Человек государев

Глава 15 Большой бадабум

День не предвещал ничего необычного. Мы с Мефодием появились на службе почти одновременно, чуть позже пришел Саратовцев. Я и Костя, поздоровавшись, занялись делами, Мефодий занялся чайником. А через минуту за стеной, в кабинете Мухина, зазвонил телефон.

Разговоры из кабинета, когда к Мухину кто-то заходил, до нас не долетали, стены глушили звук. А телефон трезвонил так пронзительно, что слышали не только мы, но и архивные дамы этажом выше, и гардеробщик Матвеич.

Мефодий, поспешно отставив в сторону чайник, бросился к двери.

— Выполняет обязанности секретаря, — взглянув ему вслед, с насмешкой пояснил Саратовцев. — Ежели Мухина высокое начальство разыскивает, скажет, что Сильвестр Аполлонович только что вышли, буквально на минутку. И тут же ему на квартиру перезвонит. А ежели это кто другой, то рявкнет, что их высокоблагородие отбыли по важному делу. Когда будут, неизвестно. И нечего беспокоить занятых людей.

Саратовцев растёр подошвой по полу выплеснувшуюся из чайника воду. И тут же на пороге кабинета появился Мефодий. Вид он имел растерянный донельзя, даже побледнел. Пробормотал:

— Беда, братцы. Ох, беда!‥ Я Сильвестру Аполлоновичу на квартиру звонить, а супруга говорит — нету их, к цирюльнику пошли! Я спрашиваю, к которому, она говорит — не знаю. Яковом-то, который на Хлебной площади, их высокоблагородие в прошлый раз недовольны остались. И куда бежать теперь? А?

— Да что случилось? — перебил Саратовцев. — Зачем Мухина искать?

— На демидовском заводе паровая машина рванула. Говорят, что и жертвы есть. Может, врут, конечно…

Саратовцев присвистнул. Уверенно объявил:

— Не может быть, чтобы из-за малахириума. Небось, машина изношенная, на честном слове держалась, а заменить — жаба душила. Насилуют технику в хвост и гриву, а случись чего — искать начинают, на кого свалить… Вот что, Мишань. Давай-ка, руки в ноги — и бегом на завод. Осмотрись там, фон магический замерь, протокол составь согласно циркуляру — чтобы по нашей линии всё чин чинарем. А то опомниться не успеем, как заводские крючкотворы иск выкатят — что, дескать, амулет неисправен был, потому машина и рванула. А мы с Мефодием Мухина разыщем, расскажем, что в городе творится, покуда их высокоблагородие в цирюльнях усы закручивают.

— Понял, — кивнул я.

Взял со стола служебную папку-планшет — с бланками протокола и чистыми листами для заметок. Надел фуражку и быстро вышел в коридор.

Кузьма, пока вёз меня на завод, немного рассказал о его истории. Завод был основан знаменитыми купцами Демидовыми чуть ли не триста лет назад. Плавил и перерабатывал чугун, в числе прочего производил пушки. Год от года рос, перестраивался, и в начале прошлого века был выкуплен в государственную казну. С тех пор носил официальное название Императорский Оружейный Завод, оружие, производимое здесь, украшали соответствующим клеймом. Но в народной памяти завод остался демидовским, в городе его так и продолжали называть.

До завода мы добрались быстро, Кузьма своё дело знал. Остановил пролётку прямо у проходной.

— Ты, если хочешь, езжай обратно, — сказал я. — Я тут, боюсь, надолго. На извозчике доберусь.

— Да я бы вас дождался, — Кузьма шмыгнул носом. — Но их высокоблагородие сейчас, как на службе появятся, так первым делом спросят, где Кузьма. Тут же окажется, что ехать куда-нибудь надобно. Уже ведь, поди, и до градоправителя слух докатился. Вы ж гляньте, какой дымище валит!

Дым над территорией завода действительно поднимался. Но, насколько я мог понять, очаги уже потушили. За воротами стояли пожарные машины, однако особой суеты не наблюдалось.

Я предъявил на проходной удостоверение. Степенный охранник записал мои данные в журнал и рассказал, как пройти к нужному корпусу. Из его объяснений я понял, что взрыв произошел в «нарезном» цеху — том, где находились станки, обрабатывающие стволы винтового оружия.

— Благо, хоть не в патронном, — сказал охранник. И перекрестился — должно быть, не первый раз за сегодняшний день.

Я, обходя толпящихся в заводском дворе рабочих, пробился к корпусу.

Прямо на широком крыльце люди в белых халатах накладывали обожжённым повязки. Тяжелораненых увезли кареты скорой помощи, подход к крыльцу охраняли двое городовых, чтобы не лезли любопытные.

— Стойте, — попытался остановить меня парень моих лет в полицейской форме. — Дальше нельзя.

— Им можно, — скользнув взглядом по моему мундиру, сказал второй городовой, постарше. — Их благородие Государева Коллегия пожаловали. Документик позволите, господин хороший?

Я протянул удостоверение. Городовой прочитал по складам фамилию, взглянул на фотографию и вернул документ мне.

— Проходьте. Ежели чего, тама внутри господин унтер-офицер, дознанию проводят.

— А директор завода там?

— Посылали за ними, нету их в городе. Прислуга сказала, об эту пору оне с супругою завсегда на воды ездят, в заграницу. Но какой-то тип из конторы прискакал, раньше нас ещё. И господин инженер тоже там.

— Ясно. Спасибо.

Я прошёл в корпус. Бывать на таких серьёзных предприятиях до сих пор не доводилось, так что по сторонам смотрел с интересом.

Длинное двухэтажное здание, между этажами — лестницы и открытые лифтовые платформы. Одна рухнула, вон обломки валяются. Вторая, находящаяся у выхода, вроде цела. На первом этаже — два ряда станков, с двух сторон широкого прохода.

Станки представляли собой, насколько я понял, не самые сложные устройства. То ли дело — паровая машина, заставляющая их работать! Вот на машину в работе я бы посмотрел. Она стояла в дальнем конце цеха и приводила в действие станки на обоих этажах.

Взрывом не только разнесло машину и повредило станки, рухнула ещё и изрядная часть перекрытия между этажами. Во всем корпусе вылетели стекла, обрушилась торцевая стена — за грудой того, что осталось от машины, просматривалось голубое небо. Металлические обломки деталей машины разлетелись на десятки метров.

Я задумчиво посмотрел на острый осколок чего-то, торчащий из дощатого пола, и содрогнулся. Угодил бы такой человеку в голову — вряд ли помогли бы лекари. Доски пола были влажными, как и всё вокруг, пахло сыростью и почему-то гарью. Хотя, теоретически, паровая машина — это ведь пар. Видимо, из-за слишком высокой температуры вспыхнуло что-то горючее. Хорошо хоть, потушили. И на другие корпуса огонь не перекинулся… Н-да.

Возле уцелевших станков я увидел группу людей. Двое — в замасленных рабочих спецовках, у одного забинтована левая рука, у другого голова. Упитанный господин с погонами унтер-офицера, сидя на низком табурете, держал на коленях кожаный планшет и разговаривал с рабочими. Рядом стояли двое прилично одетых людей в штатском. Меня пока никто не замечал, все были слишком увлечены беседой.

«Подойди аккуратно, вдоль стены, — посоветовал Захребетник. — Пока не заметили, послушай, о чём говорят. В таких делах — сперва смотри чужие карты, свои успеешь».

Я сместился к стене. Подошёл, стараясь держаться так, чтобы не видно было за станками.

— … стало быть, на смену вы заступили в шесть утра, — глядя на рабочих, говорил унтер. — А в девять часов произошел взрыв. Так?

— Истинно так, ваше благородие. Часы — они вона там, над дверьми висели, — рабочий махнул рукой в сторону входа. — В девять часов — это когда короткая стрелка ровно влево кажет, а длинная — ровно вверх, нашему этажу дозволено на перекур выйти, часы дребезжат. Хотя мы уж и без дребезжания знаем, что время настаёт, на длинную стрелку поглядываем. И вот, стало быть, оставалось ей чуть-чуть, и тут оно как бахнет!

Второй рабочий поддержал товарища энергичными кивками.

— Было без десяти минут девять, — сказал господин в светлом полотняном костюме, с тщательно причёсанными волосами и аккуратными усиками. — Я находился у себя в кабинете, посмотрел на часы.

— Благодарю, господин инженер, — унтер что-то записал в блокнот. — А вы всегда так рано на службу приходите?

— Я прихожу в семь часов. Рабочие сменяются в шесть, заступает дневная смена. К семи часам наладчики обходят цеха, о результатах осмотра докладывают мастерам. В семь тридцать я провожу совещание. Если люди при обходе замечают какие-то неполадки, сообщают мне.

— И это у вас каждый день так?

— Разумеется.

— И сегодня вам ни о каких неполадках не сообщали?

— Именно. Как говорится, ничто не предвещало.

— Ну, ка-ак же — не предвещало, уважаемый Евгений Германович, — вмешался второй прилично одетый господин. Лет сорока, в дорогом костюме и с драгоценной заколкой в галстуке, но слегка помятый — этот подниматься ни свет ни заря явно не привык. — Не может такого быть, чтобы вовсе уж ничего! Верно говорю, господин городовой? — он со значением посмотрел на унтера.

— Верно, верно, ваше благородие, — покивал тот. — А вы, господин управляющий, обычно к которому часу приходите?

— Когда как. Иной раз возникают неотложные дела.

— Нынче, я так понимаю, вас с постели подняли?

— Какое это имеет значение? — возмутился управляющий. — Главное, что по первому же поступившему сигналу я прибыл без промедлений! Так и запишите. И вот ещё что. — Управляющий повернулся к рабочим. Ткнул пальцем в того, что рассказывал про часы. — Как тебя, напомни?

— Федот, ваше благородие.

— Да. Федот! Скажи, любезный — перед тем, как машина взорвалась, ты не заметил ничего необычного?

— Необычного? Это как?

— Ну, такого. Странного. Может, там, искры из машины сыпались? Или молнии над ней сверкали?

— Не было ничего такого, — удивился Федот.

— А ты? — управляющий с надеждой взглянул на второго.

Тот помотал головой.

— А где вы стояли? Где ваши станки?

— Вона, — Федот махнул рукой в дальний угол цеха.

— А. Ну так это далеко!

— Которые мужики рядом были, тех в больницу свезли, — сказал Федот. — Там кого обожгло сильно, кого поранило. Фильку рябого балкой с потолка придавило. А Архипычу, который у самой машины стоял, тому вовсе…

— Погоди, — поморщившись, перебил его управляющий. — Ты давай припоминай, как дело было. Искры вокруг машины — неужто не видал?

— Не…

— Так у тебя, может, глаза плохие? — Управляющий скрестил на груди руки, строго посмотрел на Федота. — Как же ты, полуслепой, со станком управляешься? Тебя, может, в грузчики перевести надо? Как, говоришь, твоя фамилия?

Рабочий побледнел.

«Вот сволочь!» — возмутился Захребетник.

— Прекратите пороть ерунду, Аверьян Макарович, — вмешался инженер. — Ну какие ещё искры?

— Магические, Евгений Германович, — с нажимом сказал управляющий. — Машина, как вам известно, приводится в действие посредством малахириума. И в случае неисправности оного рабочие могли наблюдать разного рода визуальные эффекты. Ведь сама-то машина — в полном порядке. Новехонькая. Верно?

— Да какая же она новехонькая? — удивился инженер. — Третий десяток лет разменяла. Однако котёл был в порядке, за это я ручаюсь. Да и прочие механизмы тоже. Полгода назад проводили профилактический ремонт, все изношенные детали заменили.

«Хороший парень, — сказал Захребетник, — честный, добросовестный. Управляющий ему уж не знает, как ещё-то сказать, что причина аварии — якобы малахириум».

«Но по словам инженера получается, что дело и не в машине…»

«Так на то он инженер! Конечно, считает, что в его хозяйстве всё в порядке. В то время как третий десяток лет — это третий десяток лет. Управляющий, скотина, унтеру сейчас нашепчет — а тот и рад записывать. Насочиняют такого, что никакому фантасту не снилось».

«Так, может, вмешаться пора? Пока не насочиняли?»

«Погоди, это успеется. Сначала машину осмотреть надо — так, чтобы не мешал никто. Вон там, по стеночке, пройти можно аккуратно».

Я двинулся вдоль стены. Беседующие по-прежнему были заняты друг другом, на меня не обернулись.

Машина представляла собой огромную груду обломков. Здесь уже встать так, чтобы меня никто не видел, труда не составило.

Я вынул из папки лист с протоколом осмотра места происшествия. Адрес, дату и время осмотра, описание события — заполню потом. Сейчас надо заняться тем, ради чего сюда приехал. «Уровень магической активности на момент осмотра».

Уничтожить малахириум практически нереально. Серебряная оправа в определённых обстоятельствах ещё может получить повреждения — хотя на неё распространяется магическое действие, защищает. Серебро не самый прочный материал, без защиты ему не обойтись. А малахитовые кубики в огне не горят, в воде не тонут, расколоть их нельзя, даже если бить кузнечным молотом или сбросить с высокой башни. Интересно, кстати, каким образом обрабатывают природный малахириум? Не добывают же его уже в виде готовых кубиков… Надо будет поинтересоваться у коллег.

Малахириум при взрыве должен был уцелеть. Амулет, разгонявший паровую машину, всё ещё работает, и моя задача — определить, насколько интенсивно. Я достал часы и нажал единственный рычажок.

Стрелка дёрнулась. Досконально я этот вопрос пока не изучал, но отчего-то полагал, что показать она должна серьёзное значение. Всё же, от машины, внутри которой находился амулет, работало больше полусотни станков. Но стрелка остановилась на значении меньше единицы. Ноль целых, девять десятых… Хм-м.

Я нажал рычажок ещё раз. Результат тот же.

«Может, так и надо? — предположил Захребетник. — Хотя, конечно, интересно, что должен сделать амулет, чтобы часы показали двенадцать. Звезду Смерти взорвать?»

«Звезду Смерти? Ты имеешь в виду небесное тело?»

«Небесное, — непонятно гоготнул Захребетник, — можно и так сказать».

«Ну, мне тоже интересно. Список вопросов к коллегам растёт на глазах. Но пока моя задача — отыскать амулет».

Одним из основных постулатов, донесённых до меня в Коллегии, был: в случае чрезвычайного происшествия с участием магии к магическим артефактам не имеет права прикасаться никто, кроме нас — сотрудников Коллегии. Ну, логично — малахириум штука, мягко говоря, не дешёвая, а в неумелых руках ещё и не безопасная. Нарушение этого закона сурово каралось. Если бы нашёлся умник, у которого хватило бы смелости утащить с места происшествия малахириум, и попался на попытке его продать или как-то использовать — отправился бы прямиком на виселицу. Малахириум разрешалось трогать только нам.

С одной стороны — спасибо государю за такую честь. А с другой… Я грустно оглядел гору обломков. Сколько я тут буду возиться? Час? Три? До вечера? Здешний амулет, два кубика, на фоне разрушений, произведённых взрывом, — иголка в стоге сена… Но я недооценил умения Захребетника.

«Не горюй».

В тот же миг — так же, как до того менял интонации мой голос, — я почувствовал, как меняется зрение. На груду обломков будто навели резкость, мой глаз выхватывал всё, до мельчайших деталей. А стоило посмотреть на что-то более пристально, как этот участок словно проступал из прочих, становился отчётливее.

«Ого!» — не удержался я.

«А ты думал? — отозвался довольный Захребетник. — Ищи! Не отвлекайся».

Я сосредоточился на том, что осталось от паровой машины. Устройство её представлял себе очень приблизительно, никогда не интересовался механизмами. То есть прежде не интересовался. Сейчас вдруг подумал, что было бы неплохо раздобыть соответствующий учебник и узнать, как работает машина…

Так. Стоп. Это я сейчас подумал⁈

«Мы договаривались, что моего внутреннего мира ты касаться не будешь!» — возмутился я.

«Ты о чём? — удивился Захребетник. Как мне показалось, вполне искренне. — Ни в какие твои внутренние миры я не совался, вот ещё не было печали! Тут бы с внешним миром разобраться».

«А с какой стати мне пришло в голову, что было бы неплохо изучить устройство паровой машины?»

«А чем плохая мысль? Почему устройство паровой машины должно быть менее интересно, чем бабочки на Суматре?»

«Ну… Не знаю. Мне это не было свойственно. Никогда не интересовался инженерными науками».

«Никогда не говори „никогда“, мой друг! Время идёт, все меняется. Меняются обстоятельства, под их воздействием меняешься ты. Я в данном случае вообще ни причём. И не надо валить на меня всё, что приходит тебе в голову».

На это я не нашёлся, что ответить. Снова сосредоточился. Циркуляр, в соответствии с которым следовало производить осмотр места происшествия, рекомендовал разбить осматриваемый участок на сектора и исследовать их один за другим. Что я и попытался проделать.

Без помощи Захребетника пришлось бы непросто, но его способности изрядно выручали. Сложность была ещё в том, что я старался производить как можно меньше шума — не хотелось привлекать внимание тех, кто находился в цеху. Однако, как ни старался, в момент, когда приподнимал обломок чего-то, чтобы заглянуть под него, то задел другой обломок, а тот повалил целую груду. Загрохотало.

— Что происходит? — раздался голос унтер-офицера.

Минуту спустя в поле моего зрения оказались все — и унтер, и инженер с управляющим, и рабочие.

— Коллегия Государевой Магической Безопасности, — проворчал я, отбрасывая обломок. — Делопроизводитель Михаил Скуратов, провожу осмотр места происшествия. С кем имею честь?

— Старший унтер-офицер Бабашкин, — козырнул унтер. — А вы, ваше благородие, с позволения спросить, как сюда попали?

— Пришёл. Ногами, — съязвил я. — Вы были столь увлечены записью фантастического рассказа, что не обратили на меня ни малейшего внимания.

Управляющий при слове «фантастического» насупился.

— Вы ведь ищете малахириум, сударь? Не так ли?

— Вы чрезвычайно догадливы.

— Как только найдёте, извольте сразу же известить меня! Малахириум есть собственность Императорского завода.

— Ошибаетесь, сударь. Малахириум есть собственность государевой казны. У завода, равно как у любого другого государственного предприятия, он находился во временном пользовании. Если бы вы потрудились почитать договор о поставке, убедились бы в этом лично.

— Неважно! По этому договору малахириум — наша собственность, и я требую вернуть её нам.

— Малахириум был вашим до тех пор, пока вы не допустили халатность при его использовании, — отрезал я. — Теперь, согласно циркуляру, я обязан его изъять до выяснения обстоятельств происшествия. Господин городовой, прошу вас после составления протокола предоставить копию в наше ведомство.

— Непременно, ваше благородие. Будет сделано. Нынче же посыльного отправим.

Унтер, по возрасту годящийся мне в отцы, поклонился. Вот она, сила Государевой Коллегии! Саратовцев рассказывал, что полиция относится к нам с почтением, но я не предполагал, что с таким.

А управляющий побагровел от ярости. Однако спорить со мной не стал. Взял себя в руки, елейно улыбнулся и проговорил:

— Да что же вы, господин городовой, здесь-то дознание проводите? Извольте пожаловать ко мне в кабинет! Там и места достаточно, расположиться можно с комфортом, и сырости такой нету. Евгений Германович, дорогой, будьте любезны проводить.

— А разве мы здесь закончили? — удивился инженер.

— Разумеется, закончили! Что тут делать, небом сквозь стену любоваться? Там, к слову, и дождь собирается… Ступайте, мой дорогой, я к вам скоро присоединюсь.

Управляющий ворковал до тех пор, пока не спровадил всю честную компанию. После этого вернулся к обломкам машины и тем же елейным голосом проговорил:

— Прошу меня простить — я, кажется, не представился. Управляющий сим почтенным предприятием Лизюков Аверьян Макарович.