На выходе меня остановил седобородый Матвеич, швейцар, гардеробщик и сторож нашей конторы в одном лице.
— Михаил Дмитриевич, прощения просим. А вы по служебной надобности али по какой другой? Отметить надобно, когда вернётесь, если вдруг искать вас будут.
Судя по виноватому взгляду, начальство поручило бедняге следить за моим присутствием на рабочем месте.
— По служебной, — вздохнул я. — Вот, жалобу иду разбирать. Знать бы ещё, где эта Замочная улица находится и как туда побыстрее добраться.
— Замочная? Так это в Чулковской слободе, — махнул рукой Матвеич, — почитай, на самой окраине. А вы что же, Михаил Дмитриевич, пешком туда собрались?
Я развёл руками.
— Не нажил я себе экипажа пока.
— Так у нас же для таких случаев служебная коляска есть, — просветил меня Матвеич. — Вам не сказали разве? Не извольте беспокоиться, сейчас кликну Кузьму, он вас куда надо свезёт.
Так что на Замочную улицу я добирался со всеми удобствами на пролётке. Кузьма оказался средних лет мужичком, хмурым и не слишком разговорчивым. Но довёз он меня быстро и сразу поинтересовался:
— Обратно поедете, ваше благородие? Ждать вас?
— Поеду, Кузьма, обязательно. На вот, — я кинул ему гривенник, — чаю выпей, пока меня ждать будешь.
Он неожиданно просветлел лицом и расплылся в улыбке.
— Благодарствую! Дождусь, не извольте беспокоиться, ваше благородие.
Одёрнув мундир и смахнув пылинки с плеча, я решительно двинулся по улице, отсчитывая номера домов.
«Куда это ты?» — вдруг поинтересовался Захребетник ехидным тоном.
— Как это куда? К «ведьме» Егорьевой, естественно. На неё же жалобу написали.
«Стоп!»
Захребетник так рявкнул, что я едва не споткнулся.
«Так дело не пойдёт. Запомни: разбирать жалобу надо с её автора. Кто ту бумагу писал?»
— Акулина Кривобокова, кажется.
«Вот её и навестим в первую очередь. Давай поспрашивай у местных кумушек, где такая живёт».
Ввязываться в спор с Захребетником я не стал и выполнил его указание. Это оказалось несложным — подошёл к старушкам, сидевшим на лавочке возле одного из домов, и за пару минут выяснил всё, что нужно. Акулина Кривобокова, овдовевшая солдатка, жила через три дома. Но сейчас её там было не застать, так как она работала стряпухой в трактире на соседней улице. Заодно мне выдали подробную характеристику на неё: детей нет, не пьёт, мужиков к себе не водит, дом держит в порядке, мужа бы ей, да только рябая она.
Поблагодарив «ареопаг» старушек, я отправился в тот самый трактир. Место оказалось на удивление чистым для заведения подобного рода на окраине. Зал был почти пустой, только в углу ломовые извозчики в высоких картузах пили чай из большого начищенного до блеска самовара.
Стоило мне войти, как из двери на кухню выскочил половой. Увидел мой мундир, дёрнулся и как ошпаренный метнулся обратно. И буквально через пять секунд мне навстречу примчался хозяин трактира.
— Добрый день, ваше благородие! Желаете отобедать? У нас…
Ты смотри, как чиновничий мундир работает. Даже заявись я сюда в одежде боярина, эффект был бы не таким поразительным.
— У вас Акулина Кривобокова работает?
— Акулька-то? У меня, ваше благородие. Натворила она чего? Если что, я за неё поручиться готов: баба не злая, в воровстве не замечена и готовит вкусно.
— Опросить нужно, как свидетеля. Позови-ка мне её для разговора.
— Сейчас сделаем, ваше благородие. Вы покамест сюда, у окошка, присядьте, чтобы удобнее было.
Акулина Кривобокова оказалась рябой женщиной лет под тридцать, слегка полноватой, с наивными голубыми глазами.
— Здеся я, ваше благородие. — Она поклонилась, поглядывая на меня с опаской.
Не успел я даже слова сказать, как Захребетник проснулся и взял управление на себя. Лицо у меня стало строгим, а голос низким и грозным.
— Ты писала жалобу на Варвару Егорьеву? Рассказывай, как всё было, без утайки.
— Так написала всё, ваше благородие, до словечка.
Захребетник зыркнул моими глазами, заставив Акулину вздрогнуть.
— Да, ваше превосходительство, не я это писала, а дьяк знакомый. Но он слово в слово всё записал.
Видя, что такой ответ меня не удовлетворил, стряпуха стала рассказывать. Многословно и отвлекаясь на всякую ерунду не по делу. Но Захребетник слушал не перебивая, и я вместе с ним. У меня возникло чувство, что он привык устраивать допросы и точно знает, как следует поступать.
— На праздник тезоименитства я блины поставила, думала, придут подруженьки, мы с ними чаю попьём. Тут слышу, в дом кто-то стучится, и голос мужской. А это Ванька, значит, Кособрюхов. Он мужик справный так-то, но вдовец уже года два как, и не пьёт сильно, столярную мастерскую держит. Я, думаю, чего это он пришёл? Может, хочет чего? А он, значица, заходит и ко мне так: здравствуй, мол, Акулина, вот шёл мимо, дай думаю загляну по-соседски, поздравлю с праздничком. У меня и пряники с собой, на гостинец.
Акулина шмыгнула носом и скороговоркой понеслась дальше.
— Ну я его усадила, не прогонять же. Чаю налила. Только отвернулась, чтобы блинов наложить, вижу в самоваре отражение. Ванька, значица, что-то мне в чай подливает из бутылки! Я блины выставила и говорю: ты Вань, слазий-ка в погреб, вареньица крыжовенного достань. Он пинджак снял, на стул повесил и в погреб полез. Пока он там искал варенье, я в карман пинджака и заглянула. А там зелье приворотное! Это он мне, значица, его и лил в чашку! Взяла я и половину бутылки разом-то и выпила.
— Зачем⁈ — Мы с Захребетником опешили оба.
— Так чтобы подействовало, ваше превосходительство! Он жеж не просто так мне его наливал, а с умыслом. Явно же замуж звать хочет.
Захребетник заржал у меня в голове, фыркая и хлопая несуществующей ладонью по несуществующему лбу.
— Предположим. Дальше что было?
— Дурно мне сделалось, ваше благородие. Голова закружилась, ноженьки держать перестали. Ванька увидел, что сомлела, и сбежал, только один блин и съел. А я потом весь день не своя была, и голова утром болела сильно. Вот я и решила — Варварка-знахарка дурное зелье варит, от которого здоровью вред и никакого толка.
— А налоги?
— Что налоги?
— В жалобе написано, что Варвара Егорьева не платит налоги.
— Так это ж всем ясно! Вы на неё посмотрите, ваше благородие, сразу поймёте — ведьма она и есть. А значица, и налоги не платит, они колдуны все такие.
— Понятно.
Я пробарабанил пальцами по столу, обдумывая услышанное. Захребетник продолжал посмеиваться и советы, что со всем этим делать, давать не спешил.
— Жалобу рассмотрим, — кивнул я. — Благодарю, что сообщили своевременно. А вам на будущее совет: никакие зелья, не прописанные вам врачом, не пейте.
На этом я закончил разговор и, не задерживаясь, вышел из трактира. Но не успел отойти и десяток шагов, как Акулина выскочила следом. Догнала и попыталась сунуть мне в руки свёрток, пахнущий свежей выпечкой.
Захребетник сурово на неё посмотрел.
— Это что?
— Ваше благородие! Вы же о людях заботитесь, лично ножки бьёте, жалобы разбираете, слова мне плохого не сказали, ругаться не стали, что бестолковыми жалобами вас отвлекаю. А сами худой весь, покушать, видать, не успеваете. Возьмите, не побрезгуйте. От всего сердца, только утречком пирожков напекла, с убоиной да картошечкой.
«Бери, — хмыкнул Захребетник, — видел я, как ты питаешься».
Так что дальше я шёл, откусывая на ходу пирожок. Кстати, весьма и весьма вкусный.
«Теперь навестим Кособрюхова, — инструктировал меня Захребетник, — посмотрим, что этот гусь скажет».
Второй участник драмы с приворотным зельем держал столярную мастерскую через пару кварталов от трактира. Кроме него там работал мужичонка невзрачного вида и несколько мальчишек-подмастерьев. Пол устилал толстый слой курчавой стружки, а в воздухе витал запах дерева.
Кособрюхов тоже смотрел на меня с некоторой опаской, но не лебезил. Он отвёл меня в каморку за мастерской, где я и устроил ему допрос.
— Расскажите мне, что у вас с Акулиной Кривобоковой вышло? Говорят, вы приворотное зелье ей подливали.
Он удивлённо всплеснул руками.
— Господь с вами, ваше благородие! Никогда такого не делал, грех это, колдунством любовь наводить.
— Что же тогда случилось?
— Дык это, ваше благородие, я Акульку давно знаю. Хозяйка она хорошая, незлобивая. Всё вот думаю посвататься к ней, да что-то не решусь никак. Эт я, значится, зашёл к ней на праздник, думал намекнуть ей, да стеснение заело. Ну я и плеснул себе в чай настоечки для бодрости духа. А Акулька рассердилась чего-то и как выпьет эту настойку! Ну и с непривычки её-то и придавило.
— Что за настойка?
— Да обычная, крепенькая в меру. У меня бутылочка-то осталась, сейчас покажу.
Покопавшись в шкафу, он достал бутылку из зелёного стекла. На которой была прилеплена бумажка с названием: настойка рябиновая «любовный напиток».
— Это знахарка Варвара делает, — пояснил он. — На запах приятная, и голова от неё не болит.
— Благодарю, больше вопросов к вам не имею. А бутылочку я заберу в качестве вещественных доказательств.
Выйдя из мастерской, я внимательно осмотрел бутылку и понюхал остатки содержимого. Похоже, настаивали этот «любовный напиток» на клюкве, взяв за основу обычный самогон.
«А достань-ка свой прибор, — оживился Захребетник, — посмотрим, сколько там магии».
Я приложил детектор к бутылке и нажал кнопку. Стрелка дёрнулась и застыла не дойдя и до единицы. Никаким волшебством настойка не пахла даже близко.
«Ха! И тут обман. Вот теперь пора навестить и знахарку», — и Захребетник потёр невидимые руки.
Дом знахарки ничем особым не выделялся среди соседей. Одноэтажный, построенный из дерева, с резными наличниками на окнах и аккуратными ставнями. Но стоило подойти к нему, как появилось чувство, что здесь живёт важная особа.
«Присмотрись, — хмыкнул Захребетник. — Это магия».
И правда, стоило мне сконцентрироваться, как я ощутил вокруг домика лёгкую магическую ауру. Ага, значит, и правда Егорьева знахарка и колдунья.
На ходу я вытащил детектор и нажал на кнопку. Стрелка дёрнулась к двойке, опустилась чуть ниже и принялась тихонько подрагивать.
«Запоминай, чтобы не повторять два раза. Единица — это обычный фон в городе, ниже только на окраине, как здесь, или в глухой деревне. Если больше, значит, рядом с тобой имеется колдовство. Когда стрелка чуть дрожит, значит, рядом практикующий маг. Дёргается — он творит волшбу прямо сейчас. Остальное в той книжице глянем. Ну, чего встал? Заходи, посмотрим, что за знахарка тут живёт».
Захребетник не стал прятаться и продолжал смотреть моими глазами. Его почему-то развеселил багор, висевший около входа. Но я не стал слушать его смешки, поднялся на высокое крыльцо, сделал глубокий вдох и распахнул дверь.
В сенях пахло полевыми травами, дёгтем и почему-то касторкой. Я такой «аромат» хорошо знаю — доктор Пилюков, лечивший всю нашу семью, обожал прописывать это средство по поводу и без.
— Хозяева! Есть кто дома?
Из комнаты донеслось короткое покашливание, и ответил звонкий женский голос:
— Проходите!
Я наклонился, чтобы не удариться о низкую притолоку, и шагнул в комнату. Тут же на меня уставились четыре зелёных глаза. Два с вертикальными зрачками огромного чёрного кота, развалившегося на подоконнике. И два его хозяйки — рыжеволосой тётки лет под сорок, одетой в пёстрое платье. Обстановка была ей под стать: на стенах были развешаны пучки сушёной травы, под потолком висело чучело летучей мыши, а на столе прятался под платком хрустальный шар. Сразу становилось понятно: здесь живёт знахарка, а то и настоящая ведьма.
— Добрый день, молодой человек. — Тётка близоруко прищурилась. — Вы ко мне по делу?
— Вы Варвара Егорьева?
— Я это, милок, я. Варвара Ильинична
Тётка подбоченилась, и магическая аура вокруг неё усилилась. На меня накатила волна, тихо нашёптывающая, что я пришёл по адресу. Здесь мне обязательно помогут, а моя собеседница добрее родной матери и могущественнее самого градоначальника.
Интересное, однако, умение! Надо бы и мне что-то подобное освоить, чтобы завоёвывать расположение и оказывать благотворное влияние на собеседников.
«Ха! — в ответ на эту мысль Захребетник фыркнул. — Это же деревенские фокусы, дружок, только простачков и обманывать. Любой маг тебя на смех поднимет, если ты что-то подобное в обществе сотворишь. Напомни, я тебя потом кое-чему поинтересней научу».
— Здоровье желаешь подправить? — рыжая тётка сменила тон и радушно улыбнулась. — Ладанку на удачу? Или будущее тебе на картах раскинуть?
— Вы ошибаетесь, сударыня. У меня другая цель визита.
Я сделал вперёд пару шагов, и на меня упал свет из окна. Тётка рассмотрела мой мундир, охнула и прижала ладони ко рту.
— На вас поступила жалоба…
Договорить я не успел. Тётка бухнулась на колени и завыла во весь голос:
— Не погуби, батюшка! Завистники извести хотят! Невиноватая я…
— Прекратить безобразие! — гаркнул Захребетник.
Знахарка прекратила завывать и выпучилась на меня.
— Встать! — приказал Захребетник и указал на стул. — Сесть!
Охая, тётка поднялась с колен и с опаской опустилась на краешек стула. Я же сел с другой стороны стола и выставил на стол бутылку с «любовным напитком».
— Ваша продукция?
Под пристальным взглядом Захребетника тётка икнула и часто закивала.
— Моя, батюшка. У меня лицензия есть на продажу снадобий, всё честь по чести, как положено.
— Лицензию к осмотру, — Захребетник хлопнул по столу ладонью.
Знахарка вскочила и заметалась по комнате. Рванула к одному шкафчику, потом к другому, вернулась к первому. С верхней полки вытащила стопку бумажек и стала их перебирать, слюнявя палец. Вытащила один листок, сунула остальные обратно и метнулась обратно к столу. Положила передо мной лицензию с выцветшими печатями и уселась на своё место, сложив руки на коленях.
— Так-так. — Захребетник пробежался по бумаге взглядом. — Варвара Ильинична, потомственная знахарка. Разрешена продажа эликсиров седьмой плотности.
— Всё верно, ваше благородие.
— Седьмой плотности, — повторил Захребетник, вытащил детектор и приложил к бутылке, не нажимая кнопку. — А здесь сколько?
— Ой, батюшка, пожалей меня бедную! — снова завыла тётка. — Бес попутал! Замоталась я, забегалась, вот и забыла добавить, как положено. Все только и давят меня, сироту несчастную! Проверками замучили, пожарные багор требуют, чтобы висел. Говорят, мол, коли лавка у меня, тут багор должон быть. А его каждую неделю ворують!
— Тихо! — Захребетник медленно закипал от её криков. — Название такое зачем написала? В заблуждение вводишь? Чтобы думали, что приворотное берут?
— Отец родной, — совсем тихо запричитала тётка, на глазах которой выступили слёзы, — не погуби! Исправлю, всё исправлю, как сказал. И название, и плотность сделаю. А я уж в долгу не останусь, как положено отплачу.
Её рука метнулась к столу и пододвинула ко мне несколько ассигнаций.
Первой мыслью у меня было взять их. Там рублей двадцать было, как раз чтобы поправить моё финансовое положение. Но в следующий момент я устыдился этого порыва. Чтобы я, боярин Скуратов польстился на взятку? Я дал клятву государю служить верой и правдой. Невместно мне унижать своё достоинство и брать поборы, тем более с какой-то знахарки.
Захребетник одобрительно ухнул.
«Правильно решил. Возьмёшь сейчас, потом потеряешь больше. А деньги будут, обязательно».
Он брезгливо потыкал деньги пальцем и строго посмотрел на знахарку моими глазами.
— Это что?
— Благодарность, батюшка. От чистого сердца.
— Уберите деньги, Варвара Ильинична. Я человек государев, не оскорбляйте меня этим.
— Так… — В глазах тётки мелькнул страх. — Сколько могу. Нету у меня больше…
— Цыц!
Она захлопнула рот и жалостливо посмотрела на меня. Дрожащие губы выдавали, что знахарка готова разрыдаться.
Мы коротко посовещались с Захребетником и вынесли решение. Я выдернул из блокнота лист и стал записывать, проговаривая вслух. Текст мне диктовал Захребетник, посмеиваясь и довольно ухмыляясь.
— Выношу вам строгое предупреждение, Варвара Ильинична. За торговлю некачественными эликсирами и за недостоверные надписи на них. С обязательством исправить в трёхдневный срок. В случае повторного нарушения будет назначен штраф. Всё понятно?
Я положил листок на стол, и знахарка впилась в него глазами.
— А как…. Понятно, ваше благородие. Не сомневайтесь, всё сделаю, прямо сегодня же. Больше ни одной жалобы на меня не получите!
— Вот и хорошо. — Захребетник так улыбнулся, что женщина вздрогнула и перекрестилась. — До свидания, Варвара Ильинична.
Оставив ошарашенную знахарку, я вышел из её дома и только на улице позволил себя рассмеяться. Ну и интересная же у меня служба!