Человек государев

Глава 8 КГМБ

В Тульское представительство Коллегии Государевой Магической Безопасности я явился к девяти часам утра. Иван Карлович сказал, что присутствие начинает работать в это время.

Коллегия занимала первый этаж небольшого особняка. На втором этаже располагался, если верить бронзовой табличке над крыльцом, архив.

Звонка у двери не было. Недоумевая, для чего понадобилось обозначать часы работы архива, совпадающие с часами работы Коллегии, отдельно, я потянул дверь на себя.

В по-летнему пустом и полутёмном гардеробе дремал за стойкой седобородый старик. Когда я открыл дверь, колокольчик на ней брякнул.

Старик встрепенулся. Одёрнул мундир, поправил фуражку и сделал вид, что спать даже не думал.

— Здравия желаю, господин хороший. Чего изволите?

— Здравствуйте. Мне нужен Сильвестр Аполлонович Мухин.

— Направо пожалуйте, — старик показал рукой. — Ихнего благородия пока нет, обождать придётся. Оне так рано не приходят.

— А во сколько же они приходят?

— По-разному. Иной раз с утра, иной к обеду. А бывает, что вовсе не появляются.

— То есть я могу прождать тут целый день, а Сильвестр Аполлонович не появится?

Старик развёл руками.

— Всяко бывает. Начальство-с. Им, сами понимаете, никто не указ, могут и вовсе не прийтить. Однако вы раньше времени не горюйте. Сегодня чай не понедельник, не пятница. Глядишь, придут. А вы покамест в канцелярии обождите. Вон туда, по коридору вторая дверь. Там Мефодий Ильич, этот завсегда рано приходит.

Я прошёл по коридору к обозначенной двери. Постучал.

— Пожалуйте, — раздался настороженный голос.

Я вошёл. Кабинет оказался большим, в три окна. Но просторным не выглядел, слишком уж был замусорен.

Четыре стола, по два слева и справа, завалены бумагами. Из книжных шкафов между столами выпирают гроссбухи и картонные папки. Такие же папки, вперемешку с одиночными исписанными листами, навалены на свободных стульях и подоконниках.

В углу у окна приткнулась кадка с полудохлым фикусом. Рядом с кадкой на тумбочке стоял примус. На примусе — чайник, начинающий тонко посвистывать. Из носика, украшенного новомодным свистком, шёл пар. Чайник готовился закипеть.

Справа от входа, за столом, стоящим рядом с примусом, сидел лысый толстенький человечек лет шестидесяти, в нарукавниках поверх тёмно-зелёного двубортного мундира. Погоны на плечах узкие, золотое шитьё разделено продольной полосой. На полосе — единственная серебряная звездочка. «Кабинетский регистратор», — я отметил про себя звание.

Человечек записывал что-то в большой разлинованной книге. На меня он посмотрел поверх металлического пенсне.

— Мефодий Ильич? — спросил я.

— Истинно так…

— Очень приятно. — Я подошёл к его столу. — Разрешите представиться: Михаил Дмитриевич Скуратов. Буду работать вместе с вами.

Протянул руку. Мефодий Ильич приподнялся и осторожно её пожал.

— Вам, полагаю, стоит дождаться Сильвестра Аполлоновича…

— Я тоже так думаю. Где могу подождать?

— Э-э-э…

Мефодий смешался. Обвёл грустным взглядом кабинет, но ни одной поверхности, приспособленной для ожидания, не увидел. Стулья, не заваленные папками, очевидно, принадлежали сотрудникам, которые пока не пришли.

Я поднял взгляд на висящие на стене часы. Они громко, солидно тикали. Минутная стрелка, показывающая четверть десятого, перескочила на следующее деление.

Н-да. Дисциплина тут, похоже, на уровне.

Мефодий проследил за моим взглядом. Удручённо покачал головой.

— Опаздывают. Да-с. Молодежь, что с них взять? Один я, изволите ли видеть…

Речь Мефодия оборвал чайник. Он засвистел так, что мог бы дать фору паровозу на железной дороге. Из носика повалил пар.

— А мы вот с вами сейчас чайку! — перекрикивая чайник, обрадовался поводу сменить тему Мефодий.

В этот момент открылась дверь.

— Чёрт бы побрал этого негодяя! — Высокий худой мужчина лет тридцати пяти, войдя, ткнул пальцем в чайник. — Видит бог, когда-нибудь я ему свисток вырву.

Мужчина прошёл к столу, стоящему напротив стола Мефодия, швырнул на него портфель и фуражку. Принялся снимать летнее пальто и заметил меня. Вопросительно склонил голову набок.

— Михаил Дмитриевич Скуратов, — представился я. — Направлен сюда для несения службы. Жду Сильвестра Аполлоновича.

— Саратовцев, — буркнул худой, — Константин Львович.

Пожав мне руку, он бросил пальто на ближайший стул и уселся за стол. Пальто сдвинуло кипу бумаг. Они посыпались на пол.

Саратовцев скользнул по россыпи равнодушным взглядом. Он был одет в такой же тёмно-зелёный мундир, как у Мефодия, с погонами кабинетского регистратора. Положил локти на портфель и обхватил голову руками.

— Экий ты нынче неловкий, Костя, — попенял Мефодий. — Чаю тебе налить?

— Давай хоть чаю, — буркнул Саратовцев.

Лицо его отражало тоску. Я догадывался о природе тоски, но с выводами решил пока не спешить.

Уже понял, что место для ожидания в этом кабинете обрету в единственном случае — если организую его сам. Если нет, так и продолжу дожидаться начальника стоя. Я указал на свободные столы.

— Подскажите, будьте любезны. Который из них не занят?

Саратовцев непонятно усмехнулся.

— Оба. Выбирайте любой, какой больше нравится.

— Но я слышал, что в канцелярии три сотрудника?

— Два с половиной, — проворчал Саратовцев. — Хотя я бы сказал, что и половина под вопросом. Аркашка, поди, сегодня опять не явится. Который день из театра не вылезает, актёрок караулит у гримёрки.

— Ну что ты такое говоришь, Костя, — вмешался Мефодий. — Не нужно создавать у Михаила Дмитриевича превратное представление о том, что представляет из себя наша достославная… достославная… — тут он смешался и замолчал. Не подобрал, видимо, нужного слова.

Захребетник внутри меня гоготнул и закончил: «…резервация. Сдаётся мне, что Иван Карлович беспокоится не зря». Я был с ним совершенно согласен, но вести во всеуслышание диалог с внутренним голосом по понятным причинам не мог.

— Так который стол я могу занять?

— Аркашка здесь сидит, — махнул Саратовцев на стол, стоящий рядом со столом Мефодия. — В те благие дни, когда удостаивает нас своим драгоценным вниманием.

— Ясно. Значит, займу этот.

Я подошёл к столу рядом с Саратовцевым. Принялся собирать разбросанные на нём бумаги и папки.

Заметил, что на большинстве бумаг отпечатана типографским способом шапка «Заявление». В правом верхнем углу разными почерками, разной степени уверенности, аккуратности и наличия клякс, было выведено: «Его благородию господину заведующему Коллегией Государевой Магической Безопасности Мухину С. А. от имярек». Далее на линованных строчках излагалась суть заявлений.

Некоторые листы были сложены вчетверо — из чего я сделал вывод, что их прислали по почте. Распечатанные конверты с посланиями внутри на столе тоже встречались.

В суть заявлений я решил не вникать. Первоочередная задача — освободить себе место. Не мудрствуя лукаво, сложил картонные папки в одну стопку, одиночные листы в другую, конверты — в третью.

Под бумажными завалами обнаружился письменный прибор: чернильница, две перьевые ручки, пресс-папье и несколько карандашей. Чернила давно высохли, из чернильницы я вытряхнул дохлую муху. Карандаши, в большинстве своём, были сломаны.

Я освободил от бумаг кресло и наконец-то смог сесть за стол. Принялся выдвигать ящики, надеясь найти чернила и перочинный нож.

В верхнем ящике поверх бумаг лежала картонная тарелка с окаменелыми остатками чего-то, не поддающегося опознанию, и скукоженное нечто, по цвету напоминающее картофелину. При ближайшем рассмотрении нечто оказалось яблоком. Я брезгливо вытащил тарелку и яблоко, бросил в корзину для бумаг.

— Красота! — оценил проделанную мною работу Мефодий. — Не изволите ли чайку?

На стол перед Саратовцевым он уже поставил стакан в металлическом подстаканнике. Саратовцев, звеня ложечкой, размешивал в стакане сахар. В другой руке держал лист с какими-то записями, извлечённый из портфеля.

Пошевелив губами и покачав головой, он положил лист на стол и принялся перекидывать костяшки на счётах. На меня Саратовцев перестал обращать внимание. Стакан тоже вскоре отодвинул и погрузился в вычисления.

Зато Мефодий, похоже, исповедовал принцип «работа не волк, в лес не убежит». Чай он пил из большой пузатой чашки, разрисованной красными маками. Отхлебнув, чашку ставил на блюдце с такими же маками. Рядом с блюдцем на столе Мефодия находились тарелочка с печеньем и нарезанным лимоном, вазочка с колотым рафинадом. Было ясно, что к чаепитию этот человек подходит серьёзно.

Я взглянул на часы. Без четверти десять. Всё то время, что я прибирался на столе, Мефодий возился с заварочным чайником. К работе, насколько я мог судить, не приступал.

— Прошу вас. — Мефодий поставил на стол передо мной стакан в металлическом подстаканнике, как у Саратовцева. — Мы здесь по-простому, не обессудьте. Не угодно ли домашнего печенья?

— Нет, ты скажи, каков шельмец! — возмутился вдруг Саратовцев. — По нашим документам ему три полных малахириума отправили — по три, значит, кубика, а он пишет — тройных получил всего два, третий — двойной, на два кубика! И неужто думает, не проверят за ним? — Он поднял глаза от листа с подсчетами на нас с Мефодием.

— Не нервничай, Костя, — посоветовал Мефодий. — Это дурно влияет на пищеварение.

— Ай! Тебе бы только пищу переваривать.

Саратовцев махнул на него рукой и снова углубился в изучение цифр. Мефодий, покачав головой, вернулся за свой стол.

— Какими судьбами к нам, Михаил Дмитриевич?

Ответ у меня был приготовлен заранее.

— Направлен сюда Иваном Карловичем Коршем. Планирую изучать на практике ведение делопроизводства.

Мефодий поперхнулся чаем. Палец Саратовцева замер над счётами.

— Иваном Карловичем? — переспросил Мефодий. — А чего ж вы сразу не сказали?

— Да вы вроде не спрашивали.

Саратовцев фыркнул. А Мефодий вдруг поднялся.

— Мне, это… надо бы в архив сходить, — пробормотал он. — В архив надо! Да. Точно.

И с неожиданной для своего возраста и комплекции резвостью ринулся к двери.

Саратовцев, глядя ему вслед, рассмеялся. Повернулся ко мне.

— Ежели бы вы, Михаил Дмитриевич, не существовали, вас бы стоило придумать, право слово! В последний раз Мефодий скакал с такой прытью, когда нам объявили, что Коллегию планирует посетить их превосходительство генерал-губернатор. Посещения не случилось, но смотреть на Мефодия было одно удовольствие.

— Догадываюсь. — Я улыбнулся. Саратовцев мне нравился. Захребетнику тоже. — А куда он пошёл? Неужели правда в архив?

— Христос с вами. Архив на втором этаже, Мефодий там лет пять не был. Терпеть не может по лестницам ходить. В кабинет Мухина пошёл, у него ключ есть. Туда, в кабинет, телефония проведена. И на квартиру Мухина тоже. Вот Мефодий и побежал докладывать, что Мухина тут дожидается не абы кто, а посланец самого Ивана Карловича. Не будь вы с ним знакомы, могли бы здесь и до вечера просидеть. А так, я думаю, Сильвестр Аполлонович очень скоро прибудут. Квартира-то его неподалёку.

— Боюсь, что Мефодий Ильич меня не совсем верно понял, — «смутился» я. — Я прибыл не по протекции Ивана Карловича, не настолько близко с ним знаком. Он меня просто сюда направил. Полагаю, это было просто первое, что пришло ему в голову.

Мы с Иваном Карловичем заранее договорились, что о личном знакомстве с ним я сообщать не буду — дабы не вызывать подозрений.

Саратовцев довольно рассмеялся.

— Так и вовсе красота! Верно, вы ведь и словом не обмолвились о протекции, это уж Мефодий сам додумал. А Мухин сейчас примчится на всех парах! То-то взбучку задаст Мефодию… Ничего, им обоим полезно. Одному — не наушничать, другому — почаще на службе появляться.

Саратовцев как в воду глядел.

Через четверть часа после того, как Мефодий вернулся из архива, в кабинет ворвался Сильвестр Аполлонович Мухин.