Цена манильской сигары

ПОД КРЕСТОМ МАГЕЛЛАНА

Конечно, трехлетнего Жоэля Закариаса надо было бы оставить в госпитале. Но его выписали. Несмотря на слезы родителей. Я видел, как отворачивались врачи, всей душой желавшие поднять ребенка на ноги. И они сделали бы это. Но… место в клинике на вес золота. Жоэля привезли в одно из старейших медицинских учреждений при университете Св. Фомы, чтобы излечить не только от тяжелых заболеваний, вызванных недоеданием, но и для тщательного обследования. Дело в том, что Жоэль в течение года питался молоком… собаки. Кормилица вела себя заботливо и предупредительно. Она беспрекословно ложилась и подставляла сосцы всякий раз, когда мальчик хотел есть. Собака ласкала и облизывала необычного детеныша. В свою очередь, как писала манильская газета «Таймс джорнэл», последний приобретал черты, не свойственные человеку: издавал звуки, похожие на лай, кусал своих сверстников, если они обижали его, забивался в угол….

— За всю свою двадцатишестилетнюю практику, — подтвердила Фернандо Хофилена, педиатр, — я впервые встретила такого странного ребенка, который сосал молоко собаки.

Газета поместила пространную статью об этом случае не столько ради сенсации, сколько для того, чтобы привлечь внимание общественности к судьбе детей «бедных кварталов». Роми и Иенита, родители Жоэля (кроме него в семье еще трое детей), гонимые нуждой оставили родные места на острове Лейте и приехали в город Кэсон, входящий в Большую Манилу. Они поселились в одном из районов, где в шалашах и времянках без всяких, даже элементарных удобств проживают сотни таких же горемычных. Роми временно удалось устроиться подручным в булочную, Ненита иногда подрабатывала стиркой. Так протекала жизнь — временами работа от зари до зари, временами — поиски работы. Дети, естественно, были предоставлены сами себе.

— Голодные дети, — говорит Ф. Хофилена, — едят все, что найдут. Думаю, Жоэль не был лишен материнской любви, как это могут заподозрить некоторые.

«Таймс джорнэл», в свою очередь, добавляет: «Когда самый младший лежит с высокой температурой в подвесной люльке-гамаке, когда семья два месяца не может заплатить за жилье, необычное поведение одного ребенка могло и не волновать родителей».

В госпитале Жоэль поправился, повеселел. Однако, после того как мальчик выписался, он вновь начал чахнуть.

И вот тогда-то в том же университете Св. Фомы один из врачей, лечивших Жоэля, воскликнул:

— Неужели бог лишит своей милости эту кроху, этого несчастного! А как же крест, которому мы поклоняемся? В чем же его сила?

Несмотря на очевидные трагедии, многие еще верят в силу креста. Но появились и сомневающиеся.

Есть на Филиппинах точка, которая четыре с лишним столетия назад стала опорной точкой политики, перевернувшей судьбу целого народа. Она находится в Себу, главном городе одноименного острова. Ее обозначает большой черный крест, с которым в 1521 году высадился здесь Магеллан.

Многие островитяне, очарованные сладкими речами, сами пришли под крест, других пригнали силой. Имена обращенных в христианство чиновники автоматически заносили в списки новых подданных короля Испании. После гибели Магеллана в сражении с Лапу-Лапу, вождем острова Мактан, крест врыли в землю. Позднее, чтобы защитить его от солнца, тайфунов, постоянных морских ветров, над ним возвели каменное строение типа ротонды.

…Горят внутри тонкие свечи. Букетики цветов. Двое нищих. Многие верят, что крест увеличивается в размерах. Даже подсчитали, на какие доли сантиметра в год. Конечно, игра воображения. Но факт, что маленькие, уменьшенные в сотни раз «крестики Магеллана» носят сегодня каждые восемь из десяти филиппинцев!

Черный крест в Себу стоит прочно. И не потому, что он глубоко вцементирован в каменный грунт. Своими корнями он зиждется на популярности легендарного мореплавателя, а главное, — на памяти о тех, кто в течение многих лет навязывал новую религию («один монах стоит целого кавалерийского полка» — так при дворе испанского короля определяли роль церкви в утверждении колониальных порядков), и о тех, кто оказывал ей сопротивление. А что же сказать о миллионах современных крестиков?

— То, что они сами по себе не растут, даю голову на отсечение, — говорит Серж Ремонд, ведущий комментатор местной газеты «Фримэн». — Но зато как растут цены на все. Так же как и аппетиты богачей.

Были случаи, когда отчаявшиеся, обездоленные и бесправные после мессы, вместо того чтобы успокоившись и утешившись, идти домой, присоединялись к демонстрациям или к забастовщикам. Вот почему сегодня главная забота церкви, по мнению С. Ремонда, не допустить такой точки кипения в определенных слоях общества. при которой не поможет и крест. Нужно, чтобы он был постоянным громоотводом недовольства.

Еще в первые годы христианизации священники натолкнулись на резкое сопротивление филиппинцев, прибегавших к разным формам протеста против чуждой религии. Даже наиболее покладистые просили сохранить хоть что-то из их традиционных верований. А может быть, согласиться? — рассудили в верхах католической церкви, — или пойти на компромисс? Пусть верят в женщину-птицу, питающуюся кровью злых людей и тем самым помогающую добру. Пусть те, кто мечтает излечиться от бездетности, исполняют свой ритуальный танец, но не перед костром, а прямо в церкви… «Впитывая в себя местные религии, — поучал американский журнал «Ридерс дайджест», — католицизм на Филиппинах только выигрывает, становясь еще более прекрасным, лучше приспособленным к местным условиям, сильным».

В начале сороковых годов в Себу один священник стал чрезвычайно популярным. Благодаря большому, сколоченному из досок ящику со словом «независимость». Ящик следовало открыть в день, когда над городом вместо американского появится свой, филиппинский флаг. Всем, кто в этот момент окажется рядом, было обещано избавление от налогов тяжелой работы, произвола хозяина. На месте домика, где хранился когда-то деревянный ящик, сегодня корпуса пивоваренного завода корпорации «Сан-Мигель». А как сегодня? Занимаются ли священнослужители политикой? Шофер грузовика, с которым мы разговорились по пути на островок Мактан (он сейчас соединен с Себу многокилометровым мостом), где состоялось знаменитое сражение Магеллана с воинами Лапу-Лапу, охотно делился своими мыслями по интересующему меня вопросу. Церковь давно уже не сторонится рабочих кварталов, фабричных и заводских цехов. Более того, сегодня многие священники овладевают рабочими профессиями и идут в массы. Они даже иногда поддерживают забастовки, завоевывая тем самым авторитет, и порой он выше профсоюзных лидеров.

Явление, конечно, необычное. Но его можно объяснить. Для тысяч трудящихся, особенно в сельской местности и в городских трущобах, священник бывает единственным человеком, которому исповедуются, изливают душу и у которого даже берут взаймы деньги, чтобы купить немного риса.

— У бедняка нет ни мэра, ни своего представителя в парламенте, — сказал мне как-то сотрудник католической радиостанции. — Нужно быть абсолютно бездушным, черствым человеком, чтобы не реагировать на страдания людей, на ужасающие условия, в которых пребывают батраки «сахарных баронов» (так называют владельцев сахарных плантаций), обитатели трудовых кварталов, таких, как манильский Тондо, называемый «запасным карманом» рабочей силы для владельцев промышленных предприятий.

Таким образом, волей-неволей священнослужители, особенно на местах, втягиваются в политическую жизнь. Некоторые из них действительно присоединяются к стачечникам, резко критикуют правительственные органы, разоблачают поведение чиновников, офицеров. Конечно, не с целью уничтожить существующую систему, а чтобы укрепить ее путем усовершенствования, осуществления реформ и перемен, предупреждающих прежде всего социальные взрывы.

— Если правительство не примет меры, — заявил однажды руководитель папского института миссионеров Эджидио Биффи, — Филиппины окажутся под властью коммунистов.

Поэтому церковь, желая опередить развитие событий, пытается взять инициативу в свои руки. Нередко она сводится к перехвату лозунгов левых сил (конечно, не так примитивно, как это делал владелец ящика «независимость»). Но где тот барьер, перед которым священнослужитель должен остановиться, чтобы, с одной стороны, успеть помочь правящим классам «выпустить пары недовольства», а с другой — не совершить тяжкий грех, то есть не стать союзником левых сил. Вот сегодня главная забота «генералитета» филиппинской церкви. Он поэтому считает; следует «вовремя уводить священников с улицы на алтарь», у мирских властей, мол, есть достаточно много эффективных средств для разгона демонстраций, запрещения стачек, подавления волнений… Как на практике происходит такое «разделение труда», я увидел в Себу.

Там готовились отметить большое событие — приезд высокого гостя из Ватикана. Чтобы церемония прошла гладко, в город ввели четырнадцать тысяч солдат регулярной армии, две роты частей «контроля за гражданскими волнениями», пять команд специалистов по обезвреживанию бомб и мин, подняли по тревоге десять тысяч служащих корпуса военной подготовки граждан для армии (в основном студенты), подразделения «внутренней обороны», резервистов… В это время священники, ставшие популярными благодаря участию в забастовках, критике властей, готовились к проповедям о мире между богатыми и бедными, о необходимости всеобщей любви и т. д.

Надо сказать, что в наставники к проповедникам «классового мира» активно навязываются американские коллеги. Причем они поставили перед собой цель научить, как надо «спускаться на землю», чтобы застывшие догмы религии оживились и сделались привлекательными, а главное, понятными даже для малограмотного. Как это делается, я видел не раз. В одном из самых больших залов Себу несколько вечеров подряд выступал проповедник. Объявления-рекламы утверждали, что Роджер Вэнн из Миннесоты был наркоманом и алкоголиком, одним словом, пропащим человеком. Он и закончил бы жизнь где-нибудь под забором, если бы не «просветление свыше». С помощью бога Вэнн «исцелился» от всех пороков. Желая рассказать о своем «пути к счастью», а заодно поделиться опытом с филиппинцами, одарить их духовным здоровьем, он и приехал на Филиппины. Свою проповедь он начал с призыва: «Все, кто есть в зале, пожмите друг другу руки, так вы сделаете первый шаг к дружбе, братству, первый шаг от ненависти к терпимости…».

С такими же призывами с подобной же трибуны к филиппинцам обращался и Чарльз Дьюк, американский космонавт, побывавший на Луне. В гостях он представлял не исследователей космоса, а организацию бизнесменов, которые «во всем и всегда руководствуются евангелием» и поэтому не помышляют ни о чем другом, как «о благе ближнего», в том числе и о благе филиппинского рабочего. Во время обоих представлений (они действительно напоминали таковые, потому что молитвы были переложены на джазовую музыку, а псалмы исполняли профессиональные актеры, прибывшие из США) присутствующим предлагались всякого рода религиозные книги и брошюры, предававшие анафеме безбожников, коммунистов, «сеющих вражду».

Вообще американские церковники отличаются повышенной активностью в распространении (даже разбрасывании) своей печатной продукции.

Часто, однако, филиппинские деятели церкви выражают недовольство подобной «помощью» своих американских собратьев. В условиях, когда на территории Филиппин находятся американские военные базы, выступления проповедников из США вызывают, мягко говоря, раздражение. Ведь антикоммунизм — это средство для нагнетания милитаристского психоза, а пропаганда войны совсем не популярна среди филиппинцев.

…За стенами ротонды, в которой хранится крест Магеллана, кипит жизнь большого города, второго по величине после Манилы. Спокойные улицы со старомодными, невысокими зданиями муниципалитета, банков, контор компаний, отходящими от креста лучами неожиданно вливаются в кварталы, где нет места тишине, где стоит грохот от падающих из железного кузова булыжников, где сварочный аппарат ослепляет все вокруг синим светом, кричат торговцы, отовсюду (из лавок, ресторанов, такси) ревут транзисторы, обрушивается гром от реактивных двигателей самолета, идущего на посадку. А вот вдали показались плотные ряды людей. На улицы вышли забастовщики…

— Мы находимся в каком-то странном положении, — делился со мной один из приближенных кардинала Сина, архиепископа Манильского. — Сейчас того набора духовных ценностей, с которыми пришла сюда католическая церковь, уже недостаточно. Его надо чем-то пополнить. Но чем? Сразу не сообразишь. Антикоммунизмом? Успеха нет. Левым лозунгом? В этом случае — успех. Вот и возникает вопрос: чему же люди верят сегодня?