера — ничуть не прогадали. В религиозных войнах они ссужали деньгами императора, а у него наличных не хватало, и он расплачивался другими способами. Даровал Фуггерам дворянство и серебряные рудники в Америке…

Реформация проникла и в Польшу, Литву. Но здесь она приобрела специфические формы. Еретические идеи заражали магнатов, шляхту. А это давало возможность лишний раз выпятить свои амбиции. Кто помешает им верить так, как хочется? И на сейме было официально признано, что религия тоже входит в число «шляхетских свобод». Поэтому в Польше и Литве угнездились самые разнообразные конфессии: лютеране, кальвинисты, ариане (отрицавшие Св. Троицу). Правда, это попутно ослабило гонения на Православие. Раз шляхтич волен быть лютеранином или арианином, почему ему нельзя быть православным? В общем, и в этих странах возникло положение «чья власть, того и вера». Магнат-католик или протестант в своих владениях притеснял православных, закрывал церкви — а магнат-православный им покровительствовал.

И хотя король оставался верным проводником католицизма, но вот его-то власть оставалась минимальной. Если Сигизмунду I навязывали свою волю паны, то Сигизмундом II Августом они совершенно помыкали. Изменить положение пыталась его супруга Барбара. Женщина умная, энергичная, она настраивала мужа стать настоящим монархом, твердо взять в руки управление страной. Восстановить силу законов, предавать суду и прижать распоясавшихся аристократов. Но за это паны устроили королю настоящую обструкцию, в глаза высказывали ему гадости о жене. А потом они отравили Барбару. Королю тоже подсыпали яд, он тяжело болел, но выжил. А королева умерла. И ничего, Сигизмунд II вынужден был стерпеть. Даже воздержался от поиска и наказания виновных. Впрочем, магнаты его утешили. Подсунули симпатичных бабенок, пусть развлекается. А править будет так, как решат за него другие…