Целитель(ница) на факультете легионеров

Глава 32. И ещё одна бессонная ночь

Мы сидим на полянке у костра. Над нами горит созвездие кобры, в кустах сверчки сверчат. Уилл спит. Спит, свернувшись калачиком, светящаяся кошка у него под боком. Беджер, получивший ту же дозу снотворного, что и Уилл, тоже спит. Годфри отчаянно делает вид, будто участвует в разговоре, но голова его то и дело свешивается на грудь и раздаётся едва слышное посапывание.

– Честно, я боялась, что ты снова… ну… что снова будет перебор с принятием эмоций.

Горящая бездна, мои учителя словесности пришли бы в ужас, узнай, как я выражаю свои мысли! Но Дьюк понимает и улыбается.

– Порядок, не переживай. Это для меня далеко не предел. Я даже затрудняюсь сказать, есть ли предел.

– Пожалуйста, не экспериментируй! Во всяком случае, не тогда, когда рядом нет наставника.

– Не буду. Обещаю.

– Спасибо тебе, Дьюк. Я без тебя ни за что бы не справилась. И без Годфри.

– Мы же друзья, – пожимает плечами он и растягивает рот чуть ли не до ушей.

– Друзья, – эхом повторяю я. – И Снежинка здорово помогла. Ты видишь её?

– Ту кошку, что приклеилась к Уиллу? Вижу.

– Это мамина кошка. Она иногда приходит ко мне. Помогает в самые трудные времена.

– Материнская любовь всегда вне времени и расстояния. Вне измерения и вне миров. Я уверен, твоя мама гордится тобой, где бы сейчас ни была.

Я не отвечаю – эмоции мешают.

Минуты тянутся медленно, превращаясь в часы, но, наконец, всякий стрекот и шуршание замирают, а в нескольких ярдах от нас возникает мерцающий шар. Быстро расширяется и приобретает очертания портала. Оттуда выходит декан Крекстон, делает шаг и поднимает в удивлении седые брови.

Годфри просыпается, и мы спешим навстречу долгожданному гостю.

– Рад видеть вас, джентльмены, – только и успевает произнести Крекстон.

– Декан Крекстон, вы должны немедленно портировать Уилла Эванса в Дортмунд, – требую я и коротко рассказываю об озёрном аспиде, о сюзанвилльской кобре, о долгих часах борьбы за жизнь командира. Не упускаю при этом возможности взять всю ответственность за трагический случай на себя.

– Я правильно понимаю, мистер Блэкстон, вы хотите завершить испытание досрочно и вычеркнуть своё имя и имена своих товарищей из числа кадетов академии? А мистер Мюррей, мистер Мердок и мистер Фрипп поддерживают вас в этом решении?

– Поддерживаю, сэр, – выступает вперёд Дьюк.

– Я также присоединяюсь к просьбе друзей, – кивает Годфри.

– А ваш спящий товарищ? – не унимается Крекстон.

– Жизнь Уилла гораздо важнее нашей дальнейшей учёбы в академии, сэр, – снова беру слово я, – и важнее чего бы то ни было.

– Мы уверены, Беджер бы нас поддержал, если бы не свалился с ног от усталости, – добавляет Дьюк.

Крекстон склонился над спящим Уиллом. Проверил пульс, приложил ладонь ко лбу, проверяя, нет ли жара. Неспешно прошёлся вдоль скопления лимфатических узлов от шеи до пояса. От его рук исходило едва заметное сияние, словно он был не только деканом факультета легионеров, но и настоящим целителем.

– Вы накачали своего командира снотворным, – констатировал он, – но он совершенно здоров. Никаких следов токсинов в организме. Чист, как младенец. Сколько, вы говорите, прошло времени после столкновения с аспидом?

– Шесть часов, – отвечала я.

– После укуса высшего хаосита столько не живут, а значит…

– Декан Крекстон! – возмутилась я. – Но это правда! При всём к вам уважении, его должны осмотреть лучшие целители! Ему нужен отдых и покой, а не вот это всё! Не хотите портировать его сами, мы это сделаем за вас! – и я решительно подхватила Уилла за плечи. Верный товарищ Дьюк, поняв меня без слов, поспешил на помощь. Годфри взялся за ноги.

Но Крекстон раскусил наш манёвр и одним щелчком пальцев закрыл портал.

– Это саботаж, – заявил он. – Но я этого не допущу. Мистер Блэкстон, я назначаю вам тридцать штрафных очков, Мердоку и Мюррею – по десять.

– Мисс Блэкстон, сэр, – поправила я, – меня зовут Кристина Блэкстон. Я притворялась родным братом Кристофером с того самого дня, как пришла сдавать вам экзамен по истории Зелёных Земель. Раскаиваюсь в содеянном и готова понести наказание. Хоть тысячу штрафных назначайте, хоть выгоняйте с позором из академии, Уиллу от этого легче не станет. А теперь, прошу, портируйте его в Дортмунд! Прямиком в лазарет!

Крекстон выдохнул и потёр виски. Видать, озадачили мы его сильно. Но тут взгляд его упал на позабытое всеми змеиное яйцо.

– О! Неужели! – обрадовался он и бережно взял яйцо в руки. – Первый озёрный аспид, который вылупится в лабораторных условиях! Боги Зелёных Земель! Нас ждёт величайшее открытие в истории человечества! И вы хотите сойти с дистанции перед самым финишем и лишить своего командира трёхсот дополнительных очков, славы и почестей? Это ведь Уилл отыскал его, верно?

– Так точно, сэр. Но…

– Вот что я вам скажу, джентльмены. И леди. – Он обвёл взглядом нашу троицу. – Я портирую вас в Дортмунд не раньше, чем вы окажетесь в Сюзанвилле. В полном составе.

Я выругалась вполголоса, но, к счастью, декан был слишком занят дурацким яйцом и не услышал.

– Это невозможно, – настаивал Дьюк.

– А если с Уиллом что-то случится? – вторила я.

– Повторяю: ваш командир совершенно здоров и вы сами это знаете, – терпеливо отвечал Крекстон. – Я даже мог бы рассказать, какие сны он видит сейчас, если бы это не охранялось законом о конфиденциальности информации. Что с вашим вторым спящим? Насколько всё серьёзно?

Тут я промолчала, предоставляя слово Дьюку как самому осведомлённому из нас. Но, вместо того чтобы поведать декану всю подноготную, решил предоставить Уиллу право разобраться с «товарищем» самостоятельно и сказал:

– Его никто не кусал. Просто спит. Устал. Уморился.

– Уже светает, – напомнил Крекстон, – я бы посоветовал вам готовить завтрак, будить командира и второго соню и отправляться в путь. Скажу вам по секрету, у вас большие шансы прийти к финишу если не первыми, так вторыми. Дерзайте! Ах да, мисс Блэкстон, тридцать штрафных я назначаю вашему брату за отсутствие, а вам столько же за обман. И плюс тридцать очков за спасение командира. Каждому, – с этими словами он просто растворился в воздухе безо всяких порталов и щёлканья пальцами. Я, считай, две недели живу среди легионеров и магов, а к чудесам всё никак не привыкну!..

С минуту или две мы стояли в полной растерянности, а затем Дьюк сказал:

– Мы приготовим завтрак, а ты поспи. Держалась очень мужественно, кстати. То есть, наверное, это определение не очень тебе подходит. Я бы сказал… – Он поморгал, усиленно подбирая слова.

– Ты, верно, хотел сказать «достойно»? – улыбнулась я.

– Я бы сказал, более чем, – ответил на мою улыбку Дьюк.

– Спасибо.

И повернулась к недоуменно округлившему глаза Годфри.

– Такие вот дела, – я развела руками, – прости.

– В голове не укладывается, – ответил он. – А я ведь ничего такого и близко не подозревал!.. А Дьюк знал, выходит?

– Ненамного дольше, чем ты, дружище! – отвечал тот.

– Так, значит, вы с Уиллом… Я должен вас поздравить. Очень за вас рад и желаю долгих лет счастья!

– Потом поздравишь, – замахала я руками, – то есть, когда Уилл проснётся, поздравишь его с выздоровлением.

Я выдохнула и ретировалась подальше от друзей с их расспросами.

Спать не хотелось. Подключив своё «второе зрение», я ещё раз просканировала спящего командира. Не знаю, кто его спас – яд сюзанвилльской кобры вкупе с моим целительским даром или же мамина кошка, но факт оставался фактом – за его жизнь можно не волноваться.

Я погладила Снежинку, как бы в очередной раз благодаря её за помощь. Та в ответ тихонько мяукнула и растворилась в воздухе совсем как декан Крекстон.

Уилл спал. Его грудь мерно вздымалась и опускалась. Веки подрагивали. На губах блуждала улыбка.

Я отвернулась, понимая, что невоспитанно разглядываю спящего человека. Любуюсь? Пытаюсь сохранить в памяти каждую чёрточку, прежде чем… Прежде чем увидеть, как счастливая Элиза Пратт повиснет на нём, как пальто на вешалке?

В груди теснились странные чувства, не похожие на те, что я когда-либо испытывала. Это одновременно и робкая надежда, и едкий страх, и мучительное сомнение, и щемящая нежность, и сладостное предвкушение чего-то нового, яркого, незабываемого.

Когда-то мы с Кристофером философствовали на одну интересную тему. Брат, вечно находившийся в состоянии влюблённости, утверждал, что это чувство ярче взрыва сверхновой звезды и, если оно не взаимно, разрушительнее самого мощного землетрясения.

Если быть честной с собой, то сейчас я переживала нечто подобное. И то, и другое одновременно. И началось это не в нынешнюю ночь, а гораздо раньше, накатывая, как снежный ком.

Это открытие настолько ошеломило меня, заставило испытать столько разнообразных эмоций, что я, не в силах усидеть на месте, подскочила, чтобы по своему обыкновению бежать сломя голову сквозь кусты, как кто-то поймал меня за запястье.

– Спасибо.

Я повернула голову так резко, что в шее что-то хрустнуло.

Уилл смотрел на меня. Просто смотрел. Всего пару секунд, но за это время моё несчастное сердце успело разбухнуть до невероятных размеров и забиться в каждой клеточке моего тела, а мир несколько раз провернуться вокруг своей оси.

– Не за что. – Я дёрнула плечом. – Это мой долг.

– Я тебе жизнью обязан.

– Как и я тебе. Но я не одна старалась, друзья помогали. Нет-нет, резко вставать не советую. Полежи немного, приди в себя.

– Не уходи.

Он легонько потянул меня на себя и одновременно подался вперёд. Я не успела отпрянуть, как его губы коснулись моих. И… мне бы его оттолкнуть, оскорбиться, надавать пощёчин, но то, что происходило внутри меня, этому категорически воспротивилось. Мысли перепутались, дыхательная система забастовала, по нервным структурам один за другим пробегали электрические разряды, собираясь за рёбрами и накапливая там энергию – огненную, неизведанную и такую желанную.

И это только первое касание губ… Боги, что же ждёт меня дальше?

Одновременно с новым ударом сердца Уилл слегка надавил горячей ладонью мне на затылок, сминая мои губы и углубляя поцелуй. И солнце внутри меня взорвалось, растапливая весь мир вокруг. Моё сознание распалось на множество мелких частиц, и каждая из них чувствовала и проживала эти мгновения так же ярко, как и остальные, во сто крат умножая вкусы, тактильные ощущения, запахи. Святые небеса, как же это приятно! Волшебно, ошеломительно, здорово! Первое время я лишь жадно впитывала ласки, забывая дышать, а затем стала отвечать. Да что там!.. Если бы не недавние раны, я бы прижалась к его сильной груди, сокращая расстояние между нами до минимума. Только позволила себе коснуться кончиками пальцев верхних пуговиц на кителе, чтобы держать определённую дистанцию и ненароком не сделать ему больно, а другой робко провела по коротким волосам… Затем, уже чуть смелее, не обнаружив недовольных реакций, погладила висок и скулы. Эмоции зашкаливали, мне казалось, я вот-вот лишусь чувств, и в то же время никогда прежде я не ощущала себя настолько живой, настоящей. Любимой.

Но Уилл вдруг отстранился. Неужели ему не понравилось? Конечно, не понравилось, я же, в отличие от всяких медсестёр и ассистенток, с которыми ему доводилось раньше общаться, совершенно не умею целоваться! Такое чувство, будто в груди нечто живое и хрупкое оборвалось и резко рухнуло вниз. Разбилось, сломалось, уничтожилось… Голова закружилась, глаза наполнились слезами и сфокусироваться на говорящем удалось далеко не сразу.

– Блэкстон, – прохрипел Уилл, – пожалуйста, дыши.

– Не люблю, когда ты так меня называешь!.. – всхлипнула я.

– Мне и самому никогда не нравилась эта фамилия.

– Нормальная у меня фамилия! Не такая древняя и напыщенная, как у некоторых, но уж какая есть! – возмутилась я и попыталась вырваться, но Уилл не позволил. Одна его ладонь по-прежнему лежала у меня на затылке, другая скользнула по предплечью. Пальцы, горячие и немного шершавые, переплелись с моими.

– Временная у тебя фамилия. По-моему, пора её менять на древнюю и напыщенную. Что ты на это скажешь?

Пульс молниеносно достиг критически высокой отметки. Сердце где-то вверху раненой птицей забилось. Дышать больно, в груди пожар. Эмоции во все стороны разлетелись, будто падающие с неба звёзды.

Давно известно, что Уилл Эванс не умеет толком предлагать руку и сердце. Но возмутиться и сбежать, как я обычно поступаю, сейчас хотелось меньше всего.

– Может, что-то и скажу, – наконец ответила я. – Но сперва мне бы хотелось как следует тебя отругать. Конечно, я не буду этого делать, пока ты полностью не выздоровеешь.

– Понял. Заслужил. Сознаю, что был слишком груб и предвзят. Ослеплён желанием отомстить, сделать больно так же, как ты сделала больно мне.

– На самом деле по отношению ко мне ты не делал ничего плохого даже тогда, когда не знал, кто я такая на самом деле. Скорее, наоборот. – Я хотела много чего сказать, уточнить, выяснить всё до конца и обговорить линию поведения, которая удовлетворяла бы обоих с учётом изменившихся обстоятельств, но внезапно вспомнила тот подслушанный разговор у нас в Вудфорсе и выпалила: – Вся проблема в том, что мне не нравится твоя манера общения со слугами.

Уилл выдохнул, слегка закатывая при этом глаза, и выдал:

– Так и знал, что с тобой будет непросто. Ещё в тот день, когда впервые увидел. Но не думал, что настолько.

– Кхе-кхе, – издалека подал голос Дьюк, – завтрак готов.

– Слышал? – Я обрадовалась возможности отложить неловкий разговор с тем, чтобы переварить информацию и подобрать нужные слова. – Ребята ждут!

– Подождут! Ты ещё не сказала «да».

– Вообще-то, мне полагается подумать! Такие вопросы сразу не решаются!

– Нет, я ждать больше не намерен. И спрашивать тоже. Сейчас – или никогда.

Я выдохнула. Голова кружилась как заведённая, а землю будто из-под ног резко выдернули. Никогда не чувствовала себя настолько странно и неопределённо.

– Ты любил её? – голос прозвучал глухо, будто чужой.

– Кого?

– Элизу. И ту ассистентку, с которой тебя застукал Беджер, и второкурсницу, – задыхалась я.

– Я этому Беджеру язык вырву, – рассердился Уилл. – И ты ему поверила? Поэтому сбежала?

Я кивнула, не в силах выдавить ни слова.

– Не было ни ассистентки, ни второкурсницы, Крис, я не завожу романы в академии. А вне академии вообще практически не бываю.

– А Элиза? Я же сама вас видела!..

– Элиза охотится за мужьями, липнет ко всем, у кого какой-никакой доход имеется, разве не слышала?

– Не слышала.

– Ты веришь мне?

– Я хочу тебе верить. Пожалуйста, продолжай.

– Я никого никогда не любил, только, – он запнулся, как будто признание давалось ему с трудом.

– А меня? – подсказала я и удивилась собственной смелости.

– А разве не понятно?

– Почему нельзя просто сказать? – настаивала я, хотя по себе знала: иногда «просто сказать» бывает жуть как сложно. Но мне жизненно важно было это услышать.

– Потому что я тебя больше, чем просто люблю.

Больше – это сильнее, чем взрыв сверхновой? Такое вообще возможно? А если у Уилла другие определения этому чувству?

Глаза в глаза глядят. Мир вращается, с каждым витком разгоняясь всё быстрее, кажется, ещё чуть-чуть, и планета с орбиты слетит.

– Я, конечно, никого не хочу торопить, – крикнул из-за кустов самый бесцеремонный человек на свете, – но завтрак остывает, а Сюзанвилль сам по себе не приближается!

Мы с Уиллом ответили одновременно:

– Сгинь, иначе в озере утоплю!

– Да-да, спасибо, Дьюк, сейчас только командира разбужу!..

Уилл погладил большим пальцем мою сверхчувствительную ладонь, и кожу будто искорками осыпало, а многострадальное сердце мгновенно исцелилось. Он повторил признание, но из-за грохота собственного пульса в ушах я скорее прочла по губам, чем услышала о том, насколько сильно он в меня влюблён, как потерял покой с той самой первой встречи и каким ослом был, когда не сказал прямо и пытался подавить вспыхнувшее чувство. Никогда до этого дня он не был со мной настолько открытым и настолько уязвимым.

– Я тебя тоже больше, – выдохнула я, когда он замолчал, переводя дыхание, и почувствовала, что вновь куда-то лечу. Только высоту взяла намного круче, чем насчитывала Плачущая сестра. А внизу меня ждут либо камни, о которые я разобьюсь насмерть, либо счастье, в которое окунусь с головой.

– Это значит «да», – не спрашивает. Утверждает.

– Можно и так сказать, – соглашаюсь я.

– Ещё одну важную вещь сказать хочу.

Я задерживаю дыхание, совершенно не в состоянии контролировать пронизывающую всё тело дрожь.

– На самом деле я тебя по руке узнал, не по комплекции. Ещё там, у Стивена в комнате, когда ты со шприцем возилась. Твоё прикосновение не узнать попросту невозможно.

Кто бы мог подумать, что тот первый контакт кожи к коже, ещё в Вудфорсе, продиктованный обычными правилами вежливости, создаст между нами ту самую искру, которая со временем разгорится в настоящий пожар!

– Я понимаю, почему ты сразу мне не сказал.

– Прости, Крис. Иногда злость и обида так слепят глаза, что за ними и других чувств не видать. Но они есть. Есть и будут.

– И ты меня прости, Уилл. Я долго отказывалась видеть тебя настоящего за масками высокомерия и превосходства, которые, между прочим, очень тебе идут.

Уилл издаёт звук, похожий на фырканье, и снова притягивает меня к себе.

– Ну, раз мы оба сняли, наконец, свои карнавальные маски, я хочу ещё раз сделать то, о чём мечтал с того самого дня, когда впервые тебя увидел.

Последние слова я не столько слышу, сколько впитываю своими губами через прикосновение к его губам…