Человек государев

Глава 22 Отмычка

Старшим у нас в семье был Илья, за ним шла сестра Анна. За Анной — я, а за мной две младшие сестры, Лиза и Оленька. Росли мы все вместе, и с девчачьими слезами я был знаком не понаслышке. Твёрдо знал, что утешать Аглаю сейчас бессмысленно, нужно подождать, пока сама успокоится и всё расскажет. А для этого отвести куда-нибудь в укромное место, не торчать же посреди дома у всех на виду.

— Идём.

Я приобнял Аглаю за плечи и повёл по лестнице наверх, к себе в комнату. Она шла, как слепая, спотыкаясь на ступеньках, и рыдала всё горше.

«Крепко принакрыло», — прокомментировал Захребетник.

Он пытался говорить в своей обычной насмешливой манере, но я почувствовал, что растерян. Ну, ещё бы. Плачущих женщин успокаивать — это тебе не морды бить.

«Помолчи, — мысленно одёрнул я. — Вот сейчас вообще не лезь».

Захребетник, как ни странно, послушался. В своей комнате я усадил Аглаю в кресло, налил в стакан воды. Поставил стакан на стол рядом с девушкой и отошёл к подоконнику. Прислонился к нему спиной.

Долго ждать не пришлось. Когда слёзы у Аглаи закончились, хлынули слова. Такой же полноводной рекой, как перед тем рыдания. Я слушал и мрачнел всё больше.

Мой сосед Куропаткин поселился в доме Дюдюкиной три месяца назад. Довольно быстро разобрался, что Аглая — нанятая прислуга, роднёй Дюдюкиным не приходится, а у самой Аглаи из родственников — только старая мать. Ни отца, ни брата, ни жениха, заступаться некому. А местом девушка дорожит. Когда Куропаткин это понял, Аглае проходу не стало. Он подкарауливал её в коридорах, на чёрной лестнице, изобретал предлоги, чтобы Дюдюкина отправила горничную к нему в комнату.

До недавнего времени Куропаткин держался в рамках приличий. Виться вокруг Аглаи — вился, мерзкие намёки делал, но руки не распускал. И вдруг как с цепи сорвался. Поймал Аглаю в коридоре, прижал к стене и начал требовать…

Аглая смешалась и опустила голову.

— Погоди, — вспомнил я. — Это неделю назад было?

— Ну да. — Аглая снова всхлипнула. — Я сперва не поняла, с чего это он. Смирный же был! Хоть и противный. Подумала, может, на солнце перегрелся али желчь в голову ударила. А потом сообразила.

— Что?

Аглая отвела глаза.

— Куропаткин тогда увидел, как я из вашей комнаты выходила. Это поутру было, помните? Мы с вами чай пили.

Ну, ещё бы. Я вспомнил, как Захребетник заставил меня выглянуть в коридор. И мерзкий голос Куропаткина как будто заново услышал. И что стоило, спрашивается, ещё тогда морду ему набить?

«Во-от, — поддержал мои мысли Захребетник. — Наконец начинаешь понимать! Мерзавцев надо учить сразу, не отходя от кассы! Рассчитывать на то, что мерзавец сам собой перестанет быть мерзавцем, — это как надеяться, что зимой снег не пойдёт».

«Да погоди ты», — мысленно отмахнулся я.

Вслух сказал Аглае:

— Помню. И что?

— Ну, что… Куропаткин за всеми шпионит да подглядывает, а судить по себе привык. Увидал, что я от вас выхожу ни свет ни заря, вот и подумал дурное. Решил, будто… — Аглая покраснела и не договорила.

— Ясно, — процедил я. — Так. И что же дальше?

— Ну… Я к нему не пошла, конечно. А он на другой день снова меня подкараулил и говорит: «Вот ты, значит, как? Не хочешь по-хорошему? К этому мальчишке со всех ног бежишь, а от меня нос воротишь? Ну, берегись! Узнаешь ещё Куропаткина! Со свету тебя сживу». И аж зубами заскрежетал со злости. Я напугалась, не знала, чего и ждать, но он после этого притих. Мимо меня ходил несколько дней так, будто вовсе не замечает. Я до того обрадовалась — передать не могу! Думаю, ну слава тебе господи, забыл обо мне! А нынче утром хозяйка к себе позвала и говорит: «У господина Куропаткина пропали золотые запонки, наследство его покойного папеньки. Ты не видела?» И смотрит строго.

— Та-ак, — протянул я. — А ты их видела, эти запонки?

— Видела, ещё вчера. Я убираться приходила, а они на столе лежали. Куропаткин сказал, что специально достал из шкатулки. Приготовил заранее, чтобы нынче после ярмарки к сослуживцу в гости идти. Это, говорит, всё, что у меня осталось от безвременно почившего папаши! Слезливым таким голосом. А сам на меня смотрит, и глаза злые-презлые. Ну, я Агриппине Аркадьевне рассказала всё как было. Что в комнату заходила, запонки на столе видела. Прибралась, ушла и дверь заперла. «И больше ты их не видела?» — это хозяйка спрашивает. Я говорю: «Нет». А Куропаткин этим своим противным голосом: «Как же так? Ведь ключ от комнаты есть только у меня и у этого прелестного создания! Или, быть может, ты кому-то отдавала ключ?» Я говорю: «Нет, конечно, кому же я отдам?», а сама аж похолодела. Понимать начала, к чему он клонит. И Агриппина Аркадьевна, видать, поняла. Нахмурилась и говорит: «Глаша служит у нас не первый год, господин Куропаткин, за её честность я могу поручиться. Она порядочная девушка, ни в чём дурном замечена не была. Вы хорошо ли искали? Может, запонки закатились куда?» Куропаткин вскочил и говорит: «Пожалуйте в мою комнату, поищем вместе!» А сам на меня глядит.

— Не нашли? — хмуро спросил я.

— Нет. Хотя всё в комнате перевернули. Коробочка от запонок есть, шкатулка, в которой коробочка лежала, есть, а самих запонок нету. Куропаткин и говорит: «Воры пробраться не могли. Внизу входная дверь всегда заперта, чёрный ход тоже. И на окне запоры целы. Да и не влезешь в это окно, по крыше-то — как пройти?» Говорит вроде бы печально, а я вижу: глазюки так и сверкают! Агриппина Аркадьевна говорит: «Верно. Воры не могли пробраться». Куропаткин: «Вот! Но и запонок, сами видите, нету. Придётся полицию вызывать». Агриппина Аркадьевна губы поджала — мыслимое ли дело, полиция, это ж позору не оберёшься, — а Куропаткин продолжает: «Только я вам сразу, наперёд сказать могу, как дознаватели действовать будут. Первым делом спросят, у кого ключи были. Узнают, что у меня и у горничной, и пойдут её комнату обыскивать», — и пальцем в меня тычет. Агриппина Аркадьевна говорит: «Да пусть их обыскивают, им за это жалованье платят. Глаша ни за что не взяла бы чужого».

— А Куропаткин — что?

— А он аж растёкся весь в улыбочке и говорит: «Это, безусловно, ежели вы ручаетесь, то я в ваших словах не сомневаюсь ни секундочки. А только прежде, чем полицию вызывать, может, вы сами к этой девушке в комнату заглянете? Чтобы уж точно убедиться». Агриппина Аркадьевна фыркнула и говорит: «Хорошо. Заради вашего успокоения, пойдёмте». Ну, и… — Аглая замолчала. Побледнела и выкрикнула: — Богом клянусь: не знаю, как ко мне попали эти проклятые запонки! И ведь не просто так на комоде лежали, а в ящике, где я бельё храню! Когда Агриппина Аркадьевна их увидела, аж за сердце схватилась. Да у меня и самой в глазах потемнело. Я кричу: «Нет! Это не я! Я не брала!» А хозяйка помолчала и говорит: «Кабы я своими глазами не видела, что у тебя тут дверь на ключ заперта, я бы тебе поверила. А сейчас — как же верить? Второй-то ключ только у меня. Кто ещё сюда войти мог?» Я кричу: «Не знаю! Клянусь, не знаю!», а она только головой покачала. Сунула Куропаткину запонки и ушла. А он глазищами так и сверкает! И только что не до потолка от радости прыгает.

Аглая закрыла лицо руками, явно готовясь снова зареветь.

— Спокойно, — сказал я. Подошёл к креслу, где она сидела, присел рядом на корточки. — Дюдюкина тебя уволила?

— Нет, — Аглая всхлипнула. — Она мне больше слова не сказала, просто к себе ушла. Ну да это не за горами. Уже, небось, и городового позвали… Ладно, Михаил Дмитриевич, пойду я. Чтобы хоть не подумали, что удрала.

Аглая отёрла слезы и попыталась встать. Я удержал.

— Не надо. Посиди пока здесь.

— Но…

— Посиди.

Я вышел и закрыл дверь.

Куропаткина в его комнате не было, но на это я и не рассчитывал.

«Здесь он где-нибудь, в доме, — азартно сказал Захребетник. — Уйти не мог, будет наслаждаться триумфом! Я эту породу знаю. И отмычку наверняка при себе держит. Выбросить — жаба задушила бы».

— Отмычку? — озадачился я.

«Ну а как ещё он мог в комнату Аглаи попасть? Либо слепок с замка снял и ключ изготовил, либо отмычкой ковырял».

Я задумался. В подлости Куропаткина не сомневался. Сомневался в его способностях взломщика. Да и отмычки запросто в скобяных лавках не продают. А ключ изготавливать — вдруг слесарь опознает? Куропаткин трус и скотина, но не идиот. Он действовал наверняка. Так, чтобы любые подозрения от себя отвести… В задумчивости я сунул руки в карманы. И наткнулся на часы в серебряном корпусе — детектор магии.

Хм-м. А вдруг?‥ Я быстро сбежал по лестнице.

Комната Аглаи находилась на первом этаже, в хозяйском крыле. Это мне сообщил Захребетник. Сам я понятия не имел, где обитает горничная.

«Ну, конечно, — фыркнул Захребетник, — куда уж тебе! Всему учить надо… Вот её дверь».

Я остановился в самом конце коридора, здесь было полутемно. Из хозяйского кабинета выскочил мальчишка-посыльный и убежал. Проходя мимо кабинета я слышал доносящиеся оттуда голоса — Дюдюкиной и Куропаткина.

«За полицией отправили», — прокомментировал Захребетник.

Я стиснул зубы от негодования. Поднёс к замку Аглаиной двери детектор магии и нажал рычажок. Есть! Стрелка уверенно дёрнулась. Замок всё ещё «фонил», как выражались у нас в конторе. А значит…

— Если существуют амулеты, защищающие от магических ударов, почему бы не существовать амулетам, умеющим открывать замки, — вслух пробормотал я. — Саратовцев говорил, что на войне любые средства хороши. И ясно дал понять, что набор магических спецсредств весьма разнообразен… Так почему бы такой пройдошливой скотине, как Куропаткин, не изыскать способ раздобыть магическую отмычку?

«А ты иногда не такой дурак, каким кажешься, — отвесил мне сомнительный комплимент Захребетник. — Что стоишь? Идём Куропаткину морду бить!»

— Погоди, морду всегда успеем. Сперва надо убедиться, что от отмычки он не избавился.

«Да избавится такой, жди! Небось, немалых денег стоит. Идём!»

— Иду. Только не мешай мне, понял? Не набрасывайся на него, тут тоньше надо действовать.

Я направился к хозяйскому кабинету, из-за двери которого доносились голоса. Из своей спальни выглянул Дюдюкин. Замер, прислушиваясь к голосам, и увидел меня.

— Михаил Дмитриевич? Что вы здесь делаете?

— Да так, по делам заскочил. Не составите компанию?

— С удовольствием! — обрадовался Дюдюкин. Глаза его радостно сверкнули. — Сей момент, только сюртук накину!

Решил, видимо, что я позову выпивать.

— Сюртук не понадобится.

С этими словами я постучал в дверь кабинета. Дюдюкин недоуменно подошёл ко мне. Не дожидаясь, пока попросят зайти попозже, я распахнул дверь.

Мрачная Дюдюкина сидела за столом. Счастливый Куропаткин порхал из угла в угол.

— … дражайшая Агриппина Аркадьевна, вы совершенно правильно поступили, вызвав полицию, — увещевал он. — Понимаю, что вам это чрезвычайно неприятно, но долг велит наказывать заблудших. Место вора — в тюрьме!

Порыв Захребетника мне удалось обуздать с трудом.

«Точно! Вор должен сидеть в тюрьме!»

Если бы не я, он схватил бы Куропаткина за грудки. Но, к счастью, мне уже неплохо удавалось с ним справляться. Тело судорожно дёрнулось, однако я остался стоять на месте. Мысленно прошипел:

«Сказал же, не лезь! Сам разберусь».

Куропаткин при виде меня замер посреди кабинета и замолчал. Пробормотал:

— Рад приветствовать, дражайший Михаил Дмитриевич!

— А уж я-то как рад, — процедил я.

— Доброе утро, господин Скуратов, — обронила Дюдюкина. Всем своим видом показывая, что ей сейчас не до меня. — Что вам угодно?

Дюдюкина перевела вопросительный взгляд на мужа. Тот растерянно развёл руками.

— Да, в общем-то, сущие пустяки, — сказал я, — часы у меня встали. Хотел спросить, который час?

Я вытащил из кармана детектор магии. Шагнул к столу Дюдюкиной. И остановился — совершенно случайно, конечно же, — рядом с Куропаткиным.

— Э-э-э, — удивилась Дюдюкина.

Посмотрела на стоящие в углу напольные часы. А я в этот момент нажал рычажок. И с трудом удержался от восклицания. Если возле Аглаиной двери стрелка колыхнулась едва ли на половину деления, то теперь уверенно перевалила за единицу.

— Четверть двенадцатого, — недовольно сказала Дюдюкина. — Часы у нас висят на стене при входе, а также в столовой. Ежели вы желаете узнать адрес хорошего часового мастера…

— Желаю, — глядя на Куропаткина, сказал я. — Ещё как желаю! И адрес мастера, и его фамилию, и прочие подробности… Внимание, господа! Смею надеяться, ни для кого из присутствующих здесь не секрет, в каком ведомстве я имею честь служить.

Вынул из кармана и развернул удостоверение. Куропаткин застыл с открытым ртом и начал бледнеть. Где я служу он, разумеется, знал, но, видимо, до сих пор меня и свои изыскания по части магических амулетов не связывал.

Дюдюкины изменившегося лица Куропаткина не заметили.

— Знаем, а как же, — восторженно сказал Дюдюкин. — Государева Коллегия, высокая честь! Вы мне сразу показались исключительно романтическим молодым человеком, Михаил Дмитриевич!

Дюдюкина восторг супруга не разделяла. Она недовольно поджала губы.

— Ежели бы вы предупредили заранее, то можно было бы говорить о скидке за проживание, — проворчала она. — Мы государевых указов не нарушаем. Но сейчас, поскольку у вас уже уплачено…

— Вот как? Скидка? — удивился я. — По государеву указу? Интересная тема, и мы к ней непременно вернёмся! Но я сейчас не об этом. Я пришёл поговорить о несчастной опороченной девушке, которая рыдает у меня в комнате.

Лицо Дюдюкиной обрело уже вовсе твердокаменное выражение.

— Для меня, Михаил Дмитриевич, это не менее неприятно и болезненно, нежели для вас! Глаша служит здесь третий год, и я относилась к ней очень хорошо. Но сейчас…

— А сейчас, уважаемая Агриппина Аркадьевна, ответьте мне на вопрос. Вы поверили в то, что Аглая украла у Куропаткина запонки на том основании, что эти запонки нашли у неё в комнате. Так?

— Да. Я их обнаружила самолично.

— А вам не приходило в голову, что запонки могли Аглае подбросить?

— Для чего? — изумилась Дюдюкина.

— Да вот именно для этого, чтобы опорочить доброе имя. Для того, чтобы вы выгнали несчастную девушку с позором и сдали в полицию. Аглая отказала Куропаткину в плотских утехах, и этот гад решил отомстить. Подбросил ей в комод свои запонки и обвинил в воровстве.

— Что-о⁈ — воинственно встрепенулся Дюдюкин. — В моём доме⁈ Обижать невинное романтическое создание?

— Помолчи, — одёрнула его жена. — Это очень серьёзное обвинение, Михаил Дмитриевич! Вы отдаёте себе отчёт?‥

— Неслыханно! — подхватил опомнившийся Куропаткин. Сместился поближе к Дюдюкиной. — Как вы смеете? Я буду жаловаться!

Я кивнул.

— На здоровье. Сразу после того, как объясните один удивительный феномен, жалуйтесь сколько влезет.

Я показал Агриппине и Викентию детектор магии, который всё ещё держал в руке.

— Это, уважаемые господа, не часы, а прибор, позволяющий измерять магический уровень. Извините за то, что ввёл в заблуждение. Если я нажму на рычажок, находясь рядом с человеком, который магии никак не касался, ничего не произойдёт. Вот, смотрите.

Я поднёс детектор к Дюдюкиной, нажал рычажок. Стрелка не колыхнулась. Я проделал ту же операцию рядом с Викентием, с тем же результатом.

— А теперь внимание сюда.

Я поднёс детектор к Куропаткину. Стрелка дёрнулась, перевалив за единицу. Дюдюкин, стоящий рядом с ним, и Дюдюкина, приподнявшаяся из-за стола, одновременно охнули.

— Как видите, детектор показывает наличие магического фона, — сказал я. — А это означает, что господин Куропаткин является обладателем некоего предмета, излучающего магию. И я более чем уверен, что дверь в комнату Аглаи он открыл с помощью этого предмета… Стоять!

С этими словами я бросился за Куропаткиным. Который допустил самую большую глупость из всех возможных — ринулся к двери. Руку он при этом запустил в карман и выхватил какой-то предмет. Видимо, оказавшись в коридоре, собирался выбросить, но оказаться в коридоре я ему не позволил. Догнал и схватил за руки, не позволяя разжать стиснутый кулак.

Я вывернул руку, в которой Куропаткин держал выхваченное из кармана, ладонью вверх. И лишь после этого позволил Куропаткину разжать пальцы.

— Мать честная! — охнул, взглянув на лежащий в ладони предмет, Дюдюкин. — Отмычка!

Я кашлянул.

— Гхм. Как-то даже стесняюсь спросить, Викентий Викентьевич, откуда у вас такие познания…

Дюдюкин раздулся от гордости.

— В молодости я служил по судебному ведомству!

— Писарем, — припечатала супруга. — Покуда не выгнали.

— Ах, курочка моя! Было и прошло, зачем вспоминать?

— Действительно, — согласился я. — Герой дня сегодня не вы, уж простите.

Я перевёл взгляд на Куропаткина.

— Повторно проверять сей предмет на магию не вижу смысла. А вы, кажется, собирались на меня жаловаться? Знаете, что бывает за клевету в адрес сотрудника Государевой Коллегии? Помимо взлома с применением магии и ложного обвинения? Ты, скотина такая, не просто на каторгу, ты у меня на виселицу пойдёшь!

Куропаткин взвыл и рухнул на колени.

— Пощадите! Я не хотел! Она сама виновата! Она…

Я схватил его за шиворот. Рявкнул:

— Заткнись! Ещё слово про Аглаю, и зубы с пола собирать будешь!

Куропаткин умоляюще посмотрел на Дюдюкину. Та гневно всплеснула руками. На лице появилось отвращение.

— Мне стыдно, что позволила вам проживать в моём доме!

— И мне, — присоединился к супруге Дюдюкин. — Да в прежние времена я бы такого мерзавца! — Он осмотрелся, подыскивая подходящую поверхность, и стукнул кулаком по ручке кресла. — Вот бы что я с ним сделал! И в своём праве был бы.

— Прошу прощения, господа, — прозвенел от двери торжествующий голос.

Обернулись мы все. В дверях стояла раскрасневшаяся Аглая.

— Агриппина Аркадьевна, там городовой прибыли. Приглашать?

Обращалась Аглая к Дюдюкиной, но смотрела на меня. Лицо её светилось восторгом и радостью.

— Зови, — кивнул я. — Кто тут громче всех орал, что полицию вызвать надо, тот пусть городового и встречает.

Куропаткин схватился руками за голову и завыл, раскачиваясь из стороны в сторону.

Счастливая Аглая упорхнула.