— … Как ты посмел, тварь⁈
Я очнулся от звука собственного голоса. Он гремел так, что, услышь я себя со стороны, поспешил бы убраться подальше.
Человек, в глаза которого смотрел, вероятнее всего поступил бы так же, но у него такой возможности не было. Я наступил ему коленом на живот, в руках держал толстую верёвку и этой верёвкой сдавил горло человека, прижимая его к присыпанным соломой доскам.
Кто этот человек? Что за доски? Откуда верёвка? Куда я попал⁈ В голове роились вопросы, но толком сформулировать не мог ни один — мешала ярость. Она перекрыла всё. Я кипел от негодования и сдавливал горло человека всё сильнее.
— Как ты посмел⁈ Что тебе нужно⁈
Глаза человека вылезли из орбит. Он побагровел и хрипел, пытаясь глотнуть воздуха.
— Говори!
Человек под моими руками дёрнулся в последний раз и вдруг обмяк. Перестал биться.
— Говори! — рявкнул Захребетник.
Встряхнул человека за плечи. Я увидел, что глаза у него закатились.
— Он не может говорить. — Мне наконец-то удалось вернуть себе контроль над телом. — И есть подозрение, что уже никогда не сможет.
Я разжал руки, сжимающие верёвку. Голова человека повернулась набок. Глухо тюкнулась виском о доски.
«Чего это он?» — удивился Захребетник.
— Того, — буркнул я. — Людей, к твоему сведению, не из чугуна отливают!
«Скажите, пожалуйста, какие мы нежные, — проворчал Захребетник. — Нашёл, тоже, человека! Он тебя, между прочим, чуть не убил. Если бы не моё вмешательство…»
Я бросил верёвку и отсел подальше от мертвеца. Чувствовал себя паршиво. Сердце колотилось, как бешеное. Ещё сильнее, чем сердце, стучало в висках. И дико болел затылок. Я почувствовал подступающую тошноту.
«Сотряс, — прокомментировал Захребетник. — Сейчас подлатаю. Сиди спокойно, не дёргайся».
Я оперся руками о дно телеги — сидел, оказывается, в ней, на досках. Костяшки на правом кулаке саднило. Я взглянул на руку. Обнаружил, что кулак разбит в кровь.
— А это что?
Захребетник вздохнул.
«Ой, ну вот чё ты начинаешь? Нормально же разговаривали… Погоди маленько, тоже починю».
Я вынул из кармана платок, замотал разбитый кулак. Огляделся. Телега стояла на пустыре — тёмном, заваленном строительным мусором и заросшем бурьяном. Кобыла, запряженная в телегу, вела себя на удивление спокойно, только ушами подёргивала. А на дне телеги лежал задушенный человек.
— Дяденька Михаил, — осторожно окликнули меня. Из-за кучи мусора выглянула знакомая растрепанная голова. — Вы живой?
— Оживаю, — буркнул я. — Ты как здесь оказался?
— За вами прибежал…
«Тебя пасли, — сказал Захребетник. — Видимо, от полицейского участка. Поняли, куда пойдёшь, и поджидали. Огрели по затылку так внезапно, что я не успел среагировать».
«То есть, когда я сплю, шастать по воровским малинам ты можешь, — проворчал я. — Ничего не мешает! А вот когда меня пытаются убить, не успеваешь среагировать».
«Здоровый сон — не равно потеря сознания, — буркнул Захребетник. — Скажи спасибо, жив остался! Если бы не я, сейчас вообще бы не разговаривал».
На протяжении нашего мысленного диалога Савка настороженно смотрел на меня.
— Вам, дяденька Михаил, может, водички принесть? Тут колодец есть неподалеку. Али, может, сбегать, позвать кого?
— Спасибо, не надо. Расскажи лучше, что произошло? Ты видел?
— Не. Отстал маленько.
— В смысле — отстал? Ты следил за мной?
— Ага. Расспросить хотел, чего там с Силантием. Вся улица уж знает, что с моста упал. Я видал, как его из реки вытаскивали и как вы потом с городовым в участок ушли. Вот и поджидал вас, думал, может, чего расскажете. Долго ждал, дремать начал. Глаза открываю — а вы уж из участка вышли, в переулок идёте. Ну, я за вами. И увидал…
— Что?
— Как вы лежите, а они рядом на коленях. По карманам у вас шарят. Я и заорал на всю улицу — пожар! Помогите, люди добрые! Ногами затопал — будто бегут. В переулке окна открывать начали, зашумели. Они огляделись, подхватили вас, да потащили куда-то. Я-то думал, напугаются, бросят! А они — не.
— Они?
— Ну да, их двое было. А в подворотне телега стояла, вас на неё затащили. Я следом побежал потихоньку, чтобы хоть поглядеть, куда везут. Так и думал, что на пустырь. Купец Маркелов тут неподалеку склады строит, а сюда мусор скидывает. Они остановились, верёвку достали — вас вязать. А вы вдруг как вскочите! Одному кулаком по морде — р-раз! Другому ногой — р-раз! Он аж опрокинулся. — Глаза у Савки светились от восторга. — Тот: «А-а-а-а!» А этот ему по кумполу, тот: «Та-а-ах!», а этот с катушек, а этот ему по чайнику, а тот по кумполу, р-раз, д-дах, а-а, дах! А вы этого, которому по морде дали, как схватите! Над собой подняли, да как шмякнете о землю! И кричите: «Как посмели, нечестивцы⁈» Этого, который на телеге, коленом придавили, верёвкой прижали, и ругаете всяко-разно. Кто хоть это? — Савка покосился на мертвеца.
— А ты его не знаешь?
— Не разглядел. Я ж близко не подходил, боязно. А темнота — эвон какая! И в переулке тоже темно было.
— Ясно. Спасибо.
— За что? Я ж ничего не сделал.
— За то, что пытался помочь.
Я протянул Савке руку. Он, обтерев чумазую ладонь о рубаху, осторожно её пожал. А я полез в карман за бумажником.
«На месте», — недоуменно сказал Захребетник.
Я, вынимая из бумажника монету, замер. Савка тоже уставился на бумажник с изумлением.
— Нешто не упёрли? Уж кошелёк всегда первым делом хватают!
— Выходит, нет.
Кобура с револьвером тоже была на месте. И планшет с бумагами злоумышленник не тронул. И фуражка, соскочившая с моей головы, лежала в телеге.
— Не успели? — вслух предположил я.
На лице Савки появилось скептическое выражение. Дескать, что это за грабители такие бесталанные? Захребетник был с ним согласен.
«Бумажник вытащить — много ума не надо. И времени тоже. А они ни деньги, ни оружие не тронули. Хотя, по словам пацана, тебя обыскивали. Значит, им нужно было что-то другое».
«И почему это, интересно, мы не можем спросить, что именно, — мысленно съязвил я. — Тот, которого ты, как выразился Савка, шмякнул о землю, чувствует себя, полагаю, не лучше первого и тоже вряд ли ответит на вопрос. — Я покосился на тело, лежащее на земле чуть поодаль. — Пацан-то ещё какой крепкий попался! Другой бы со страху убежал подальше».
«Этот мальчик — уличный бродяжка. Есть вероятность, что мертвецов видел не раз. Хотя, скорее всего, просто не осознает, что грабители мертвы, у детей иное восприятие мира. Может, сумеет их опознать? Тебя ведь однозначно погрузили на телегу и повезли прочь, чтобы продолжить обыск».
Но я уже и сам задавал вопрос.
— Слушай, Савка. А если я сейчас спичкой подсвечу, можешь поглядеть на этих жуликов? Вдруг узнаешь их?
— А они не вскочут? — Савка опасливо покосился на задушенного, лежащего в телеге.
— Вскочат — уложу обратно, об этом не беспокойся. Я могу, ты видел.
Я нащупал в кармане мундира спички. Чиркнул одной и, подождав, пока загорится поярче, поднёс к лицу грабителя.
— Ну как? Не узнаёшь?
Землистое, помятое лицо оказалось приметным. Через левую скулу и щёку тянулся кривой, длинный шрам.
— Знаю, — едва взглянув, кивнул Савка. — Мотька Плешивый. Вор… Тьфу, — он с негодованием сплюнул.
— Плохой человек?
— Дрянь. Воры, они ведь тоже разные бывают. Так Мотьку этого даже свои едва терпят.
— Ясно. А второй?
Я спрыгнул с телеги. Савка при опознании продемонстрировал удивительную стойкость, поэтому второе тело перевернул на спину уже без опасений. Чиркнул спичкой.
— Ох… — Савка, взглянув на лицо грабителя, вздрогнул и отпрянул.
— Что? — это мы с Захребетником спросили в один голос.
— Это тот, что к Силантию подходил.
— Точно? Не путаешь?
— Не. Я его рожу, помирать буду — не забуду! — Савка передёрнул плечами.
— Не бойся. Видишь — не такой уж он и страшный. И на него управа нашлась… Вот, держи, — я сунул Савке гривенник. — И давай уже, беги отсюда. Нечего тебе здесь делать. Только запомни: никому больше о том, что тут было, не рассказывай! Ни единой живой душе. Понял?
— Это как же? — удивился Савка. — Что же вы, даже в полицию жалиться не пойдёте?
— Нет.
— Почему?
Потому, что городовой Бабашкин нам с Захребетником не нравится. Как не нравится вся эта история с полётом Силантия с моста и с нападением на меня. Я пока толком ничего не понимаю, но твёрдо знаю одно: вмешивать сюда посторонних не нужно. По крайней мере, сейчас…
Вслух я этого, конечно, не сказал. Проворчал:
— Да что тут полиции делать-то? Я уж сам со всем разобрался. Какой от них толк?
— Да уж видал, — Савка, взглянув на меня, восхищенно шмыгнул носом.
— А если ты про этого мужика что-то новое вдруг вспомнишь или от других чего услышишь, приходи ко мне. Я с девяти утра до пяти пополудни — в Коллегии. Знаешь, где это?
— Как не знать.
— Ну, вот. А живу неподалеку, у госпожи Дюдюкиной.
Савка прыснул.
— Это та, от которой муж в кабак сбегает огородами?‥ Тоже знаю, а как же. Их все знают. На масленой неделе, рассказывали, Дюдюкина мужа дома заперла, чтобы не запил. И штаны отобрала, чтоб не сбежал. Так он штаны одолжил у постояльца и из его же комнаты выбрался, сперва на крышу, а после на пожарную лестницу. Горничная увидала, как Дюдюкин по лестнице слезает, рассказала мадам. Так та за ним до самого рынка гналась, веером махала. А штаны-то Дюдюкину велики, спадают! Он их поддёргивает и орёт: «Курочка моя, не гневайся! Я всего на минутку!»
Я, представив картину, рассмеялся.
— Да уж. Дюдюкина — курочка ещё та! Догонит — мало не покажется.
Савка, зажав полученную монету в кулаке, улыбнулся и убежал. А я снова подошёл к мёртвому телу. Захребетник настаивал на том, что его нужно обыскать.
«Вдруг мы сумеем понять, что им было нужно? Для чего-то ведь тебя собирались пытать».
— Пытать⁈
«А по-твоему, с какой целью связывали? Девок ждали на ролевые игры? Понятное дело — пытать. Сразу-то то, что надо, не нашли».
«Да что им может быть надо⁈ Деньги не взяли, оружие тоже. А больше у меня ничего и…»
Я замолчал. Захребетника осенило одновременно со мной.
— Малахириум, — сказал я.
Принялся шарить по карманам. Проверил все. Амулета не было. Я удивленно посмотрел на мёртвого грабителя.
— То есть они его всё-таки вытащили? Но зачем тогда…
«Вообще не помнишь?» — заинтересовался Захребетник.
— Что?
«В фуражке посмотри. За подкладкой».
Я взял лежащую в телеге фуражку. Атласная подкладка на ощупь казалась цельной. Не сразу я сообразил нырнуть пальцами под околыш. И нащупал малахириум.
— Как он там оказался⁈
«Ловкость рук…»
— Прекрати! Я скоро как лунатик буду, что ли? Вообще перестану помнить, что делаю?
«Так а зачем было тебя отвлекать? Этот тип, управляющий заводом, на малахириум уж больно жадно смотрел. И так старался выцыганить… Я и подумал, что надо его на всякий случай спрятать понадежнее. Пока ты в контору шёл, позади управляющего, я малахириум из кармана вынул и в фуражку прибрал».
— Не смей больше так поступать, ясно? Я хочу полностью отдавать себе отчёт в своих действиях! И всё помнить!
«Да ладно тебе, не ори. Нет, чтоб спасибо мне сказать! Кабы не я, ты бы остыл уже. А малахириума след бы простыл. Подумай лучше, кому он мог быть нужен?»
— И правда. Кому нужна этакая ерунда? Подумаешь, амулет! Подумаешь, паровую машину разгонял, которая станки крутила аж на двух этажах…
«Да причём тут машина? Вопрос ведь не в мощности амулета и даже не в его цене! Вопрос — для чего он тому, кто пытался тебя ограбить? Ну вот, допустим: удалось, украл. И что дальше? Куда он пойдёт с малахириумом, на рынок торговать? Три рубля — кучка, в кучке — три штучки?»
— Хм-м.
Я задумался. Картина действительно получалась странная.
Государственный малахириум — на строгом учёте у Коллегии. Нам известно о каждом объекте, где используются амулеты. Если вдруг всплывёт информация, что где-то работает неучтённый малахириум, мы узнаем об этом очень быстро, бдительные граждане не дремлют. Боярская магия — это боярская магия, у бояр свои истоки и свои развлечения. А государственный малахириум — по сути, ягоды из басни про лису и виноград. Видит око, да зуб неймёт. Украсть-то при большом желании можно, но использовать так, чтобы мы об этом не узнали — затея крайне сомнительная. Не говоря уж о том, что ресурсу амулетов свойственно вырабатываться. И что делать с малахириумом после того, как ресурс закончится? В ювелирную лавку тащить, чтобы нажиться хотя бы на серебряной оправе? Или нести к нам и рассказывать, что вот, полюбуйтесь — на улице нашёл! Зарядите, пожалуйста, будьте так любезны… Бред. Хотя ещё больший бред — ради сомнительного удовольствия завладеть малахириумом убивать человека. Да не просто человека — сотрудника Коллегии! А в том, что в итоге меня убили бы, сомневаться не приходилось.
Размышляя, я рассматривал лежащий на ладони амулет. Ковырял пальцем оплавленное серебро. Какая-то мысль не давала покоя, но ухватить её не мог.
«Нечестивцев обыскать надо», — прервал мои размышления Захребетник.
— Зачем? Думаешь, эти типы документы с собой таскают?
«Думаю, что натолкнуть нас на правильные мысли может любая деталь».
Я пожал плечами. Мимоходом подумал о том, что это, пожалуй, последний раз в моей жизни, когда выдвигаюсь куда-то по службе, не прихватив с собой перчатки. Должностные обязанности сотрудника Государевой Коллегии предполагали, как внезапно выяснилось, на удивление разнообразный круг занятий. За неполные двенадцать часов мне пришлось разбирать гору обломков после взрыва, помогать городовым вытаскивать из реки труп, а сейчас я вынужден обыскивать тело очередного неудачника, который на свою беду посчитал меня лёгкой добычей.
Начал я с того бандита, что лежал на земле. Документов при нём, естественно, не нашлось. В карманах вообще было пусто — ни монетки, ни бумажки. Папирос, и тех нет. Из-за голенища сапога я вытащил стилет, да на шее бандита на шнурке висел оловянный кругляш со стилизованным изображением барана. Так называемый звёздный зверь, небесный покровитель. Определяется исходя из даты рождения, всего зверей двенадцать — по числу месяцев в году. Опираясь на положение зверя на небе, можно предсказать судьбу, это называется гороскоп.
В прежние времена составление гороскопов было привилегией высшего общества, но с повсеместным развитием грамотности добралось и до других слоёв населения, предсказания печатали на последней странице едва ли не все газеты. Ну, в общем-то, объяснимо — газета стоит дешевле, чем услуги гадалки.
Моя младшая сестра увлекалась гороскопами. Родители увлечения не одобряли, терпеливо ждали, пока сестрёнка повзрослеет. Но двенадцатилетняя девочка — это двенадцатилетняя девочка, а в образ взрослого жестокого бандита подобное, на мой взгляд, не вписывалось. Хотя, с другой стороны, не так уж много мне известно о бандитских увлечениях…
«Ишь ты, — пробурчал Захребетник. — Читать, поди, не умеет — а барана на шею повесил! Ну, баран, он и есть баран, что с него взять. Хорошо хоть, святой лик не нацепил. А то бы я его воскресил и ещё раз задушил. Или чего позатейливее устроил…»
— Погоди.
Я задумчиво смотрел на безделушку. Вот, хоть ты тресни — чем-то она меня смущала. Я вынул из кармана измеритель уровня магии и нажал рычажок. Стрелка на часах дёрнулась. Вот оно что!
Я сорвал кругляш с шеи бандита, поднёс к нему часы и проверил ещё раз. Так и есть. Стрелка реагировала. Эта штука излучала магический фон! Не самый сильный, но всё же.
«И что это значит?» — спросил Захребетник.
— Понятия не имею. Никогда не слышал о том, что такие вещи могут обладать магическим действием.
«А ну-ка, надень барана обратно на барана».
— Зачем?
«Надень, говорю! Вот так. А теперь бей».
Я возмутился.
— Слушай, ну это уже ни в какие ворота! Каким бы дрянным человеком он ни был, глумиться над трупом…
Захребетник не дослушал. Моя рука поднялась, формируя боевое заклинание, и метнула в мёртвого грабителя магический удар.
Ответный удар последовал немедленно, в ту же секунду. Да такой силы, что я непременно врезался бы спиной в телегу — если бы в последнее мгновение не отпрыгнул в сторону. Сгруппировался, перекатился, вскочил на ноги.
Магический удар пролетел мимо. Телега с треском переломилась посредине, лошадь испуганно заржала.
— Чш-ш, — я подскочил к кобыле.
Успокоив её и вернувшись к мертвецу, выругался. «Звёздного зверя» больше не было. Вместо него на груди бандита остался кружок из пепла, очертаниями повторяющий оловянный кругляш.
«Ничего, — Захребетник был настроен оптимистично. — Зато теперь мы знаем, что это».
— Амулет, защищающий от магического удара?
«Я бы предположил, что от любого магического воздействия. Так сказать, универсальный. Но одноразовый. Выдержать может, как видишь, единственный удар».
— Я даже не знал, что такие существуют…
«Есть мнение: на этой работе ты столкнёшься со многими вещами, о существовании которых не догадывался. Сила, деньги и власть всегда притягивали недоумков, пытающихся урвать толику могущества».
— И получается, каждый, у кого есть такой амулет, может противостоять магу?
«Теоретически — да. Фактически, насколько понимаю, это оружие последнего шанса. Магия не убьёт обладателя амулета сразу. Появится немного времени на то, чтобы попытаться смыться. Это лучше, чем ничего».
— Н-да, согласен. Жаль только, что от этого оружия один пепел остался, теперь даже в полицию отнести нечего.
«А ты собираешься идти в полицию?»
— Ну… Сообщить ведь надо? Изготовление таких вещей противозаконно!
Захребетник рассмеялся.
«Серьёзно думаешь, что полиции об изготовлении таких вещей ничего не известно? Разузнать об обереге надо, согласен. Если выйдем на того, кто продал его нечестивцу, наверняка выясним что-то о самом нечестивце, а если повезёт, то и о том, кто его нанял. Но полиция — последнее место, куда стоит обращаться… Давай, обыщи второго, и надо уходить. Война войной, а ужин у мадам Дюдюкиной — по расписанию».
Осмотр второго тела ничего не дал. Оберега, как на «нечестивце», при нём не оказалось. Из чего я сделал вывод, что Мотька Плешивый принимал участие в операции в качестве тупой рабочей силы. Есть вероятность, что его заранее списали в утиль и оставлять в живых после её окончания не собирались.
Когда я вернулся домой, настенные часы в столовой показывали без трёх минут девять. Это дало мне право чинно прошествовать к своему месту. Кухарка украдкой вздохнула — больше в столовой никого не было, постояльцы поели и разошлись, — и принялась наполнять тарелку.
Дожидаясь, пока она поставит передо мной ужин, я рассматривал малахириум. Снова измерил магический уровень и выяснил, что он опустился ещё ниже. В голове по-прежнему крутилась какая-то мысль, я пытался её ухватить, и в этот момент меня крепко хлопнули по плечу.
— Здорово, Мишань!
От неожиданности я выронил малахириум, он ударился о керамические плиты пола. Нырнув под стол, я подобрал амулет и сунул от греха в карман. Выпрямившись, сказал Зубову:
— Здорово.
— Где пропадал так долго? — Зубов уселся за стол напротив меня.
Подошла кухарка, выгрузила с подноса тарелку с румяной котлетой по-рязански на косточке, картофельным пюре и зелёным горошком. Следом появились корзинка с нарезанным хлебом и соусник. Я благодарно кивнул, придвинул к себе тарелку.
Ответил Зубову:
— Служба. Слыхал, наверное, что на оружейном заводе случилось.
— Слыхал, как не слыхать! Так и подумал, что ты там. Поджидал вот. — Зубов поёрзал на стуле. Я думал, что начнёт расспрашивать про взрыв, но не тут-то было. — Мишань, такое дело. У меня завтра дуэль. Пойдёшь в секунданты?
Я поперхнулся котлетой. Зубов заботливо приподнялся и постучал по моей спине. Дождавшись, пока я прокашляюсь, сказал:
— На шесть часов пополудни вызов прислали. Стреляться на двадцати шагах, за Рогожинским посёлком. У тебя ведь служба в пять заканчивается?
— В пять.
— А, ну вот! Как раз поспеешь. В Рогожню добираться удобно, там дорога хорошая. Пойду, стало быть, записку отправлю, что согласен. — Зубов встал из-за стола.
— Ты рехнулся? — заинтересовался я. — Какая ещё дуэль? Какие шаги⁈
Зубов беспечно махнул рукой и скрылся за дверью.
— Ещё один ненормальный, — проворчал я.
«Ещё один? — удивился Захребетник. — А первый кто?»
— А ты не догадываешься?
«Ой, да хватит уже! Ну, подумаешь, по башке огрели. Подумаешь, дуэль. Чего ты так разнервничался? Не тебе ж стреляться. А даже если бы и тебе — что за печаль?»
— И правда. О чём беспокоиться…
Тут я заметил, что кухарка смотрит на меня странно. Замолчал.
Покончив с трапезой и дожидаясь чая, я вытащил из кармана малахириум. И замер. Одна из граней кубика утратила затейливые разводы. А густо-зелёный цвет как будто потускнел…
Я, пока ещё не ничего не понимая, поднёс малахириум к настольной лампе. И сомнений не осталось. Кубик был изготовлен из другого камня.
Тоже зелёного цвета, но на благородный малахит этот камень походил так же, как походит вислоухая дворняга на породистую гончую. Малахитовыми были лишь тонкие пластинки, наклеенные на грани. Стыки искусно зашлифовали, кубик казался цельным. До тех пор, пока не случился взрыв, который его повредил.
Недаром мне ещё на заводе показалось, что вижу трещину, которой в цельном малахириуме по определению быть не могло! Сейчас, после того, как я уронил амулет на плиты пола, одна из пластинок откололась.
«Подделка», — пробормотал Захребетник.
— Да.
Я спохватился и перешёл на мысленный диалог.
«Так вот почему измеритель показывал такой низкий уровень магии! Это не настоящий малахириум!»