В городском доме культуры нашего Магадана я видел пальмы и слышал щебет тропических птиц, а на Филиппинах в Манильском зоопарке разгуливает белый медведь. Ему жарко, он мается от духоты, но держится молодцом. Иногда даже выходит из тени на солнце… чем радует ребятишек. В просторной проходной одного из горнообогатительных комбинатов под Певеком, на Чукотке, на доске объявлений я прочел приглашение совершить путешествие на Филиппины. Позднее в Маниле я встречал советский теплоход с туристами. Один из туристов, бросив взгляд на пальмы, обрамляющие приморский бульвар Рохас, заметил:
— Наши не хуже. Поменьше правда. Но ведь зеленеют не под открытым небом.
На Филиппинах, в свою очередь, много желающих посетить наши студеные края. Интерес к советскому Северу растет особенно среди учащейся молодежи.
Он вызван разными причинами. Не последнюю роль играет любопытство — неизвестное, непривычное всегда манило и манит. Ведь для филиппинца, например, песец — такая же экзотика, как для жителя тундры — плотоядный крылан (летучая собака).
Русские ученые, путешественники, писатели, представители общественной мысли всегда стремились разобраться в том, что же происходит в неведомых краях, что ждет их народы в будущем. Ведь не случайно Н. Н. Миклухо-Маклай долгие годы провел под азиатским, в том числе и филиппинским, тропическим солнцем. А И. А. Гончаров, путешествуя на фрегате «Паллада», собрал интереснейший материал о странах «жаркого света», их географии, истории, описав быт и нравы пародов многих стран Юго-Восточной Азии, в том числе и Филиппин, в известной книге «Фрегат «Паллада». В частности, он приводит сценки, показывающие, как. внедрялся в эти страны колониализм. Вот как, например, обучали солдат-филиппинцев военному делу: «Солдаты все тагалы, — читаем мы во «Фрегат «Палладе». — Их, кто говорит, до шести, кто — до девяти тысяч. Офицеры и унтер-офицеры — испанцы. По всему плацу босые индийские рекруты маршировали повзводно; их вел унтер-офицер, а офицер с бамбуковой палкой, как коршун, вился около. Палка действовала неутомимо, удары сыпались то на голые пятки, то на плечи, иногда на затылок провинившегося…»[13].
Писатель обратил внимание также на то, что, утверждая свое господство, колонизатор уповал не только на палку и «порох», но и на «комфорт», «обучая» представителей местной верхушки «наряжаться, пить вино, увлекаться роскошью» и т. д.
Сегодня к этим же методам и приемам прибегают неоколонизаторы. С той лишь разницей, что истину предлагают искать не столько в виски и джине, сколько в идеях, распространяемых и насаждаемых кино, телеграфными агентствами, газетами.
На Филиппинах кроме Н. Н. Миклухо-Маклая и И. А. Гончарова побывало немало других представителей русской общественности. В санкт-петербургском журнале «Сын отечества» была опубликована статья флотоводца В. М. Головина, который в начале прошлого века дважды плавал к берегам Филиппин на шлюпах «Диана» и «Камчатка». Он рассказал о жизни на далеком архипелаге. Написанная с явной симпатией к филиппинскому народу, она была полна гневных разоблачений в адрес его угнетателей-испанцев. С большим интересом читаются записки русского офицера А. Едрихина, прикомандированного к американским вооруженным силам на Филиппинах во время филиппино-американской войны. Несмотря на то что царский офицер не симпатизировал филиппинским революционерам, он старался быть честным и объективным в описании событий. По его запискам можно представить страшную картину подавления колонизаторами национально-освободительного движения на Филиппинах. Уже тогда, в начале века, они отрабатывали в этой стране позорную тактику «умиротворения» и «выжженной земли», которую спустя много лет, оставаясь верными своим понятиям о демократии, применили во Вьетнаме.
Эту тактику насилия американской военщины на только что «приобретенной» земле блестяще запечатлел на своих полотнах художник Василий Верещагин, побывавший на Филиппинах в 1902 году. Написанные там картины В. В. Верещагин выставлял в Соединенных: Штатах. Никому еще не удавалось так ярко рассказать кистью и красками правду об американской миссии на Филиппинах. Это было беспощадное обвинение буржуазного варварства. Американские власти запретили вход на выставку солдатам и молодежи. А потом скупили обличающие полотна, чтобы навсегда скрыть их от людей.
Слова поддержки филиппинских патриотов и солидарности с ними в те годы доходили до Филиппин и из самой России. Представители русской передовой мысли протестовали против разбоя, который вооруженной рукой, то есть армией и флотом, чинили Соединенные Штаты.
Свое отношение к американо-испанской войне (под этим понятием объединялись войны, развязанные США на Кубе и на Филиппинах) Л. Н. Толстой выразил в статье «Две войны», написанной в 1898 году[14]. В одном из вариантов рукописи к этой статье, в частности, сказано: «Действие американцев в этой войне вызвало чувство того омерзения и отвращения, которое испытываешь к наглым убийцам»[15]. А несколько позже, в 1902 году, в письме к американскому писателю Герберту Уэлшу Толстой писал: «…преступления, совершенные на Филиппинах, именно такие, какие, по моему мнению, всегда будут происходить в государствах, управляемых посредством насилия, или в которых насилие допускается и употребляется как необходимое и законное средство»[16].
В июне 1905 года в Манильском порту бросила якорь легендарная «Аврора». Она пришла сюда после тяжелой битвы в Цусимском проливе, где крейсер вместе с другими кораблями русского флота принял на себя удары японских военно-морских сил. Радушно встретили филиппинцы русских моряков.
К сожалению, в архивах музеев, университетов, библиотек Манилы мне не удалось найти материалы об «Авроре». Большинство документов, касающихся русско-филиппинских отношений до Октябрьской революции, не говоря уже о материалах послереволюционного периода, были изъяты американской колониальной администрацией— иные уничтожены, многие вывезены за океан или надежно спрятаны в подземных хранилищах на базе ВВС США Кларк-филд.
Однако сейчас даже о самом факте захода «Авроры» в Манилу филиппинцы говорят с гордостью.
— Конечно, в те времена мало кто обратил внимание на «Аврору», — сказал мне Диагония — профессор Филиппинской мореходной академии, автор многих трудов по истории русского флота. — Единицы знали о ее роли в Октябрьской революции. Но сегодня мы восполняем этот пробел. Изучаем историю СССР. Спустя много лет приобщаемся к важнейшему этапу в жизни человечества — началу великой революции, о котором возвестил легендарный крейсер. Мы тоже ищем документы об «Авроре» Конечно, поиски эти трудны.
На совесть постарались потрошители архивов. Мне только однажды принесли (это было в архиве Национальной библиотеки) папку под названием «Россия» за 1897–1898 годы. В ней содержались проездные документы, которые оформляли в консульстве Российского государства в Маниле путешественники в основном из Одессы, направлявшиеся либо в Японию, либо во Владивосток и на Камчатку.
Иногда встречались живые свидетели. Как-то, разбирая очередную внушительную корреспонденцию, которую принес почтальон, я обнаружил советскую газету «Голос Родины», выпускаемую для русских, живущих за рубежом. Вероятно, тот, кто сортировал корреспонденцию из Москвы, автоматически перебросил в мою кипу и данный экземпляр. Я знал, что он предназначен не мне, так как на «Голос Родины» я не подписывался. А кому же? «Сеня Цуган» — было написано на пакете и далее подробный адрес в одном из старых районов Манилы. Сразу же созрел план: еду по адресу, нахожу Сеню — вероятно, молодой человек, интересующийся жизнью Советского Союза, — и пишу очерк о любящем нашу страну или симпатизирующем нам филиппинце.
Район был не только старым, но и отдаленным. Сначала час с лишним машина продиралась сквозь автомобильный заслон, потом петляла в улочках-щелях с домами, лишенными номеров, и, наконец, остановилась перед хибарой с надписью «Рашен хауз», то есть «Русский дом». Постучав подвешенной железной колотушкой по забору, я стал ждать. Вышла филиппинка лет пятнадцати.
— Есть здесь русские? — спросил я. — Здесь живет. Сеня Цуган?
— Есть, есть, — заулыбалась она, — проходите. Только не Сеня (это так на почте исказили имя адресата, — Л. К.), а Ксения Цуганова.
Крохотный дворик, крылечко, узкая дверь. Вхожу и удивляюсь. За столом старушка. Из тех, что сидят на завалинках в наших далеких сибирских деревнях. Ситцевый платочек с узелком под подбородком, унты (хотя на дворе жара), сарафан.
— Корреспондент «Правды», — представился я и на всякий случай добавил, — из Советского Союза.
Старушка посмотрела на меня, улыбнулась и, протянув худую, в синих прожилках руку, сказала:
— Ксения Федоровна Цуганова.
— Принес вам газету «Голос Родины». Выписываете?
Она помолчала, непонимающе глядя на меня. Тогда я на всякий случай повторил это по-английски.
— Да-да, — закивала она и тут же взяла лупу. — Я свободно читаю по-русски, а вот говорить почти разучилась. Как-никак шестьдесят с лишним лет на чужбине…
На глазах появились слезы, Ксения Федоровна смахнула их кончиком платка. Она родилась во Владивостоке. В 1915 году отец с матерью отправили Ксению в Харбин, к родственникам, чтобы она училась на продавщицу. Девушка быстро и хорошо освоила дело, и вот она уже в Шанхае, в крупном обувном магазине. Хозяин процветал. Масштабы дела расширялись. Решил открыть филиал в Маниле. А чтобы не загубить дело, посылал туда своих лучших продавцов. Среди них Ксению.
В 20—30-е годы на Филиппинах было около четырехсот русских. В 1937 году здесь закончили строительство православной церкви, и на церемонии открытия отец Ерохин (жил до революции на Камчатке, потом во Владивостоке, после революции в Дальнем) произнес речь. «Главная наша задача, — сказал он, — помочь Филиппинам устоять перед коммунизмом».
— Не все разделяли мысли Ерохина, — говорит Ксения Федоровна. — Ведь среди нас были не только беляки, да они-то потом бежали в богатые страны. А здесь остались в основном матросы с кораблей, не вернувшихся на родину, да такие, как я, путешественники поневоле. В церковь мы ходили, потому что были верующими, а главное, чтобы встретиться с земляками. взять русские книги — при церкви была неплохая библиотека.
Большинство из этих четырехсот человек погибли во время второй мировой войны: либо под японскими, либо под американскими бомбами, иные — на поле боя, а точнее, в море — многие были призваны в американскую армию в качестве санитаров на военных судах.
— Вот так и доживаю свой век, — вздохнула Ксения Федоровна. — Муж мой, Иван, умер, был он человек хороший, но непутевый. Нет, хмельного в рот не брал, как некоторые, деньги копил. Руки у него были золотые, механиком слыл отличным. Накопив и поддавшись рекламе, вложил все деньги в акции нескольких компаний. А они прогорели, акции превратились в дым. Все, кроме акций одной страховой фирмы. Фирма небольшая, акций у меня немного. Но, слава богу, хватает на оплату жилья и чтобы не умереть с голоду.
И тут старушка расплакалась. Пора было уходить…
«Поэты советские, здравствуйте!». Ниже это приветствие Амелита Рейсио Крус дает на тагальском языке. Так построена вся книга — сборник избранных произведений поэтов нашей страны. Сначала стихотворение, например, Владимира Маяковского, а рядом — перевод. Книга — плод многолетнего труда филиппинки, которая самостоятельно овладела, по ее словам, «удивительно красивым словом великой социалистической страны».
— Я ставила перед собой две задачи, — рассказывает А. Р. Крус, — познакомить филиппинцев с литературой Советского Союза, от которого нас долгое время отгораживали колонизаторы, сначала испанские, а потом американские, и одновременно оказать помощь тем, кто решил научиться читать и говорить по-русски, А таких на Филиппинах становится все больше и больше.
Это на самом деле так.
— Русско-английский словарь — бестселлер номер, один, — говорит заведующая секцией справочной литературы крупнейшего в Маниле книжного магазина «Нэшнл бук стор». — Его раскупили мгновенно. Представляю, что будет, если на полки поставить русско-тагальский! А такой, я знаю, в СССР выпущен. Еще в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году.
Желание познакомиться с нашей страной, ее историей, театром, наукой, поэзией на Филиппинах растет.
Причем среди людей всех возрастов, представителей разных социальных слоев. В одном из классов в Доме советской культуры в Маниле над учебником русского языка склонились известная филиппинская писательница Норма Хапитана, служащий Манильского зоопарка Антонио Наварра, студент университета Де ла Салль Эрик Эррудо, молодой бизнесмен Нес Герерро. У всех своя цель. Н. Хапитана решила подготовить исследования по советской литературе. Работая над книгой советских поэтов, пришла к выводу, что по достоинству можно оценить их творчество, только прочитав стихи в оригинале. Студента, как это ни покажется странным, привлекла прежде всего трудность его изучения. Для Э. Эррудо это форма самоутверждения, вызов тем западным, прежде всего американским, идеологам, которые смотрят на филиппинца свысока, явно или скрыто, пытаются привить им комплекс неполноценности, о чем, кстати, говорили участники одной из студенческих конференций. Любитель животных надеется прочитать книги о советских зоопарках и дрессировщиках и тем самым расширить свои познания. А бизнесмен сказал, что связи с СССР постоянно расширяются и если сегодня не выучить русский, то завтра может быть уже поздно — обойдут конкуренты.
Русский язык начинает входить в филиппинскую жизнь. Его стали преподавать в ряде университетов и учебных заведений, где готовят кадры для дипломатической службы. В Манилу уже приехали двое советских преподавателей. Ведут обучение и филиппинцы, которые изучали русский язык в Советском Союзе. В редакции одной из центральных газет мне сказали, что в иностранный отдел приглашен человек, знающий русский.
— До сих пор, — пояснил редактор, — мы сообщаем о материалах советской печати в изложении западных телеграфных агентств. А излагаются они весьма и весьма тенденциозно. Пора знакомиться с советской точкой зрения, отражаемой вашими средствами массовой информации, из первых рук.
«Кунг наис нга кайя нанг Русо на макипагдигмаан» — так по-тагальски звучат последние две строки из стихотворения Е. Евтушенко «Хотят ли русские войны?», которое вошло в сборник, составленный Амелитой Крус. Этот небольшой сборничек пока еще написан от руки и размножен на копировальной машине. Однако составитель (и переводчик) выражает твердую уверенность в том, что найдется издательство, которое выпустит книгу в свет массовым тиражом.